Илья Будрайтскис, историк, публицист, политический философ

Два уровня путинской идеологии: путь от цинизма к мессианству и обратно

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023
 
С начала войны наступил новый поворот в отношениях между российской властью и обществом. Нейтральным оставаться больше нельзя, позиция неучастия стала неприемлемой. Консолидация общества постепенно превращается в реальность. Каждый гражданин России должен поддерживать войну и президента, и делать это активно. Идеология создает из деполитизированного общества консолидированную массу с единым набором ценностей, для которого государство – не пустой звук, а духовная сила. Решения руководства люди должны принимать как свои собственные решения.
 
Создается масштабная экосистема – идеологизация школы, университетов, детские и юношеские организации. Общество становится объектом активного идеологического воздействия, воспитания. Может показаться, что это функциональное воздействие: у власти есть задача повысить лояльность населения, она придумала идеологию, которая должна на это работать, а содержание идеологии инструментально и большого значения не имеет. Часть аналитиков думает, что это не идеология, а случайный эклектичный набор идей.
 
Другие аналитики пытаются найти корни и существенные составляющие этой идеологии. Дискуссии вращаются вокруг этих двух позиций: есть лишь инструментальный набор идей, который цинично используются, или целостная система. Я полагаю, надо внимательнее посмотреть на само понятие идеологии. Верят ли творцы пропаганды в то, что они говорят? Если да, то это идеология. Идеология связывает мышление (картину мира) и политическое действие. Картина мира при этом представляется агентам самоочевидной и влечет за собой политические действия.
 
Такая картина мира у путинского режима есть. Это первый уровень путинской идеологии, практические идеи, которые могут не быть непротиворечивыми и консистентными. Эта практическая идеология определяет действия и опирается на социальный опыт (люди в госаппарате связаны общностью группового мышления и жизненный опыт). Практическая идеология (Альтюссер) связана со структурной позицией, которую занимают эти люди. Второй уровень идеологии – оформление первого в связанную систему понятий. Это делают уже не политические лидеры, а интеллектуалы.
 
В 2007 Дмитрий Тренин, который внес свою лепту в российскую внешнюю политику и идеологическую подготовку войны писал, что Запад неправильно понимает Россию, живя идеологией «холодной войны». А она определяется исключительно российскими интересами (а не какими-то там ценностями и правами человека). Абсолютный цинический прагматизм, на основании которого и должны выстраиваться отношения Запада и России.
 
За пару недель до начала войны Тренин написал другую статью, где признал, что возможная атака на Украину может быть вызвана ее идеологической (а не реальной) угрозой: она угрожает триединству славянских народов и «русскому миру». Как произошел этот транзит от циничного прагматизма к базирующейся на ценностях идеологии?
 
Тут важен личный опыт Путина: его работа в КГБ научила его конспирологическому мышлению, работа в мэрии – цинизму и тому, что побеждает чистая сила, а последующая работа – представлению о собственной избранности: перед ним стоят масштабные задачи. Идеология цинизма, господства интересов сменилась цельным мировоззрением, которое оформляется в последовательную идеологию. У нее есть свои источники и институты, их сплав ведет нас к обществу тотальной идеологии.
 
Политический режим ставит перед собой задачу национализации масс. Разделение на «глубинный народ» и государство больше не актуально: государство должно перестать быть внешним по отношению к человеку. Это очень сложная задача, ведь именно массовая деполитизация сделала путинский режим возможным. Это реальное противоречие, перед которым сейчас стоит путинский режим: продолжится переход к тотальному обществу, или деполитизация сохранится?

Выступление целиком см. тут

Аркадий Островский, обозреватель The Economist

Имитация как идеология

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023
 
С 2007, с Мюнхенской речи Путина редакторы и читатели спрашивают у меня, действительно ли Путин и его соратники верят в то, что говорят. Я думаю, это это бессмысленный вопрос. Человек верит в то, что он сейчас говорит, в то, во что ему удобно верить. Он может себя убедить в том или ином. Идеологические режимы считаются более страшными, и война актуализировала попытки найти идеологию Путина. Я думаю, что война стала возможной именно благодаря концу идеологии и в России, и на Западе. Отсутствие идеологии позволяет Путину вести эту войну.
 
В первые дни и недели войны мы видели возникновение в России эстетики, похожей на фашистскую: буквы Z (которой нет в русском алфавите), тексты Тимофея Сергейцева, одежда и эстетика ведущих Соловьева и Скабеевой. Это стилизация под фашизм. Я думаю, это стилизация: очевиден контраст между отсутствием массовой поддержки войны и этой квази-фашистской эстетикой. Важный подход: если что-то похоже на Х, то это, скорее всего, и есть Х.
 
Почему война, объявленная под лозунгами борьбы с нацизмом, с использованием советских идеологем, на практике заимствует не советскую, а скорее фашистскую символику? Возможно, именно ради создания впечатления массовой поддержки войны. Советская символика для многих не была связана с такой экзальтацией. Путин превратил победу во II Мировой войне в рессентимент, что было нетривиальной задачей, но формировался он в 1970-х, на здоровом цинизме к «марксистско-ленинской лабуде», в отличие от партийного начальства. Это номенклатура, которая думала, что все лучше всех понимает.
 
В своем обращении к нацистской эстетике Путин был последователен, - подобно этому в 1999 он явился перед россиянами в образе Штирлица через знаменитый опрос журнала Ъ-Власть и первый документальный фильм о Путине, где звучала мелодия Таривердиева. «17 мгновений весны» в 1973 (год поступления Путина в КГБ) были сняты по заказу КГБ. Эстетика советских шпионов, понимал Андропов, не будет работать так хорошо, как нацистская. Восхищение этой нацистской формой, «ариец» Тихонов, игравший Штирлица, - все это сработало как мобилизационный ресурс. Дмитрий Пригов писал, что Штирлиц – одновременно идеальный советский и нацистский продукт, результат манипулятивного подхода.
 
Ровно таким был и Путин. Он имитирует и советскую и нацистскую идеологию. Но для имитации всеобщей поддержки нацистская идеология подходит лучше: это перформанс, высшее проявление которого – война, это привнесение эстетики в политику. Когда после неудавшегося блицкрига к лету 2022 стало понятно, что война провалилась, Путин постепенно стал переходить от нацистской символики к нормализации войны, превращению ее в рутину.
 
В том же 1973 появляется письмо Солженицына вождям (освободитесь от идеологии марксизма, и этим спасите страну) и ответ на него Сахарова (он спокойно и уверенно отметил, что неудачи СССР порождены не столько идеологией, ведь общество идеологически индифферентно, а руководят им прагматичные политики, желающие сохранить власть). Путин и его псевдо-, имитационная идеология тоже идеологически индифферентна. Именно на ней стоит война. Отсутствие идеологии не делает этот режим и его дела менее страшными.
 
Трансляцию и запись выступления см. тут.

А всю конференцию – здесь.

DW о первой сессии, с изложением выступлений Кирилла Рогова, Ивана Крастева, Екатерины Шульман и Николая Петрова

https://www.dw.com/ru/vojna-protiv-ukrainy-menaet-rezim-putina-eksperty-sporat-o-rossii/a-67537084

Ральф Фюкс, директор Центра либеральной современности

Война России против Украины: момент истины для Европы

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023
 
Я скажу о значении этой войны для Европы и Запада, об их реакции на эту войну. Для политического класса в Европе, для западной общественности начало войны было шоком, открывшим правду о характере российского режима. Хотя и до этого сигналов было предостаточно: Путин отрицал правила игры, принятые в Европе, и отрицал право стран Восточной Европы на суверенность. Россия требовала переустройства мира, она хотела, чтобы «большие страны» договаривались о будущем стран, за которыми Путин отрицает право на суверенитет.
 
Однако сигналы воспринимались неправильно: мы думали, что Путин пытается добиться от Запада более выгодных соглашений, никто не хотел верить, что он готов начать большую войну. Военные приготовления на границе с Украиной и жестокая война в Сирии тоже показывали, как Россия готова вести войну. Путин подумал, что Запад «уворачивается» и «увиливает» от прямого столкновения, счел Запад слабым. Последствия для нас оказались очень тяжелыми.
 
Это нападение не только на Украину, но и на весь европейский порядок безопасности – на иллюзию, что войн больше не будет, противников больше нет, остались только «сложные партнеры», а военных конфликтов в Европе больше не будет. Европа не готова к войне. Бундесвер пережил мощное сокращение. Теперь началась новая эпоха. Вернулся конфликт политических систем, опасность нападения снова стала частью нашей жизни.
 
Период стратегического партнерства с Россией закончился. Германия, которая более всех была зависима от энергопоставок из России, очень быстро сократила эти поставки. До войны мы не поставляли оружие Украине, чтобы не провоцировать Россию на агрессию. Но в итоге это не предотвратило, а наоборот, способствовало агрессии.
 
Момент решимости Запада перед лицом российской агрессии так и не наступил. Есть много позиций по отношению к войне. Есть три основные политические позиции:

1) ставка на военную победу Украины (если не остановить Путина сейчас, он будет и дальше действовать так же, ведь его цели простираются дальше, чем просто «присоединить Украину»). Война воспринимается как решающая проба сил между Россией и Европой. В этот лагерь входят страны Восточной Европы, Скандинавия, Великобритания.

2) сторонники Путина, куда входят Венгрия, правопопулистские партии, сторонники Трампа. Они хотят завершения войны на условиях Путина и требуют прекращения поставок вооружений Украине. Сторонники такого подхода влиятельны в Германии и Великобритании.

3) Вашингтон, Берлин, Париж, - этот лагерь поддерживает Украину, но не ставит цель ее военной победы. Цель – поставить Украину в наилучшую позицию для переговоров с Украиной, не допустить ее коллапса и дать возможность защищаться. В отличие от Польши, Германия не скажет «это наша война, мы должны ее выиграть». Этот лагерь ставит на переговоры. Членство Украины в НАТО – тоже вопрос переговоров с Россией. В основе такой позиции – страх, что находящаяся на грани поражения Россия применит ядерное оружие. Есть и опасения коллапса путинского режима, коллапса и хаоса в стране с 16 тыс ядерных боеголовок, неуверенность в достаточной поддержки со стороны собственного общества, чтобы увеличить помощь Украине.
 
Приведет ли такое соотношение сил в обозримом будущем к началу переговоров с Путиным? Я опасаюсь, что если Запад покажет свою неготовность, нежелание вступать в долгую конфронтацию с Путиным, это даст очень плохой сигнал Китаю и другим авторитарным странам. Возможно, для большей готовности потребуется еще несколько кризисов, и тогда цена конфронтации возрастет еще сильнее.
 
Трансляцию и запись выступления см. тут

А всю конференцию – здесь

Александр Баунов, старший научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии

Стратегия войны и мира

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023
 
В 2017 я оспаривал точку зрения, что российская власть в первую очередь движима деньгами, которые она хочет тратить за границей, и что Путин в первую очередь ориентируется на собственный рейтинг. Популярность – важный источник политических решений, но российское руководство способно и на непопулярные действия, которые, с его точки зрения, ведут к восстановлению исторической справедливости, укрепляют глобальную роль России или ведут к укреплению ее безопасности.
 
Российское государство движимо глобальными амбициями, а не жаждой денег, и желанием распространять свое влияние и силу экономическим, политическим и военным способами. Если у нее не получается это делать, проецируя власть за пределы собственных границ, то мир устроен несправедливо. Это глобальные амбиции.
 
Обладание властью над такой крупной и хорошо вооруженной страной, как Россия, психологически раздувает эти амбиции, но они распространены и среди «простых людей». Запад живет лучше, зато мы можем его уничтожить, а не делаем этого потому, что добрые, думали советские люди. За это нам нужно уважение, признание нашей доброты. Это было распространенным представлением.
 
Осознав невозможность догнать и перегнать Запад экономически и технологически, Путин строит его альтернативу: капитализм без Запада, изолированный от Запада капитализм. В центре этой стратегии строительство альтернативного капиталистического мирового порядка. Это российская стратегия войны.
 
По сравнению с первыми голосованиями в ООН поддержка России выросла – ей удалось создать глобальный раскол там, где должно было бы царить глобальное единодушие перед лицом российской агрессии. Многие страны считают российское поведение приемлемым. Это и есть измененный Россией мировой порядок: цель достигнута, мир изменился.
 
Целью Запада было спасти как можно больше украинского суверенитета и территории, она достигнута. А вот нанести России поражение – военное или экономическое – и изменить российский режим не удалось. А вот попытка сохранить прежний мировой порядок работает на Путина: это непопулярная во множестве стран стратегия. Слишком многие хотят его изменить.
 
Война перешла в фазу ассиметричного выжидания: кто кого переждет из-за разницы в размерах. Россия ждет истощения Украины, Запад – истощения России, плюс Россия думает, что Запад истощится быстрее, поддерживая Украину. Все молятся в храме бога времени Хроноса. Такая стратегия позволяет минимизировать потери, но матрешка ожиданий как стратегия перехода от войны к миру не работает.
 
Стратегический ответ Запада на российское предложение нового мирового порядка непопулярен вне Запада. Новое всегда звучит привлекательнее. Многие ждут от Запада предложение какого-то нового мирового порядка, а не попытки удержать старый. В отличие Запада, Китай, говорят страны глобального Юга, экспортирует к нам процветание, не требуя ничего взамен, не требуя демократизации. Примерно так видится ситуация из стран глобального Юга.
 
Трансляцию и запись выступления см. тут.

А всю конференцию – здесь

Михаил Минаков, философ, руководитель украинской исследовательской программы в Kennan Institute

Милитаризация как дух времени. Европейские общества и государства во время войны

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023 https://stranaimir-2023.sakharov.world/
 
Как логика коллективной деятельности влияет на политику? Мы живем , по Гегелю, в «духе времени», который влияет на политику. Милитаризация продолжается уже 10 лет. Созданные в последние 40-50 лет институты мира казались доминирующими, казалось, что они будут способны выдержать любую агрессию. Я ошибался. Эти институты оказались не очень эффективными.
 
Рост числа и интенсивности военных конфликтов после 2014 вынудил Европу увеличить военные расходы. Во всем регионе военные стали сильнее влиять на политику. Война изменила modus operandi и в России, и в Польше, и в Грузии, и в Сербии. Война требует больше финансов и человеческих ресурсов.
 
Внутренняя политика и в автократиях, и в либеральных демократиях симметрично меняется под влиянием милитаризации. Правительства требует от гражданских обществ большей вовлеченности и сплоченности. Структура становится более связной, вопросы безопасности выходят на первый план. От торгового капитализма многие страны переходят к милитаризированному капитализму, и это происходит очень быстро, всего за полтора года, даже в Брюсселе.
 
Разрастается юридический релятивизм – во всей Евразии, страны становятся более терпимы к нему ради милитарных целей. Угрожающие события происходят на Южном Кавказе, на Балканах, в Сербии. Мы входим в период, когда не только Россия, но и в других странах одновременно происходят сходные тенденции. Замороженные прежде конфликты возвращаются к нам с новыми рисками, это делает всю систему очень нестабильной и шаткой.
 
Милитаризм – питательная среда для государств, которые пытаются подчинить себе общества. Он тестирует, насколько ценности и принципы, на которых выстроен либеральный порядок, сможет выдержать эти испытания, управляя конфликтами, не поддаваясь влиянию милитаризированной политики. Как остаться демократией, став при этом военизированной осажденной крепостью?
 
Трансляцию и запись выступления см. тут

А всю конференцию – здесь

Лев Гудков, заместитель директора и научный руководитель Левада-Центра

Война и коллективная идентичность

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023
 
Война стала реакцией массового сознания на неудачу в реализации и советской, и постсоветской утопии – что мы будем жить как в «нормальных странах». 23 года путинского правления сопровождались подавлением процессов социальной дифференциации, уничтожением институциональной автономии отдельных сфер общества: цензура медиа, подавление политической оппозиции, восстановление госконтроля над наукой, экономикой, образованием.
 
Примитивность постсоветского общества стало хорошей почвой для возвращения государственной идеологии. Доминируют милитаристские институты, включая тайную полицию, автономную от общественного контроля армию и т.д. Теперь это выдается за «традиционные ценности», через которые люди определяют себя и других. Вершину этой пирамиды образуют 5 ведущих институтов: президент (персонификация абсолютной власти), армия, ФСБ, правительство и церковь.
 
Эти институты образуют единство, которое легитимизируются через миф о наличии могущественных врагов и противостоянии великой России с ними. Пики авторитетности Путина совпадают с противостоянием с внешними врагами. Симметрично в эти моменты возрастает авторитетность армии и ФСБ, и уровень доверия им. Приход Путина означал утверждение идеи, что у России есть враг.
 
Страна поделилась на меньшинство (18-20%), которое не поддерживает войну и тоталитаризм, и на большинство, которому это нравится. При этом в последние месяцы доля респондентов, которые считают эффективными действия российской армии в Украине, снижается. Люди солидаризируются с образом России как великой державы, боятся, что страна утратит этот статус, этот образ дает им уверенность.
 
Оба кластера пассивны, слабоструктурированы, они зависят от произвола власти. Большинство гордится институтами, которые защищают страну от врагов, меньшинство отстраивается от этого, но это негативная идентичность без позитивных ценностей. При этом усталость от войны постепенно растет.

Большинство сейчас выступает за прекращение войны и переговоры, но против возврата оккупированных территорий. Это не моральное отрезвление, имперски настроенному большинству важно сохранить свою идентичность через отождествление со страной, которая может навязывать свою волю другим. Выросла доля людей, считающих, что Россия вправе любыми средствами добиваться контроля над бывшими советскими республиками.
 
Адресат демонстрации этой символической силы – не Украина, а Европа и США. Нагнетание образа угрозы извне сочетается с усилением милитаризма и ростом страха общества перед мировой войной, которое оборачивается ростом доверия к силовым структурам. Это компенсирует сознание неудачи в модернизации. Западные страны с их высокими стандартами жизни становятся объектом ненависти. Действия России воспринимаются не как агрессия, а как реакции на провокации извне.
 
Дело не в защите традиционных ценностей и духовности, а в политике уничтожения любых оснований автономности и достоинства человека. Элементами такой политики легко становится запрет абортов и атака на ЛГБТ. Эволюция в сторону консерватизма вполне закономерна и логична в рамкой этой системы.
 
Трансляцию и запись выступления см. тут.

А всю конференцию – здесь.

Андрей Колесников, старший научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии

Полумобилизованное общество в гибридно-тоталитарном режиме

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023
 
Само начало войны стало свидетельством того, что у российской власти есть миссия, есть идеология, и теперь нашлись технологические средства, чтобы ее осуществить. Война позволила кодифицировать эту идеологию в учебниках и указах президента.
 
Путинский режим – гибридный тоталитаризм с полумобилизованным обществом, которое основано на национально-имперской идеологии и госкапитализме, ориентированном на изъятие ренты. Мы видим элементы вовлечения населения в соучастие в борьбе, которую ведет политический режим. Библиотеки превентивно отказываются выдавать книги иноагентов.
 
Государство теперь требует от своих граждан не только голосов, но и тел, забирает их жизнь. Началась работа со школами. Это еще не тоталитаризм, но общество гибридно-тоталитарное. Это мобилизованное наполовину общество. Нынешняя степень мобилизации указывает на движение в тоталитарную сторону. Граждане готовы поддерживать режим в обмен на то, что государство не прибегает к полной мобилизации, ограничиваясь мобилизацией частичной.
 
Идеология режима имеет национально-имперский характер. Ее корни находятся и в имперском, и в советском прошлом. Это смешение имперской и советской идентичностей, к которым добавляется госкапитализм, предписывающий гражданам: «Ешь и молчи».
 
45% определенно поддерживают войну, 10% - ее безусловные противники, и в середине – безразличное большинство, которое удовлетворится любым исходом. Режим «негативного консенсуса» сложился после 2014 и стал более заметен в условиях войны. Основная часть сторонников войны считает, что надо поддерживать свою страну, что бы она ни делала.
 
Такая позиция связана с идентичностью. Теперь новая цель – вести долгую войну и победить в экзистенциальном противостоянии с Западом, который навязывает нам чуждую идеологию и цивилизационные практики. В рамках этого противостояния можно существовать очень долго. Люди не считают, что они живут в концлагере, средний обыватель уверен, что нас напали, есть враги, и стране нужно защищаться.
 
Можно помалкивать, можно ворчать на кухне, можно не любить политический режим, но есть конформисты, бегущие впереди паровоза со списком людей, которых нужно репрессировать, и они становятся все более влиятельными в обществе. Они задают тон, и их голос хорошо слышен. Конечно, на следующий день после поражения нацисты исчезают, но пока поражения не наступило.
 
К более жесткой тоталитарной модели режим вряд ли готов переходить. Ему вполне удобно в рамках полутоталитарной модели: люди хотят жить частной жизнью, он опасается нарушить хрупкое согласие, потребовав слишком многого. Имитации социально ответственного поведения пока достаточно.
 
Трансляцию и запись выступления см. тут

А всю конференцию – здесь

Смириться с неизбежностью: как россияне оправдывают войну в Украине

Светлана Ерпылева, Humboldt fellow в Исследовательском центре Восточной Европы при Бременском университете, сотрудница Лаборатории публичной социологии и Центра независимых социологических исследований

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023
 
Лаборатория публичной социологии провела уже три волны глубинных интервью с россиянами об их отношении к войне. В первые дни войны подавляющее большинство информантов испытали шок, ступор, непонимание, почему так произошло, как это стало возможным. У них стала разрушаться картина мира. Это пережили и противники войны, и те, кто потом начали ее оправдывать.
 
За следующие недели и месяцы люди, следившие и до этого за политикой, трансформировали свои эмоции в позицию и стали противниками войны. Остальные, кто жил исключительно частной жизнью, не имели инструментов для этого. Но и жить в состоянии постоянного шока они не могли, и стали восстанавливать разрушенную картину мира. Этому очень помогла госпропаганда.
 
Люди при этом были не столько зомбированы пропагандой, сколько пытались себя убедить, что в госпропаганде есть здравое зерно. Аполитичная поддержка войны в России – это нередко не одобрение, а оправдание войны. Не поддержка, а скорее объяснение, что у войны как не очень хорошего поступка есть резоны, причины. У страны не было другого выбора. Многие не одобряют войну, но считают ее разумным и неизбежным выходом (в отличие от тех, кто ее активно поддерживает и гордится действиями руководства страны). В речи этих людей много оговорок и оправданий.
 
Такой тип поддержки связан скорее с надеждой, чем с уверенностью: мы не знаем, что там происходит; но хотелось бы верить, что правительство что-то знало, и руководствовалось какими-то фактами и угрозами и т.д. Этот тип поддержки сопровождается негативными, а не позитивными эмоциями: тревожность, подавленность, стресс, страх, чувство неопределенности: «как умирающая бабушка, она лежит, и ее не выбросишь, и сделать ничего нельзя».
 
Отсутствие позитивного видения будущего и войны, и своего личного – еще одна черта тех, кто оправдывает войну. Желаемый для них, но нереалистичный сценарий – скорейшее завершение войны на условиях России, нежеланный – ее затягивание. Внятного образа победы нет, и победа нужна только потому, что проигрыш воспринимается как катастрофа.
 
Планирование личного будущего прекращено: происходит что-то непонятное, реальность кажется квестом, где на тебя все время кто-то нападает. Война кажется многим природной катастрофой, природной силой, с которой невозможно бороться. Она нормализуется как неотвратимая часть реальности, с которой надо смириться.
 
Нехорошо, что в мире случаются ураганы, но нельзя же быть против ураганов и наводнений? Война для тех, кто ее оправдывает, - тоже ураган. От нас это не зависит, говорят те, кто оправдывают войну. Люди испытали шок в начале войны, она казалось чем-то невозможным. А теперь она кажется неизбежной и неотвратимой, как природное явление.
 
Этот тип восприятия характерен не для всех россиян и не для всех, кто поддерживает войну, а именно для людей, для которых характерна «аполитичная поддержка». Это большая доля российского населения, но ее точной величины мы не знаем. Испытав шок, а затем пересобрав свою картину мира, они стали оправдывать войну. Это неконсистентная поддержка, без позитивных сценариев и уверенностью.
 
Аполитичная поддержка – производная от той модели общества, которое формировалось властью на протяжении многих лет. У людей нет навыков формирования собственной позиции. У них нет опыта участия в демократических институтах – они систематически разрушались. В результате люди не могут критиковать даже ту позицию, с которой они изначально не были согласны.
 
Трансляцию и запись выступления см. тут.

А всю конференцию – здесь.

Александр Либман, профессор по российской и восточно-европейской политике в Свободном университете Берлина

Экономическая изоляция России: что дальше?

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023
 
Год назад многие ожидали неизбежного коллапса и экономической изоляции России. Эти прогнозы не реализовались. Россия не оказалась в изоляции, это важный фактор стабилизации российской экономики. Может ли ситуация изменится? Следует ли ожидать, что Россия окажется в ситуации Северной Кореи, в значительно более серьезной изоляции?
 
На самом деле никто не ставил себе целью полностью изолировать Россию. Была цель ограничить доходы российского бюджета и импорт ею товаров двойного назначения. Эти две конкретные меры отчасти реализованы. Но эффект оказался значительно ниже ожидаемого.
 
Санкции оказались недостаточными, чтобы добиться политического эффекта. Может ли это измениться? Отсутствие экономической изоляции – результат противоречия: чем жестче барьеры, тем привлекательнее попытки их обойти для стран, которые торгуют с Россией. Этот аргумент справедлив для любых протекционистских барьеров. Для России этот эффект особенно значим в силу ее величины как экспортера и импортера. Так работает рыночная логика.
 
Ужесточение мониторинга санкций и активное использование вторичных санкций, на что направлены очередные пакеты санкций, могут сделать торговлю с Россией более рискованной. Но решится ли проблема? Маловероятно. Усиление политического давления на страны, далеко не полностью поддерживающие Россию (как Казахстан), могут вызвать у них обратный эффект – желание расширить торговлю с Россией.
 
На это накладываются риски деглобализации – риски новых торговых конфликтов. Чем жестче Запад воздействует на страны, торгующие с Россией, тем скорее архитектура глобальной торговли начнет и дальше расползаться. Долгосрочно издержки от фрагментации экономического пространства очень высоки. Наконец, торгующие с Россией страны стараются избежать конфликтов с Россией.
 
Едва ли изменится позиция стран «глобального Юга» - они не пересмотрят свою позицию относительно войны России и Украины.
 
Более вероятно, что к сокращению торговли приведет экономической спад в самой России. Северная Корея изолирована, поскольку ей особо нечем торговать. Протекционистские меры в России и борьба за ренту, снижение качества бюрократии сделает российскую экономику менее привлекательной для международной торговли. Произойдет ли это?
 
Сможет ли Россия оградить от подобной динамики как минимум сектора, связанные с поддержанием военного потенциала?
 
Деглобализация стала большим риском для мировой экономики – растущее число частных игроков все более четко осознают политические риски внешнеторгового взаимодействия. Чем выше барьеры, тем выгоднее, но и тем рискованнее торговать. Как торговать, если мировая экономика распадется на несколько торговых блоков?
 
Экономическая изоляция России в этой ситуации становится все менее вероятной. Главным игроком, который сейчас способен экономически изолировать Россию, лишив ее ресурсов для ведения войны, является само правительство. Главная угроза для России – не санкционное давление, а политика самой России. На этот параметр Европе воздействовать сложно.
 
Трансляцию и запись выступления см. тут
А всю конференцию – здесь

Сергей Гуриев, профессор экономики и провост Sciences Po (Париж)

Экономическая политика Путина до и после 2022 года

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023
 
Путинская политика не привела к страну ни к развитию, ни к повышению уровня жизни. Путиномика – это капитализм для своих, где экономику контролирует государство или друзья Путина. Такая экономика не может расти быстро. Российская экономика перестала расти.
 
Но Путин усвоил уроки последних кризисов, и в макроэкономическом отношении страна ведет грамотную политику. Внешний долг государства и компаний, платежный баланс, бюджет – все эти показатели хорошо сбалансированы. Роста нет, но и макроэкономическая устойчивость России обеспечена.
 
Санкции не способны развалить такую экономику. Тем более что санкции наложены лишь частью стран, с которыми торгует Россия. Вторичные санкции очень слабы. Половина мира к санкциям не присоединяется. В демократической стране падение ВВП на 10% почти всегда ведет к смене правительства, но в России даже такое снижение не было бы большой проблемой.
 
Россия резко увеличила оборонный заказ, теперь она разделена на военную, имеющую привилегированный доступ к ресурсам, и гражданскую, с дефицитом финансов и кадров. ВВП учитывает круглосуточную работу ВПК, и эта статистика обманчива: есть падение розничного оборота на 8-10%, что не отражается в статистике доходов. Расходы на ВПК растут.
 
Деньги на это есть: санкции были введены слишком поздно и работали только полгода. Дальше Россия научилась обходить нефтяные санкции, появился танкерный флот, доходы восстановились. По итогам 2023 дефицит не превысит 2% ВВП. Как вернуть эффективность нефтяным санкциям? Без этого войну можно вести сколь угодно долго, покупая недостающие компоненты у третьих стран.
 
Поэтому следующий шаг – санкции против таких стран. Путинская экономика не будет расти, но и не рухнет, если только санкции не будут резко ужесточены. Да и при ужесточении резервов у России достаточно резервов, которые можно использовать. Тем не менее санкции не бессмысленны. ЦБ приходится повышать процентную ставку, ведь деньги тратятся на то, что не увеличивает благосостояния россиян. Денег в экономике больше, чем гражданских товаров.
 
ВПК уперся в большие ограничения, и мобилизовывать уже больше нечего. Доля военных расходов бюджета выросла с 4% до 6% ВВП, но не достигнет 15%, как в СССР. Серьезный рост военного производства уже произошел, и хорошо, если Украина сможет с этим справиться.
 
Трансляцию и запись выступления см. тут

А всю конференцию – здесь

Андрей Яковлев, ассоциированный исследователь Центра Дэвиса в Гарварде и научный сотрудник Hanse-Wissenschaftskolleg

Состояние и перспективы российской экономики (с позиции экономических агентов)

на конференции Страна и мир: Российские реалии-2023
 
Прогнозы сильного спада экономики в 2022-23 не оправдались. Но попытаемся посмотреть на экономику не исходя из статистики, а исходя из перспективы экономических агентов. Нестыковка между макропрогнозами и реальностью уже были – и в 1990-е, когда падение оказалось более глубоким, чем можно было ожидать, и в 1999-2000, когда неожиданно начался бурный рост, и в 2008-2009 (глубокий кризис на фоне больших резервов, и в 2020, когда Россия лучше, чем ожидалось, пережила пандемию.
 
Санкции лишили Россию возможности получать западные кредиты, но одновременно лишили западные капиталы возможности выйти из России. Вдобавок резко выросли цены на сырьевые ресурсы. Отказ стран глобального Юга присоединиться к санкциям привел к тому, что санкции не сыграли решающей роли. Российская экономика нестандартно реагировала на эту ситуацию, что определилось опытом экономических агентов.
 
Я провел более 40 интервью с директорами промпредприятий, руководителями IT-фирм, банкирами и представителями бизнес-ассоциаций.
 
Основными факторами устойчивости для 2022 года стали выработавшаяся у бизнеса «готовность к плохому», рыночное поведение большинства фирм, включая госкомпании, господдержка и работающие каналы связи государства и бизнеса, плюс личное восприятие санкций и давления на Россию как своего «профессионального вызова».
 
В 2023 году дополнительно работал «бюджетный стимул» (рост расходов бюджета на ВПК и выплаты семьям мобилизованных), конкурентный рост зарплат в частном секторе на фоне мобилизации и роста занятости в ВПК. Это ведет к росту спроса. Все это повышает устойчивость российской экономики.
 
Российские фирмы второго эшелона научились выстраивать новые производственные цепочки, закупая оборудование у разных поставщиков. Многое закупается в России. Это отчасти вынужденная ситуация, но она позволяет экономике адаптироваться к новой ситуации.
 
Наконец, как ни удивительно, выросла инвестактивность. Ее подстегнули ограничения на вывод средств из России и рост рисков хранения слишком больших средств на счетах в России. Компании не могут инвестировать в других странах, и не хотят держать слишком много средств в банках. Поэтому они наращивают инвестиции.
 
Задавив оппозицию, государство стало увеличивать контроль за госзакупками, ужесточило санкции за коррупцию, запустило процедуры льготного кредитования и механизмы долгосрочного финансирования и индикативного планирования. Это то, о чем четверть века мечтали предприятия.
 
Заметны различия в оценках перспектив крупного и, с другой стороны, малого и среднего бизнеса. Истории успеха в прошлом опирались на успешность проектов, осуществляющих экспорт в развитые страны. Российскую продукцию в Европе теперь не ждут, Азии она тоже нужно только сырье. Вдобавок начался передел собственности. Поэтому политические авантюры способны обрушить даже устойчивую экономику. Именно в эту сторону мы и движемся.
 
Трансляцию и запись выступления см. тут

А всю конференцию – здесь

Трансляция конференции "Страна и мир: российские реалии-2023" на этом закончена. В ближайшие дни постараюсь сделать конспект 8 докладов из 25, которые не получилось передать сразу же.

Вышел разговор с Ритой Лютовой в ее подкасте «Отрицательный рост», и кажется, он получился очень удачный. Про «капитализм для друзей» и про то, почему путинский режим не будет стремиться к тотальному огосударствлению экономики. Фоном у меня чирикают попугаи.

Вы слышали термин «кумовской капитализм»? Да, это Россия при Путине. Сможет ли экономика во время войны и дальше обслуживать друзей президента?

Экономика России все последние годы обслуживала ближний круг Владимира Путина. Друзья президента (Аркадий Ротенберг, Геннадий Тимченко, Юрий Ковальчук) контролируют ключевые ресурсы и компании в стране и входят в рейтинги миллиардеров.

Экономический уклад, при котором зарабатывают в основном «свои», называют crony capitalism (он же «кумовской» или «клановый»). Но сохранится ли он, учитывая что российская экономика становится все более милитаристской и возрастают траты на войну?

В этом эпизоде подкаста «Отрицательный рост» говорим о том, как устроен «кумовской капитализм» в России и продолжит ли экономика обслуживать ближний круг Путина в условиях войны. Гость эпизода — Борис Грозовский, экономический журналист, автор телеграм-канала Events and Texts.

———

Если хотите послушать эпизод позже — перешлите этот пост в свою папку «Избранное» (Saved Messages)

Слушайте «Отрицательный рост» на «Медузе» | на подкаст-платформах | и на ютьюб-канале «Подкасты Медузы»

Волчье время. Германия и немцы: 1945–1955: книга и кинопрограмма "Уроки немецкого" (8-10 декабря)

"Волчье время. Германия и немцы: 1945–1955": так называется книга Харальда Йенера, которая вот-вот выйдет в замечательном издательстве Individuum (@individuumbooks). Полтора года назад все одновременно, казалось, читали по-русски "Мобилизованная нация. Германия 1939–1945" Николаса Старгардта (хотя ни тогда, ни сейчас россияне, к счастью, не мобилизовались). Книга Йенера – это, в некотором роде, следующая часть, и у нее тоже есть все шансы стать популярной.

В отличие от историка Старгардта, Йенер, писатель и журналист, скорее повествует, рассказывает истории, чем дает обобщенный анализ. Он показывает, как немцы пережили первое десятилетие после поражения, и приходит к выводу, что они стали чемпионами по вытеснению – в двух смыслах:

1) прошлое было моментально забыто (его осмысление началось позже, в 1960-х), представители нацистской элиты вернулись на прежние должности, почти ничто не противоречило упорному нежеланию узнать, что произошло в 1933-1945, и дать этому прошлому объективную оценку,

2) несмотря на это в обеих немецких государствах в первое десятилетие после войны утвердилось очищенное от национал-социализма мировоззрение. Это незаметное чудо. Высокомерно отрицая в этот период индивидуальную вину, немцы, тем не менее, избавлялись от ментальности, которая сделала нацистский режим возможным.

Книга Йенера рассказывает, как это произошло, – через шок радикального отрезвления, столь же сильный, как предшествовавшая ему мания величия. Очень помогли и привлекательность более непринужденных, чем при Гитлере, форм жизни, экономический рост, распространение новых форм дизайна, искусства, развитие публичной сферы (по совету Ясперса, немцы учились честно говорить друг с другом - то есть не только говорить, но и слушать, мысленно становиться на позицию другого).

Совесть тогда, казалось умолкла, – но жизнь продолжалась, и это сделала возможным, чтобы позже совесть заговорила. Йенер рассказал об очень интересном времени, которое остается намного менее заметным, чем предшествующие и последующие события. Причем рассказал на микро- и мезоуровне: потребительское поведение и привычки, много судеб людей, городов, предприятий, изменение отношений к сексуальности, новая послевоенная (отчасти импортированная) культура, работа транспорта в условиях разрухи, жилье и тд.

Книга очень хорошо переведена и отредактирована (Роман Эйвадис и Виктор Зацепин) – в общем, очень и очень рекомендую. А на следующей неделе, – 8, 9 и 10 декабря – издательство Individuum и Третьяковская галерея проводят приуроченную к выходу книги ретроспективную кинопрограмму "Уроки немецкого" (в конференц-зале на Лаврушинском пер.), рассказывающую о послевоенной Германии и моральной ответственности.

8 декабря редактор "Волчьего времени" Виктор Зацепин обсудит со зрителями фильм "Убийцы среди нас" (1946), заложивший основу эстетики Trümmerfilm – кино послевоенных руин.

9 декабря историк Илья Женин представит фильм "Фотография класса" (1971). Это документалка: снятые в 1970 интервью-исповеди школьников 1931 и 1933 годов (бывших членов СА, евреев-эмигрантов...), – тех, чья юность пришлась на момент прихода национал-социалистов к власти. Это воображаемый диалог тех, кто не мог встретиться за одним столом, воспоминания, создающие коллективную память этого трагического поколения.

10 декабря филолог Анна Кукес представит фильм "Непримирившиеся, или Где правит насилие, помогает только насилие" (1965). Это фильм по роману Генриха Бёлля "Бильярд в половине десятого".

Здесь билеты на первый, второй и третий фильмы. А вот тут и скоро в магазинах - книга.

Зимняя школа по социологии права в Петербурге, летняя историко-культурологическая школа в Ереване и онлайн-конференция

Институт проблем правоприменения Европейского университета СПб организует в феврале 7-дневную школу "Эмпирическое правоведение: от идеи до статьи за 5 дней". Прием заявок до 1 декабря, но кажется, до понедельника подать заявку еще можно. Отборочное задание - развернутый ответ на два кейса из нескольких по выбору (в жанре небольшого эссе, но со ссылками на научную литературу).

Летом 2024 основанный ЕУ СПб в Ереване Центр международного образования (Yerevan Center for International Education) проводит 2-недельную школу "Societies and Cultures Torn Apart: Conflict and Cohesion". Среди лекторов - Стефан Хансон, Борис Колоницкий, Сюзан Франк, Георгий Дерлугьян, Олег Хархордин, Юрий Слезкин, Екатерина Правилова, Рейчел Полонски, Иван Курилла, Кевин Платт, Александр Искандарян, Владимир Гельман, Сергей Ушакин (заявки до 16 янв). Темы школы - imperialism and the post-colonial situation in Eurasia, in a global comparative framework; histories and legacies of empire and colonialism across former Soviet and socialist territories; the demand for and challenges of disciplinary decolonization; the cultural history of interrelationships between Russia, Eurasian, and Western societies, past and present; views of current conflicts and global tensions.

А вот конференция "Новая реальность. Новая нормальность. Два года после 24.02.2022". Ее 15-17 февраля проводят Дм Руденкин, О.Русинова и Ко, в организаторах Лаборатория "Академические мосты", "Ковчег", "Science at Risk" и "T-Invariant". Доклады принимаются, в частности, по темам
● Миграция и интеграция после 24 февраля 2022 года
● Российские и международные политические исследования во время войны
● Формирование нового миропорядка после 24 февраля 2022 года
● Мобилизация религий и магизм в контексте новой реальности
● Визуальные образы войны
● Языки войны в новой реальности
● Устойчивое развитие в военное время
● Проблемы исследований Восточной Европы в контексте новой реальности
● Адаптация национальных экономик к военным условиям
● Милитаризация науки и образования
● Тело как объект контроля со стороны государства.

Обратный билет из ада. Протест родственниц мобилизованных как попытка восстановить человеческое достоинство

«Мы не ваш скот. У нас была своя жизнь. Какое право вы имели ее отбирать? Нам нужна наша жизнь обратно», — пишут родственницы мобилизованных в обращении к российским властям, опубликованном в канале «Путь домой». Это попытка вернуть себе достоинство — право распоряжаться своими жизнями, которое у объединившихся родственниц мобилизованных было отнято призывом их родных на войну.

Полностью в "Вот Так", он же @vottaktv. Пара цитат:

Пропаганда пытается в противовес «неудобным» солдатским женам сформировать движение «правильных» солдатских жен. На это направлены большие усилия чиновников, телевидения, общественных деятелей, медиа, пабликов и даже коучей.

Идеальная жена должна хранить быт, самостоятельно воспитывать детей, не плакать, не жаловаться, не осуждать мужа за решение воевать, терпеливо ждать, а когда тот возвращается — терпеть грубость и скромно носить статус «жены героя». Что бы этот герой ни вытворял после возвращения.

===

Кремль претендует на совершенное владение знанием, как управлять своими актерами: кого напугать, кому заплатить, кого продвинуть по службе. И если те, кого Карабас считал куклами, начинают проявлять своеволие — это и есть самая большая проблема.

====

Достоинство человека унижается, когда к нему начинают относиться как к скоту, как к орудию для реализации чьих-то целей, как к рабу или несмышленому ребенку. Я думаю, можно простить этим женщинам, что они не почувствовали унижения своего достоинства, когда Путин фальсифицировал выборы, узурпировал власть, запрещал политические партии и свободные медиа.

Главное, что в какой-то момент Кремль все-таки сумел перейти черту, которую он, по мнению протестующих женщин, переходить был не должен. И что теперь они осознали, что достоинство унижено и готовы бороться за его восстановление. А если в какой-то момент Кремлю удастся их «купить» или напугать — что же, тем хуже и для них, и для всех нас.

Недавно друзья запустили проект “Вход» (https://vhod.world). Это подробная, и при этом понятно и человечески написанная информация про страны, куда можно переехать, и про страны, где многие из вас живут сейчас.

Путеводители там по устройству жизни — от бюрократии, открытия счетов, поиска работы — до устройства медицины и поиска школы для ребенка. Отдельно прекрасен раздел «Что как» — это надо прочесть. Вот, например, германский «что как»: https://vhod.world/countries/germany/specific/.

Проект «Вход» помогает в ориентации и акклиматизации, в поддержке и решении бытовых и экзистенциальных вопросов. Сейчас есть гиды по Грузии, Германии, Сербии, Вьетнаму, Шри Ланке, Турции, Греции — и судя по всему будет еще. Читать полезно и даже приятно.

В память о хитром и мудром философе, поэте и критике (критика политики - это, наверное, его главное) Александре Рубцове, эссе которого Максим Трудолюбов (много) и я (годик) публиковали в Ведомостях (https://www.vedomosti.ru/authors/alexandr-rubcov), хочу вспомнить несколько цитат. В основном как раз из года, когда я редактировал АР, сначала злясь на непрозрачность и поэтичность (деловая же газета), но уже очень вскоре ожидая каждого следующего эссе как глотка воздуха. Цитаты длинные, с АР иначе не получится. Но его надо слушать и есть за что помнить.

***
Март 2015. Вернется ли государство и общество с войны. (https://www.vedomosti.ru/newspaper/articles/2015/03/01/metafizika-vlasti-teleportatsiya-strani)

Подобно песочным часам, переворачивается и весь социум: сторона бытийственная, связанная с экономикой, техникой и технологиями, с предметным миром и практиками повседневности, отбрасывается на задний план политикой идеального – фикциями духовности и имитацией идейного, умозрительными конструктами и силлогизмами, организованными аффектами и страстями. А это уже серьезно: со страной происходит телепортация в пространствах культуры и во времени цивилизации, у нее оказываются новые ориентиры, образцы, друзья, враги. И перспективы. На ходу меняются сценарии и прогнозы, образы будущего, мифы процветания и картины апокалипсиса, смыслы и цели, а с ними и «контуры судьбы». Буквально на глазах закрываются одни возможности, вчера считавшиеся спасительными, и открываются другие – казалось, навсегда отринутые.

Переворот происходит и во власти – в ориентирах политики и в типе управления. При всех издержках, в начале 1990-х удалось в общих чертах осуществить эмансипацию экономики от идеологии и политики, выйти из положения, когда ради идейной мути, пропаганды и политической рекламы совершались действия, экономически абсурдные, убийственные для экономики и жизни. Теперь экономика отодвинута от приоритетов едва ли не больше, чем в эпоху КПСС, – и как принцип, и с точки зрения «веса» экономического блока в правительстве.

Приоритетом стала «геополитика», которая работает не на утилитарно понятый национальный интерес, а на квазиидеологию, причем в простейшем, пропагандистском ее виде. Понятно, какое будущее уготовано с таким давлением мифологии на прагматику.

Советская модель была номинально материалистична, а по сути идеалистична (секретарь по идеологии был выше премьера). Но и этот «идеализм» постоянно апеллировал к социально-экономической материи – к производительным силам, которые вдруг небывало разовьются с расцветом науки и техники, к «источникам», которые (вопреки нормам языка) «польются полным потоком».

Ничего этого теперь нет. Доминирует идея заслуженного (в хорошем смысле) страдания, возвышающего и очищающего. Народ готовится к суровым временам, которые насылает враг, уязвленный нашим вставанием с колен. Но в этой возвышенной трагедии отсутствует мотив катарсиса: не видно выхода из черной полосы. Обещать благополучие с отменой санкций – никто не поверит. Вернуться к лозунгам модернизации, «снятия с иглы» и запуска «экономики знания» тоже не получается: способность к диверсификации видна по ценникам.

Остается война, если не вечная, то хроническая. Происходит обратное описанному Мансуром Олсоном: стационарный (оседлый) бандит срывает страну в поход, пренебрегая дисконтированием поборов и общественным благом в целом.

Похоже, вытаскивать экономику из-под идеологии с политикой придется с не меньшими проблемами и издержками, чем после распада СССР.

Тем более трудно это будет из-за особенностей нашего идеализма, который не тянет на объективный, но субъективен до солипсизма. Весь мир сворачивается в точку индивидуального сознания, причем известно, какого именно. Глубоко безыдейная прагматика власти, упакованная в эту идеологию, не отслеживается массой, измученной теми же комплексами. Поэтому возврат из похода назад к жизни и реальности может оказаться болезненным и трудным.

***
Декабрь 2014. Год великих перемен. Госпереворот без смены институтов, символов и лиц (https://www.vedomosti.

ru/opinion/articles/2014/12/25/god-velikih-peremen)

Режим в России устойчив и сплочен, как никогда, но за год он изменился кардинально, качественно, даже на фоне сильных мутаций 2011-2013 гг. Редкий случай: почти ураганный госпереворот без смены институтов, символов и лиц. Остатки рациональной прагматики, видящей в экономике базу неписаного социального контракта, во всем теснит идеология, обращающаяся к мифам и слепым верованиям. Страна на глазах сползает к экзальтированной идеократии, не способной жить в реальном мире в согласии с собой и внешним окружением. Демонстрация открытости и личной близости с лидерами мировых держав сменилась самозаводящейся агрессией «против всех» - буквально между Олимпиадой и Крымом. На взгляд извне и изнутри, это уже совсем другая, неузнаваемая страна.

Мучительное тестирование различных, в том числе гибридных, способов легитимации власти, долгое время ничего не дававшее, в этом году вдруг увенчалось до боли знакомой «харизматической доминацией». Остается одна скрепа - обожание вождя, дарящего стране трудные, но исторические «победы», как яйца музею. Осколки легальной, формально-рациональной легитимности - выборы, закон, суды - уходят в чистый декор. Ранее это симулировали ради отношений с Западом, но они испортились, не оставляя играм с легализмом и этих мотивов. В феерию ликования по поводу территориальных приобретений втянуты широчайшие массы. Система становится пациенткой даже не Макса Вебера, а Карла Шмитта: она входит в режим консолидации только нескончаемым чрезвычайным положением. Со стабильностью впереди плохо - значит, социум будут собирать через угрозу нестабильности (перехват энергии, как в дзюдо). Отсюда вездесущие враги, работающие на уничтожение; они же главная опора режима и силовое поле, в котором такая конструкция только и держится.

***
Янв 2015. Рутинизация войны (https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2015/01/30/rutinizaciya-vojny)

В нынешнем мире ЧП, тем более связанные с войнами, не могут длиться вечно. Войны рано или поздно кончаются, а столетними теперь и вовсе не бывают. Всякое ЧП истощает хуже мобилизации (по сути, это и есть «мобилизация без цели»). К тому же оно выталкивает в изгои, поэтому приходится вводить гибридное ЧП, такое же не объявленное и скрытное, как и породившая его войнушка. Назад эта рыбка, похоже, не плавает. Когда выбран путь с односторонним движением, единственная перспектива - тоннель в конце света.

***
Янв 2016. Back from the USSR: второй круг (https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/01/15/624084-metafizika-vlasti-novii-ishod-sssr).

Как бы ни оценивать положение, в более или менее отдаленном будущем нас ждет второе издание трансформации, родственное переходу из СССР в новую Россию, – с еще одним «Ельциным», новыми «девяностыми» и проч. Через это придется пройти – даже если после Путина страну (то, что останется) занесет на время в еще более диковинный формат. Рано или поздно мы снова окажемся на развилке – к чему-то более готовые, чем тогда, в начале девяностых, а чему-то так и не научившиеся за все это время преданной и бездарно проеденной свободы.

Я когда-то писал об «исторических перевертышах» советской модели (Наказание свободой. Смысл и перспективы либеральных тенденций в современной России // Полис, № 6, 1995). Это было «изживанием через гипертрофию»: ряд ключевых российских традиций довели до мыслимого предела – и тем обрушили, до основания или близко к тому.

Советский коллективизм добил российскую общинность. Коллектив оказался не только большим и теплым телом – в него загоняли, а он лез в душу, в карман и под одеяло, ставил на вид и к стенке. «Я не хочу быть членом никакого коллектива» – очень советское высказывание. Солидарности и культуре общежития советским людям впору было учиться у атомизированного Запада. Нам тоже.

Разгул этатизма в СССР надорвал российское государственничество. Правильно это новообразование писалось через дефис: партия-государство. В таком симбиозе партия полностью подавляет институты государства, превращая их в управляемые навесные орудия.