Ролан Быков в роли профессора Ларсена и Вера Майорова в роли его жены Анны.
«Письма мёртвого человека». 1986. Реж. Кирилл Лопушанский.
Один из лучших постапокалиптических фильмов.
«Письма мёртвого человека». 1986. Реж. Кирилл Лопушанский.
Один из лучших постапокалиптических фильмов.
Stoff
Ролан Быков в роли профессора Ларсена и Вера Майорова в роли его жены Анны. «Письма мёртвого человека». 1986. Реж. Кирилл Лопушанский. Один из лучших постапокалиптических фильмов.
«Итак, судя по всему, история человечества закончилась. Что ж, пора подвести итоги. Думаю, сделать это надо спокойно, без вульгарной аффектации. Сегодня, я хочу говорить с вами, как мёртвый с мёртвыми. То есть откровенно. Позвольте вашему вниманию предложить небольшую речь в защиту человечества, как биологического вида.
Это был трагический вид. Возможно и впрямь, изначально обречённый. Роковая и прекрасная наша участь заключалась в том, что мы стремились прыгнуть выше самих себя, быть лучше, чем было положено нам природой. Мы находили в себе силы сострадать, хотя это противоречило законом выживания. Испытывать чувства собственного достоинства, хотя его всегда топтали. Создавать шедевры искусства, сознавая их бесполезность и недолговечность. Мы находили в себе силы любить. Господи, как это было трудно! Ибо неумолимое время предавало тлению и тела, и мысли, и чувства. Но человек продолжал любить, и любовь создала искусство. Искусство которое запечатлело нашу неземную тоску по идеалу, наше бесконечное отчаяние и наш вселенский крик ужаса. Вопль одиноких, мыслящих существ в холодной, безразличной к нам пустыне космоса.
Здесь, в этих стенах прозвучало много слов ненависти к человеку. Презрений к нему и насмешек. Но сегодня я не брошу в него камень. Нет. Я скажу так: «Я любил человечество. И люблю его сейчас, когда его уже нет, ещё больше. Именно, за его трагическую судьбу». И я хочу сказать вам коллеги. Я хочу сказать Вам: «Я люблю вас». Для каждого свой скачок сознания. Возможно, это мой. Я хочу, чтобы вы это знали. Сейчас я уйду в эту комнату, и для меня всё кончится. В конце концов, мы взрослые люди, и смерть не так уж страшна, когда погибло всё».
См. «Письма мертвого человека»
#Лопушанский
#Filmkunst
Это был трагический вид. Возможно и впрямь, изначально обречённый. Роковая и прекрасная наша участь заключалась в том, что мы стремились прыгнуть выше самих себя, быть лучше, чем было положено нам природой. Мы находили в себе силы сострадать, хотя это противоречило законом выживания. Испытывать чувства собственного достоинства, хотя его всегда топтали. Создавать шедевры искусства, сознавая их бесполезность и недолговечность. Мы находили в себе силы любить. Господи, как это было трудно! Ибо неумолимое время предавало тлению и тела, и мысли, и чувства. Но человек продолжал любить, и любовь создала искусство. Искусство которое запечатлело нашу неземную тоску по идеалу, наше бесконечное отчаяние и наш вселенский крик ужаса. Вопль одиноких, мыслящих существ в холодной, безразличной к нам пустыне космоса.
Здесь, в этих стенах прозвучало много слов ненависти к человеку. Презрений к нему и насмешек. Но сегодня я не брошу в него камень. Нет. Я скажу так: «Я любил человечество. И люблю его сейчас, когда его уже нет, ещё больше. Именно, за его трагическую судьбу». И я хочу сказать вам коллеги. Я хочу сказать Вам: «Я люблю вас». Для каждого свой скачок сознания. Возможно, это мой. Я хочу, чтобы вы это знали. Сейчас я уйду в эту комнату, и для меня всё кончится. В конце концов, мы взрослые люди, и смерть не так уж страшна, когда погибло всё».
См. «Письма мертвого человека»
#Лопушанский
#Filmkunst
Stoff
«Весна». Максимилиан Ленц, 1898.
Как Млечный Путь, любовь твоя
Во мне мерцает влагой звездной,
В зеркальных снах над водной бездной
Алмазность пытки затая.
Ты — слезный свет во тьме железной,
Ты — горький звездный сок. А я —
Я — помутневшие края
Зари слепой и бесполезной.
И жаль мне ночи... Оттого ль,
Что вечных звезд родная боль
Нам новой смертью сердце скрепит?
Как синий лед мой день... Смотри!
И меркнет звезд алмазный трепет
В безбольном холоде зари.
1907
#Волошин
Светлая тоска этого стихотворения хорошо передана в исполнении Majdanek Waltz.
Во мне мерцает влагой звездной,
В зеркальных снах над водной бездной
Алмазность пытки затая.
Ты — слезный свет во тьме железной,
Ты — горький звездный сок. А я —
Я — помутневшие края
Зари слепой и бесполезной.
И жаль мне ночи... Оттого ль,
Что вечных звезд родная боль
Нам новой смертью сердце скрепит?
Как синий лед мой день... Смотри!
И меркнет звезд алмазный трепет
В безбольном холоде зари.
1907
#Волошин
Светлая тоска этого стихотворения хорошо передана в исполнении Majdanek Waltz.
«Философия не интеллектуальная деятельность. Поэтому никакие наши толкования не перетолкуют Платона. Не может быть такой вещи как победа неправильной или правильной интерпретации Хайдеггера. Философ не для того чтобы так или по-другому войти в нашу картину истории философии. Он для того чтобы показать нам, где наши картины, наши сны и где то упущенное, о чем сны. Между ранним и поздним большая разница».
См. «Толкование сновидений»
#Бибихин
Хороший маленький текст на тему пропасти, разделяющей интеллектуала/историка философии и философа.
См. «Толкование сновидений»
#Бибихин
Хороший маленький текст на тему пропасти, разделяющей интеллектуала/историка философии и философа.
Есть какой-то особый сорт людей: они не просто любят Достоевского, а постоянно при любой возможности всем рассказывают об этой любви /примерно как в том скетче из «Гриффинов» про фотографии детей/. Мне, каждый раз, когда я попадаю на них, вспоминается этот фрагмент из Лакана, в котором он рассуждает о целесообразности игры с сеттингом:
«Мы не говорили бы всего этого, если бы еще раньше, в период, ныне уже завершенный, нашей работы, нам не удалось благодаря экспериментам с короткими сеансами обнаружить у субъекта мужского пола фантазм анальной беременности и сновидение о разрешении от нее путем кесарева сечения, не сделай мы этого вовремя, нам пришлось бы выслушивать его рассуждения об искусстве Достоевского до сих пор. Мы, впрочем, не собираемся защищать здесь эту процедуру, мы просто хотели бы показать, что в основе ее технического применения лежит абсолютно четкий диалектический смысл».
См. «Функция и поле речи и языка в психоанализе»
#Entwurf
#Лакан
#Достоевский
«Мы не говорили бы всего этого, если бы еще раньше, в период, ныне уже завершенный, нашей работы, нам не удалось благодаря экспериментам с короткими сеансами обнаружить у субъекта мужского пола фантазм анальной беременности и сновидение о разрешении от нее путем кесарева сечения, не сделай мы этого вовремя, нам пришлось бы выслушивать его рассуждения об искусстве Достоевского до сих пор. Мы, впрочем, не собираемся защищать здесь эту процедуру, мы просто хотели бы показать, что в основе ее технического применения лежит абсолютно четкий диалектический смысл».
См. «Функция и поле речи и языка в психоанализе»
#Entwurf
#Лакан
#Достоевский
Закат в полнеба занесен,
Уходит в пурпур и виссон
Лазурно-кружевная Ницца…
…Леноре снится страшный сон —
Леноре ничего не снится.
#Иванов
#Жуковский
#Entwurf
Георгий Иванов в своем стихотворении отсылает к балладе Готфрида Бюргера Lenore в переводе Василия Жуковского. Не дождавшись жениха с войны, Ленора проклинает Бога. После этого ее Вильгельм все-таки возвращается, но внезапно выясняется, что он мертвец. Не в силах принять произошедшее и отказаться от своей привязанности, девушка оказывается заживо погребенной в мире разложения. В финале брачное ложе оборачивается могилой, над которой разворачивается Totentanz. Тени носятся и повторяют: «Терпи, терпи, хоть ноет грудь // Творцу в бедах покорна будь».
Чем-то напоминает «Груз 200» Алексея Балабанова. Правда, если следовать за этой аналогией, поехавший капитан Журов — это Бог.
Уходит в пурпур и виссон
Лазурно-кружевная Ницца…
…Леноре снится страшный сон —
Леноре ничего не снится.
#Иванов
#Жуковский
#Entwurf
Георгий Иванов в своем стихотворении отсылает к балладе Готфрида Бюргера Lenore в переводе Василия Жуковского. Не дождавшись жениха с войны, Ленора проклинает Бога. После этого ее Вильгельм все-таки возвращается, но внезапно выясняется, что он мертвец. Не в силах принять произошедшее и отказаться от своей привязанности, девушка оказывается заживо погребенной в мире разложения. В финале брачное ложе оборачивается могилой, над которой разворачивается Totentanz. Тени носятся и повторяют: «Терпи, терпи, хоть ноет грудь // Творцу в бедах покорна будь».
Чем-то напоминает «Груз 200» Алексея Балабанова. Правда, если следовать за этой аналогией, поехавший капитан Журов — это Бог.
«Граф Толстой ныне совершенно чужд России, и для него совершенно безразлично, будут ли Японцы владеть Москвой, Петербургом и всей Россией, лишь бы Россия скорее подписала мир с Японией, на каких угодно, хотя бы самых унизительных и постыдных условиях. Так пошло и подло чувствовать, думать и высказываться не может ни один Русский человек. Теперь он выпустил за границей возмутительнейший памфлет против России, с которой он уже окончательно порывает всякие связи. Если он еще живет в пределах России, то это объясняется лишь великодушием Русского Правительства, чтущего еще бывшего талантливого писателя Льва Николаевича Толстого, с которым теперешний старый яснополянский маньяк и богохульник ничего общего, кроме имени, не имеет. Если бы Правительство сочло возможным сорвать личину с гр. Толстого и показать его русскому народу во всей его безобразной наготе, то этим положен был бы конец всему нашему «толстовству», и тогда, но только тогда, можно было бы предоставить старому сумасброду спокойно доживать свой век в его Ясной Поляне и хоронить там свою бывшую славу. Зачем понадобилось Толстому напечатать в «Times» эту гадкую антипатриотичную статью, я не знаю... Тут одно из двух: либо заблуждение, либо преступление. И то и другое требует немедленного осуждения...
Бедствием для нас является не война, а те ужасные годы мира, в которые мы окончательно развратились, ослабели физически и нравственно, опошлились и заметно поглупели. Нет, война — это не бедствие, это наше спасение».
Из «Московских ведомостей», июль 1904 года.
#проходящее
Бедствием для нас является не война, а те ужасные годы мира, в которые мы окончательно развратились, ослабели физически и нравственно, опошлились и заметно поглупели. Нет, война — это не бедствие, это наше спасение».
Из «Московских ведомостей», июль 1904 года.
#проходящее
Дыра быстро затягивается. Реальность вообще не терпит пустоты: человек нуждается в том, чтобы существовать в понятном пространстве. Насколько изощренная метафизика требуется для его конструирования — вопрос вторичный. Шок проходит, черные воды покрываются ледком, начинает разворачиваться аппарат цензуры, выпячивающий одно и вытесняющий другое. В некоторых случаях рационализация доходит до того, что все действительное объявляется разумным и необходимым.
Кто-то сидит в холодном окопе. Кто-то ищет близкого, от которого уже несколько недель нет вестей: он мог сгинуть в степи. Кто-то мыкается с детьми по чужбине. А мы, отложив телефон с кадрами допросов пленных и разбомбленных городов, устало просим у официанта счет. Трагедия затянулась и превратилась в рутину. Почти кончился март, а за окном снег с дождем. Пора уже написать начальнику по тому проекту. В кафе новое меню. Из Мариуполя снова никого не отпустили. Солдата доедают собаки. Чья на нем форма? Не разобрать.
Хуже этой отстраненности только причитания о сочувствии. Настоящее сочувствие деятельно, сочувствовать сложно даже ближним. На это способны немногие. То, что в последний месяц постоянно воспроизводится под именем сочувствия в постах и комментариях, ближе к увлеченности происходящим на киноэкране, чем к этике. Человек нарциссичен, и непросто принять то, что наши слова о сочувствии и единении для тех, кто отделен от нас смертью и болью, не значат ничего. Вы пишите, что вы — с ними, но правда в том, что вы — тут, а они — там. Этот разрыв нужно уважать.
#проходящее
#Entwurf
Кто-то сидит в холодном окопе. Кто-то ищет близкого, от которого уже несколько недель нет вестей: он мог сгинуть в степи. Кто-то мыкается с детьми по чужбине. А мы, отложив телефон с кадрами допросов пленных и разбомбленных городов, устало просим у официанта счет. Трагедия затянулась и превратилась в рутину. Почти кончился март, а за окном снег с дождем. Пора уже написать начальнику по тому проекту. В кафе новое меню. Из Мариуполя снова никого не отпустили. Солдата доедают собаки. Чья на нем форма? Не разобрать.
Хуже этой отстраненности только причитания о сочувствии. Настоящее сочувствие деятельно, сочувствовать сложно даже ближним. На это способны немногие. То, что в последний месяц постоянно воспроизводится под именем сочувствия в постах и комментариях, ближе к увлеченности происходящим на киноэкране, чем к этике. Человек нарциссичен, и непросто принять то, что наши слова о сочувствии и единении для тех, кто отделен от нас смертью и болью, не значат ничего. Вы пишите, что вы — с ними, но правда в том, что вы — тут, а они — там. Этот разрыв нужно уважать.
#проходящее
#Entwurf
В буфете Дома Литераторов
Пьет пиво Милиционер
Пьет на обычный свой манер
Не видя даже литераторов
Они же смотрят на него
Вокруг него светло и пусто
И все их разные искусства
При нем не значат ничего
Он представляет собой Жизнь
Явившуюся в форме Долга
Жизнь кратка, а Искусство - долго
И в схватке побеждает Жизнь
#Пригов
Пьет пиво Милиционер
Пьет на обычный свой манер
Не видя даже литераторов
Они же смотрят на него
Вокруг него светло и пусто
И все их разные искусства
При нем не значат ничего
Он представляет собой Жизнь
Явившуюся в форме Долга
Жизнь кратка, а Искусство - долго
И в схватке побеждает Жизнь
#Пригов
Камень лежит у жасмина.
Под этим камнем клад.
Отец стоит на дорожке.
Белый-белый день.
В цвету серебристый тополь,
Центифолия, а за ней —
Вьющиеся розы,
Молочная трава.
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Вернуться туда невозможно
И рассказать нельзя,
Как был переполнен блаженством
Этот райский сад.
#Тарковский
Под этим камнем клад.
Отец стоит на дорожке.
Белый-белый день.
В цвету серебристый тополь,
Центифолия, а за ней —
Вьющиеся розы,
Молочная трава.
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Вернуться туда невозможно
И рассказать нельзя,
Как был переполнен блаженством
Этот райский сад.
#Тарковский
Stoff
Камень лежит у жасмина. Под этим камнем клад. Отец стоит на дорожке. Белый-белый день. В цвету серебристый тополь, Центифолия, а за ней — Вьющиеся розы, Молочная трава. Никогда я не был Счастливей, чем тогда. Никогда я не был Счастливей, чем тогда.…
В продолжение темы юбилея Тарковского:
«Вчера напился. И сбрил усы. Наутро спохватился: на всех документах я усатый. Надо отращивать. Очень люблю свою Ларочку. Она хорошая. Почему свободу дает только выпивка? Очевидно, потому, что нет ее, этой пресловутой свободы».
См. «Мартиролог»
#Тарковский
«Вчера напился. И сбрил усы. Наутро спохватился: на всех документах я усатый. Надо отращивать. Очень люблю свою Ларочку. Она хорошая. Почему свободу дает только выпивка? Очевидно, потому, что нет ее, этой пресловутой свободы».
См. «Мартиролог»
#Тарковский
Перебирая тексты Сергея Роганова, подумал о том, что именно в философской танатологии яснее всего ощущается то, что философия, несмотря на те или иные приятные бонусы, которые могут быть с ней связаны в конкретный исторический момент, является по своей сути импотентной. От нее ожидают решения, вернее, разрешения предвечной тревоги, но ни на какое окончательное решение, пока она еще остается собой, философия не способна. В лекциях, которые были изданы под заглавием «Чтение философии», Владимир Бибихин сформулировал это максимально точно: «Философия — это как раз такая уникальная вещь в культуре, которая для отчаянного положения, для безвыходности, для крайности, а не для выхода из положения. Выйти из положения можно и без философии».
Философия раз за разом начинается там, где становится ясно, что никакого выхода из положения нет. Философия, в конечном счете, тем, кто выдержал верность ей, не дает ничего кроме разочарования. Лишь бесконечный тупик, встречать которой перед своим носом можно либо со слезами, либо с саркастической улыбкой. За тысячелетия человеческой истории этот тупик был испещрен разнообразными следами ногтей, а, может быть, даже зубов. Аподиктическая истина смерти без конца реактуализирует его, не дает надолго о нем забывать. Смерть кроется буквально за каждым словом, она всегда уже присутствует в структуре любого проекта, её фатальность вписана в логику любой системы, и чем ближе проект к тотальности, к операциональному совершенству, тем ближе он к распаду. Ей не нужно ваше гордое «да», она все свое и так возьмет, вернее, уже взяла.
#Entwurf
#Роганов
Философия раз за разом начинается там, где становится ясно, что никакого выхода из положения нет. Философия, в конечном счете, тем, кто выдержал верность ей, не дает ничего кроме разочарования. Лишь бесконечный тупик, встречать которой перед своим носом можно либо со слезами, либо с саркастической улыбкой. За тысячелетия человеческой истории этот тупик был испещрен разнообразными следами ногтей, а, может быть, даже зубов. Аподиктическая истина смерти без конца реактуализирует его, не дает надолго о нем забывать. Смерть кроется буквально за каждым словом, она всегда уже присутствует в структуре любого проекта, её фатальность вписана в логику любой системы, и чем ближе проект к тотальности, к операциональному совершенству, тем ближе он к распаду. Ей не нужно ваше гордое «да», она все свое и так возьмет, вернее, уже взяла.
#Entwurf
#Роганов
«Смертный, Фродо, который обладает одним из Великих Колец, не умирает, но и не продлевает свою жизнь. Он просто продолжает находиться в этом мире, пока, наконец, каждая минута не начинает погружать его во все большую усталость».
См. «Братство Кольца»
Тот, кто возжелает абсолютной власти и кому не посчастливится обрести ее, в конечном счете узнает лишь усталость и тоску. Тезис Толкина можно развить в психоаналитическом ключе: чрезмерное изобилие объектов обнажает то, что ни один из них не способен заполнить единственно значимую пустоту. В этом смысле состояние дефицита намного безопаснее. Обаяние объектов обеспечивается их постоянной нехваткой, как наслаждение поддерживается постоянной кастрацией.
#Толкин
#Entwurf
См. «Братство Кольца»
Тот, кто возжелает абсолютной власти и кому не посчастливится обрести ее, в конечном счете узнает лишь усталость и тоску. Тезис Толкина можно развить в психоаналитическом ключе: чрезмерное изобилие объектов обнажает то, что ни один из них не способен заполнить единственно значимую пустоту. В этом смысле состояние дефицита намного безопаснее. Обаяние объектов обеспечивается их постоянной нехваткой, как наслаждение поддерживается постоянной кастрацией.
#Толкин
#Entwurf
Мое сердце не бьется быстрее от новостей об удачном запуске очередной ракеты. Мне глубоко безразличен Илон Маск. В звездах нет избавления, как бы безмерно много их ни было. От грехопадения и до Страшного суда все будет одним и тем же, вне зависимости от декораций, в складках которых мы с разным успехом прячемся от своей меланхолии. Вне зависимости от их масштабов. Я радуюсь, что, скорее всего, не доживу до эпохи, когда межпланетные полеты станут нормой. Я привык к пыльным декорациям старой тесной Земли и мне уже не хочется других.
#Entwurf
#Entwurf