Пред-право

Пробираюсь сквозь свежий перевод книги Панайотиса Кондилиса «Власть и решение». Импонирует стремление Кондилиса к объективации и рассмотрению любых категорий в качестве нейтральных. Не в смысле свободных от ценностей, но в качестве отображающих миропонимание конкретного субъекта. Если кто-то видит везде капитализм, то это не идеологическая установка, а реальная картина мира. Если кто-то видит вокруг себя традицию, то это также реальная картина мира субъекта. Я сам всегда пытаюсь рассматривать любые категории, будь они произведены левым или правым лагерем, в качестве нейтральных и описывающих мир таким, каким он есть. Власть и насилие, например, как аналитические категории не плохие, но просто отражают действительность. Однако, если я правильно понимаю Кондилиса, то его релятивизм распространяется не только на поле науки/соц.гум.мысли, но и на все остальные сферы. И уже в realpolitik отстаивать нейтральность категорий я не готов.

Для Кондилиса есть два вида решений. Решение с большой буквы и решение с маленькой. Первое собирает картину мира субъекта, дает ему возможность ориентации и вообще действия. В последующих же решениях, которые производятся ежедневно, происходит, хотя бы частично, воспроизводство первоначального Решения, задающего ценности субъекта. Это происходит также тогда, когда индивид присоединяется к какой-либо картине мира, тем самым воспроизводя первоначальный учреждающий акт.

До Решения не существует мира, но есть лишь пред-мир — множество разных равноценных материалов, не способных задать ориентир к какому-либо действию. Решение — собирает картину мира из этого материала, делая мир устойчивым. Кондилис противопоставляет свой проект децизионизма воинствующим децизионистам, под которыми, судя по всему (в книге нет ссылок и персоналий), имеет в виду Шмитта и его последователей. По мнению Кондилиса, воинствующие децизионисты забывают, что их решения уже связаны с существующей картиной мира, а значит они на самом деле не творят ex nihilo, но переутвержают то, что имеет историю.

В связи с тем, что Решение является длящимся, для меня встает проблема континуитета правопорядка. В какие моменты мир возвращается в пред-мир? Происходит ли это в ситуации революции, или сама революция, как решение, есть лишь историческая отсылка к другому началу (античное понимание революции как круговорота)? Если право, как писал Латур, склеивает социальную реальность, то возможно ли пред-право?

Ну, и холодный взгляд Кондилиса помогает отчасти снять проблему уехавших/оставшихся, действия/бездействия, ведь в любом случае мы присоединяемся к уже совершенному Решению:

С этой точки зрения вхождение, вживание в некую «повседневную жизнь» равносильно осуществлению мировоззренческого решения, более того, равносильно его новому открытию, при котором не может не пробудиться чувство экзистенциальной принадлежности, независимо от того, достигает ли оно необычайной экзистенциальной интенсивности или нет.

Осталось найти субъекта, способного это Решение отменить, тем самым освободив нас от необходимости присоединения.

Пока что не читал статью, но с практическим выводом о карательном характере субсидиарной ответственности (СО), к сожалению, не могу не согласиться. За год практики в банкротстве постоянно сталкиваюсь с тем, что СО используется для того, чтобы контролирующие должника лица всеми правдами и неправдами рассчитывались с кредиторами. Конечно, если действия лица нарушили имущественную самостоятельность организации и привели к кредиторским убыткам, то такое лицо должно нести ответственность. Проблема, однако, заключается в политической экономии процедуры банкротства. На деле оказывается так, что «защита кредиторов» оборачивается ширмой для распределения денежных потоков между арбитражными управляющими и мелкими юридическими консалтингами (обычно действующими в связке), предлагающими сопровождение процедур банкротства кредиторам.

Я не говорю, что абсолютно все арбитражные управляющие или мелкие консалтинги действуют таким образом. Но определенно проблема такого обогащения существует.

При таком раскладе банкротство действительно оказывается публичным процессом, в котором сталкиваются различные силы, направленные (вольно или нет, не так важно) на защиту классовых интересов. Деньги, как пишет итальянский философ Маурицио Лаццарато, оказываются продолжением гражданской войны, а понятие «долга» встраивается в историко-политический процесс формирования мифологии экономический сущности человека, так детально разобранной Гребером.

Подключайтесь послушать легендарного и самого добродетельного из людей — Ваню Баранова. Лучшего специалиста по Макинтайру в России нет! Change my mind

Мучительная повседневность политического теоретика, или выбор между вопросами: «чем я вообще занимаюсь» и «господи, этот мир не изменить»

Every morning, political theorists must choose whether to work on a book or dash off an op-ed, hide in a library without Internet access or use social media to influence a political debate, immerse oneself in a classic tome or read newspapers to make sense of a worldly development.

Tampio, Nicholas (2016) ‘Political Theory and the Untimely’, Political Theory, Guides Through the Archives, 2 (1), pp. 1–7.

Еще больше заостряя проблематику отношений власти и «народа», можно задаться вопросом: если народ мыслился постоянной константой, то почему у древних появляется фигура законодателя, дающего законы и создающего город как пространство политического?

В «Моменте Макиавелли» Джон Покок писал, что у Аристотеля:

... политевма (politeuma), или совокупность граждан, [...], образовывала полис, материю, принявшую правильную фор­му.

То есть да, «народ» как гражданский коллектив существует, но в должном виде он проявляется лишь в полисе. Покок пишет, что у греков правильную форму мог придать героический муж, а у римлян эта индивидуальная добродетель заменяется на партнерство граждан. В эпоху Возрождения Макиавелли вновь возвращается к противопоставлению законодателя-новатора и материи-граждан, которые должны быть обличены в правильную форму. При этом вовсе не обязательно, чтобы «народ» сохранял свою целостность, напротив, лучшим является состояние полной аномии. Покок указывает:

Дабы приблизиться к идеальному типу, нам следует представить себе ситуацию, в которой у материи нет формы, а главное — есть только та форма, какую ей при­ дает новатор. Новатор должен быть и законодателем. Следова­тельно, было логически необходимо, чтобы каждый герой за­ставал свой народ в состоянии полной аномии.

Получается, что «мерцающий субъект» как умозрительная конструкция появляется гораздо раньше общественного договора. Но, возможно, тогда стоит говорить о переходе «народа» в иной онтологический статус, что в первую очередь связано с возникновением Государства как активного субъекта. Статус «народа» в иерархии бытия понижается, хотя это и происходит с длящейся и по сей день апелляцией к «народу» как источнику любой власти.

Если до этого момента «народ» обладает потенцией, позволяющей ему (самостоятельно или через магистрата — неважно) собраться в форму полиса, города, республики, которая, однако, будет имманентна самой власти «народа», то в Новое время Государство, хотя и будучи производным от «народа», отделяется и приобретает возможность его конструирования. Конституция древних состояла из граждан, конституции Нового времени состоят из «народа», чьи качества определяются государственной техникой. Субъект, к сожалению, больше не мерцает.

И к изначальному посту Александра Фридриховича о том, кто кого переконструирует.

Гегель в «О научных способах исследования естественного права»:

Действительная власть полагается, правда, в качестве единой и сконцентрированной в правительстве; но ей противопоставляется возможная власть, и эта возможность должна в качестве таковой обладать способностью принуждения по отношению к данной действительности. Предполагается, что это второе бессильное существование общей воли должно обладать способностью суждения, следует ли власти покинуть ту первую волю, с которой она связана, соответствует ли еще власть понятию всеобщей свободы.

Гегель О научных способах исследования естественного права, его месте в практической философии и его отношении к науке о позитивном праве // Политические произведения. М., 1978. С. 222.

Прозаседавшиеся

Искусство способно ухватывать и описывать реальность гораздо лучше любых научных теорий. В день рождения Маяковского хочется вспомнить его стихотворение «Прозаседавшиеся», которое как нельзя лучше передает надежду и отчаяние в деле отмирания бюрократии.

С волнения не уснешь.
Утро раннее.
Мечтой встречаю рассвет ранний:
«О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!»

Дорогие подписчики, я нахожусь в отпуске и стараюсь особенно не думать. Не вообще, а о вопросах нас интересующих. Вообще не думать довольно опасно.

Обещаю с конца августа - начала сентября вести канал более регулярно. Есть несколько тем от теории советов до анархического утопизма и образования юристов, которые я бы хотел затронуть.

Спасибо, что остаётесь, всем хорошего окончания лета!