Капитан, капитан, улыбнитесь!
Гражданин капитан! Пощади!
Распишитесь вот тут. Распишитесь!!
Собирайся. Пощады не жди.
Это дедушка дедушку снова
На расстрел за измену ведет.
Но в мундире, запекшемся кровью,
Сам назавтра на нарах гниет.
Ветчина, да икорка, да пайка,
Да баланда, да злой трудодень...
Спой мне, мальчик в спартаковской майке,
Спой, черемуха, спой мне, сирень!
Спой мне, ветер, веселый мой ветер,
Про красивых и гордых людей,
Что поют и смеются, как дети,
На просторах Отчизны своей!
Спой о том, как под солнцем свободы
Расцвели физкультура и спорт,
Как внимают Равелю народы,
И как шли мы по трапу на борт.
Кто привык за победу бороться,
Мою пайку отнимет и жрет.
Доходяга, конечно, загнется,
Но и тот, кто покрепче, дойдет.
Эх ты, волюшка, горькая водка,
Под бушлатиком белая вошь,
Эх, дешевая фотка-красотка,
Знаю, падла, меня ты не ждешь
Да и писем моих не читаешь!
И встречать ты меня не придешь!
Ну а если придешь – не узнаешь,
А узнаешь – сама пропадешь.
Волга, Волга! За что меня взяли?
Ведь не волк я по крови своей!
На великом, на славном канале
Спой мне, ветер, про гордых людей!
Но все суше становится порох,
И никто никуда не уйдет.
И акын в прикаспийских просторах
О батыре Ежове поет.
Это строфы из поэмы поэмы Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слёзы» (1987). Буквально каждое ее слово - и это гениально! - отсылает к другим словам или словам с музыкой, от Мандельштама до Лебедева-Кумача, от Есенина до Галича.
Не будучи погружённым в контекст, понимать все эти отсылки, окликивания и рифмовки эпох невозможно. Кабиров работает с историей - но через «ископаемые» артефакты музыки и поэзии, для нынешних читателей неочевидные. Соединяет детские песенки 50-х с Белой Вошью, царицей ГУЛАГах. В общем, в этой поэме есть множество превращений смыслов. Чтобы это все разобрать, филологи Роман Лейбов, Олег Лекманов и Елена Стукалова написали книгу-комментарий, подстрочный, по проникновению в смыслы советских эпох конгениальную Кибирову. Она названа последней строчкой поэмы: «Господь! Прости Советскому Союзу!», и вышла в декабре в О.Г.И.
А поскольку Дима Ицкович - большой придумщик, презентация этой книги стала трехдневным трипом в СССР, и мне жаль, что он происходит в момент, когда я не в Москве. В общем, если вы ещё к этому не присоединились, то присоединяйтесь сейчас или завтра!
Гражданин капитан! Пощади!
Распишитесь вот тут. Распишитесь!!
Собирайся. Пощады не жди.
Это дедушка дедушку снова
На расстрел за измену ведет.
Но в мундире, запекшемся кровью,
Сам назавтра на нарах гниет.
Ветчина, да икорка, да пайка,
Да баланда, да злой трудодень...
Спой мне, мальчик в спартаковской майке,
Спой, черемуха, спой мне, сирень!
Спой мне, ветер, веселый мой ветер,
Про красивых и гордых людей,
Что поют и смеются, как дети,
На просторах Отчизны своей!
Спой о том, как под солнцем свободы
Расцвели физкультура и спорт,
Как внимают Равелю народы,
И как шли мы по трапу на борт.
Кто привык за победу бороться,
Мою пайку отнимет и жрет.
Доходяга, конечно, загнется,
Но и тот, кто покрепче, дойдет.
Эх ты, волюшка, горькая водка,
Под бушлатиком белая вошь,
Эх, дешевая фотка-красотка,
Знаю, падла, меня ты не ждешь
Да и писем моих не читаешь!
И встречать ты меня не придешь!
Ну а если придешь – не узнаешь,
А узнаешь – сама пропадешь.
Волга, Волга! За что меня взяли?
Ведь не волк я по крови своей!
На великом, на славном канале
Спой мне, ветер, про гордых людей!
Но все суше становится порох,
И никто никуда не уйдет.
И акын в прикаспийских просторах
О батыре Ежове поет.
Это строфы из поэмы поэмы Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слёзы» (1987). Буквально каждое ее слово - и это гениально! - отсылает к другим словам или словам с музыкой, от Мандельштама до Лебедева-Кумача, от Есенина до Галича.
Не будучи погружённым в контекст, понимать все эти отсылки, окликивания и рифмовки эпох невозможно. Кабиров работает с историей - но через «ископаемые» артефакты музыки и поэзии, для нынешних читателей неочевидные. Соединяет детские песенки 50-х с Белой Вошью, царицей ГУЛАГах. В общем, в этой поэме есть множество превращений смыслов. Чтобы это все разобрать, филологи Роман Лейбов, Олег Лекманов и Елена Стукалова написали книгу-комментарий, подстрочный, по проникновению в смыслы советских эпох конгениальную Кибирову. Она названа последней строчкой поэмы: «Господь! Прости Советскому Союзу!», и вышла в декабре в О.Г.И.
А поскольку Дима Ицкович - большой придумщик, презентация этой книги стала трехдневным трипом в СССР, и мне жаль, что он происходит в момент, когда я не в Москве. В общем, если вы ещё к этому не присоединились, то присоединяйтесь сейчас или завтра!
Facebook
Господь, прости Советскому Союзу!
Art event in Moscow, Russia by Издательство О.Г.И. / OGI and Дежурная on Thursday, January 30 2020 with 910 people interested and 236 people going. 13...
Forwarded from DOXA
Объявляем набор в редакцию DOXA!
Мы ищем:
— авторов и редакторов
— новостников
— SMM-щиков
— дизайнеров и иллюстраторов
Если вы хотите развивать независимый студенческий журнал вместе с нами, читайте описания вакансий на сайте и пишите в наш телеграм-бот (@doxajournalbot) или на почту (doxa.fgn@gmail.com).
Дедлайн по подаче заявок: понедельник, 10 февраля.
Работа в журнале пока, в основном, проходит на волонтерских основаниях, но мы работаем над этим.
Мы ищем:
— авторов и редакторов
— новостников
— SMM-щиков
— дизайнеров и иллюстраторов
Если вы хотите развивать независимый студенческий журнал вместе с нами, читайте описания вакансий на сайте и пишите в наш телеграм-бот (@doxajournalbot) или на почту (doxa.fgn@gmail.com).
Дедлайн по подаче заявок: понедельник, 10 февраля.
Работа в журнале пока, в основном, проходит на волонтерских основаниях, но мы работаем над этим.
На этой неделе в Москве два важных ивента.
- Завтра, 6 февраля, в среду в Сахаровском центре в 19 лекция Дмитрия Травина и презентация книги об «Игре престолов». На презентации можно будет приобрести эту книгу и новинки издательства ЕУ СПб. Дмитрий, один из моих самых любимых лекторов, показывает, как можно думать о кино методами исторической социологии и экономики, и что им даёт кино. Подробный анонс ниже, записывайтесь и приходите!
- Прощание с Теодором Шаниным: 7 февраля, в пятницу, в 11-14 в ЦКБ #1. А в 19 в этот же день все соберутся в библиотеке Шанинки. Будет фильм Александра Архангельского и, видимо, воспоминания. Чтобы пройти, нужно записаться по линку выше.
Анонс лекции Дмитрия Травина:
Почему ни в одном из Семи королевств не было парламента, а суды слабо сдерживали насилие? Какой теории налогообложения следовала Дейнерис? Кочующими или стационарными бандитами (в терминах Мансура Олсона) были Теон, сын Бейлона, и русский князь Владимир Святой?
Сериал «Игра престолов» не только отражает реальность европейского Средневековья, но и содержит серьезные размышления о развитии общества: о проблемах богатства и бедности, происхождении, функциях и роли государства, о формирования демократии и манипулирования сознанием масс. А книга Дмитрия Травина «Историческая социология в Игре престолов», соотносит популярный сериал и историческую науку с современными социально-экономическими теориями.
На презентации можно будет приобрести новую книгу Травина. Также Дмитрий расскажет о новом издании книги «Крутые горки XXI века. Постмодернизация и проблемы России», для которого он дописал новую главу, посвящённую Трампу и другим политикам-популистам. Эту книгу и другие новинки издательства Европейского университета в Санкт-Петербурге тоже можно будет приобрести на встрече.
- Завтра, 6 февраля, в среду в Сахаровском центре в 19 лекция Дмитрия Травина и презентация книги об «Игре престолов». На презентации можно будет приобрести эту книгу и новинки издательства ЕУ СПб. Дмитрий, один из моих самых любимых лекторов, показывает, как можно думать о кино методами исторической социологии и экономики, и что им даёт кино. Подробный анонс ниже, записывайтесь и приходите!
- Прощание с Теодором Шаниным: 7 февраля, в пятницу, в 11-14 в ЦКБ #1. А в 19 в этот же день все соберутся в библиотеке Шанинки. Будет фильм Александра Архангельского и, видимо, воспоминания. Чтобы пройти, нужно записаться по линку выше.
Анонс лекции Дмитрия Травина:
Почему ни в одном из Семи королевств не было парламента, а суды слабо сдерживали насилие? Какой теории налогообложения следовала Дейнерис? Кочующими или стационарными бандитами (в терминах Мансура Олсона) были Теон, сын Бейлона, и русский князь Владимир Святой?
Сериал «Игра престолов» не только отражает реальность европейского Средневековья, но и содержит серьезные размышления о развитии общества: о проблемах богатства и бедности, происхождении, функциях и роли государства, о формирования демократии и манипулирования сознанием масс. А книга Дмитрия Травина «Историческая социология в Игре престолов», соотносит популярный сериал и историческую науку с современными социально-экономическими теориями.
На презентации можно будет приобрести новую книгу Травина. Также Дмитрий расскажет о новом издании книги «Крутые горки XXI века. Постмодернизация и проблемы России», для которого он дописал новую главу, посвящённую Трампу и другим политикам-популистам. Эту книгу и другие новинки издательства Европейского университета в Санкт-Петербурге тоже можно будет приобрести на встрече.
Несколько цитат только из одной главы новой книжки Дмитрия Травина. Лекция, презентация, сама книга и новые книги ЕУ СПб - сегодня, в Сахаровском центре, в 19.
Для размышлений о том, каким образом в давние времена возникали государства, «Игра престолов» дает нам чрезвычайно богатый материал. Прямо на наших глазах в сериале один из главных героев – принцесса Дейенерис Таргариен – предпринимает усилия по завоеванию Вестероса, которым она собирается править, как последний представитель своего рода. Чтобы восстановить права, она собирает большую армию и переправляется через Узкое море…
====
Нам трудно представить, что бандиты, ассоциирующиеся с противоправными действиями, и государственные мужи, стоящие на страже закона, каким‑то образом могут быть связаны в истории, однако Олсон показал, что это во многих случаях именно так.
Предположим себе, что где‑то в диких лесах живут мирные народы, занимающиеся охотой и собирательством. Эдакие Дети Леса. Живут они тем, что послали им боги. Убивают зверюшек всякими примитивными способами, питаются корнями растений и разными травами. Поскольку у них нет никаких сильных противников, Дети Леса не совершенствуют оружие, предназначенное для убийства. На огромных малозаселенных пространствах места хватает всем, и нет никакой необходимости сражаться друг с другом ради господства на земле.
===
Благодаря такому кочевому образу жизни и появилось название «кочующие бандиты». Это такие налетчики, которые лишь отнимают то, что уже произведено, но сами никак не заботятся о производстве. Однако в какой‑то момент кочующие бандиты стали понимать, что им невыгодно вести себя столь нерационально: отнимать все, убивать мужчин, уводить в рабство детей. Не лучше ли отнимать у работников лишь часть созданного ими продукта, а остальное оставлять им для того, чтоб каждая деревня могла выжить и продолжать трудиться? Чтоб семьи продолжали растить детей, и те становились в будущем хорошими работниками.
====
Похожие процессы происходили и на территории нашей страны. Славянское население, разбросанное по лесам и полям на огромных пространствах Восточной Европы, подвергалось атакам различных народов – хазар, печенегов, половцев, варягов. Хазары постепенно трансформировались из кочующих бандитов в стационарных, создали свое государство на Волге и стали бы, наверное, брать постоянную дань со славян, если бы не конкуренция со стороны варягов, оказавшихся в конечном счете более удачливыми господами.
====
Если мы вновь перенесемся в Вестерос того времени, когда происходит действие «Игры престолов», то обнаружим среди основных народов, придуманных Джорджем Мартином, явный аналог наших неспокойных варягов. Это железнорожденные, обитатели Железных Островов. Если подавляющее большинство Андалов и Первых Людей ко времени действия сериала осело на земле и утратило всякие черты кочующих бандитов, то железнорожденные не только сохранили бандитский образ жизни, но даже бравировали этим. ===== В отличие от варягов (норманнов, викингов) у железнорожденных не имелось возможности эволюционировать из кочующих бандитов в стационарные.
Для размышлений о том, каким образом в давние времена возникали государства, «Игра престолов» дает нам чрезвычайно богатый материал. Прямо на наших глазах в сериале один из главных героев – принцесса Дейенерис Таргариен – предпринимает усилия по завоеванию Вестероса, которым она собирается править, как последний представитель своего рода. Чтобы восстановить права, она собирает большую армию и переправляется через Узкое море…
====
Нам трудно представить, что бандиты, ассоциирующиеся с противоправными действиями, и государственные мужи, стоящие на страже закона, каким‑то образом могут быть связаны в истории, однако Олсон показал, что это во многих случаях именно так.
Предположим себе, что где‑то в диких лесах живут мирные народы, занимающиеся охотой и собирательством. Эдакие Дети Леса. Живут они тем, что послали им боги. Убивают зверюшек всякими примитивными способами, питаются корнями растений и разными травами. Поскольку у них нет никаких сильных противников, Дети Леса не совершенствуют оружие, предназначенное для убийства. На огромных малозаселенных пространствах места хватает всем, и нет никакой необходимости сражаться друг с другом ради господства на земле.
===
Благодаря такому кочевому образу жизни и появилось название «кочующие бандиты». Это такие налетчики, которые лишь отнимают то, что уже произведено, но сами никак не заботятся о производстве. Однако в какой‑то момент кочующие бандиты стали понимать, что им невыгодно вести себя столь нерационально: отнимать все, убивать мужчин, уводить в рабство детей. Не лучше ли отнимать у работников лишь часть созданного ими продукта, а остальное оставлять им для того, чтоб каждая деревня могла выжить и продолжать трудиться? Чтоб семьи продолжали растить детей, и те становились в будущем хорошими работниками.
====
Похожие процессы происходили и на территории нашей страны. Славянское население, разбросанное по лесам и полям на огромных пространствах Восточной Европы, подвергалось атакам различных народов – хазар, печенегов, половцев, варягов. Хазары постепенно трансформировались из кочующих бандитов в стационарных, создали свое государство на Волге и стали бы, наверное, брать постоянную дань со славян, если бы не конкуренция со стороны варягов, оказавшихся в конечном счете более удачливыми господами.
====
Если мы вновь перенесемся в Вестерос того времени, когда происходит действие «Игры престолов», то обнаружим среди основных народов, придуманных Джорджем Мартином, явный аналог наших неспокойных варягов. Это железнорожденные, обитатели Железных Островов. Если подавляющее большинство Андалов и Первых Людей ко времени действия сериала осело на земле и утратило всякие черты кочующих бандитов, то железнорожденные не только сохранили бандитский образ жизни, но даже бравировали этим. ===== В отличие от варягов (норманнов, викингов) у железнорожденных не имелось возможности эволюционировать из кочующих бандитов в стационарные.
Написал в Republic про Теодора Шанина, гражданскую культуру и беспощадный постсоветский transition. Несколько фрагментов:
В 1989 году Шанин, внимательный слушатель перестроечных разговоров о том, как жить дальше, понял, что что-то в СССР идет не так. И написал заметку, ставшую почти единственной его попыткой повлиять на общественную дискуссию. Она вышла в №1 журнала «Коммунист» за 1990 год.
Споры тогда велись о том, как выбрать верную программу дальнейшего развития (страна привыкла развиваться «по плану») и что взять в нее из западного опыта: рыночную экономику или что-то другое. Ответ казался очевидным всем. Но не Шанину, чуть позже выступившему с крайне непопулярным лозунгом «иное всегда дано». Он противоречил нашему перестроечному «иного не дано»: дескать, коммунизм и сталинизм мертвы, дорога наша (к демократии и капитализму) ясна и понятна, надо только взять верный ориентир и уверенно шагать. А тех, кто шагать не хочет (коммунисты, гопники, националистическое и полуфашистское общество «Память», красные директора, несознательное и ждущее подачек население, деморализованные силовики, бессмысленные сотрудники бессмысленных научных институций) – ну, не на Колыму, конечно, но как-нибудь так устроить, чтобы решали мы, а они голосовали «как надо». Такое примерно было тогда настроение. Ведь «они» – из позорного советского прошлого, а мы можем с ним покончить и понимаем, куда двигаться.
Видя на своей стороне «государство и план», а на Западе – «капитализм и рынок», в конце 1980-х – начале 1990-х мы мыслили простыми бинарными оппозициями и не обращали внимания на механизмы взаимосвязи и взаимодействия явлений и акторов, согласования интересов, кооперации игроков, на проблемы с социальным капиталом, доверием и вообще с возможностью социального действия. Нам казалось, что с коммунизмом «все просто и понятно», что этот опыт надо забыть, как кошмарный сон, и сделать «все наоборот». А Шанин понимал, что этими намерениями вымощена дорога из одного ада в другой. И что успех западных демократий не в том, что они не ошибаются, а в том, что у них есть механизм исправления ошибок.
Одно из условий такого механизма – «терпимость к непонимаемому», которая повышает социальную эффективность меняющихся обществ – вместо «враждебности к неожиданному и незапланированному», которое «уничтожает ростки будущего».
Об этом Шанин говорил и в статье 1989 года, и в разговоре в ноябре 2019-го, который мне посчастливилось вести. «Британский университет приучил меня к тому, что университет – это царство разномыслия, и обогатить тебя может даже тот, с кем ты принципиально не согласен, – сказал мне Теодор, когда камеры были выключены. – Но, чтобы это состоялось, нужны четкие правила взаимодействия и нужно, чтобы все уважали эти правила и друг друга» (за точность цитаты не поручусь, но смысл был таким). Без впитываемого с детства искусства искать и находить компромиссы построить университет бы не удалось, говорил Теодор в разговоре 2011 года с Любовью Борусяк и Алексеем Левинсоном.
«Десятилетия официальной лжи, – писал тогда Шанин, – приучили многих в Советском Союзе цинично относиться к призывам совершать добровольные и бескорыстные поступки в пользу других людей или общества в целом, к альтруизму как к фактору социально-экономического развития. Мнение, что каждый печется только о себе, а страх перед властями или чистый эгоизм – единственные пружины действий, живуче и у вас [в СССР. – Б.Г.], и у нас, и его часто выдают за реализм. На самом деле это утопия, хоть и черная».
Шанин же в 1989-м именно того и опасался, что «недоверие к альтруизму» (термин Шанина – оцените его красоту!) окажет сильное негативное влияние на постсоветскую политическую реальность. Тогда эти слова просто некому было прочитать: мы созрели для их восприятия лет 15–20 спустя, когда в России началось становление гражданского общества.
У него самого такого недоверия не было. Не было и нашей ненависти к СССР.
В 1989 году Шанин, внимательный слушатель перестроечных разговоров о том, как жить дальше, понял, что что-то в СССР идет не так. И написал заметку, ставшую почти единственной его попыткой повлиять на общественную дискуссию. Она вышла в №1 журнала «Коммунист» за 1990 год.
Споры тогда велись о том, как выбрать верную программу дальнейшего развития (страна привыкла развиваться «по плану») и что взять в нее из западного опыта: рыночную экономику или что-то другое. Ответ казался очевидным всем. Но не Шанину, чуть позже выступившему с крайне непопулярным лозунгом «иное всегда дано». Он противоречил нашему перестроечному «иного не дано»: дескать, коммунизм и сталинизм мертвы, дорога наша (к демократии и капитализму) ясна и понятна, надо только взять верный ориентир и уверенно шагать. А тех, кто шагать не хочет (коммунисты, гопники, националистическое и полуфашистское общество «Память», красные директора, несознательное и ждущее подачек население, деморализованные силовики, бессмысленные сотрудники бессмысленных научных институций) – ну, не на Колыму, конечно, но как-нибудь так устроить, чтобы решали мы, а они голосовали «как надо». Такое примерно было тогда настроение. Ведь «они» – из позорного советского прошлого, а мы можем с ним покончить и понимаем, куда двигаться.
Видя на своей стороне «государство и план», а на Западе – «капитализм и рынок», в конце 1980-х – начале 1990-х мы мыслили простыми бинарными оппозициями и не обращали внимания на механизмы взаимосвязи и взаимодействия явлений и акторов, согласования интересов, кооперации игроков, на проблемы с социальным капиталом, доверием и вообще с возможностью социального действия. Нам казалось, что с коммунизмом «все просто и понятно», что этот опыт надо забыть, как кошмарный сон, и сделать «все наоборот». А Шанин понимал, что этими намерениями вымощена дорога из одного ада в другой. И что успех западных демократий не в том, что они не ошибаются, а в том, что у них есть механизм исправления ошибок.
Одно из условий такого механизма – «терпимость к непонимаемому», которая повышает социальную эффективность меняющихся обществ – вместо «враждебности к неожиданному и незапланированному», которое «уничтожает ростки будущего».
Об этом Шанин говорил и в статье 1989 года, и в разговоре в ноябре 2019-го, который мне посчастливилось вести. «Британский университет приучил меня к тому, что университет – это царство разномыслия, и обогатить тебя может даже тот, с кем ты принципиально не согласен, – сказал мне Теодор, когда камеры были выключены. – Но, чтобы это состоялось, нужны четкие правила взаимодействия и нужно, чтобы все уважали эти правила и друг друга» (за точность цитаты не поручусь, но смысл был таким). Без впитываемого с детства искусства искать и находить компромиссы построить университет бы не удалось, говорил Теодор в разговоре 2011 года с Любовью Борусяк и Алексеем Левинсоном.
«Десятилетия официальной лжи, – писал тогда Шанин, – приучили многих в Советском Союзе цинично относиться к призывам совершать добровольные и бескорыстные поступки в пользу других людей или общества в целом, к альтруизму как к фактору социально-экономического развития. Мнение, что каждый печется только о себе, а страх перед властями или чистый эгоизм – единственные пружины действий, живуче и у вас [в СССР. – Б.Г.], и у нас, и его часто выдают за реализм. На самом деле это утопия, хоть и черная».
Шанин же в 1989-м именно того и опасался, что «недоверие к альтруизму» (термин Шанина – оцените его красоту!) окажет сильное негативное влияние на постсоветскую политическую реальность. Тогда эти слова просто некому было прочитать: мы созрели для их восприятия лет 15–20 спустя, когда в России началось становление гражданского общества.
У него самого такого недоверия не было. Не было и нашей ненависти к СССР.
Ведь Шанин прожил несколько десятилетий в Израиле и Европе, а коммунисты не только разрушили его дом – старый еврейский Вильно, превратив его в советский литовский Вильнюс, – но и спасли лично Теодору жизнь, вовремя вывезя его и семью (высылка превратилась в крайне своевременную эвакуацию) из Вильно буквально перед приходом туда нацистов. Так очевидное зло послужило благу. Об этом Шанин прекрасно рассказывает в диалогах с Архангельским. Книга вышла в серии «Счастливая жизнь», и ведь жизнь Теодора действительно была такой. А человек, испытывающий острую ненависть (в том числе к советскому), едва ли может быть счастлив. Ненависть, раздражение, брюзжащая разочарованность – кажется, эти эмоции были Теодору практически чужды.
«Бывали у меня и огорчения в России, – рассказывает Шанин Архангельскому, – оставившие тяжелый осадок на всю оставшуюся жизнь [выделено мной – Б.Г.]. В один из первых приездов [в разговоре со мной Архангельский уточнил, что эту историю Шанин рассказывал ему несколько раз, а случилось она где-то на рубеже конца 1960-х – начала 1970-х. – Б.Г.] я шагал по московской улице и увидел человека на дощечках. Вся грудь в орденах и медалях. А он сидел с шапкой на этих чертовых дощечках и просил милостыню. Я должен сказать, что Англия очень хорошо относится к бывшим солдатам. Израиль прекрасно относится. Если ты бывший солдат, получивший ранение, в Израиле за тобой ухаживают изо всех сил. Я не очень понимал, что в других местах может быть по-другому. И когда я увидел этого человека на дощечках, протягивающего руку, я высыпал все деньги, которые у меня были в кармане, в его шапку. И весь день чувствовал себя больным. После этого сказал все, что думаю об этом, – и в институте, и всем моим русским друзьям. И убрался из России побыстрее».
«Бывали у меня и огорчения в России, – рассказывает Шанин Архангельскому, – оставившие тяжелый осадок на всю оставшуюся жизнь [выделено мной – Б.Г.]. В один из первых приездов [в разговоре со мной Архангельский уточнил, что эту историю Шанин рассказывал ему несколько раз, а случилось она где-то на рубеже конца 1960-х – начала 1970-х. – Б.Г.] я шагал по московской улице и увидел человека на дощечках. Вся грудь в орденах и медалях. А он сидел с шапкой на этих чертовых дощечках и просил милостыню. Я должен сказать, что Англия очень хорошо относится к бывшим солдатам. Израиль прекрасно относится. Если ты бывший солдат, получивший ранение, в Израиле за тобой ухаживают изо всех сил. Я не очень понимал, что в других местах может быть по-другому. И когда я увидел этого человека на дощечках, протягивающего руку, я высыпал все деньги, которые у меня были в кармане, в его шапку. И весь день чувствовал себя больным. После этого сказал все, что думаю об этом, – и в институте, и всем моим русским друзьям. И убрался из России побыстрее».
В последние дни меня окружают буддийские мотивы. На зимней школе давал студентам читать вот этот текст. За что, наверное, и получил шутливое прозвище «ботхисатвы». А на передаче у Сергея Медведева, где вместе с замечательным психологом Сергеем Ениколоповым обсуждали статистику и факторы самоубийств, заметил (в перерыве, не в эфир), что рождаемся мы не по своей воле, и не для всех живых существ рождение является благом. На что Сергей Медведев резонно заметил: «Это ты своим буддистам будешь рассказывать!» Остальная часть разговора имела более серьезный характер.
Фрагмент:
"Сергей Ениколопов: В конце 20-х была большая партийная дискуссия на тему: "Может ли большевик покончить с собой?" Читать это сейчас даже иногда смешно. На полном серьезе обсуждалось: а вот если большевик попал в лапы белой контрразведки, его пытают, и он боится, что выдаст товарищей?.. Кто-то говорил, что это правильно. И вдруг какой-то довольно известный партийный персонаж говорит: "А если вдруг части Красной Армии освободят город, а он уже покончил с этой жизнью?!" Борца уже нет. Конец 20-х – там все было очень серьезно. Тогда никто не обращал особого внимания на то, что потом стало называться "посттравматическим стрессом", разочарованием участников революции и Гражданской войны в том, за что они боролись.
Борис Грозовский: А "Как закалялась сталь" – это во многом история про то, как человек, оказавшись в трудной ситуации, не прибег к этому способу, а сумел вырваться.
Сергей Медведев: Это уже советская биополитика, которая говорит, что твоя жизнь тебе не принадлежит, твое тело принадлежит не тебе, а государству."
Большой разговор об истории и практике самоубийства в России. Почему мы третьи в мире по числу самоубийств на душу населения (и первые по мужским самоубийствам), почему мужчины совершают суицид в шесть раз чаще женщин, и про марийскую/мордовскую/чувашскую месть: повеситься на воротах соседа.
Фрагмент:
"Сергей Ениколопов: В конце 20-х была большая партийная дискуссия на тему: "Может ли большевик покончить с собой?" Читать это сейчас даже иногда смешно. На полном серьезе обсуждалось: а вот если большевик попал в лапы белой контрразведки, его пытают, и он боится, что выдаст товарищей?.. Кто-то говорил, что это правильно. И вдруг какой-то довольно известный партийный персонаж говорит: "А если вдруг части Красной Армии освободят город, а он уже покончил с этой жизнью?!" Борца уже нет. Конец 20-х – там все было очень серьезно. Тогда никто не обращал особого внимания на то, что потом стало называться "посттравматическим стрессом", разочарованием участников революции и Гражданской войны в том, за что они боролись.
Борис Грозовский: А "Как закалялась сталь" – это во многом история про то, как человек, оказавшись в трудной ситуации, не прибег к этому способу, а сумел вырваться.
Сергей Медведев: Это уже советская биополитика, которая говорит, что твоя жизнь тебе не принадлежит, твое тело принадлежит не тебе, а государству."
Большой разговор об истории и практике самоубийства в России. Почему мы третьи в мире по числу самоубийств на душу населения (и первые по мужским самоубийствам), почему мужчины совершают суицид в шесть раз чаще женщин, и про марийскую/мордовскую/чувашскую месть: повеситься на воротах соседа.
У Олега Хархордина в издательстве ЕУ СПб вышла новая книга «Республика, или Дело публики». 21 февраля, в следующую пятницу вечером фонд Гайдара организует ее презентацию в Шанинке, записывайтесь и приходите! А пока - моя критическая рецензия в Репаблике.
Фрагменты:
Вот четыре признака классического республиканизма:
1. Свобода («не быть в воле другого», то есть не находиться в ситуации, когда другой человек может принимать произвольные решения относительно тебя).
2. Доблесть (то есть добродетель в сочетании с умением достигать общественно значимых целей).
3. Участие (не только возможность, но и обязанность участвовать в жизни сообщества, города, государства, в том числе работая на выборных должностях).
4. Признание (общественная ценность славы, которая питает стремление вписать свои доблестные дела в историю народа).
=======
Книга Хархордина в большей степени полемична, чем другие выпуски просветительской серии «Азбука понятий». Автор постоянно противопоставляет друг другу республиканизм и либерализм.
========
Книга начинается с тезиса, который и сам Хархордин признает неоднозначным:
России присуща свобода. Просто свобода эта республиканского, а не либерального характера.
Неудача либерально-демократического проекта в России (демократические институты не работают, отсутствуют реальная политическая конкуренция и независимый суд) заставляет задуматься об альтернативе, и Хархордин ищет эту альтернативу в республиканской мысли.
======
Но если, как справедливо пишет Хархордин, российские либералы так и не смогли сделать политику конкурентной, а суд – независимым, то каким образом это может получиться у «республиканцев», у которых еще меньше последователей и в научном мире, и среди широкой публики?
======
Либерализм неудобен нынешнему политическому режиму тем, что ставит свободу, личные права выше интересов любых общностей, включая государство. Но республиканизм точно так же неприемлем для автократии! Гражданское участие в делах города, региона и страны, энергия неравнодушия уже сейчас мешает элите управлять страной как своей собственностью.
======
Поэтому я не думаю, что в контексте современной российской политической и социальной жизни противопоставление либерализма и республиканизма «работает». Скорее, они невозможны друг без друга как содержание и форма: либерализм говорит о том, что нужно сделать, а республиканизм – о том, как и почему это должно и может быть сделано.
Фрагменты:
Вот четыре признака классического республиканизма:
1. Свобода («не быть в воле другого», то есть не находиться в ситуации, когда другой человек может принимать произвольные решения относительно тебя).
2. Доблесть (то есть добродетель в сочетании с умением достигать общественно значимых целей).
3. Участие (не только возможность, но и обязанность участвовать в жизни сообщества, города, государства, в том числе работая на выборных должностях).
4. Признание (общественная ценность славы, которая питает стремление вписать свои доблестные дела в историю народа).
=======
Книга Хархордина в большей степени полемична, чем другие выпуски просветительской серии «Азбука понятий». Автор постоянно противопоставляет друг другу республиканизм и либерализм.
========
Книга начинается с тезиса, который и сам Хархордин признает неоднозначным:
России присуща свобода. Просто свобода эта республиканского, а не либерального характера.
Неудача либерально-демократического проекта в России (демократические институты не работают, отсутствуют реальная политическая конкуренция и независимый суд) заставляет задуматься об альтернативе, и Хархордин ищет эту альтернативу в республиканской мысли.
======
Но если, как справедливо пишет Хархордин, российские либералы так и не смогли сделать политику конкурентной, а суд – независимым, то каким образом это может получиться у «республиканцев», у которых еще меньше последователей и в научном мире, и среди широкой публики?
======
Либерализм неудобен нынешнему политическому режиму тем, что ставит свободу, личные права выше интересов любых общностей, включая государство. Но республиканизм точно так же неприемлем для автократии! Гражданское участие в делах города, региона и страны, энергия неравнодушия уже сейчас мешает элите управлять страной как своей собственностью.
======
Поэтому я не думаю, что в контексте современной российской политической и социальной жизни противопоставление либерализма и республиканизма «работает». Скорее, они невозможны друг без друга как содержание и форма: либерализм говорит о том, что нужно сделать, а республиканизм – о том, как и почему это должно и может быть сделано.
gaidarfoundation.timepad.ru
Республика: дело публики. Дискуссия и презентация книги Олега Хархордина / События на TimePad.ru
Мы привыкли считать республикой форму правления, противоположную авторитарно–монархическим. Но со времён Цицерона политическая традиция была иной.
Много всего интересного в ближайшие дни.
Сегодня в Шанинке - доклад замечательного философа Виктора Каплуна о понятии политического у Арендт и Шмита.
Сегодня же в СЦ- разговор о самоцензуре с Михаилом Немцевым.
20 февр в СЦ- Павел Нерлер, Никита Петров и Глеб Морев о первом аресте Мандельштама.
У меня на этой неделе один разговор - 21 февр, в Шанинке с фондом Гайдара - презентация замечательной книги «Республика» Олега Хархордина, с Василием Жарковым и Александром Мареем.
25 февр в Мемо - доклад философа Николая Плотникова о праве и справедливости.
Сегодня в Шанинке - доклад замечательного философа Виктора Каплуна о понятии политического у Арендт и Шмита.
Сегодня же в СЦ- разговор о самоцензуре с Михаилом Немцевым.
20 февр в СЦ- Павел Нерлер, Никита Петров и Глеб Морев о первом аресте Мандельштама.
У меня на этой неделе один разговор - 21 февр, в Шанинке с фондом Гайдара - презентация замечательной книги «Республика» Олега Хархордина, с Василием Жарковым и Александром Мареем.
25 февр в Мемо - доклад философа Николая Плотникова о праве и справедливости.
sakharovcenter.timepad.ru
Дискуссия. Искусство быть смирным: самоцензура в российской жизни / События на TimePad.ru
18 февраля в Сахаровском центре пройдет третья дискуссия из цикла Михаила Немцева "Философия несвободы".
После большого перерыва обновилась наконец рубрика «Лица современной экономики» на @Econsonline. Там были Марианна Бертран и Роберт Барро, а теперь Джеффри Фрэнкель. Это серия лонгридов с подробным рассказом о деяниях каждого из героев. Фрэнкель - один из основных проповедников контрциклической политики. А в его автобиографическом эссе нашёлся чудесный рассказ о том, как Фрэнкель выбирал, кем стать:
Академические дисциплины казались мне континуумом, на одном конце которого – математика, а на другом – философия», – вспоминает Фрэнкель. Математика может отвечать на вопросы с удивительной точностью, но эти ответы не имеют практической значимости. Вопросы, стоящие перед философией, имеют колоссальное значение, но она не может дать на них ответы. Фрэнкель, по его словам, выбрал дисциплину в середине, где и вопросы значимы, и способность давать на них ответы присутствует. Посередине и оказалась экономика: «Изучаемые ею вопросы важны (пусть и не так, как вопросы философии), а способность давать на них ответы – весьма существенна (пусть и не такая, как у математики).
Академические дисциплины казались мне континуумом, на одном конце которого – математика, а на другом – философия», – вспоминает Фрэнкель. Математика может отвечать на вопросы с удивительной точностью, но эти ответы не имеют практической значимости. Вопросы, стоящие перед философией, имеют колоссальное значение, но она не может дать на них ответы. Фрэнкель, по его словам, выбрал дисциплину в середине, где и вопросы значимы, и способность давать на них ответы присутствует. Посередине и оказалась экономика: «Изучаемые ею вопросы важны (пусть и не так, как вопросы философии), а способность давать на них ответы – весьма существенна (пусть и не такая, как у математики).
Сегодня вечером в Шанинке - обсуждаем замечательную книгу Олега Хархордина «Республика, или дело публики»: с автором, Василием Жарковым и Александром Мареем.
Пара цитат из книги:
Именно сообщество - финальный автор того действия, которое ты можешь начать, но завершит его всегда оно. Слово «начальник» приобретает здесь свой первичный смысл - ты можешь только начать, а завершат твое действие, если оно удастся, равные тебе другие.
Согласно Ханне Арендт, полис, или республика - это машина по производству значимых историй и смысла жизни.
Res Publica - это вещь, которая принадлежит публике, или дело, которое ее неизбежно задевает.
Истории противостояния тоталитарной системе показывают: чтобы стать или остаться человеком, иногда надо пойти на такое, на что нормальный рациональный человек не способен. Полисная жизнь есть такой способ сломать тоталитарное закабаление.
Пара цитат из книги:
Именно сообщество - финальный автор того действия, которое ты можешь начать, но завершит его всегда оно. Слово «начальник» приобретает здесь свой первичный смысл - ты можешь только начать, а завершат твое действие, если оно удастся, равные тебе другие.
Согласно Ханне Арендт, полис, или республика - это машина по производству значимых историй и смысла жизни.
Res Publica - это вещь, которая принадлежит публике, или дело, которое ее неизбежно задевает.
Истории противостояния тоталитарной системе показывают: чтобы стать или остаться человеком, иногда надо пойти на такое, на что нормальный рациональный человек не способен. Полисная жизнь есть такой способ сломать тоталитарное закабаление.
gaidarfoundation.timepad.ru
Республика: дело публики. Дискуссия и презентация книги Олега Хархордина / События на TimePad.ru
Мы привыкли считать республикой форму правления, противоположную авторитарно–монархическим. Но со времён Цицерона политическая традиция была иной.
Существует ли российское историческое сообщество? Так называется доклад, подготовленный Вольным историческим обществом для КГИ. Доклад планируется опубликовать в скором времени, а 26 февр, в среду в 19 мы будем обсуждать его в Сахаровском центре. Ответ на вопрос, вынесенный в заглавие доклада, кажется, отрицательный. Неизвестно даже то, сколько в России историков. Но из доклада можно узнать, какие проблемы считает ключевыми «продвинутая» части сообщества, кто для историков самые авторитетные историки, как они оценивают современную историческую госполитику и чем занимаются кроме науки. В разговоре будут участвовать Никита Соколов, Борис Долгин, Ирина Карацуба, Константин Морозов, а Иван Курилла запишет небольшое видеообращение из СПб. Приходите!)
sakharovcenter.timepad.ru
Дискуссия. Историки и историческая политика: исследование ВИО / События на TimePad.ru
26 февраля доклад «Существует ли российское историческое сообщество?» будет представлен в Сахаровском центре.
Про Медузу и дело Сети. Если кто не видел, там опубликовано безумное недорасследование, смысл которого в том, что осуждённых надо осудить (ещё и) за другое, да покрепче.
Ниже скопирована запись Сергея Зенкина, очень хорошего филолога и культуролога. Он прав на 1000%. И очень странно, почему то, что видно ему, остаётся непонятным для опытных журналистов, которые в Медузе все еще есть - даже после того, как из неё (почти) все ушли.
==============
Государство может какое-то время держаться на силе, общество держится только на доверии. На предположении, что сказанное нам скорее всего является правдой, что обещанное скорее всего будет выполнено, что деньги из банкомата скорее всего не фальшивые, что незнакомец, которого мы впустили в подъезд, скорее всего не нагадит в лифте. Те, кто подрывает доверие, разрушают общество; и некоторые делают это осознанно.
Когда военный трибунал осуждает людей на огромные тюремные сроки по плохо доказанным обвинениям и отказывается проверять их очень правдоподобные заявления о пытках, он подрывает доверие к суду вообще, как общественному, а не только государственному институту; и это не зависит от того, был ли кто-то из осужденных действительно в чем-то виновен. У нас этот процесс дискредитации зашел далеко, и теперь даже честное и доказательное судебное решение не вызывает к себе доверия - а что, разве у нас есть суд?
Когда респектабельное сетевое издание публикует путаный и бездоказательный текст, обвиняющий кое-кого из посаженных в тюрьму (которые не могут защититься) в других преступлениях, в которых их почему-то не стали обвинять следствие и прокуратура, когда оно и не пытается предъявить читателю какую-либо проверку сообщаемых им сведений (вот это мы проверили, и это правда; вот в этом мы не уверены, но кажется вероятным; а вот это определенно вымысел и пустые слухи), - оно подрывает доверие к прессе вообще, как институту общественной информации; и это мало зависит от того, что кто-то из названных им людей может действительно оказаться виновным. Такие публикации лишают нас надежного знания о происходящем, и теперь даже добросовестное и доказательное журналистское расследование не будет вызывать к себе доверия - разве мы не знаем, что журналюги всегда врут, спамят, отрабатывают заказы?
Вот почему пензенский военный суд и сайт "Медуза" вместе делают одно черное дело - убивают доверие, приучают к убеждению, что в обществе все решают сила и деньги. Вполне вероятно, что они виноваты перед конкретными людьми, которых они несправедливо осудили или оговорили; но они совершенно точно виновны перед народом, который они растлевают, лишая доверия к самому себе.
Ниже скопирована запись Сергея Зенкина, очень хорошего филолога и культуролога. Он прав на 1000%. И очень странно, почему то, что видно ему, остаётся непонятным для опытных журналистов, которые в Медузе все еще есть - даже после того, как из неё (почти) все ушли.
==============
Государство может какое-то время держаться на силе, общество держится только на доверии. На предположении, что сказанное нам скорее всего является правдой, что обещанное скорее всего будет выполнено, что деньги из банкомата скорее всего не фальшивые, что незнакомец, которого мы впустили в подъезд, скорее всего не нагадит в лифте. Те, кто подрывает доверие, разрушают общество; и некоторые делают это осознанно.
Когда военный трибунал осуждает людей на огромные тюремные сроки по плохо доказанным обвинениям и отказывается проверять их очень правдоподобные заявления о пытках, он подрывает доверие к суду вообще, как общественному, а не только государственному институту; и это не зависит от того, был ли кто-то из осужденных действительно в чем-то виновен. У нас этот процесс дискредитации зашел далеко, и теперь даже честное и доказательное судебное решение не вызывает к себе доверия - а что, разве у нас есть суд?
Когда респектабельное сетевое издание публикует путаный и бездоказательный текст, обвиняющий кое-кого из посаженных в тюрьму (которые не могут защититься) в других преступлениях, в которых их почему-то не стали обвинять следствие и прокуратура, когда оно и не пытается предъявить читателю какую-либо проверку сообщаемых им сведений (вот это мы проверили, и это правда; вот в этом мы не уверены, но кажется вероятным; а вот это определенно вымысел и пустые слухи), - оно подрывает доверие к прессе вообще, как институту общественной информации; и это мало зависит от того, что кто-то из названных им людей может действительно оказаться виновным. Такие публикации лишают нас надежного знания о происходящем, и теперь даже добросовестное и доказательное журналистское расследование не будет вызывать к себе доверия - разве мы не знаем, что журналюги всегда врут, спамят, отрабатывают заказы?
Вот почему пензенский военный суд и сайт "Медуза" вместе делают одно черное дело - убивают доверие, приучают к убеждению, что в обществе все решают сила и деньги. Вполне вероятно, что они виноваты перед конкретными людьми, которых они несправедливо осудили или оговорили; но они совершенно точно виновны перед народом, который они растлевают, лишая доверия к самому себе.
Много всего интересного в ближайшие дни.
Какие проблемы считает ключевыми продвинутая часть сообщества историков? Есть ли вообще в России историческое сообщество? Кого из историков считают авторитетными другие историки? Обо всем этом - в докладе Вольного исторического общества для КГИ, который сегодня в 19 обсуждается в Сахаровском центре. Приходите!
Завтра, 27 февр в СЦ мощный круглый стол по конституционным поправкам, организованный журналом «Сравнительное конституционное обозрение». Будут Тамара Морщакова, Илья Шаблинский, Андрей Медушевский и другие юристы.
1 марта, в воскр Школа гражданского просвещения проводит в СЦ семинар памяти философа Вадима Межуев.
4 марта в Шанинке Фонд Гайдара начинает цикл дискуссий с Екатериной Воскобойниковой. Первая - о социальном государстве. Там будут Елена Панфилова, Григорий Юдин и Екатерина Шульман.
В этот же день и в это же время у Александра Вилейкиса в СЦ будет лекция «Философия и политэкономия аниме». О том, как «Легенда о героях галактики» позволяет по-новому смотреть на инстиционализм, республиканизм, проблему колеи и поспорить с Аджемоглу (анонс скоро будет).
Какие проблемы считает ключевыми продвинутая часть сообщества историков? Есть ли вообще в России историческое сообщество? Кого из историков считают авторитетными другие историки? Обо всем этом - в докладе Вольного исторического общества для КГИ, который сегодня в 19 обсуждается в Сахаровском центре. Приходите!
Завтра, 27 февр в СЦ мощный круглый стол по конституционным поправкам, организованный журналом «Сравнительное конституционное обозрение». Будут Тамара Морщакова, Илья Шаблинский, Андрей Медушевский и другие юристы.
1 марта, в воскр Школа гражданского просвещения проводит в СЦ семинар памяти философа Вадима Межуев.
4 марта в Шанинке Фонд Гайдара начинает цикл дискуссий с Екатериной Воскобойниковой. Первая - о социальном государстве. Там будут Елена Панфилова, Григорий Юдин и Екатерина Шульман.
В этот же день и в это же время у Александра Вилейкиса в СЦ будет лекция «Философия и политэкономия аниме». О том, как «Легенда о героях галактики» позволяет по-новому смотреть на инстиционализм, республиканизм, проблему колеи и поспорить с Аджемоглу (анонс скоро будет).
Разговор с Олегом Хархординым и Сергеем Медведевым о республиканизме на Свободе. Фрагмент:
Сергей Медведев: А декабристы – республиканцы?
Олег Хархордин: Если посмотреть, как показывает Лотман в своем известном эссе, как они жили вслед античным идеалам, хотели быть Брутами и Катонами, которые убивают Цезаря для сохранения свободы, – то да. Потом в застенках Петропавловки их обвинили в том, что они просто цареубийцы и хотят повторить Робеспьера и Марата, что совершенно не было их интенцией. Естественно, они читали протолибералов типа мадам де Сталь, Бенжамена Констана. Сама идея выйти и встать у Сената, стоять на морозе, делая публичный жест и не делая ничего очевидного для того, чтобы захватить царя, который перед ними… Те же самые части, которые стоят на площади, охраняют Зимний дворец. Если бы они хотели убить царя, они сделали бы это за неделю до того. Это было продолжение публичной политики: выйти и сказать. Они же хотели получить решение Сената. Это чисто римский жест. Что важно для нас? Когда декабристы репрессированы, Пушкин, который имеет друзей среди них, фактически воплощает их идеалы в том, что дальше стало основой классической русской литературы: после меня должно что-то остаться, иначе я прожил жизнь зазря.
Сергей Медведев: А декабристы – республиканцы?
Олег Хархордин: Если посмотреть, как показывает Лотман в своем известном эссе, как они жили вслед античным идеалам, хотели быть Брутами и Катонами, которые убивают Цезаря для сохранения свободы, – то да. Потом в застенках Петропавловки их обвинили в том, что они просто цареубийцы и хотят повторить Робеспьера и Марата, что совершенно не было их интенцией. Естественно, они читали протолибералов типа мадам де Сталь, Бенжамена Констана. Сама идея выйти и встать у Сената, стоять на морозе, делая публичный жест и не делая ничего очевидного для того, чтобы захватить царя, который перед ними… Те же самые части, которые стоят на площади, охраняют Зимний дворец. Если бы они хотели убить царя, они сделали бы это за неделю до того. Это было продолжение публичной политики: выйти и сказать. Они же хотели получить решение Сената. Это чисто римский жест. Что важно для нас? Когда декабристы репрессированы, Пушкин, который имеет друзей среди них, фактически воплощает их идеалы в том, что дальше стало основой классической русской литературы: после меня должно что-то остаться, иначе я прожил жизнь зазря.
Философ и историк Виктор Каплун сделал подробный разбор фильма о декабристах «Союз спасения». Статья очень странно называется, но на это не обращайте внимания. Читать ее можно двояко. Можно - как рассказ о длинном российском XIX веке, о его основном сюжете и конфликте, о самых важных развилках. А можно - как герменевтический анализ фильма, с тонким анализом смысла двух сцен. Наблюдать за герменевтическими техниками Виктора - гигантское удовольствие. Он смотрит фильм глазами человека, «знающего, чем все закончилось», и это позволяет увидеть в фильме больше, чем вкладывали туда его авторы.
Новая Газета
Роковая развилка российской истории
«Союз Спасения», фильм Первого канала о движении декабристов, не то чтобы потряс Россию, но вызвал дискуссии в образованном слое общества. Отзывы на фильм оказались, в основном, критическими. Кто-то из кинокритиков даже предложил признать его худшим фильмом…
Заметка в Форбсе. Несколько тезисов:
1) Самочувствие российской экономики и состояние государственных финансов расходятся все дальше. Госбюджет в превосходной форме, а вот в экономике все неладно.
2) В 2019 году рост бюджетных доходов сильно замедлился. Выжать из стагнирующей экономики лишний рубль становится все более непростой задачей.
3) 4560 рублей в год - Это примерная величина, которую изъяло из доходов среднестатистического потребителя повышение НДС на 2 процентных пункта.
4) инфляция очень низка, и повышать цены сильнее производители и торговцы просто не в состоянии из-за слабого спроса — затяжной стагнации доходов населения.
5) Основным тормозом экономического роста сейчас является очень слабый внутренний спрос, вызванный многолетней стагнацией доходов населения, но прибегать к его стимулированию власть боится.
6) Ради наращивания доходов правительство усиливает налоговое давление на теневую экономику. И не решает структурные проблемы: главное препятствие к росту - правоохранительная судебная система. Соответственно, никаких намеков не видно: начинаем 12-й год стагнации.
1) Самочувствие российской экономики и состояние государственных финансов расходятся все дальше. Госбюджет в превосходной форме, а вот в экономике все неладно.
2) В 2019 году рост бюджетных доходов сильно замедлился. Выжать из стагнирующей экономики лишний рубль становится все более непростой задачей.
3) 4560 рублей в год - Это примерная величина, которую изъяло из доходов среднестатистического потребителя повышение НДС на 2 процентных пункта.
4) инфляция очень низка, и повышать цены сильнее производители и торговцы просто не в состоянии из-за слабого спроса — затяжной стагнации доходов населения.
5) Основным тормозом экономического роста сейчас является очень слабый внутренний спрос, вызванный многолетней стагнацией доходов населения, но прибегать к его стимулированию власть боится.
6) Ради наращивания доходов правительство усиливает налоговое давление на теневую экономику. И не решает структурные проблемы: главное препятствие к росту - правоохранительная судебная система. Соответственно, никаких намеков не видно: начинаем 12-й год стагнации.
Forbes.ru
Безнадежный тупик: почему страна богатеет, а доходы граждан падают
Самочувствие российской экономики и состояние государственных финансов расходятся все дальше. Госбюджет в превосходной форме, а вот в экономике все неладно, считает экономический обозреватель Борис Грозовский
Ближайшие планы. Неожиданно, по приглашению Григория Юдина присоединился к конференции по Labour Studies, которая идёт в Шанинке 2-3 марта. Там целое соцветие имён и много всего интересного, а сегодня в 18 - дискуссия о безусловном базовом доходе с Мэттом Видалом, Ростиславом Капелюшниковым и Евгением Гонтмахером. Регистрируйтесь и приходите!
4 марта, среда, в 19 - в Сахаровском центре лекция философа Александра Вилейкиса «Философия и политэкономия аниме».
Кино, сериалы и книги - оттличные иллюстрации для разговора о юриспруденции, политической, экономической или социальной теории. Любое художественное произведение описывает модель вселенной, опираясь на свои законы и логику. А они, в свою очередь, базируются на существующих теориях, аксиомах и законах, описанных учеными. Космическая опера "Легенда о героях галактики" станет полем для разговора о том как работает логика сдерживания Томаса Шеллинга, какие особенности у "проблемы колеи" в имперских реалиях, что можно добавить к теории развития Дарона Аджемоглу, и какие бывают типы рациональности.
4 марта, среда, в 19 - в Сахаровском центре лекция философа Александра Вилейкиса «Философия и политэкономия аниме».
Кино, сериалы и книги - оттличные иллюстрации для разговора о юриспруденции, политической, экономической или социальной теории. Любое художественное произведение описывает модель вселенной, опираясь на свои законы и логику. А они, в свою очередь, базируются на существующих теориях, аксиомах и законах, описанных учеными. Космическая опера "Легенда о героях галактики" станет полем для разговора о том как работает логика сдерживания Томаса Шеллинга, какие особенности у "проблемы колеи" в имперских реалиях, что можно добавить к теории развития Дарона Аджемоглу, и какие бывают типы рациональности.
doxajournal.ru
labour studies
конференция и исследовательская школа
Сделал для Sapere Aude конспект круглого стола о конституционном праве, который прошёл 27 февраля в Сахаровском центре. Часть 1 тут, в ней выступления Андрея Медушевского и Александры Троицкой. Несколько цитат.
Троицкая: Федеральный конституционный суд Германии еще в начале своей деятельности согласился с конституционным судом Баварии, сказав: то, что определенное положение записано в конституции, не освобождает его от возможности проверки на соответствие принципиальным, самым фундаментальным положениям этой же конституции. В России же Конституционный суд последовательно проводит противоположную позицию: если норма стала частью Конституции, она уже не может быть проверена на конституционность. У нас эта мысль воспринимается как нечто само собой разумеющееся, но она такой не является.
Медушевский: В стабильных демократиях в основе конституции лежит согласие всех политических сил, а в нестабильных политических режимах доминирующая сила стремится навязать остальным свою волю, в том числе за счет конституционных поправок. В авторитарных режимах многие конституционные поправки имеют исключительно политические цели.
Сегодняшние поправки могут изменить весь конституционный строй. В них есть элементы, общие для всего постсоциалистического пространства:
1) изменение соотношения международного права и национальной Конституции в пользу последней,
2) включение в нее элементов национальной идентичности (религиозные ценности, трактовка семьи, нормы, связанные с историей и патриотическими идеями),
3) изменение системы разделения властей – ее диверсификация с выделением стоящей над ними фигуры политического арбитра, который все менее скован конституционными ограничениями,
4) яркий тренд в направлении плебисцитарных форм авторитаризма. Это классический бонапартистский плебисцит.
Троицкая: Федеральный конституционный суд Германии еще в начале своей деятельности согласился с конституционным судом Баварии, сказав: то, что определенное положение записано в конституции, не освобождает его от возможности проверки на соответствие принципиальным, самым фундаментальным положениям этой же конституции. В России же Конституционный суд последовательно проводит противоположную позицию: если норма стала частью Конституции, она уже не может быть проверена на конституционность. У нас эта мысль воспринимается как нечто само собой разумеющееся, но она такой не является.
Медушевский: В стабильных демократиях в основе конституции лежит согласие всех политических сил, а в нестабильных политических режимах доминирующая сила стремится навязать остальным свою волю, в том числе за счет конституционных поправок. В авторитарных режимах многие конституционные поправки имеют исключительно политические цели.
Сегодняшние поправки могут изменить весь конституционный строй. В них есть элементы, общие для всего постсоциалистического пространства:
1) изменение соотношения международного права и национальной Конституции в пользу последней,
2) включение в нее элементов национальной идентичности (религиозные ценности, трактовка семьи, нормы, связанные с историей и патриотическими идеями),
3) изменение системы разделения властей – ее диверсификация с выделением стоящей над ними фигуры политического арбитра, который все менее скован конституционными ограничениями,
4) яркий тренд в направлении плебисцитарных форм авторитаризма. Это классический бонапартистский плебисцит.
Sapere Aude
Споры о конституции
А тут вторая часть дискуссии - с выступлениями Кирилла Рогова, Аниты Соболевой и Тамары Морщаковой. Несколько цитат.
Рогов: Многие считают, что сегодняшние поправки просто фиксируют в Конституции тот баланс сил, который уже сложился в реальности: все ветви власти зависят от президента, он доминирует над другими институтами. Но отношение между Конституцией и действительностью более сложное. Каждая конституция задает нам спектр возможных интерпретаций, а уже политический процесс регулирует, какой именно будет наша интерпретация. Это зависит от соотношения сил. Мы получили интерпретацию Конституции. Теперь она будет записана в Конституции. Это обязательно приведет к изменению соотношения политических сил. Ведь как только изменится Конституция, начнется новый раунд ее интерпретации. И можно себе представить, куда она будет сдвигаться после того, как неформальные нормы, сейчас содержащиеся в интерпретации, будут записаны в саму Конституцию. Поэтому политическая реальность, которую мы получим после изменения Конституции, будет существенно отличаться от нынешней.
Соболева: В конституциях устойчивых демократий социальные права прописаны слабо или не прописаны вообще. А в постсоветских конституциях эти права занимают существенное место. На это был спрос. Люди считали, что гарантированные в советское время социальные права (особенно здравоохранение и образование) – это значимое достижение, которое нужно сохранить и расширить.
А то, что в Конституции дальше говорилось про разделение властей, народ не очень волновало. Посыл был такой: пока государство выполняет свои социальные обязательства, людям неважно, что происходит наверху, как элиты делят власть. И власть этот посыл очень хорошо считала: можно делать все, что угодно, в сфере управления государством, если продолжает поддерживаться минимум социальных гарантий. Сейчас эта карта разыгрывается по второму разу. Отражение в конституциях социальных прав приводит к искажению конституционного дизайна.
Морщакова: Власть, пришедшая сверху, будет сама себя защищать вопреки всему тому, что делается внизу. И это страшный момент. <...> И все же я хотела бы настаивать на том, что разница между «всероссийским голосованием» и «всенародным» есть. На всенародное голосование (референдум) вопросы выносятся иначе. Каждый вопрос должен выноситься отдельно, чтобы каждый голосующий мог свободно сформировать и выразить свою волю. Волеизъявление должно быть свободным. Референдум гарантирует это лучше, если работают механизмы, исключающие акты мошенничества. А общероссийское голосование ничего гарантировать не может, и оно в запланированном виде будет демонстрировать только отступление от всех процессуальных требований к тому, как должны вноситься поправки в Конституцию РФ.
Рогов: Многие считают, что сегодняшние поправки просто фиксируют в Конституции тот баланс сил, который уже сложился в реальности: все ветви власти зависят от президента, он доминирует над другими институтами. Но отношение между Конституцией и действительностью более сложное. Каждая конституция задает нам спектр возможных интерпретаций, а уже политический процесс регулирует, какой именно будет наша интерпретация. Это зависит от соотношения сил. Мы получили интерпретацию Конституции. Теперь она будет записана в Конституции. Это обязательно приведет к изменению соотношения политических сил. Ведь как только изменится Конституция, начнется новый раунд ее интерпретации. И можно себе представить, куда она будет сдвигаться после того, как неформальные нормы, сейчас содержащиеся в интерпретации, будут записаны в саму Конституцию. Поэтому политическая реальность, которую мы получим после изменения Конституции, будет существенно отличаться от нынешней.
Соболева: В конституциях устойчивых демократий социальные права прописаны слабо или не прописаны вообще. А в постсоветских конституциях эти права занимают существенное место. На это был спрос. Люди считали, что гарантированные в советское время социальные права (особенно здравоохранение и образование) – это значимое достижение, которое нужно сохранить и расширить.
А то, что в Конституции дальше говорилось про разделение властей, народ не очень волновало. Посыл был такой: пока государство выполняет свои социальные обязательства, людям неважно, что происходит наверху, как элиты делят власть. И власть этот посыл очень хорошо считала: можно делать все, что угодно, в сфере управления государством, если продолжает поддерживаться минимум социальных гарантий. Сейчас эта карта разыгрывается по второму разу. Отражение в конституциях социальных прав приводит к искажению конституционного дизайна.
Морщакова: Власть, пришедшая сверху, будет сама себя защищать вопреки всему тому, что делается внизу. И это страшный момент. <...> И все же я хотела бы настаивать на том, что разница между «всероссийским голосованием» и «всенародным» есть. На всенародное голосование (референдум) вопросы выносятся иначе. Каждый вопрос должен выноситься отдельно, чтобы каждый голосующий мог свободно сформировать и выразить свою волю. Волеизъявление должно быть свободным. Референдум гарантирует это лучше, если работают механизмы, исключающие акты мошенничества. А общероссийское голосование ничего гарантировать не может, и оно в запланированном виде будет демонстрировать только отступление от всех процессуальных требований к тому, как должны вноситься поправки в Конституцию РФ.
Sapere Aude
Чем грозит изменение Конституции