Драммонд Эллисон (1921 — 1943)
***
Давай жалеть не мертвецов, а Смерть.
Она придет — а мы уже ушли,
Ей с нами чаю, хересу не выпить;
Заставит старца на ковер блевать,
Не ведав сердца, что остановилось;
Столкнет приказчицу под грузовик,
Не ведав неразорванного тела;
Снарядом пушки летчика взорвет,
Но как смеется брат мой, не услышит.
Она нас видит лишь в унылый полдень,
Когда мы, перепутав полдороги
С началом нового пути, задремлем
Без снов иль с ними и проспим весь полдник.
Нет жизни в ней, весь труд ее — резня,
Мы — жаждем гурий, призраков боимся.
Дождись Безмыслия. Ведь для Нее
Веселья нет в предсмертных пароксизмах —
Лишь головы, что плюхнулись в корзину,
Мешки, удушье и сухая кровь.
Мы строим и гнием, переодевшись, —
Давай жалеть не мертвецов, а Смерть.
Drummond Allison
***
Come, let us pity not the dead but Death
For He can only come when we are leaving,
He cannot stay for tea or share our sherry.
He makes the old man vomit on the hearthrug
But never knew his heart before it failed him.
He shoves the shopgirl under the curt lorry
But could not watch her body undivided.
Swerving the cannon-shell to smash the airman
He had no time to hear my brother laughing.
He sees us when, a boring day bent double,
We take the breaking-point for new beginning
Prepared for dreamless sleep or dreams or waking
For breakfast but now sleep past denying.
He has no life, no exercise but cutting;
While we can hope a houri, fear a phantom.
Look forward to No Thoughts. For Him no dying
Nor any jolt to colour His drab action,
Only the plop of heads into the basket,
Only the bags of breath, the dried-up bleeding.
We, who can build and change our clothes and moulder,
Come, let us pity Death but not the dead.
***
Давай жалеть не мертвецов, а Смерть.
Она придет — а мы уже ушли,
Ей с нами чаю, хересу не выпить;
Заставит старца на ковер блевать,
Не ведав сердца, что остановилось;
Столкнет приказчицу под грузовик,
Не ведав неразорванного тела;
Снарядом пушки летчика взорвет,
Но как смеется брат мой, не услышит.
Она нас видит лишь в унылый полдень,
Когда мы, перепутав полдороги
С началом нового пути, задремлем
Без снов иль с ними и проспим весь полдник.
Нет жизни в ней, весь труд ее — резня,
Мы — жаждем гурий, призраков боимся.
Дождись Безмыслия. Ведь для Нее
Веселья нет в предсмертных пароксизмах —
Лишь головы, что плюхнулись в корзину,
Мешки, удушье и сухая кровь.
Мы строим и гнием, переодевшись, —
Давай жалеть не мертвецов, а Смерть.
Drummond Allison
***
Come, let us pity not the dead but Death
For He can only come when we are leaving,
He cannot stay for tea or share our sherry.
He makes the old man vomit on the hearthrug
But never knew his heart before it failed him.
He shoves the shopgirl under the curt lorry
But could not watch her body undivided.
Swerving the cannon-shell to smash the airman
He had no time to hear my brother laughing.
He sees us when, a boring day bent double,
We take the breaking-point for new beginning
Prepared for dreamless sleep or dreams or waking
For breakfast but now sleep past denying.
He has no life, no exercise but cutting;
While we can hope a houri, fear a phantom.
Look forward to No Thoughts. For Him no dying
Nor any jolt to colour His drab action,
Only the plop of heads into the basket,
Only the bags of breath, the dried-up bleeding.
We, who can build and change our clothes and moulder,
Come, let us pity Death but not the dead.
❤12🔥5
МАЛАТЕСТА, 1450 — 1944
chi vedrà più il sepolcro di Gemisto
che tanto savio fu, se pur fu greco?
Giù son gli archi e combusti i muri
del letto arcano della divina Ixotta
— E.P., C. LXXII
Да, из крутого вылеплен я теста;
Хоть знаю я, откуда слышал звон,
Не даст покою веку испокон
Ногам башка дурная, mala testa.
Всех превзошла богинь моя невеста,
В моей эмблеме землю топчет слон,
И я молюсь твоим, мудрец Плифон,
Мощам, в Морее не нашедшим места.
Хотя я с Богом разругался вдрызг,
Укроет именем святой Франциск
Божницу Сиджисмондо и Изотты,
Вместилище языческих гробниц,
Которые, наслав железных птиц,
Заморские разрушат идиоты.
chi vedrà più il sepolcro di Gemisto
che tanto savio fu, se pur fu greco?
Giù son gli archi e combusti i muri
del letto arcano della divina Ixotta
— E.P., C. LXXII
Да, из крутого вылеплен я теста;
Хоть знаю я, откуда слышал звон,
Не даст покою веку испокон
Ногам башка дурная, mala testa.
Всех превзошла богинь моя невеста,
В моей эмблеме землю топчет слон,
И я молюсь твоим, мудрец Плифон,
Мощам, в Морее не нашедшим места.
Хотя я с Богом разругался вдрызг,
Укроет именем святой Франциск
Божницу Сиджисмондо и Изотты,
Вместилище языческих гробниц,
Которые, наслав железных птиц,
Заморские разрушат идиоты.
👏14
Томас Лавелл Беддоус (1803 – 1849)
Крокодил
…Близ лилий Нила я видал:
Речной дракон разлегся темноцветный,
Была его кольчужная рубаха
Вся в жемчугах и рдяных альмандинах.
А на спине посапывал детеныш,
Не больше мышки, с бусинками глаз;
Лежал обломок пестрой скорлупы
На безобидной мордочке его.
Забавно было, как пытался он
Глотать проворных мух. В железной пасти
У дьявольского зверя, как душа
В утесах адских, белоснежный чибис
Парил изящно, розоватым клювом
Пиявок волосатых выдирая.
Thomas Lovell Beddoes (1803 – 1849)
A Crocodile
Hard by the lilied Nile I saw
A duskish river-dragon stretched along,
The brown habergeon of his limbs enamelled
With sanguine almandines and rainy pearl:
And on his back there lay a young one sleeping,
No bigger than a mouse; with eyes like beads,
And a small fragment of its speckled egg
Remaining on its harmless, pulpy snout;
A thing to laugh at, as it gaped to catch
The baulking merry flies. In the iron jaws
Of the great devil-beast, like a pale soul
Fluttering in rocky hell, lightsomely flew
A snowy trochilus, with roseate beak
Tearing the hairy leeches from his throat.
Крокодил
…Близ лилий Нила я видал:
Речной дракон разлегся темноцветный,
Была его кольчужная рубаха
Вся в жемчугах и рдяных альмандинах.
А на спине посапывал детеныш,
Не больше мышки, с бусинками глаз;
Лежал обломок пестрой скорлупы
На безобидной мордочке его.
Забавно было, как пытался он
Глотать проворных мух. В железной пасти
У дьявольского зверя, как душа
В утесах адских, белоснежный чибис
Парил изящно, розоватым клювом
Пиявок волосатых выдирая.
Thomas Lovell Beddoes (1803 – 1849)
A Crocodile
Hard by the lilied Nile I saw
A duskish river-dragon stretched along,
The brown habergeon of his limbs enamelled
With sanguine almandines and rainy pearl:
And on his back there lay a young one sleeping,
No bigger than a mouse; with eyes like beads,
And a small fragment of its speckled egg
Remaining on its harmless, pulpy snout;
A thing to laugh at, as it gaped to catch
The baulking merry flies. In the iron jaws
Of the great devil-beast, like a pale soul
Fluttering in rocky hell, lightsomely flew
A snowy trochilus, with roseate beak
Tearing the hairy leeches from his throat.
👍11🕊7❤2
не пропустите в это Вс — наша с https://news.1rj.ru/str/chornypro лекция о поэзии Первой мировой
👍2❤1🔥1
Forwarded from Русский Стиль (Светлана Чепрова /Фотон)
Делимся с вами ближайшими мероприятиями на нашей выставке «И увидел я новое небо и новую землю» в «Зарядье».
6 июня 18:00 – «Русская каллиграфия в 21 веке» – мастер-класс художника Дмитрия Севера
Уличный каллиграф, исследователь кириллической вязи и постоянный участник проекта «Русский Стиль» Дима Север проведет мастер-класс о современной русской каллиграфии и на практике распишет случайный предмет прямо на глазах у зрителей.
7 июня 18:00 – «Словографика. Герои русской военной истории» –интерактивная лекция иллюстратора Петра Скляра
Преемству героев русской военной истории посвящена новая лекция художника и популяризатора русской словесности Петра Скляра. Пётр расскажет об исторических и современных личностях и событиях, которые легли в основу его последней книги «Словографика ZOV».
8 июня 18:00 – «Солнце духа: Первая Мировая Война в поэзии разных народов» – лекция и поэтический вечер Артёма Серебренникова
и Антона Чёрного
Первая Мировая война, она же Вторая Отечественная в России, не только одна из самых тяжелых войн в мировой истории, но и, пожалуй, наиболее богатая на великих литераторов, вышедших из нее. Авторы поэтического сборника «Поэты Первой Мировой» переводчики Артём Серебренников и Антон Чёрный расскажут о феномене ПМВ в истории русской и зарубежной поэзии.
Увидимся с вами в Медиацентре парка «Зарядье»!
Адрес: Москва, ул.Варварка, дом 6, стр.1
Вход свободный
Афиши: Ольга Шумова
6 июня 18:00 – «Русская каллиграфия в 21 веке» – мастер-класс художника Дмитрия Севера
Уличный каллиграф, исследователь кириллической вязи и постоянный участник проекта «Русский Стиль» Дима Север проведет мастер-класс о современной русской каллиграфии и на практике распишет случайный предмет прямо на глазах у зрителей.
7 июня 18:00 – «Словографика. Герои русской военной истории» –интерактивная лекция иллюстратора Петра Скляра
Преемству героев русской военной истории посвящена новая лекция художника и популяризатора русской словесности Петра Скляра. Пётр расскажет об исторических и современных личностях и событиях, которые легли в основу его последней книги «Словографика ZOV».
8 июня 18:00 – «Солнце духа: Первая Мировая Война в поэзии разных народов» – лекция и поэтический вечер Артёма Серебренникова
и Антона Чёрного
Первая Мировая война, она же Вторая Отечественная в России, не только одна из самых тяжелых войн в мировой истории, но и, пожалуй, наиболее богатая на великих литераторов, вышедших из нее. Авторы поэтического сборника «Поэты Первой Мировой» переводчики Артём Серебренников и Антон Чёрный расскажут о феномене ПМВ в истории русской и зарубежной поэзии.
Увидимся с вами в Медиацентре парка «Зарядье»!
Адрес: Москва, ул.Варварка, дом 6, стр.1
Вход свободный
Афиши: Ольга Шумова
🔥5👍4❤2🤡1
Герберт Асквит (1881 – 1947)
Herbert Asquith
Доброволец
Покоится здесь клерк, который в мире
Полжизни прожил, заполняв гроссбух,
Уже он думал испустить свой дух,
Копья не преломляя на турнире,
Но средь цифири виделись глазам
Поднявшие орлов легионеры,
И рыцари под сенью орифламм
Неслись на честный бой сквозь сумрак серый.
И наконец он сделал явью сон,
В чертог зари попал, блуждав во мраке, –
Смеясь, он преломил копье в атаке,
И в этот час и жил, и умер он.
Ему подобный радостен итог,
Наград не жаждет он, не смотрит хмуро –
Тому не нужно погребальных дрог,
Кто встанет в строй с бойцами Азенкура.
Volunteer
Here lies a clerk who half his life had spent
Toiling at ledgers in a city grey,
Thinking that so his days would drift away
With no lance broken in life's tournament:
Yet ever 'twixt the books and his bright eyes
The gleaming eagles of the legions came,
And horsemen, charging under phantom skies,
Went thundering past beneath the oriflamme.
And now those waiting dreams are satisfied;
From twilight to the halls of dawn he went;
His lance is broken; but he lies content
With that high hour, in which he lived and died.
And falling thus he wants no recompense,
Who found his battle in the last resort;
Nor needs he any hearse to bear him hence,
Who goes to join the men of Agincourt.
Herbert Asquith
Доброволец
Покоится здесь клерк, который в мире
Полжизни прожил, заполняв гроссбух,
Уже он думал испустить свой дух,
Копья не преломляя на турнире,
Но средь цифири виделись глазам
Поднявшие орлов легионеры,
И рыцари под сенью орифламм
Неслись на честный бой сквозь сумрак серый.
И наконец он сделал явью сон,
В чертог зари попал, блуждав во мраке, –
Смеясь, он преломил копье в атаке,
И в этот час и жил, и умер он.
Ему подобный радостен итог,
Наград не жаждет он, не смотрит хмуро –
Тому не нужно погребальных дрог,
Кто встанет в строй с бойцами Азенкура.
Volunteer
Here lies a clerk who half his life had spent
Toiling at ledgers in a city grey,
Thinking that so his days would drift away
With no lance broken in life's tournament:
Yet ever 'twixt the books and his bright eyes
The gleaming eagles of the legions came,
And horsemen, charging under phantom skies,
Went thundering past beneath the oriflamme.
And now those waiting dreams are satisfied;
From twilight to the halls of dawn he went;
His lance is broken; but he lies content
With that high hour, in which he lived and died.
And falling thus he wants no recompense,
Who found his battle in the last resort;
Nor needs he any hearse to bear him hence,
Who goes to join the men of Agincourt.
👏16❤6
Уилфред Оуэн (1893 - 1918)
Wilfred Owen
1914
Пришла война. Пора Зимы грядет,
И мы – в мертвящем мраке посредине.
Тот мерзкий вихрь, что начался в Берлине,
По всей Европе яростно метет
И паруса прогресса в клочья рвет.
Поэзия скорбит. Любви нет ныне.
Скудеют мысль и чувство, и в пустыне
Зерном осенним род людской гниет.
Весна в Элладе юной отцвела,
И Лето просияло славой Рима,
Торжественно прошла и Осень мимо,
Плодами изобилья тяжела,
И вот – Зима. Чтоб видеть всход Весны,
Посев мы кровью оросить должны.
1914
War broke: and now the Winter of the world
With perishing great darkness closes in.
The foul tornado, centred at Berlin,
Is over all the width of Europe whirled,
Rending the sails of progress. Rent or furled
Are all Art's ensigns. Verse wails. Now begin
Famines of thought and feeling. Love's wine's thin.
The grain of human Autumn rots, down-hurled.
For after Spring had bloomed in early Greece,
And Summer blazed her glory out with Rome,
An Autumn softly fell, a harvest home,
A slow grand age, and rich with all increase.
But now, for us, wild Winter, and the need
Of sowings for new Spring, and blood for seed.
Wilfred Owen
1914
Пришла война. Пора Зимы грядет,
И мы – в мертвящем мраке посредине.
Тот мерзкий вихрь, что начался в Берлине,
По всей Европе яростно метет
И паруса прогресса в клочья рвет.
Поэзия скорбит. Любви нет ныне.
Скудеют мысль и чувство, и в пустыне
Зерном осенним род людской гниет.
Весна в Элладе юной отцвела,
И Лето просияло славой Рима,
Торжественно прошла и Осень мимо,
Плодами изобилья тяжела,
И вот – Зима. Чтоб видеть всход Весны,
Посев мы кровью оросить должны.
1914
War broke: and now the Winter of the world
With perishing great darkness closes in.
The foul tornado, centred at Berlin,
Is over all the width of Europe whirled,
Rending the sails of progress. Rent or furled
Are all Art's ensigns. Verse wails. Now begin
Famines of thought and feeling. Love's wine's thin.
The grain of human Autumn rots, down-hurled.
For after Spring had bloomed in early Greece,
And Summer blazed her glory out with Rome,
An Autumn softly fell, a harvest home,
A slow grand age, and rich with all increase.
But now, for us, wild Winter, and the need
Of sowings for new Spring, and blood for seed.
❤🔥12🙏6🔥4
Forwarded from Русский Стиль (Чепрова Светлана / Фотон)
Солнце духа благостно и грозно
Разлилось по нашим небесам...
Чувствую, что скоро осень будет,
Солнечные кончатся труды,
И от древа духа снимут люди
Золотые, зрелые плоды.
Н.С. Гумилев, 1915 г.
Делимся с вами фото потрясающего творческого вечера Артёма Серебренникова и Антона Чёрного, посвященного поэзии Первой Мировой Войны, прошедшего на нашей выставке в «Зарядье».
Лекторы — переводчики европейской поэзии и прозы, авторы нашумевшего двухтомного поэтического сборника «Поэты Первой Мировой».
Благодарим всех, кто был с нами!
Выставка проекта «Русский стиль» «И увидел я новое небо и новую землю» идёт в Медиацентре парка «Зарядье» до 30 июня.
Фото: Андрей Горчаков
Разлилось по нашим небесам...
Чувствую, что скоро осень будет,
Солнечные кончатся труды,
И от древа духа снимут люди
Золотые, зрелые плоды.
Н.С. Гумилев, 1915 г.
Делимся с вами фото потрясающего творческого вечера Артёма Серебренникова и Антона Чёрного, посвященного поэзии Первой Мировой Войны, прошедшего на нашей выставке в «Зарядье».
Лекторы — переводчики европейской поэзии и прозы, авторы нашумевшего двухтомного поэтического сборника «Поэты Первой Мировой».
Благодарим всех, кто был с нами!
Выставка проекта «Русский стиль» «И увидел я новое небо и новую землю» идёт в Медиацентре парка «Зарядье» до 30 июня.
Фото: Андрей Горчаков
❤13🔥3👏3👍1🥰1
Гийом дю Бартас (1544 – 1590)
Guillaume du Bartas
К Пиренеям
Француз, остановись! Природа загражденье
Проходу твоему воздвигла из камней;
Рекой рассечено на несколько частей,
Оно среди равнин не обретет сравненья.
Не горные хребты твое охватит зренье:
То грозный великан, сторукий Бриарей,
Несущий свой дозор у каменных дверей,
Испанцев с галлами храня от столкновенья.
Руками тянется к двум царствам сей гигант,
Чело под небеса подставил сей Атлант,
Стопы свои простер он к двум морским громадам.
Покров волос его – лесистая гряда,
Что ни скала, то кость; с вершины водопадом
Стекает вечный пот тяжелого труда.
Français, arrête-toi, ne passe la campagne
Que Nature mura de rochers d'un côté,
Que l'Auriège entrefend d'un cours précipité,
Campagne qui n'a point en beauté de compagne.
Passant, ce que tu vois n'est pas une montagne :
C'est un grand Briarée, un géant haut monté
Qui garde ce passage, et défend, indompté,
De l'Espagne la France, et de la France l'Espagne.
Il tend à l'une l'un à l'autre l'autre bras,
Il porte sur son chef l'antique faix d'Atlas,
Dans deux contraires mers il pose ses deux plantes.
Les épaisses forêts sont ses cheveux épais ;
Les rochers sont ses os ; les rivières bruyantes,
L'éternelle sueur que lui cause un tel faix.
Guillaume du Bartas
К Пиренеям
Француз, остановись! Природа загражденье
Проходу твоему воздвигла из камней;
Рекой рассечено на несколько частей,
Оно среди равнин не обретет сравненья.
Не горные хребты твое охватит зренье:
То грозный великан, сторукий Бриарей,
Несущий свой дозор у каменных дверей,
Испанцев с галлами храня от столкновенья.
Руками тянется к двум царствам сей гигант,
Чело под небеса подставил сей Атлант,
Стопы свои простер он к двум морским громадам.
Покров волос его – лесистая гряда,
Что ни скала, то кость; с вершины водопадом
Стекает вечный пот тяжелого труда.
Français, arrête-toi, ne passe la campagne
Que Nature mura de rochers d'un côté,
Que l'Auriège entrefend d'un cours précipité,
Campagne qui n'a point en beauté de compagne.
Passant, ce que tu vois n'est pas une montagne :
C'est un grand Briarée, un géant haut monté
Qui garde ce passage, et défend, indompté,
De l'Espagne la France, et de la France l'Espagne.
Il tend à l'une l'un à l'autre l'autre bras,
Il porte sur son chef l'antique faix d'Atlas,
Dans deux contraires mers il pose ses deux plantes.
Les épaisses forêts sont ses cheveux épais ;
Les rochers sont ses os ; les rivières bruyantes,
L'éternelle sueur que lui cause un tel faix.
🔥10❤4
КАМЕНЩИК, 1250
Им древние открыты тайны,
Как строить каменные храмы.
Гумилев
Сугерий, Дионисия аббат,
Призвал нас к жизни духа среди мира,
И тайны циркуля и нивелира
В собранье равных брату шепчет брат.
Столетья за столетьями летят,
Все те же крики, «майна» или «вира»,
Бетона тайна, и секрет шарнира,
И круг вселенной, вписанный в квадрат...
Тяжел и страшен взор бывает Отчий,
Но Сына взор милей, чем всякий прочий,
И всюду веет Дух, как вольный ветр,
И я, смиренный, но упорный зодчий,
Витражные церквам открою очи,
Как нам велит Верховный Геометр.
Им древние открыты тайны,
Как строить каменные храмы.
Гумилев
Сугерий, Дионисия аббат,
Призвал нас к жизни духа среди мира,
И тайны циркуля и нивелира
В собранье равных брату шепчет брат.
Столетья за столетьями летят,
Все те же крики, «майна» или «вира»,
Бетона тайна, и секрет шарнира,
И круг вселенной, вписанный в квадрат...
Тяжел и страшен взор бывает Отчий,
Но Сына взор милей, чем всякий прочий,
И всюду веет Дух, как вольный ветр,
И я, смиренный, но упорный зодчий,
Витражные церквам открою очи,
Как нам велит Верховный Геометр.
🔥19🏆7❤6❤🔥2
Луис де Гонгора (1561 – 1627)
Luis de Góngora
По старческим немощам чувствует приближение кончины, о которой всякое воздыхание католика
На западе годов, на этом, Лиций,
Пифагорейском промежутке лет
За ложным шагом – лишь паденье вслед,
Вслед за паденьем – в бездне очутиться.
Слабеет шаг? Открой ума зеницы.
Уже земной шатается хребет;
Какой же прахом найденный ответ
Не даст распасться зданью на частицы?
Не просто змеи сбрасывают кожи,
Но с кожами свой век с себя снимают,
А люди – нет. Слеп человечий путь!
О, сколь блажен, кто тяжкий груз на ложе
Из камня сбросив, легкий воздымает,
Чтоб высшему сапфиру вновь вернуть!
Infiere, de los achaques de la vejez, cercano el fin a que católico se alienta
En este occidental, en este, oh Licio,
climatérico lustro de tu vida
todo mal afirmado pie es caída,
toda fácil caída es precipicio.
¿Caduca el paso? Ilústrese el juicio.
Desatándose va la tierra unida;
¿qué prudencia del polvo prevenida
la ruina aguardó del edificio?
La piel no sólo sierpe venenosa,
mas con la piel los años se desnuda,
y el hombre no. ¡Ciego discurso humano!
¡Oh aquél dichoso que, la ponderosa
porción depuesta en una piedra muda,
la leve da al zafiro soberano!
Luis de Góngora
По старческим немощам чувствует приближение кончины, о которой всякое воздыхание католика
На западе годов, на этом, Лиций,
Пифагорейском промежутке лет
За ложным шагом – лишь паденье вслед,
Вслед за паденьем – в бездне очутиться.
Слабеет шаг? Открой ума зеницы.
Уже земной шатается хребет;
Какой же прахом найденный ответ
Не даст распасться зданью на частицы?
Не просто змеи сбрасывают кожи,
Но с кожами свой век с себя снимают,
А люди – нет. Слеп человечий путь!
О, сколь блажен, кто тяжкий груз на ложе
Из камня сбросив, легкий воздымает,
Чтоб высшему сапфиру вновь вернуть!
Infiere, de los achaques de la vejez, cercano el fin a que católico se alienta
En este occidental, en este, oh Licio,
climatérico lustro de tu vida
todo mal afirmado pie es caída,
toda fácil caída es precipicio.
¿Caduca el paso? Ilústrese el juicio.
Desatándose va la tierra unida;
¿qué prudencia del polvo prevenida
la ruina aguardó del edificio?
La piel no sólo sierpe venenosa,
mas con la piel los años se desnuda,
y el hombre no. ¡Ciego discurso humano!
¡Oh aquél dichoso que, la ponderosa
porción depuesta en una piedra muda,
la leve da al zafiro soberano!
❤🔥12❤3👍3👏1
Антонен Арто (1896 — 1948)
Antonin Artaud
Черный поэт
Черный поэт, девичья грудь
тебя терзает,
поэт злобивый, жизнь кипит,
пылает город,
и небо растворяется в дожде,
твое перо скребет о сердце жизни.
Леса, леса, глаза кишат,
растут орешками кедровыми,
поэты с вихрями-вихрами
седлают лошадей и псов.
Гнев глаз, вращенье языков,
стекают в ноздри небеса,
питают синим молоком;
подвешен я у ваших уст,
женщины уксусных сердец.
Poète noir
Poète noir, un sein de pucelle
te hante,
poète aigri, la vie bout
et la ville brûle,
et le ciel se résorbe en pluie,
ta plume gratte au coeur de la vie.
Forêt, forêt, des yeux fourmillent
sur les pignons multipliés ;
cheveux d’orage, les poètes
enfourchent des chevaux, des chiens.
Les yeux ragent, les langues tournent
le ciel afflue dans les narines
comme un lait nourricier et bleu ;
je suis suspendu à vos bouches
femmes, coeurs de vinaigre durs.
Antonin Artaud
Черный поэт
Черный поэт, девичья грудь
тебя терзает,
поэт злобивый, жизнь кипит,
пылает город,
и небо растворяется в дожде,
твое перо скребет о сердце жизни.
Леса, леса, глаза кишат,
растут орешками кедровыми,
поэты с вихрями-вихрами
седлают лошадей и псов.
Гнев глаз, вращенье языков,
стекают в ноздри небеса,
питают синим молоком;
подвешен я у ваших уст,
женщины уксусных сердец.
Poète noir
Poète noir, un sein de pucelle
te hante,
poète aigri, la vie bout
et la ville brûle,
et le ciel se résorbe en pluie,
ta plume gratte au coeur de la vie.
Forêt, forêt, des yeux fourmillent
sur les pignons multipliés ;
cheveux d’orage, les poètes
enfourchent des chevaux, des chiens.
Les yeux ragent, les langues tournent
le ciel afflue dans les narines
comme un lait nourricier et bleu ;
je suis suspendu à vos bouches
femmes, coeurs de vinaigre durs.
❤12😐4👏1
Антуан де Сент-Аман (1594 - 1661)
Antoine de Saint-Amant
Кудряв, дороден я - прямой немецкий граф,
Мой нежен взор, свежо лицо и алы губы,
Ты душкою зовешь, красавчиком, голу’бой,
Меня любимейшим любовником признав.
Ты думаешь - мол, я изыскан, ловок, брав,
И все слова мои тебе настолько любы,
Что страсть твоя ко мне огнем горит сугубо;
Клянешься в верности, навек меня избрав.
Ты хочешь мне найти точнейшее прозванье,
И я твое готов принять титулованье,
Когда мне говоришь: "Ты - зеркало для шлюх".
Мне этот чин принять, поверь, всегда хотелось,
Ты правду говоришь - и впрямь таков мой дух:
Ведь в это зеркало ты столько раз гляделась.
Me voyant plus frisé qu'un gros comte allemand,
Le teint frais, les yeux doux, et la bouche vermeille,
Tu m'appelles ton cœur, ton âme, ta merveille,
Et me veux recevoir pour ton plus cher amant.
Tu trouves mon maintien si grave et si charmant,
Tu sens à mes discours un tel goût en l'oreille,
Que tu me veux aimer d'une ardeur non pareille,
Où désormais ta foi sera de diamant.
Pour me donner un nom qui me soit convenable,
Cloris, ton jugement est plus que
raisonnable
Quand tu viens m'appeler un miroir à putains.
Je n'en refuse point le titre ni l'usage :
Il est vrai, je le suis, tes propos sont certains,
Car tu t'es bien souvent mirée en mon visage.
Antoine de Saint-Amant
Кудряв, дороден я - прямой немецкий граф,
Мой нежен взор, свежо лицо и алы губы,
Ты душкою зовешь, красавчиком, голу’бой,
Меня любимейшим любовником признав.
Ты думаешь - мол, я изыскан, ловок, брав,
И все слова мои тебе настолько любы,
Что страсть твоя ко мне огнем горит сугубо;
Клянешься в верности, навек меня избрав.
Ты хочешь мне найти точнейшее прозванье,
И я твое готов принять титулованье,
Когда мне говоришь: "Ты - зеркало для шлюх".
Мне этот чин принять, поверь, всегда хотелось,
Ты правду говоришь - и впрямь таков мой дух:
Ведь в это зеркало ты столько раз гляделась.
Me voyant plus frisé qu'un gros comte allemand,
Le teint frais, les yeux doux, et la bouche vermeille,
Tu m'appelles ton cœur, ton âme, ta merveille,
Et me veux recevoir pour ton plus cher amant.
Tu trouves mon maintien si grave et si charmant,
Tu sens à mes discours un tel goût en l'oreille,
Que tu me veux aimer d'une ardeur non pareille,
Où désormais ta foi sera de diamant.
Pour me donner un nom qui me soit convenable,
Cloris, ton jugement est plus que
raisonnable
Quand tu viens m'appeler un miroir à putains.
Je n'en refuse point le titre ni l'usage :
Il est vrai, je le suis, tes propos sont certains,
Car tu t'es bien souvent mirée en mon visage.
😁9❤🔥4👍2👏2❤1
Пьер Гронье (ок. 1490 – ок. 1540)
Pierre Grognet
Похвала славному граду парижскому
Я достославный град, Париж мне имя,
Возвысил Бог меня над остальными.
Располагаюсь я среди хлебов,
Лесов, полей, равнин, густых садов;
В моих пределах протекает Сена,
Чьи воды чистотою несравненны.
Парламент мой устраивает пренья,
Выносит справедливые решенья:
Мошенник, похититель или вор –
Все обретут суровый приговор.
Тюрьма всех ожидает, кто преступен,
Но им и к исправленью путь доступен.
Товары мне прислали все края;
Прочна могучая стена моя;
Высоких башен, храмов Божьих шпили
Великолепье града укрепили;
Сверши в парижской церкви покаянье –
Тебе простится грешное деянье.
В Париже знанью всякому приют;
Искусства и науки здесь цветут.
Париж есть рай земной; давно известно –
Его прекрасней только рай небесный.
Blason de la noble ville et cité de Paris
Je suis Paris, cité de renommée,
Rien ne me fault ; de Dieu suis gouvernée
Auprès des blés suis, et près des prairies,
De beaux jardins, bois et forêts fleuries ;
Dessous y a la rivière de Seine,
Laquelle on tient à un chacun bien saine.
Outre, visez le noble Parlement,
Où l'on peut voir faire bon jugement ;
De nuit le guet punit les malfaiteurs,
Met en prison ceux qui sont leurs fauteurs ;
Des criminels verrez punition,
Et d'un chacun on fait correction.
Biens temporels viennent de toutes parts,
Et les beaux murs sont garnis de remparts ;
Outre voyez les tours et grands églises
Qui sont bâtis par somptueuses guises ;
Sachez pour vrai que l'on fait pénitence,
Compassion par moult grand excellence ;
Dedans Paris avec toute science,
Toutes vertus avecque sapience,
Finalement, c'est paradis terrestre,
Ne reste plus que paradis céleste.
Pierre Grognet
Похвала славному граду парижскому
Я достославный град, Париж мне имя,
Возвысил Бог меня над остальными.
Располагаюсь я среди хлебов,
Лесов, полей, равнин, густых садов;
В моих пределах протекает Сена,
Чьи воды чистотою несравненны.
Парламент мой устраивает пренья,
Выносит справедливые решенья:
Мошенник, похититель или вор –
Все обретут суровый приговор.
Тюрьма всех ожидает, кто преступен,
Но им и к исправленью путь доступен.
Товары мне прислали все края;
Прочна могучая стена моя;
Высоких башен, храмов Божьих шпили
Великолепье града укрепили;
Сверши в парижской церкви покаянье –
Тебе простится грешное деянье.
В Париже знанью всякому приют;
Искусства и науки здесь цветут.
Париж есть рай земной; давно известно –
Его прекрасней только рай небесный.
Blason de la noble ville et cité de Paris
Je suis Paris, cité de renommée,
Rien ne me fault ; de Dieu suis gouvernée
Auprès des blés suis, et près des prairies,
De beaux jardins, bois et forêts fleuries ;
Dessous y a la rivière de Seine,
Laquelle on tient à un chacun bien saine.
Outre, visez le noble Parlement,
Où l'on peut voir faire bon jugement ;
De nuit le guet punit les malfaiteurs,
Met en prison ceux qui sont leurs fauteurs ;
Des criminels verrez punition,
Et d'un chacun on fait correction.
Biens temporels viennent de toutes parts,
Et les beaux murs sont garnis de remparts ;
Outre voyez les tours et grands églises
Qui sont bâtis par somptueuses guises ;
Sachez pour vrai que l'on fait pénitence,
Compassion par moult grand excellence ;
Dedans Paris avec toute science,
Toutes vertus avecque sapience,
Finalement, c'est paradis terrestre,
Ne reste plus que paradis céleste.
❤10👏3❤🔥2