Forwarded from ЦСИ «Заря» / Zarya CCA Officially
В ближайшие 2 недели будем обсуждать, как идеи Жиля Делеза о «новом барокко» могут применяться для понимания современной культуры и искусства, в том числе создаваемого нейросетями. Спикер — философ, эссеист и переводчик Евгений Блинов. Вход на лекции свободный.
🔴 30 НОЯБРЯ / 18:00 / ДЕЛЕЗ И «НОВОЕ БАРОККО» / ЛЕКЦИЯ
Делез в своей последней крупной работе «Лейбниц и барокко» выступает не только как философ, но и как важный теоретик искусства, развивающий уникальное понимание барокко. Проводя параллель между вкладом Лейбница в философию и вкладом барокко в историю искусства, Делез выделяет шесть признаков барокко как «метода». Это позволяет нам вернуться к старой дискуссии: отделял ли Делез философию как работу с «концептами» от методов искусства? И если да, то в чем специфика философского барокко и его отличие от барокко в живописи и архитектуре?
Это в свою очередь, позволит ответить на вопрос, должно ли «концептуальное искусство» быть философским в традиционном смысле слова. Делезовский анализ барокко нередко рассматривается как некая завуалированная попытка проанализировать тенденции в искусстве второй половины XX века, в отличие от его анализа работ Френсиса Бэкона, где он обращается к этой теме напрямую. В этом смысле «новое барокко» может рассматриваться как своего рода альтернатива термину «постмодернизм», которым Делез никогда не пользовался.
🔴 6 ДЕКАБРЯ / 19:00 / ДЕЛЕЗ, НОВИЗНА КОНЦЕПТОВ И НЕЙРОГЕНЕРАТИВНОЕ «ТВОРЧЕСТВО» / ЛЕКЦИЯ
Что означает создать нечто новое? Делез утверждал, что в философии новизна всегда связана с созданием нового концепта, при этом каждый концепт «подписан» определенным именем. Для иллюстрации работы концептов он часто обращался к произведениям искусства: литература, кино и живопись для него всегда существовали в одном проблемном поле с философией. Новые формы искусства по-своему отвечали на «проблемы», философским решением которых были концепты.
Одной из наиболее обсуждаемых сегодня проблем становится создание определенных «произведений» при помощи нейрогенерации. Предлагаются различные критерии «новизны», основанные на анализах алгоритмов, работающих на основе дедукции, статистической индукции или, потенциально, того, что Ч.С. Пирс называл «абдукцией». В основе этих вопросов лежит проблема возможности создать нечто «новое» или способность искусственного интеллекта к творчеству. Делезианская перспектива поможет нам проблематизировать философские критерии «новизны», при помощи которых в будущем мы сможем дать на нее ответ.
🟥 Спикер:
Евгений Блинов (1979 г.р.) — кандидат философских наук, получил степень PhD в Университете Тулузы (Франция). Профессор ТюмГУ, SAS (Школа перспективных исследований). Переводчик с французского и английского языков. Автор более 50 научных статей по западноевропейской философии XVIII века, сравнительной антропологии и современной французской философии.
Изображение: Якопо Тинторетто, «Страшный суд», фрагмент картины.
Делез в своей последней крупной работе «Лейбниц и барокко» выступает не только как философ, но и как важный теоретик искусства, развивающий уникальное понимание барокко. Проводя параллель между вкладом Лейбница в философию и вкладом барокко в историю искусства, Делез выделяет шесть признаков барокко как «метода». Это позволяет нам вернуться к старой дискуссии: отделял ли Делез философию как работу с «концептами» от методов искусства? И если да, то в чем специфика философского барокко и его отличие от барокко в живописи и архитектуре?
Это в свою очередь, позволит ответить на вопрос, должно ли «концептуальное искусство» быть философским в традиционном смысле слова. Делезовский анализ барокко нередко рассматривается как некая завуалированная попытка проанализировать тенденции в искусстве второй половины XX века, в отличие от его анализа работ Френсиса Бэкона, где он обращается к этой теме напрямую. В этом смысле «новое барокко» может рассматриваться как своего рода альтернатива термину «постмодернизм», которым Делез никогда не пользовался.
Что означает создать нечто новое? Делез утверждал, что в философии новизна всегда связана с созданием нового концепта, при этом каждый концепт «подписан» определенным именем. Для иллюстрации работы концептов он часто обращался к произведениям искусства: литература, кино и живопись для него всегда существовали в одном проблемном поле с философией. Новые формы искусства по-своему отвечали на «проблемы», философским решением которых были концепты.
Одной из наиболее обсуждаемых сегодня проблем становится создание определенных «произведений» при помощи нейрогенерации. Предлагаются различные критерии «новизны», основанные на анализах алгоритмов, работающих на основе дедукции, статистической индукции или, потенциально, того, что Ч.С. Пирс называл «абдукцией». В основе этих вопросов лежит проблема возможности создать нечто «новое» или способность искусственного интеллекта к творчеству. Делезианская перспектива поможет нам проблематизировать философские критерии «новизны», при помощи которых в будущем мы сможем дать на нее ответ.
Евгений Блинов (1979 г.р.) — кандидат философских наук, получил степень PhD в Университете Тулузы (Франция). Профессор ТюмГУ, SAS (Школа перспективных исследований). Переводчик с французского и английского языков. Автор более 50 научных статей по западноевропейской философии XVIII века, сравнительной антропологии и современной французской философии.
Изображение: Якопо Тинторетто, «Страшный суд», фрагмент картины.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
❤6👍1
Жиля Греле стоило бы назвать Одиссеем нашего времени. Уже 10 лет как он оставил пост профессора философии, распрощался с землёй и переехал на свою лодку под названием «Теорема». Вот только ищет он не Итаку, а благодать. Его ресурсы: одиночество, молчание и информационный детокс. Что же испытывает человек, так радикально переосмысливший свои будни?
«Скука есть не что иное, как облик, в который облачается меланхолия, когда человек, очищаясь от себя самого, выталкивает меланхолию вовне от себя, во внешность мира. Размещая свою сущностную пустоту вдали, и если не объективируя, то, по крайней мере, десубъективируя ее, человек полагает, будто сумеет свести с ней счеты ажитацией, проектами и прочими светскими трудами и деяниями.
Если люди столь охотно соглашаются на работу, то в конечном счете делают это из-за страха перед скукой — океаническим чувством, которое испытывают те, кто не хочет ничего знать о меланхолии».
Сам Греле называет свою «Теорию одиночного мореплавателя» опытом антифилософии. По сути книгу можно охарактеризовать как философский автофикшн – весомый биографический компонент здесь соседствует с размышлениями о месте человека в современном мире, пронзительными поэтическими метафорами и умеренным количеством терминов.
Жиль Греле. Теория одиночного мореплавателя
665 ₽
«Скука есть не что иное, как облик, в который облачается меланхолия, когда человек, очищаясь от себя самого, выталкивает меланхолию вовне от себя, во внешность мира. Размещая свою сущностную пустоту вдали, и если не объективируя, то, по крайней мере, десубъективируя ее, человек полагает, будто сумеет свести с ней счеты ажитацией, проектами и прочими светскими трудами и деяниями.
Если люди столь охотно соглашаются на работу, то в конечном счете делают это из-за страха перед скукой — океаническим чувством, которое испытывают те, кто не хочет ничего знать о меланхолии».
Сам Греле называет свою «Теорию одиночного мореплавателя» опытом антифилософии. По сути книгу можно охарактеризовать как философский автофикшн – весомый биографический компонент здесь соседствует с размышлениями о месте человека в современном мире, пронзительными поэтическими метафорами и умеренным количеством терминов.
Жиль Греле. Теория одиночного мореплавателя
665 ₽
❤8🔥3
В среду, 3 декабря, поговорим о death studies вместе с нашей коллегой Анастасией Нестеровой.
С размышления о смерти начинается сама философия. Нет ничего более естественного, более гарантированного каждому из нас. Однако, долгое время тема смерти была вытеснена из общего дискурса, и только в ХХ веке отношение к ней изменилось кардинально: она получила собственную дисциплину — Death Studies.
Теперь мы учимся говорить о смерти по новому, с точки зрения медицины, биоэтики, философии, культурологии, истории. Что, если смерть — дар, придающий ценность и этическое измерение?
На лекции поговорим о том, что привело к возникновению Death Studies как дисциплины; как Филипп Арьес изменил дискурс о смерти, а Жак Деррида предложил новый подход к самому феномену; что такое «Кафе смерти» и зачем оно нужно; и почему все, что касается смерти, на самом деле — о жизни?
Встречаемся 3 декабря в 19:00.
Вход свободный!
С размышления о смерти начинается сама философия. Нет ничего более естественного, более гарантированного каждому из нас. Однако, долгое время тема смерти была вытеснена из общего дискурса, и только в ХХ веке отношение к ней изменилось кардинально: она получила собственную дисциплину — Death Studies.
Теперь мы учимся говорить о смерти по новому, с точки зрения медицины, биоэтики, философии, культурологии, истории. Что, если смерть — дар, придающий ценность и этическое измерение?
На лекции поговорим о том, что привело к возникновению Death Studies как дисциплины; как Филипп Арьес изменил дискурс о смерти, а Жак Деррида предложил новый подход к самому феномену; что такое «Кафе смерти» и зачем оно нужно; и почему все, что касается смерти, на самом деле — о жизни?
Встречаемся 3 декабря в 19:00.
Вход свободный!
❤24
В четверг, 4 декабря, приглашаем на открытую дискуссию по книге Юка Хуэя «Пост-Европа». Вместе с Евгением Блиновым, Валентином Матвеенко и Сергеем Фецовым обсудим ключевые темы из книги гонконгского философа.
В центре дискуссии — кризис европейского разума в эпоху глобальной техники и поиск новых путей мышления за пределами западного модерна. Как техника, рожденная европейским разумом, привела к его же кризису и ощущению «потери дома» в глобальном мире? К кому обращен призыв автора изменить мышление и создать условия для его индивидуации?
Поговорим о «Пост-Европе» 4 декабря в 19:00.
Вход свободный!
В центре дискуссии — кризис европейского разума в эпоху глобальной техники и поиск новых путей мышления за пределами западного модерна. Как техника, рожденная европейским разумом, привела к его же кризису и ощущению «потери дома» в глобальном мире? К кому обращен призыв автора изменить мышление и создать условия для его индивидуации?
Поговорим о «Пост-Европе» 4 декабря в 19:00.
Вход свободный!
🔥9
К завтрашней лекции о death studies рассказываем о книге «Погребальные обряды и культ предков».
Опыт определения смерти в погребальных обрядах — отправная точка всей человеческой культуры. В разные времена разные культуры определяли свои границы, свой дискус, свое отношение к смерти. Далеко не всегда это было связано с религиозностью: осуществляя раскопки, археологи находили захоронения — тела помещали туда задолго до становления известных ныне религий.
Люди сжигали тела своих близких, провожали их в последний путь богатыми пиршествами, клали украшения в могилы. Но в чем подлинный смысл этих обрядов? И что они могут поведать о нас самих — о человеке в целом?
Книга Владимира Петрухина — это глубокий рассказ о сотне обрядов, связанных со смертью и мертвецами. Разнообразные ритуалы, поиски бессмертия, фольклор и мифы от древних людей до наших дней. Увлекательное исследование, показывающее, что, в сущности, все мы одинаковые. И когда дело касается смерти — наше мышление срабатывает схожим образом.
Владимир Петрухин. Погребальные обряды и культ предков. От завета Одина и некромантии до упырей и похорон Ярилы
1295 ₽
Опыт определения смерти в погребальных обрядах — отправная точка всей человеческой культуры. В разные времена разные культуры определяли свои границы, свой дискус, свое отношение к смерти. Далеко не всегда это было связано с религиозностью: осуществляя раскопки, археологи находили захоронения — тела помещали туда задолго до становления известных ныне религий.
Люди сжигали тела своих близких, провожали их в последний путь богатыми пиршествами, клали украшения в могилы. Но в чем подлинный смысл этих обрядов? И что они могут поведать о нас самих — о человеке в целом?
Книга Владимира Петрухина — это глубокий рассказ о сотне обрядов, связанных со смертью и мертвецами. Разнообразные ритуалы, поиски бессмертия, фольклор и мифы от древних людей до наших дней. Увлекательное исследование, показывающее, что, в сущности, все мы одинаковые. И когда дело касается смерти — наше мышление срабатывает схожим образом.
Владимир Петрухин. Погребальные обряды и культ предков. От завета Одина и некромантии до упырей и похорон Ярилы
1295 ₽
❤23
В последние годы молодые авторы все чаще удаляются от двух столиц, открывая на литературной карте России новые города. Дебютный роман Елизаветы Раковой «Год черной обезьяны» — искусно скроенная семейная сага, действие которой происходит на фоне Благовещенска девяностых.
После распада Советского Союза предприимчивый аспирант-китаист Гена Данилов быстро смекает, что торговля с прибрежным городком Хэйхэ куда перспективнее защиты диссертации. Новый 1992 год, год Черной Обезьяны, подарит ему массу возможностей и сразу троих детей: Машу — от любимой жены-актрисы, красавицу Марту — от дочери научрука и сыночка Джунггуо — от коллеги из Китая. Их детство пройдет на берегах Амура, юность — в Москве, а там и до Парижа рукой подать. Ведь настоящие приключения случаются с теми, кто готов встретить их лицом к лицу.
«Именно сентябрь всегда ощущался как начало года, первая страница новой главы, а вовсе не сонное, похмельное первое января. Этой осенью Ангелине не нужно было идти ни в школу, ни в институт, но ее не покидало предчувствие волнующих перемен. Она собирала волосы в пучок, закалывая карандашом, потом распускала снова. Трелью пропел звонок. Девушка на пару секунд замерла — не почудилось ли? Но трель раздалась опять...»
Елизавета Ракова. Год черной обезьяны
998 ₽
После распада Советского Союза предприимчивый аспирант-китаист Гена Данилов быстро смекает, что торговля с прибрежным городком Хэйхэ куда перспективнее защиты диссертации. Новый 1992 год, год Черной Обезьяны, подарит ему массу возможностей и сразу троих детей: Машу — от любимой жены-актрисы, красавицу Марту — от дочери научрука и сыночка Джунггуо — от коллеги из Китая. Их детство пройдет на берегах Амура, юность — в Москве, а там и до Парижа рукой подать. Ведь настоящие приключения случаются с теми, кто готов встретить их лицом к лицу.
«Именно сентябрь всегда ощущался как начало года, первая страница новой главы, а вовсе не сонное, похмельное первое января. Этой осенью Ангелине не нужно было идти ни в школу, ни в институт, но ее не покидало предчувствие волнующих перемен. Она собирала волосы в пучок, закалывая карандашом, потом распускала снова. Трелью пропел звонок. Девушка на пару секунд замерла — не почудилось ли? Но трель раздалась опять...»
Елизавета Ракова. Год черной обезьяны
998 ₽
❤18