В день, когда стало известно об отъезде Ивана Павлова - обсуждаем нарушение прав адвокатов в зуме Института права и публичной политики с Ильей Новиковым, Григорием Вайпаном, Сергеем Локтевым, Сергеем Охотиным и др. https://youtu.be/lrGd2S6DcRI
YouTube
Дискуссия «Нарушения прав адвокатов: норма или исключение?»
Таймкоды в конце описания.
7 сентября 2021 года состоялась презентация результатов опроса адвокатов-2021 о ситуации с соблюдением их профессиональных прав оперативно-розыскными органами, органами следствия, прокуратуры, ФСИН и судами, а также органами адвокатского…
7 сентября 2021 года состоялась презентация результатов опроса адвокатов-2021 о ситуации с соблюдением их профессиональных прав оперативно-розыскными органами, органами следствия, прокуратуры, ФСИН и судами, а также органами адвокатского…
Forwarded from Черных и его коростели
Поговорили с Иваном Павловым о его эмиграции. Возвращаться он в ближайшее время точно не будет.
Ну и по той же ссылке — мнения известных адвокатов об отъезде коллеги
https://www.kommersant.ru/doc/4976654
Ну и по той же ссылке — мнения известных адвокатов об отъезде коллеги
https://www.kommersant.ru/doc/4976654
Институт права и публичной политики выпустил в виде книжки (ее можно скачать) доклад Николая Бобринского и Станислава Дмитриевского «Между местью и забвением». Наряду с книгой Николая Эппле «Неудобное прошлое» это важнейший текст из появившихся в 2020 году. Несколько цитат из моего предисловия к докладу:
Поначалу исследователи переходных политических систем полагали, что успех или неудача демократического транзита, его устойчивость обусловливаются сугубо политическими и экономическими факторами. Однако постепенно стало понятно: результат транзита во многих случаях объясняется тем, как страны, пережившие в своём развитии тяжелые периоды беззакония, осуществляют расчёт с прошлым — насколько им удалось осмыслить, что с ними произошло, и принять меры, чтобы не повторять прежних ошибок. Это не единственный, но важный фактор, который определяет, окажется ли прочным новый, демократический социально-политический фундамент.
Почему демонтаж авторитарных режимов нуждается в каком-то особом расчёте с прошлым? Причина проста: такие политические режимы не связывают себя верховенством права. Главенство закона — это не их история. Военные хунты, персоналистские диктатуры, коммунистические режимы — все они подчиняют закон текущему моменту, превращают право в оружие, которым можно разить врагов и защищать друзей режима.
Насколько далеко автократы отойдут от принципов права и справедливости — зависит от конкретных особенностей режима, но в той или иной степени все они это делают. Использование правовой системы, государственного аппарата принуждения для расправы с классовыми, социальными, политическими или идеологическими противниками может сопровождаться многомиллионными жертвами, как при Сталине, а может — небольшим количеством жертв и злоупотреблений, если режим «вегетарианский». Но такие жертвы в авторитарных режимах всегда есть.
В истории практически не было авторитарных систем, которые бы открыто декларировали свою приверженность беззаконию и произволу, делали бы своим девизом отказ от права. Наоборот, все они стремятся, насколько возможно, делать вид, что отъём собственности и расстрелы, депортации, «исчезновения», многолетнее лишение свободы и прочие репрессии производятся в рамках закона (при этом, разумеется, выгибая и ломая закон так, как им нужно). Весь государственный аппарат, вся судебно-правоохранительная система в авторитарных режимах поставлены на службу автократии.
Поэтому, пока эти режимы длятся, расследовать санкционированные, инспирированные или непосредственно осуществлённые ими преступления невозможно. Чем более долгая у авторитарного режима жизнь и чем более он жёсткий, чем больше у него врагов, которых «пришлось» репрессировать, тем больше накапливается со временем системной безнаказанности — преступлений, которые не могут быть расследованы и осуждены, пока такой режим длится.
Подобная возможность открывается при демонтаже режима. […] Однако на практике у стран находится миллион причин, мешающих это сделать. Самая распространённая из них связана с условиями передачи власти от старого режима к новому. […]
Расследование преступлений, которые не наказываются и не могут быть наказаны в авторитарном режиме, — это не вопрос мести. Это даже не вопрос «расчёта с прошлым». Это крайне важный элемент заботы о будущем. […] Цель переходного правосудия — не месть, а закладка фундамента правового государства — социальной системы, построенной на верховенстве права. Иначе ужасное снова случится — преступления будут повторены. Верховенство права — это защита от трудного прошлого, попытка сказать ему never again (такое не должно повториться). […]
Поначалу исследователи переходных политических систем полагали, что успех или неудача демократического транзита, его устойчивость обусловливаются сугубо политическими и экономическими факторами. Однако постепенно стало понятно: результат транзита во многих случаях объясняется тем, как страны, пережившие в своём развитии тяжелые периоды беззакония, осуществляют расчёт с прошлым — насколько им удалось осмыслить, что с ними произошло, и принять меры, чтобы не повторять прежних ошибок. Это не единственный, но важный фактор, который определяет, окажется ли прочным новый, демократический социально-политический фундамент.
Почему демонтаж авторитарных режимов нуждается в каком-то особом расчёте с прошлым? Причина проста: такие политические режимы не связывают себя верховенством права. Главенство закона — это не их история. Военные хунты, персоналистские диктатуры, коммунистические режимы — все они подчиняют закон текущему моменту, превращают право в оружие, которым можно разить врагов и защищать друзей режима.
Насколько далеко автократы отойдут от принципов права и справедливости — зависит от конкретных особенностей режима, но в той или иной степени все они это делают. Использование правовой системы, государственного аппарата принуждения для расправы с классовыми, социальными, политическими или идеологическими противниками может сопровождаться многомиллионными жертвами, как при Сталине, а может — небольшим количеством жертв и злоупотреблений, если режим «вегетарианский». Но такие жертвы в авторитарных режимах всегда есть.
В истории практически не было авторитарных систем, которые бы открыто декларировали свою приверженность беззаконию и произволу, делали бы своим девизом отказ от права. Наоборот, все они стремятся, насколько возможно, делать вид, что отъём собственности и расстрелы, депортации, «исчезновения», многолетнее лишение свободы и прочие репрессии производятся в рамках закона (при этом, разумеется, выгибая и ломая закон так, как им нужно). Весь государственный аппарат, вся судебно-правоохранительная система в авторитарных режимах поставлены на службу автократии.
Поэтому, пока эти режимы длятся, расследовать санкционированные, инспирированные или непосредственно осуществлённые ими преступления невозможно. Чем более долгая у авторитарного режима жизнь и чем более он жёсткий, чем больше у него врагов, которых «пришлось» репрессировать, тем больше накапливается со временем системной безнаказанности — преступлений, которые не могут быть расследованы и осуждены, пока такой режим длится.
Подобная возможность открывается при демонтаже режима. […] Однако на практике у стран находится миллион причин, мешающих это сделать. Самая распространённая из них связана с условиями передачи власти от старого режима к новому. […]
Расследование преступлений, которые не наказываются и не могут быть наказаны в авторитарном режиме, — это не вопрос мести. Это даже не вопрос «расчёта с прошлым». Это крайне важный элемент заботы о будущем. […] Цель переходного правосудия — не месть, а закладка фундамента правового государства — социальной системы, построенной на верховенстве права. Иначе ужасное снова случится — преступления будут повторены. Верховенство права — это защита от трудного прошлого, попытка сказать ему never again (такое не должно повториться). […]
Невозможно перейти от социальной системы, стоящей на беззаконии (включая нарушения прав человека) и несправедливости, к верховенству права, не «починив» произведённые предыдущим режимом поломки. Лечение этих ран (у многих жертв они кровоточат) — это и есть восстановление права. Оставить в стороне обиды и несправедливости прошлых лет и строить правовую систему с нуля, как если бы мы все только что родились, — это наивность, ошибка и ложь, которая делает основанные на ней социальные системы неустойчивыми.
Ридинг-лист к 3-му сезону курса «Сложный текст», который начнется в эту субботу. Если кто хочет присоединиться, – по промокоду complextext3 будет 15%-ная скидка. В этой части курса будет занятие Николая В. Кононова по docufiction, семинар Полины Хановой по философским текстам, два мои занятия – по публицистическим текстам и policy papers. Перечитывая для ближайшего занятия веселую книгу Корнея Чуковского о языке («Живой как жизнь»), нашел там очень привлекательную идею санкций для людей, написавших что-то вроде «овладение школьниками прочными навыками» или «о недопущении жильцами загрязнения лестницы кошками».
Medium
Ридинг к третьему модулю тренинга «Сложный текст»
Как писать просто о сложном?
Сегодня в 19.00 в зуме Сахаровского центра говорим о туркменизации России – как большинство выдающихся объектов были удалены с политической карты, и пейзаж стал ровным-ровным. К разговору можно присоединиться - участвуют Сергей Медведев, Александр Морозов, Николай Петров и Мария Снеговая. Трансляция (и потом запись) будет вот тут. Между тем Кирилл Рогов в «Либеральной миссии» выпустил замечательный доклад почти на ту же тему: «Год Навального. Политика протеста в России 2020-2021: стратегии, механизмы и последствия». Его презентация пройдет в Сахаровском центре (не в зуме, а на Земляном валу) 13 сентября, в 18.00. Трансляцию презентации можно будет смотреть в YouTube-канале «Либеральной миссии».
Некоторые выводы из доклада:
Причина, по которой «навальновские» протесты 2021 г. не вышли к новым порядкам численности, связана с настороженным отношением к ним российского обывателя. Их повестки были поддержаны более радикальными группами «недовольных», в то время как хабаровские протесты одобряли также «умеренные недовольные» и «условно лояльные» режиму. Причиной этого стало стремление «публики» избежать прямой конфронтации с режимом Путина. По этой же причине, медианный избиратель «заблокировал» эффект шокирующих результатов расследования обстоятельств отравления Навального.
Это открыло перед режимом «окно возможностей» по эскалации репрессий. Масштабы их применения позволяют говорить о принципиально новом уровне репрессивности, а также о создании полноценного механизма политических преследований на базе псевдо-правовых новелл об иностранных агентах, нежелательных и экстремистских организациях, позволяющих преследовать свободу высказываний, независимые медиа и проявления гражданской и политической активности. Только за 2020 – 2021 гг. в реестры иноагентов и нежелательных организаций было внесено 69 юридических и физических лиц (за предыдущие семь лет – 93).
В краткосрочной перспективе репрессии дадут эффект. Насилие подавляет волю активистов, но ухудшает отношение к режиму умеренных недовольных и условно-лояльных. При этом фундаментальными факторами, питающими политические конфликты как в России, так и в «союзной» Беларуси, стали долгосрочная стагнация экономики, старение популярных в прошлом персоналистских лидеров и связанных с ними «позитивных» повесток, а также окончание эры «телевизионных монополий» в связи с развитием широкополосного интернета. История «политики протеста» знает немало примеров длительных противостояний, продолжавшихся не одно десятилетие, на протяжении которых отношение элит и публики к противостоящим сторонам претерпевало кардинальные изменения.
Некоторые выводы из доклада:
Причина, по которой «навальновские» протесты 2021 г. не вышли к новым порядкам численности, связана с настороженным отношением к ним российского обывателя. Их повестки были поддержаны более радикальными группами «недовольных», в то время как хабаровские протесты одобряли также «умеренные недовольные» и «условно лояльные» режиму. Причиной этого стало стремление «публики» избежать прямой конфронтации с режимом Путина. По этой же причине, медианный избиратель «заблокировал» эффект шокирующих результатов расследования обстоятельств отравления Навального.
Это открыло перед режимом «окно возможностей» по эскалации репрессий. Масштабы их применения позволяют говорить о принципиально новом уровне репрессивности, а также о создании полноценного механизма политических преследований на базе псевдо-правовых новелл об иностранных агентах, нежелательных и экстремистских организациях, позволяющих преследовать свободу высказываний, независимые медиа и проявления гражданской и политической активности. Только за 2020 – 2021 гг. в реестры иноагентов и нежелательных организаций было внесено 69 юридических и физических лиц (за предыдущие семь лет – 93).
В краткосрочной перспективе репрессии дадут эффект. Насилие подавляет волю активистов, но ухудшает отношение к режиму умеренных недовольных и условно-лояльных. При этом фундаментальными факторами, питающими политические конфликты как в России, так и в «союзной» Беларуси, стали долгосрочная стагнация экономики, старение популярных в прошлом персоналистских лидеров и связанных с ними «позитивных» повесток, а также окончание эры «телевизионных монополий» в связи с развитием широкополосного интернета. История «политики протеста» знает немало примеров длительных противостояний, продолжавшихся не одно десятилетие, на протяжении которых отношение элит и публики к противостоящим сторонам претерпевало кардинальные изменения.
sakharovcenter.timepad.ru
9 сентября. Онлайн-дискуссия. Политическая осень-2021: туркменизация России? / События на TimePad.ru
Стоит ли ждать ослабления политического давления после думских выборов? Или российский режим необратимо вступает в «беларуско-туркменскую» фазу своего существования: медиа вытоптаны, соцсети закрыты, политические оппоненты – по тюрьмам и в изгнании?
Forwarded from Адвокатская улица
На этой неделе Институт права и публичной политики* провёл обсуждение своего доклада о нарушении прав адвокатов. Во время дискуссии член КЗПА АП Санкт-Петербурга Сергей Локтев подтвердил, что политическая ситуация в стране негативно повлияла на работу защитников – и рассказал, как сам сталкивался с «Крепостью» и недопусками. Он считает, что палатам необходимо обмениваться опытом борьбы с нарушениями прав защитников. Также Локтев призвал коллег не стесняться просить палаты о помощи. «Улица» приводит часть его выступления с небольшими стилистическими правками, необходимыми при публикации живой устной речи.
* внесён в реестр НКО-иноагентовЧитать: https://cutt.ly/nWLqC03
«Адвокатская улица»
«Будет, скорее всего, хуже»
Член петербургской КЗПА – об осторожности коллег
Реплики из сегодняшнего зума Сахаровского центра
Николай Петров, старший исследователь Chattan House, руководитель Центра политико-географических исследований:
Выборы в Госдуму - важный, но технический момент. Репрессии после них не остановятся, они имеют проективный, а не реактивный характер - поэтому с выборами ничего не закончится. Они направлены на построение того режима, каким бы он хотел видеть себя дальше. Элиты теперь должны быть сильнее втянуты в политику. Новая система, которая возникнет после трансформации, будет более жёсткой, и Путин сам не уйдёт с поста президента.
Будут меняться лидеры партии, руководство судебной системы, силовой блок. Предстоит перетасовка всего управленческого слоя. Цель в том, чтобы не меняя персоналистский режим, сохранить власть лидера нации пожизненно, при этом текущее управления постепенно переходит от Путина к нескольким центрам власти, более самостоятельным от верховного лидера. Это обнуление правил, по которым система работала до сих пор. При этом политическая конкуренция уходит из публичного поля и загоняется под ковёр, что чревато расколом элит.
Мария Снеговая, исследователь в Virginia Tech и George Washington University:
Падение рейтингов - не ключевая причина усиления механизма репрессий. Выиграть эти выборы - не проблема для Кремля. Причина в конституционных поправках и в перерождении режима - когда правление становится пожизненным (все маски содраны, стесняться больше нечего), институты сильно ухудшаются. Это африканизация режима - они слабо институционализированы, очень иерархичны, рулит big boss. Эти системы неидеологичны, лояльность обеспечивается рентой и репрессиями.
После начала протестов в Беларуси российские репрессии очень усилились. Так реагировал режим и на другие «цветные революции». Происходит переход от селективных к более массовым репрессиям тех, кто вовлечён в протестное движение. Недооценивается обучаемость Кремля: снятием кандидатов теперь занимаются суды и силовики. Это инновация по сравнению с 2019 - чтобы не допустить аккумуляции протеста, помешать возникновению точки координации. Закон об иноагентах тоже работает - это система борьбы с донатами и краудфандингом. Уничтожается альтернативные центры силы: нужны деньги? Пожалуйста в Кремль! Одна из основных целей - атака на интернет и молодежные группы, на университеты.
Николай Петров, старший исследователь Chattan House, руководитель Центра политико-географических исследований:
Выборы в Госдуму - важный, но технический момент. Репрессии после них не остановятся, они имеют проективный, а не реактивный характер - поэтому с выборами ничего не закончится. Они направлены на построение того режима, каким бы он хотел видеть себя дальше. Элиты теперь должны быть сильнее втянуты в политику. Новая система, которая возникнет после трансформации, будет более жёсткой, и Путин сам не уйдёт с поста президента.
Будут меняться лидеры партии, руководство судебной системы, силовой блок. Предстоит перетасовка всего управленческого слоя. Цель в том, чтобы не меняя персоналистский режим, сохранить власть лидера нации пожизненно, при этом текущее управления постепенно переходит от Путина к нескольким центрам власти, более самостоятельным от верховного лидера. Это обнуление правил, по которым система работала до сих пор. При этом политическая конкуренция уходит из публичного поля и загоняется под ковёр, что чревато расколом элит.
Мария Снеговая, исследователь в Virginia Tech и George Washington University:
Падение рейтингов - не ключевая причина усиления механизма репрессий. Выиграть эти выборы - не проблема для Кремля. Причина в конституционных поправках и в перерождении режима - когда правление становится пожизненным (все маски содраны, стесняться больше нечего), институты сильно ухудшаются. Это африканизация режима - они слабо институционализированы, очень иерархичны, рулит big boss. Эти системы неидеологичны, лояльность обеспечивается рентой и репрессиями.
После начала протестов в Беларуси российские репрессии очень усилились. Так реагировал режим и на другие «цветные революции». Происходит переход от селективных к более массовым репрессиям тех, кто вовлечён в протестное движение. Недооценивается обучаемость Кремля: снятием кандидатов теперь занимаются суды и силовики. Это инновация по сравнению с 2019 - чтобы не допустить аккумуляции протеста, помешать возникновению точки координации. Закон об иноагентах тоже работает - это система борьбы с донатами и краудфандингом. Уничтожается альтернативные центры силы: нужны деньги? Пожалуйста в Кремль! Одна из основных целей - атака на интернет и молодежные группы, на университеты.
Сергей Медведев, историк, писатель, преподаватель Свободного университета:
В России формируется цифровой авторитаризм. Репрессии развиваются по собственной логике - далеко за пределами 2021 года. Кремль живет от страха к страху, от паники к панике, от майдана к майдану. Внешние страхи провоцируют усиление репрессий. Ковид, Белоруссия и Навальный ускорили эволюцию политической системы, но у неё нет рационального целеполагания. Это не сложная игра, а удовлетворение простейших жизненных потребностей. Запад не является ограничителем, население тоже. Оно растворилось в конформизме и выученной беспомощности. Но жизнь не отменить - люди живут своей жизнью, просто абстрагируясь от политики. Вот такой у нас политический климат - и ничего с этим не поделаешь. Оказалось, с населением можно обходиться как с крепостными - на устойчивость власти это не влияет. Население хорошо адаптируется к политическим изменениям, принимая их с присущим фатализмом. Репрессии - органичная форма освоения ресурсного богатства. Это нужно для поддержания атмосферы страха. Будем двигаться в сторону Беларуси с опозданием на пару лет. Ресурсов у системы, чтобы править, пока достаточно.
Александр Морозов, содиректор Центра российских исследований им Немцова в Карловом университете:
Проблемой для режима будет его естественное старение. Прямых угроз для коллективного Путина не видно. При этом выстроена система глобального инвестирования - санкции не особенно мешают, создан мир российских инвесторов, интернировавшихся в глобальный мир, но и связанных с путинским режимом (от Авена до Пригожина). Сидя на яхте в Сент-Бартоломью, сообщения о репрессиях в России можно читать с некоторой снисходительностью.
Путинизм хорошо инвестировал в весь мир. Дети элиты - им по 20-40 лет - очень в это вовлечены, они стали глобальными инвесторами. Мы наблюдаем триумф победителей: 30-летний транзит завершился полной победой этой группы, альтернативы нет. А никаких репрессий, с их точки зрения нет: есть установление «нормальной жизни».
Победители фиксируют победу, а, с их точки зрения, конкурирующие инвесторы при помощи НКО мешают им жить. Эта масштабная историческая победа, но в это же время поднялись новые мощные развивающиеся страны, тоже идущие «своим путём», тоже авторитарные и успешные экономически. Какое-то время верхушка в таких режимах обеспечивает национальное единство. Потом начинается элитный раскол, и в какой-то момент часть элиты делает ставку на «африканского Навального». Эта схема работает. Режим пытается эту линию конфликта смягчить, но это будет очень трудно. Так что надвигается конфликт между счастливым «поколением победителей» и той частью элиты, которая находится на втором уровне.
В России формируется цифровой авторитаризм. Репрессии развиваются по собственной логике - далеко за пределами 2021 года. Кремль живет от страха к страху, от паники к панике, от майдана к майдану. Внешние страхи провоцируют усиление репрессий. Ковид, Белоруссия и Навальный ускорили эволюцию политической системы, но у неё нет рационального целеполагания. Это не сложная игра, а удовлетворение простейших жизненных потребностей. Запад не является ограничителем, население тоже. Оно растворилось в конформизме и выученной беспомощности. Но жизнь не отменить - люди живут своей жизнью, просто абстрагируясь от политики. Вот такой у нас политический климат - и ничего с этим не поделаешь. Оказалось, с населением можно обходиться как с крепостными - на устойчивость власти это не влияет. Население хорошо адаптируется к политическим изменениям, принимая их с присущим фатализмом. Репрессии - органичная форма освоения ресурсного богатства. Это нужно для поддержания атмосферы страха. Будем двигаться в сторону Беларуси с опозданием на пару лет. Ресурсов у системы, чтобы править, пока достаточно.
Александр Морозов, содиректор Центра российских исследований им Немцова в Карловом университете:
Проблемой для режима будет его естественное старение. Прямых угроз для коллективного Путина не видно. При этом выстроена система глобального инвестирования - санкции не особенно мешают, создан мир российских инвесторов, интернировавшихся в глобальный мир, но и связанных с путинским режимом (от Авена до Пригожина). Сидя на яхте в Сент-Бартоломью, сообщения о репрессиях в России можно читать с некоторой снисходительностью.
Путинизм хорошо инвестировал в весь мир. Дети элиты - им по 20-40 лет - очень в это вовлечены, они стали глобальными инвесторами. Мы наблюдаем триумф победителей: 30-летний транзит завершился полной победой этой группы, альтернативы нет. А никаких репрессий, с их точки зрения нет: есть установление «нормальной жизни».
Победители фиксируют победу, а, с их точки зрения, конкурирующие инвесторы при помощи НКО мешают им жить. Эта масштабная историческая победа, но в это же время поднялись новые мощные развивающиеся страны, тоже идущие «своим путём», тоже авторитарные и успешные экономически. Какое-то время верхушка в таких режимах обеспечивает национальное единство. Потом начинается элитный раскол, и в какой-то момент часть элиты делает ставку на «африканского Навального». Эта схема работает. Режим пытается эту линию конфликта смягчить, но это будет очень трудно. Так что надвигается конфликт между счастливым «поколением победителей» и той частью элиты, которая находится на втором уровне.
Перечитывал тут статью Александра Эткинда и Леонида Гозмана «Культ власти: Структура тоталитарного сознания» из сборника «Осмыслить культ Сталина» (М.: Прогресс, 1989), нашел в ней много интересного. Несколько цитат – о переживании времени, любви к вождю и о монофилии:
1) О структуре времени:
Вера в то, что власть и общество неизменны, что они были созданы раз и навсегда […], ведут, естественно, к систематической подчистке истории. Реальные изменения, которые претерпело общество, отрицаются или же объясняются, подобно нэпу, временным отступлением от генеральной линии, которая всегда была одной и той же. В романе Оруэлла «1984» Министерство правды занято тем, что изменяет все экземпляры правительственной газеты «Таймс» за все годы выпуска в соответствии с каждым новым изменением политического курса. Когда Истазия из противника стала союзником, а Евразия, наоборот, противником, то газеты прошлых лет стали рассказывать, что всегда было так, как сейчас.
Название правительственной газеты у Оруэлла символично. Режим чувствует себя полным хозяином своего времени, хранящего правду в соответствии с желаниями правительства. Время оказывается иллюзорным, тягучим, обратимым и циклическим, в нем все повторяется, все имеет свои прототипы. […] Прошлое в тоталитарном сознании имеет точное начало, отмеченное приходом к власти действующего режима. Будущее, наоборот, неопределенно и отложено в бесконечность. […]
В 1983 г. ленинградский социолог А.Н.Алексеев был исключен из партии за то, что проводил среди рабочих опрос на тему «Ожидаете ли вы перемен?» Сам вопрос о переменах был недопустимым нарушением молчаливого соглашения между привыкшими друг к другу властью и обществом. Все существующее разумно; как было, так и будет; лучшая новость – отсутствие новостей. Именно такое отношение к переменам, времени, истории было и у многих из нас. Даже естественное понимание того, что вожди-долгожители тоже смертны, не связывалось с возможностью изменений. […]
Все, что мы знали о вождях, было направлено на то, чтобы внушить нам если не уверенность в их бессмертии, то максимально отсрочить в нашем сознании этот скачок нестабильности, - кажется, единственный, который не смогла преодолеть система. Евгения Гинзбург в «Крутом маршруте» вспоминает, что, услышав по радио бюллетень о состоянии здоровья Сталина, она испытала странное чувство: у него, оказывается, есть моча… Шок, охвативший тогда страну, […] связан с полной неожиданностью этой смерти после десятилетий правления, казавшегося вечным. В тоталитарном сознании неизменность мира может обеспечить только бессмертие вождя. Эта абсурдная вера лишь продолжает культ власти, доводя до логического предела идеи исключительности и всемогущества первого руководителя. […]
Обыденное сознание вообще склонно переоценивать инвариантность и предсказуемость человеческих поступков, недооценивая в то же время влияние ситуации и внутреннюю способность к развитию. […]
1) О структуре времени:
Вера в то, что власть и общество неизменны, что они были созданы раз и навсегда […], ведут, естественно, к систематической подчистке истории. Реальные изменения, которые претерпело общество, отрицаются или же объясняются, подобно нэпу, временным отступлением от генеральной линии, которая всегда была одной и той же. В романе Оруэлла «1984» Министерство правды занято тем, что изменяет все экземпляры правительственной газеты «Таймс» за все годы выпуска в соответствии с каждым новым изменением политического курса. Когда Истазия из противника стала союзником, а Евразия, наоборот, противником, то газеты прошлых лет стали рассказывать, что всегда было так, как сейчас.
Название правительственной газеты у Оруэлла символично. Режим чувствует себя полным хозяином своего времени, хранящего правду в соответствии с желаниями правительства. Время оказывается иллюзорным, тягучим, обратимым и циклическим, в нем все повторяется, все имеет свои прототипы. […] Прошлое в тоталитарном сознании имеет точное начало, отмеченное приходом к власти действующего режима. Будущее, наоборот, неопределенно и отложено в бесконечность. […]
В 1983 г. ленинградский социолог А.Н.Алексеев был исключен из партии за то, что проводил среди рабочих опрос на тему «Ожидаете ли вы перемен?» Сам вопрос о переменах был недопустимым нарушением молчаливого соглашения между привыкшими друг к другу властью и обществом. Все существующее разумно; как было, так и будет; лучшая новость – отсутствие новостей. Именно такое отношение к переменам, времени, истории было и у многих из нас. Даже естественное понимание того, что вожди-долгожители тоже смертны, не связывалось с возможностью изменений. […]
Все, что мы знали о вождях, было направлено на то, чтобы внушить нам если не уверенность в их бессмертии, то максимально отсрочить в нашем сознании этот скачок нестабильности, - кажется, единственный, который не смогла преодолеть система. Евгения Гинзбург в «Крутом маршруте» вспоминает, что, услышав по радио бюллетень о состоянии здоровья Сталина, она испытала странное чувство: у него, оказывается, есть моча… Шок, охвативший тогда страну, […] связан с полной неожиданностью этой смерти после десятилетий правления, казавшегося вечным. В тоталитарном сознании неизменность мира может обеспечить только бессмертие вождя. Эта абсурдная вера лишь продолжает культ власти, доводя до логического предела идеи исключительности и всемогущества первого руководителя. […]
Обыденное сознание вообще склонно переоценивать инвариантность и предсказуемость человеческих поступков, недооценивая в то же время влияние ситуации и внутреннюю способность к развитию. […]
2) О любви к вождю и прозрении:
Оруэлл в «1984» недаром назвал свой вариант НКВД или гестапо Министерством любви. […] Это демонстрация того, что тираны требуют не столько послушания, сколько искреннего и странного чувства. Гигантский аппарат, созданный Сталиным, как к делу государственной важности относился к уничтожению тех, кто, не планируя никаких действий или не имея возможности их совершать, мог просто не любить вождя и созданное им государство. Об этом говорят многочисленные случаи репрессий не только за анекдоты и критические высказывания, но даже и за случайные описки и оговорки в газетах. […] Объектом «работы» органов, таким образом, было не поведение – с ним в большинстве случаев все было в порядке, - а именно чувства людей […]
Вспомним прекрасную фантазию Набокова о том, как рассыпается тоталитарный мир от того, что один несчастный человек увидел его таким, каков он есть, - увидел палача палачом, топор топором и себя – бессмысленной жертвой. Это, к сожалению, лишь мечта, тоталитарное общество пережило поколения несогласных. Однако осознание насилия по отношению к себе есть единственно верная картина социальной реальности.
Тоталитарная власть день за днем и час за часом творит насилие над человеком. Даже если ты не подвергся аресту или пыткам, твое поведение определяется постоянной их угрозой. Ты никогда не был за границей не потому, что не хотел, а потому, что не пускали. Ты не читал еретических книг потому, что они были недоступны, ты не менял специальность потому, что это было невозможно, и, быть может, не развелся потому, что это отразилось бы на карьере. Ты почти ничего не делал в жизни по своему выбору. Признать то, что ты подчиняешься власти исключительно по физической необходимости, - значит сделать первый и очень трудный шаг на пути к сохранению моральных ценностей, к гражданскому достоинству, а может быть, и к активной борьбе против тоталитарного режима. Но это означает также потерю спокойствия и счастливого чувства растворения себя среди других таких же, как ты. Расплата за реализм, за отказ от тоталитарных верований тяжела: это одиночество, страх, и, очень возможно, прямая встреча с насилием. Реалистичное восприятие власти как источника насилия – самый трудный выбор для подданного. Чтобы перерасти и взломать внутренний панцирь тоталитарной личности, нужны мужество и интеллект, доступные немногим. […]
Похоже, что пропаганда культа в лагерях была поставлена неважно. Мы ничего не знаем о торжественных собраниях, политинформациях или других организованных формах возбуждения любви к вождю, которые были столь характерны в это время для другой половины страны. Видимо, механизмы функционирования власти в лагере и в гражданской (по крайней мере в городской) жизни были резко различными, так что страна оказалась поделенной на две зоны – зону прямого насилия и зону видимой любви. Там, где царило насилие, в любви необходимости не было. Там, где демонстрировалась любовь, насилие всячески скрывалось. В четкости этой границы, пересекавшейся только в одну сторону, подобно границе между тем и этим светом, кроется, вероятно, один из секретов стабильности режима. […]
Оруэлл в «1984» недаром назвал свой вариант НКВД или гестапо Министерством любви. […] Это демонстрация того, что тираны требуют не столько послушания, сколько искреннего и странного чувства. Гигантский аппарат, созданный Сталиным, как к делу государственной важности относился к уничтожению тех, кто, не планируя никаких действий или не имея возможности их совершать, мог просто не любить вождя и созданное им государство. Об этом говорят многочисленные случаи репрессий не только за анекдоты и критические высказывания, но даже и за случайные описки и оговорки в газетах. […] Объектом «работы» органов, таким образом, было не поведение – с ним в большинстве случаев все было в порядке, - а именно чувства людей […]
Вспомним прекрасную фантазию Набокова о том, как рассыпается тоталитарный мир от того, что один несчастный человек увидел его таким, каков он есть, - увидел палача палачом, топор топором и себя – бессмысленной жертвой. Это, к сожалению, лишь мечта, тоталитарное общество пережило поколения несогласных. Однако осознание насилия по отношению к себе есть единственно верная картина социальной реальности.
Тоталитарная власть день за днем и час за часом творит насилие над человеком. Даже если ты не подвергся аресту или пыткам, твое поведение определяется постоянной их угрозой. Ты никогда не был за границей не потому, что не хотел, а потому, что не пускали. Ты не читал еретических книг потому, что они были недоступны, ты не менял специальность потому, что это было невозможно, и, быть может, не развелся потому, что это отразилось бы на карьере. Ты почти ничего не делал в жизни по своему выбору. Признать то, что ты подчиняешься власти исключительно по физической необходимости, - значит сделать первый и очень трудный шаг на пути к сохранению моральных ценностей, к гражданскому достоинству, а может быть, и к активной борьбе против тоталитарного режима. Но это означает также потерю спокойствия и счастливого чувства растворения себя среди других таких же, как ты. Расплата за реализм, за отказ от тоталитарных верований тяжела: это одиночество, страх, и, очень возможно, прямая встреча с насилием. Реалистичное восприятие власти как источника насилия – самый трудный выбор для подданного. Чтобы перерасти и взломать внутренний панцирь тоталитарной личности, нужны мужество и интеллект, доступные немногим. […]
Похоже, что пропаганда культа в лагерях была поставлена неважно. Мы ничего не знаем о торжественных собраниях, политинформациях или других организованных формах возбуждения любви к вождю, которые были столь характерны в это время для другой половины страны. Видимо, механизмы функционирования власти в лагере и в гражданской (по крайней мере в городской) жизни были резко различными, так что страна оказалась поделенной на две зоны – зону прямого насилия и зону видимой любви. Там, где царило насилие, в любви необходимости не было. Там, где демонстрировалась любовь, насилие всячески скрывалось. В четкости этой границы, пересекавшейся только в одну сторону, подобно границе между тем и этим светом, кроется, вероятно, один из секретов стабильности режима. […]
3) О Монофилии:
Тоталитарный мир беден и однообразен, в нем нет места непредсказуемости и неожиданности. Идеальный подданный такое однообразие не просто принимает как данность – оно его радует. […] Сформированные вне политики, в семье, в обыденной жизни эти предпочтения поддерживают тоталитарное сознание, делают его развитие более легким и вероятным. Предпочтение единообразия и нелюбовь к разнообразию могут проявляться в эстетических представлениях, в быту, в широком круге совершенно безобидных вопросов.
Кому-то нравится, чтобы все книжки на полке были одинакового формата. Кто-то предпочитает всегда одеваться более-менее одинаково. Кто-то живет изо дня в день по одному и тому же расписанию. Кто-то не понимает, как это у людей могут быть разные мнения по таким простым вопросам… В тех случаях, когда склонность к единообразию становится доминирующим эстетическим и нравственным предпочтением, ее влияние на политические ориентации очевидно. Недаром в армии слово «единообразно» употребляется как синоним «красиво». Демократия – это всегда разнообразие, многовариантность идей […]. Поэтому установка на единообразие резко повышает вероятность позитивного отношения к тоталитарной системе правления и комфортного самочувствия в ней.
Сходное значение имеет и отношение человека к изменениям - предпочтение стабильности, неизменности, или ориентация на перемены и развитие. [привет шкале Шварца и В.С.Магуну – Б.Г.] […] Любовь к изменению тесно связана с любовью к разнообразию. […] В одном случае объектом предпочтения выступает наличное положение дел, […] а в другом – развернутый во времени процесс, изменение или отсутствие такового. […] Тому, кто везде и во всем предпочитает неизменность, легче жить в условиях тоталитаризма.
Нам кажется правомерным предположить существование общей характеристики когнитивных процессов, проявляющейся в склонности к единообразию к постоянству и нелюбви к разнообразию и изменению. Будем называть такую обобщенную интегральную характеристику монофилией. Она является общей базой для формирования всех вер тоталитарного сознания, включает в себя не только веру в простой и неизменный мир, но и веру в справедливость как реализацию единого, не знающего исключений закона […].
Власть рушит все до основания, а затем строит и удерживает единообразие на контролируемой территории. […] Монофилия вовсе не бессмысленна. Единообразный, одинаковый мир обеспечивает носителю тоталитарного сознания понимание окружающего, контроль за ним и, главное, возможность предсказывать дальнейшее развитие событий. […] Недаром словами «непредсказуемые последствия» у нас до сих пор обозначают наиболее ужасный из всех возможных исходов тех или иных социальных конфликтов. Но результаты использования демократических процедур по определению непредсказуемы. Высокой же степенью предсказуемости характеризуются тоталитарные системы. […] Превращение предсказуемости в сверхценность свидетельствует о неуверенности, низкой самооценке и незрелости субъекта. Цивилизованный человек принимает социум таким, каков он есть – не всегда понятным, часто неподконтрольным и почти всегда непредсказуемым. […]
Монофилия воспитывается с детства. Информационно бедная среда, режим и униформа, обстановка муштры, отсутствие опыта близких отношений способствует формированию любви к единообразию. Последующие встречи с реальной сложностью мира могут вызвать у таких людей реакцию шока с последствиями вплоть до клинических. […] К сожалению, доминирующая в школе и дошкольных учреждениях эстетика солдатского строя подавляет любые ненормативные действия и даже мысли. […] Если на все вопросы может быть только один правильный ответ, то те, кто предлагает нестандартные решения, априори не правы. Не правы и те, кто иначе одевается, верит в другого бога или слушает другую музыку. […]
Тоталитарный мир беден и однообразен, в нем нет места непредсказуемости и неожиданности. Идеальный подданный такое однообразие не просто принимает как данность – оно его радует. […] Сформированные вне политики, в семье, в обыденной жизни эти предпочтения поддерживают тоталитарное сознание, делают его развитие более легким и вероятным. Предпочтение единообразия и нелюбовь к разнообразию могут проявляться в эстетических представлениях, в быту, в широком круге совершенно безобидных вопросов.
Кому-то нравится, чтобы все книжки на полке были одинакового формата. Кто-то предпочитает всегда одеваться более-менее одинаково. Кто-то живет изо дня в день по одному и тому же расписанию. Кто-то не понимает, как это у людей могут быть разные мнения по таким простым вопросам… В тех случаях, когда склонность к единообразию становится доминирующим эстетическим и нравственным предпочтением, ее влияние на политические ориентации очевидно. Недаром в армии слово «единообразно» употребляется как синоним «красиво». Демократия – это всегда разнообразие, многовариантность идей […]. Поэтому установка на единообразие резко повышает вероятность позитивного отношения к тоталитарной системе правления и комфортного самочувствия в ней.
Сходное значение имеет и отношение человека к изменениям - предпочтение стабильности, неизменности, или ориентация на перемены и развитие. [привет шкале Шварца и В.С.Магуну – Б.Г.] […] Любовь к изменению тесно связана с любовью к разнообразию. […] В одном случае объектом предпочтения выступает наличное положение дел, […] а в другом – развернутый во времени процесс, изменение или отсутствие такового. […] Тому, кто везде и во всем предпочитает неизменность, легче жить в условиях тоталитаризма.
Нам кажется правомерным предположить существование общей характеристики когнитивных процессов, проявляющейся в склонности к единообразию к постоянству и нелюбви к разнообразию и изменению. Будем называть такую обобщенную интегральную характеристику монофилией. Она является общей базой для формирования всех вер тоталитарного сознания, включает в себя не только веру в простой и неизменный мир, но и веру в справедливость как реализацию единого, не знающего исключений закона […].
Власть рушит все до основания, а затем строит и удерживает единообразие на контролируемой территории. […] Монофилия вовсе не бессмысленна. Единообразный, одинаковый мир обеспечивает носителю тоталитарного сознания понимание окружающего, контроль за ним и, главное, возможность предсказывать дальнейшее развитие событий. […] Недаром словами «непредсказуемые последствия» у нас до сих пор обозначают наиболее ужасный из всех возможных исходов тех или иных социальных конфликтов. Но результаты использования демократических процедур по определению непредсказуемы. Высокой же степенью предсказуемости характеризуются тоталитарные системы. […] Превращение предсказуемости в сверхценность свидетельствует о неуверенности, низкой самооценке и незрелости субъекта. Цивилизованный человек принимает социум таким, каков он есть – не всегда понятным, часто неподконтрольным и почти всегда непредсказуемым. […]
Монофилия воспитывается с детства. Информационно бедная среда, режим и униформа, обстановка муштры, отсутствие опыта близких отношений способствует формированию любви к единообразию. Последующие встречи с реальной сложностью мира могут вызвать у таких людей реакцию шока с последствиями вплоть до клинических. […] К сожалению, доминирующая в школе и дошкольных учреждениях эстетика солдатского строя подавляет любые ненормативные действия и даже мысли. […] Если на все вопросы может быть только один правильный ответ, то те, кто предлагает нестандартные решения, априори не правы. Не правы и те, кто иначе одевается, верит в другого бога или слушает другую музыку. […]
Если все мы, в общем, одинаковы, нам не нужны ни представители, выражающие наши интересы, ни законы, защищающие наши права. […] Защита прав отдельной личности вообще невозможна без понимания важности индивидуальности каждого. Соответствующие механизмы просто не могут сформироваться, не получают нравственного обоснования. Отсутствие же механизмов приводит к тому, что у людей нет опыта конструктивного разрешения конфликтов с представителями власти [и друг с другом – Б.Г.] […] Решение любой проблемы зависит не от закона, хотя бы неписанного, а от воли того, кто сильнее. Естественно, защита от несправедливости видится не в законности, […] а в наделении абсолютной властью достойного человека.
Неожиданно обнаружил идейного либертарианца в великом философе Вильгельме фон Гумбольде (письмо И.Г.Форстеру от 01.06.1792, цит. по «Иностранная литература», 11/1989):
Если искусство государственного управления в большинстве случаев ограничивается тем, что создает густонаселенные, зажиточные или, как говорят, процветающие страны, то чистая теория должна ему во весь голос возразить, что все эти вещи прекрасны и весьма желательны, но что они возникают и сами по себе, если силу и энергию человека умножать, например, предоставляя ему свободу; если же, напротив, непосредственно стремиться производить их, то может пострадать как раз то, ради чего они, собственно, и желательны […]
Изолированный человек так же мало способен к самообразованию, как и тот, чья свобода сильно ограничена. Именно это привело меня к убеждению, что деятельность государства может заменять деятельность граждан лишь в том случае, когда речь идет о производстве тех необходимых вещей, кои они самостоятельно или без посторонней помощи приобрести не могут. И такой вещью, как мне представляется, может быть только безопасность. Все прочее человек создает себе сам, любое благо он приобретает своими силами, всякому злу он может противостоять либо в одиночестве, либо в добровольном сообществе с другими. Лишь сохранение безопасности, так как в противном случае любая борьба повлекла бы за собой новую, требует окончательной, беспрекословной власти; и так как в этом, собственно, и заключается сущность государства, то именно эта власть нуждается в государственном устройстве. Если же расширить границы деятельности государства, то тем самым будет весьма заметно ущемлена творческая инициатива граждан, наступит однообразие и будет, наконец, нанесен вред духовному развитию человека. […] Далее [речь идет о какой-то из написанных в это время Гумбольдтом статей – Б.Г.] я более подробно остановился на тех отрицательных моментах, возникновение которых или неизбежно, или же трудно предотвратимо, если государство вместо того, чтобы ограничить себя функцией безопасности, вознамерится взять на себя заботу о физическом или паче чаяния нравственном благополучии своих граждан. […]
Если искусство государственного управления в большинстве случаев ограничивается тем, что создает густонаселенные, зажиточные или, как говорят, процветающие страны, то чистая теория должна ему во весь голос возразить, что все эти вещи прекрасны и весьма желательны, но что они возникают и сами по себе, если силу и энергию человека умножать, например, предоставляя ему свободу; если же, напротив, непосредственно стремиться производить их, то может пострадать как раз то, ради чего они, собственно, и желательны […]
Изолированный человек так же мало способен к самообразованию, как и тот, чья свобода сильно ограничена. Именно это привело меня к убеждению, что деятельность государства может заменять деятельность граждан лишь в том случае, когда речь идет о производстве тех необходимых вещей, кои они самостоятельно или без посторонней помощи приобрести не могут. И такой вещью, как мне представляется, может быть только безопасность. Все прочее человек создает себе сам, любое благо он приобретает своими силами, всякому злу он может противостоять либо в одиночестве, либо в добровольном сообществе с другими. Лишь сохранение безопасности, так как в противном случае любая борьба повлекла бы за собой новую, требует окончательной, беспрекословной власти; и так как в этом, собственно, и заключается сущность государства, то именно эта власть нуждается в государственном устройстве. Если же расширить границы деятельности государства, то тем самым будет весьма заметно ущемлена творческая инициатива граждан, наступит однообразие и будет, наконец, нанесен вред духовному развитию человека. […] Далее [речь идет о какой-то из написанных в это время Гумбольдтом статей – Б.Г.] я более подробно остановился на тех отрицательных моментах, возникновение которых или неизбежно, или же трудно предотвратимо, если государство вместо того, чтобы ограничить себя функцией безопасности, вознамерится взять на себя заботу о физическом или паче чаяния нравственном благополучии своих граждан. […]
Сегодня в 18 в Сахаровском центре обсуждаем доклад «Либеральной миссии» «Год Навального: политика протеста в России 2020-2021: стратегии, механизмы и последствия». Можно участвовать в обсуждении очно или смотреть трансляцию в ютьюбе (регистрация тут). В подготовке доклада участвовали Кирилл Рогов, Сергей Гуриев, Александра Архипова, Алексей Захаров, Григорий Охотин, Григорий Дурново и др. Трансляция будет в ютьюбе "Либеральной миссии".
Краткое изложение 120-страничного доклада:
Мобильный широкополосный интернет и социальные медиа ведут к повышению прозрачности мира – действия элит оказываются обозримыми и подверженными критике; доверие правительствам снижается, растет популярность несистемных политиков. «Российские власти отлично понимают, что неконтролируемое распространение информации в интернете и соцсетях представляет для нее экзистенциальную угрозу и постоянно вводят все новые ограничения свободы слова в интернете», - пишет Гуриев. При этом вводя цензуру, автократы теряют возможность узнавать, что на самом деле происходит в стране.
К лету 2020 года Навальный вырос из «политического гетто» оппозиции – расследования повысили уровень его известности и одобрения его деятельности. Поэтому ответом общество на поправки в Конституции и отравление Навального стали самые массовые с 2011 года протесты зимы-2021, говорится в докладе. «Политика оспаривания» возникла в России и Беларуси в ситуации снижения доверия к правительствам. Распространение интернета, который, в отличие от традиционных медиа, не контролируют правительства позволило Навальному стать лидером оппозиции с аудиторией, сопоставимой с вещанием новостного центрального телеканала. Именно рост информационного влияния Навального стал мотивом покушения к разгрому этой инфраструктуры.
В протестах января 2021, вышедших за рамки «столичной резервации», принимали участие до 200 тыс человек, при этом почти треть из них – возраста 15-24 года. Люди до 40 лет составляли около 80% протестующих. Для большинства мотивом выхода стали не политические, а морально-этические причины: протест направлен против социальной несправедливости. Вокруг него есть более широкий круг людей, поддерживающих протестующих донатами и другими способами. При этом протест в Хабаровске в глазах публики, не готовой к нему присоединиться, выглядел более легитимным, чем протесты в поддержку Навального. Хабаровским протестам сочувствовали 45%, не одобряли их 15%. С протестами в защиту Навального картина была обратной: 20% против 40%.
Лояльная режиму публика и люди, не готовые к прямой конфронтации с режимом, переадресовали ответственность за «радикализацию» ситуации самому Навальному (так у Шварца люди осуждали Ланцелота за намерение освободить их от дракона). Недоверие к версии отравления политика и низкое общественное сочувствие протестам в его защиту открыли перед режимом окно возможностей для эскалации репрессий: все формы выражения несогласия оказались криминализированы.
Новый уровень репрессивности проявился в масштабах задержаний (более 17 тыс человек), в росте арестов и уголовных дел против протестующих, в насильственном прекращении работы структур Навального и «Открытой России», в удалении с выборов едва ли ни всех оппозиционных политиков и гражданских активистов, и в последующей атаке на независимые интернет-сми. Расширение круга статей, используемых против активистов, задержание участников акций постфактум, подключение к репрессиям непрофильных институций создает риски для большого круга протестующих и формирует систему тотального давления на политический и гражданский активизм. Насилие подавляет волю активистов и лишает их привычного инструментария, констатирует доклад, но ухудшает отношение к власти «умеренных» недовольных и условно лояльных. Поэтому следующие шаги авторитарного правительства будут направлены на ограничение развития интернета и расширение практик его цензурирования.
Краткое изложение 120-страничного доклада:
Мобильный широкополосный интернет и социальные медиа ведут к повышению прозрачности мира – действия элит оказываются обозримыми и подверженными критике; доверие правительствам снижается, растет популярность несистемных политиков. «Российские власти отлично понимают, что неконтролируемое распространение информации в интернете и соцсетях представляет для нее экзистенциальную угрозу и постоянно вводят все новые ограничения свободы слова в интернете», - пишет Гуриев. При этом вводя цензуру, автократы теряют возможность узнавать, что на самом деле происходит в стране.
К лету 2020 года Навальный вырос из «политического гетто» оппозиции – расследования повысили уровень его известности и одобрения его деятельности. Поэтому ответом общество на поправки в Конституции и отравление Навального стали самые массовые с 2011 года протесты зимы-2021, говорится в докладе. «Политика оспаривания» возникла в России и Беларуси в ситуации снижения доверия к правительствам. Распространение интернета, который, в отличие от традиционных медиа, не контролируют правительства позволило Навальному стать лидером оппозиции с аудиторией, сопоставимой с вещанием новостного центрального телеканала. Именно рост информационного влияния Навального стал мотивом покушения к разгрому этой инфраструктуры.
В протестах января 2021, вышедших за рамки «столичной резервации», принимали участие до 200 тыс человек, при этом почти треть из них – возраста 15-24 года. Люди до 40 лет составляли около 80% протестующих. Для большинства мотивом выхода стали не политические, а морально-этические причины: протест направлен против социальной несправедливости. Вокруг него есть более широкий круг людей, поддерживающих протестующих донатами и другими способами. При этом протест в Хабаровске в глазах публики, не готовой к нему присоединиться, выглядел более легитимным, чем протесты в поддержку Навального. Хабаровским протестам сочувствовали 45%, не одобряли их 15%. С протестами в защиту Навального картина была обратной: 20% против 40%.
Лояльная режиму публика и люди, не готовые к прямой конфронтации с режимом, переадресовали ответственность за «радикализацию» ситуации самому Навальному (так у Шварца люди осуждали Ланцелота за намерение освободить их от дракона). Недоверие к версии отравления политика и низкое общественное сочувствие протестам в его защиту открыли перед режимом окно возможностей для эскалации репрессий: все формы выражения несогласия оказались криминализированы.
Новый уровень репрессивности проявился в масштабах задержаний (более 17 тыс человек), в росте арестов и уголовных дел против протестующих, в насильственном прекращении работы структур Навального и «Открытой России», в удалении с выборов едва ли ни всех оппозиционных политиков и гражданских активистов, и в последующей атаке на независимые интернет-сми. Расширение круга статей, используемых против активистов, задержание участников акций постфактум, подключение к репрессиям непрофильных институций создает риски для большого круга протестующих и формирует систему тотального давления на политический и гражданский активизм. Насилие подавляет волю активистов и лишает их привычного инструментария, констатирует доклад, но ухудшает отношение к власти «умеренных» недовольных и условно лояльных. Поэтому следующие шаги авторитарного правительства будут направлены на ограничение развития интернета и расширение практик его цензурирования.
Фонд Либеральная Миссия
ГОД НАВАЛЬНОГО. ПОЛИТИКА ПРОТЕСТА В РОССИИ 2020 — 2021: СТРАТЕГИИ, МЕХАНИЗМЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ
Год назад Алексей Навальный впал в кому на борту самолета, совершавшего рейс Томск—Москва; 2 сентября врачи германской клиники «Шарите», куда он был вывезен для лечения, заявили, что Навальный был...
Отличный список получился - почти все живые организации в него вошли
Forwarded from DOXA
Данное сообщение (материал) создано и (или) распространено некоммерческими организациями и (или) средствами массовой информации, требующими
полной отмены законодательства об иностранных агентах.
В этом году Минюст включил в реестр иностранных агентов 6 СМИ, 20 журналистов и 7 некоммерческих организаций. Всего иноагентов уже больше двухсот. Некоторые организации были вынуждены прекратить работу. У физических лиц нет выбора: по закону они должны отчитываться перед государством за каждый потраченный рубль, иначе им грозит штраф или до пяти лет тюрьмы.
DOXA считает закон об иноагентах репрессивным: его единственная цель — это подавление гражданского общества в России. Поэтому мы вместе с «Мемориалом», «Медузой», ОВД-Инфо, Диссернетом и другими фондами, СМИ и движениями подписали петицию за отмену законодательства об иноагентах. Подпишите и вы.
http://amp.gs/jTb1W
полной отмены законодательства об иностранных агентах.
В этом году Минюст включил в реестр иностранных агентов 6 СМИ, 20 журналистов и 7 некоммерческих организаций. Всего иноагентов уже больше двухсот. Некоторые организации были вынуждены прекратить работу. У физических лиц нет выбора: по закону они должны отчитываться перед государством за каждый потраченный рубль, иначе им грозит штраф или до пяти лет тюрьмы.
DOXA считает закон об иноагентах репрессивным: его единственная цель — это подавление гражданского общества в России. Поэтому мы вместе с «Мемориалом», «Медузой», ОВД-Инфо, Диссернетом и другими фондами, СМИ и движениями подписали петицию за отмену законодательства об иноагентах. Подпишите и вы.
http://amp.gs/jTb1W
Проект Sapere Aude републиковал мое предисловие к докладу Николая Бобринского и Станислава Дмитриевского «Между местью и забвением». Теперь читать удобнее. Несколько цитат я уже тут приводил, вот еще:
Российский политический класс не извлек уроков из краха преступного советского режима, сделавшего нарушение прав человека нормой жизни. В 1990-е у россиян было слишком много неотложных дел, чтобы заниматься восстановительным правосудием по преступлениям советской эпохи. В 2000-е и далее эта работа целенаправленно блокировалась. За 30 лет с момента распада СССР добавились новые преступления, которые не могли быть своевременно расследованы – начиная с преступлений первой и второй чеченских войн и заканчивая путинскими репрессиями.
Продумывать механизмы восстановления справедливости уже сейчас, когда путинский маховик репрессий только разгоняется, очень важно. Какими бы ни были обстоятельства следующей попытки российского демократического транзита, карта мер переходного правосудия очень облегчит дело.
Заниматься этим нужно будет вовсе не для того, чтобы «отмстить» организаторам и исполнителям сталинских, хрущевских, брежневских или путинских репрессий, или наказать кого-то за преступления, совершенные во время чеченских войн. Именно ненужные и избыточные ассоциации восстановительного правосудия с местью заблокировали разговор об этом в конце 1980 – начале 1990-х годов. Даже многие диссиденты и правозащитники называли суд над коммунистами и КГБшниками, и их люстрацию плохой идеей. Они считали, что никаких гарантий повторения прошлого не нужно. Достаточно того, что это прошлое закончилось – а разбираться с тем, кто расстреливал, кто доносил, кто отдавал приказы – это все лишнее.
Забвение прошлого не облегчило путь в «светлое будущее». Наоборот, оказалось, что такой подход выгоден только коммунистам и кагебэшникам – он позволил им 1) избежать каких-либо кар за преступления советской эпохи, 2) встроиться в новый политэкономический режим, сохранив привилегированные позиции, 3) дождавшись благоприятной ситуации, расчехлить висевшее в 1990-х на стенке ружье, и начать использовать ровно те же методы борьбы с политическими оппонентами, применение которых в СССР не было осуждено по причине избыточного милосердия.
Цель переходного правосудия – не месть, а закладка фундамента правового государства – социальной системы, построенной на верховенстве права. Иначе ужасное снова случится – преступления будут повторены. Верховенство права – это защита от трудного прошлого, попытка сказать ему never again (такое не должно повториться). Права человека должны быть защищены, и не только на бумаге.
Невозможно перейти от социальной системы, стоящей на беззаконии (включая нарушения прав человека) и несправедливости, к верховенству права, не «починив» произведенные предыдущим режимом поломки. Лечение этих ран (у многих жертв они кровоточат) – это и есть восстановление права. Только восстановив порушенное правосудие, можно двигаться дальше и идти не теми же, а новыми дорогами. Без этого верховенство права остаётся пустым звуком. Только восстановив право, можно строить новое государство на его основе.
Российский политический класс не извлек уроков из краха преступного советского режима, сделавшего нарушение прав человека нормой жизни. В 1990-е у россиян было слишком много неотложных дел, чтобы заниматься восстановительным правосудием по преступлениям советской эпохи. В 2000-е и далее эта работа целенаправленно блокировалась. За 30 лет с момента распада СССР добавились новые преступления, которые не могли быть своевременно расследованы – начиная с преступлений первой и второй чеченских войн и заканчивая путинскими репрессиями.
Продумывать механизмы восстановления справедливости уже сейчас, когда путинский маховик репрессий только разгоняется, очень важно. Какими бы ни были обстоятельства следующей попытки российского демократического транзита, карта мер переходного правосудия очень облегчит дело.
Заниматься этим нужно будет вовсе не для того, чтобы «отмстить» организаторам и исполнителям сталинских, хрущевских, брежневских или путинских репрессий, или наказать кого-то за преступления, совершенные во время чеченских войн. Именно ненужные и избыточные ассоциации восстановительного правосудия с местью заблокировали разговор об этом в конце 1980 – начале 1990-х годов. Даже многие диссиденты и правозащитники называли суд над коммунистами и КГБшниками, и их люстрацию плохой идеей. Они считали, что никаких гарантий повторения прошлого не нужно. Достаточно того, что это прошлое закончилось – а разбираться с тем, кто расстреливал, кто доносил, кто отдавал приказы – это все лишнее.
Забвение прошлого не облегчило путь в «светлое будущее». Наоборот, оказалось, что такой подход выгоден только коммунистам и кагебэшникам – он позволил им 1) избежать каких-либо кар за преступления советской эпохи, 2) встроиться в новый политэкономический режим, сохранив привилегированные позиции, 3) дождавшись благоприятной ситуации, расчехлить висевшее в 1990-х на стенке ружье, и начать использовать ровно те же методы борьбы с политическими оппонентами, применение которых в СССР не было осуждено по причине избыточного милосердия.
Цель переходного правосудия – не месть, а закладка фундамента правового государства – социальной системы, построенной на верховенстве права. Иначе ужасное снова случится – преступления будут повторены. Верховенство права – это защита от трудного прошлого, попытка сказать ему never again (такое не должно повториться). Права человека должны быть защищены, и не только на бумаге.
Невозможно перейти от социальной системы, стоящей на беззаконии (включая нарушения прав человека) и несправедливости, к верховенству права, не «починив» произведенные предыдущим режимом поломки. Лечение этих ран (у многих жертв они кровоточат) – это и есть восстановление права. Только восстановив порушенное правосудие, можно двигаться дальше и идти не теми же, а новыми дорогами. Без этого верховенство права остаётся пустым звуком. Только восстановив право, можно строить новое государство на его основе.
Sapere Aude
Восстановительное правосудие как путь к верховенству права и демократии — Sapere Aude
На протяжении последних десятилетий множество стран проделывали переход от авторитарных и тоталитарных политических режимов к демократическим.
Звучит довольно зловеще. Не попадайтесь мобильным выездным группам, друзья! https://ift.tt/3zg2r64
finanz.ru
Выездным группам МИД и МВД поручили вернуть на родину 500 тысяч россиян-эмигрантов
Правительство утвердило план «добровольного переселения».
В последние дни российские новости лучше не смотреть – власти так переживают за выборы, что делают кучу судорожных движений. И все ради того, чтобы в считанном числе округов не прошли недовычищенные кандидаты вроде Михаила Лобанова, и еще в скольких-то не победили представители парламентских партий, почти не влияющих на законодательную политику. Ради чисто символических «достижений» одним людям выкручивают руки, другим ломают судьбы.
Не надо думать, что у безумия есть пределы. О том, что их нет, в очередной раз рассказал Боб Вудворд. Это великий журналист-расследователь, обладатель Пулитцеровской премии, редактор The Washington Post, соавтор расследования еще Уотергейтского скандала, автор «Всей президентской рати» (о Уотергейте), «Признаний шефа разведки», 4 книг о Буше-младшем, о Клинтоне, и вот теперь уже третьей книги о Трампе: «Угроза». У Вудворда, кажется, 16 книг, она другой скандальнее. И все американские президенты от Никсона до Байдена включительно ничего не могут с ним поделать – президенты меняются, а Вудворд их *** (описывает их в разных положениях) уже почти 50 лет. Это совершенно поразительный, чисто американский феномен.
Фабулу романа и последующее развитие событий хорошо передает Репаблик. Вудворд пишет очень быстро, по книге в 2-3 года, и источники у него что надо. «Угроза» еще до начала продаж в рейтинге бестселлеров Амазон. В последние месяцы, когда у Трампа уже «украли выборы», его президентство провалилось в какой-то ад: чиновники опасались, что непредсказуемость Трампа обернется международным конфликтом или разрушением демократических институтов. Особая фиксация у Трампа была на Китае. Поэтому главе объединенного комитета начальников штабов Марку Милли пришлось дважды звонить своему китайскому коллеге, чтобы успокоить: США не угрожает Китаю, удара по нему не будет ни в канун президентских выборов-2020 в США, ни после штурма Капитолия. Теперь истеблишмент обсуждает, не госизмена ли эти звонки. А что прикажете делать Милли с таким Трампом?
Американский военный заверял китайского, что у нас мол все дома, армия не ку-ку, атаку на вас не планируем, не слушайте президента. «Если мы решим атаковать, я позвоню вам заранее, чтобы это не стало для вас сюрпризом», - сказал Милли. Генерал, назначенный Трампом в 2018 году, был уверен, что президент находится в «ментальном упадке». Милли и спикер Конгресса Нэнси Пелоси обсуждали Трампа как «нестабильного», «сумасшедшего». В отличие от него, армия США ничего сумасшедшего предпринимать не будет, заверял Милли Пелоси. Он даже взял с высших офицеров клятву, что если приказ о применении ядерного оружия придет от Трампа, то без санкции Милли он выполняться не будет. Успокоительные беседы Милли проводил и с военными Великобритании, России и Пакистана.
Если все изложенное – правда, то это госизмена, сказал Трамп, назвал Милли «ослом» и предложил ему уйти в отставку. Сенатор-республиканец Марко Рубио согласен: это подрыв авторитета главнокомандующего, предательская утечка секретной информации в пользу Компартии Китая «в преддверии потенциального вооруженного конфликта». Достается в книге и Байдену – за быстрый вывод военных из Афганистана без дипломатического давления на талибов.
В общем, наряду с последним романом Кристофера Бакли (“Make Russia Great Again” – его переводят на русский??) эта (и предыдущие две) книги Вудворда о Трампе – впечатляющий рассказ о том, как много взрослых людей оказываются в о-о-о-очень неудобном положении, когда страной руководят не вполне адекватные люди. А о том, что даже в целом адекватные люди во главе периодически ведут себя совершенно неадекватно, мы прекрасно знаем из предыдущих романов и Вудворда, и Бакли. Вообще это счастье, что они у нас оба есть – по 3 десяткам романов Вудворда и Бакли можно изучать современную политику, ее дефекты и изъяны не хуже, чем по научным трудам.
Не надо думать, что у безумия есть пределы. О том, что их нет, в очередной раз рассказал Боб Вудворд. Это великий журналист-расследователь, обладатель Пулитцеровской премии, редактор The Washington Post, соавтор расследования еще Уотергейтского скандала, автор «Всей президентской рати» (о Уотергейте), «Признаний шефа разведки», 4 книг о Буше-младшем, о Клинтоне, и вот теперь уже третьей книги о Трампе: «Угроза». У Вудворда, кажется, 16 книг, она другой скандальнее. И все американские президенты от Никсона до Байдена включительно ничего не могут с ним поделать – президенты меняются, а Вудворд их *** (описывает их в разных положениях) уже почти 50 лет. Это совершенно поразительный, чисто американский феномен.
Фабулу романа и последующее развитие событий хорошо передает Репаблик. Вудворд пишет очень быстро, по книге в 2-3 года, и источники у него что надо. «Угроза» еще до начала продаж в рейтинге бестселлеров Амазон. В последние месяцы, когда у Трампа уже «украли выборы», его президентство провалилось в какой-то ад: чиновники опасались, что непредсказуемость Трампа обернется международным конфликтом или разрушением демократических институтов. Особая фиксация у Трампа была на Китае. Поэтому главе объединенного комитета начальников штабов Марку Милли пришлось дважды звонить своему китайскому коллеге, чтобы успокоить: США не угрожает Китаю, удара по нему не будет ни в канун президентских выборов-2020 в США, ни после штурма Капитолия. Теперь истеблишмент обсуждает, не госизмена ли эти звонки. А что прикажете делать Милли с таким Трампом?
Американский военный заверял китайского, что у нас мол все дома, армия не ку-ку, атаку на вас не планируем, не слушайте президента. «Если мы решим атаковать, я позвоню вам заранее, чтобы это не стало для вас сюрпризом», - сказал Милли. Генерал, назначенный Трампом в 2018 году, был уверен, что президент находится в «ментальном упадке». Милли и спикер Конгресса Нэнси Пелоси обсуждали Трампа как «нестабильного», «сумасшедшего». В отличие от него, армия США ничего сумасшедшего предпринимать не будет, заверял Милли Пелоси. Он даже взял с высших офицеров клятву, что если приказ о применении ядерного оружия придет от Трампа, то без санкции Милли он выполняться не будет. Успокоительные беседы Милли проводил и с военными Великобритании, России и Пакистана.
Если все изложенное – правда, то это госизмена, сказал Трамп, назвал Милли «ослом» и предложил ему уйти в отставку. Сенатор-республиканец Марко Рубио согласен: это подрыв авторитета главнокомандующего, предательская утечка секретной информации в пользу Компартии Китая «в преддверии потенциального вооруженного конфликта». Достается в книге и Байдену – за быстрый вывод военных из Афганистана без дипломатического давления на талибов.
В общем, наряду с последним романом Кристофера Бакли (“Make Russia Great Again” – его переводят на русский??) эта (и предыдущие две) книги Вудворда о Трампе – впечатляющий рассказ о том, как много взрослых людей оказываются в о-о-о-очень неудобном положении, когда страной руководят не вполне адекватные люди. А о том, что даже в целом адекватные люди во главе периодически ведут себя совершенно неадекватно, мы прекрасно знаем из предыдущих романов и Вудворда, и Бакли. Вообще это счастье, что они у нас оба есть – по 3 десяткам романов Вудворда и Бакли можно изучать современную политику, ее дефекты и изъяны не хуже, чем по научным трудам.
republic.ru
«Если мы действительно решим на вас напасть, я обязательно перезвоню»
Как самый высокопоставленный американский генерал убеждал своего китайского коллегу, что президент США хоть и сумасшедший, но в данный момент не опасен: выходит «Угроза» — новая книга великого Боба Вудворда
С августа мой регулярный дайджест разных интересных публикаций переехал на @reforum_io. В нем стало чуть больше экономики и меньше гуманитарных историй (подумаю, как это исправить). Августовский дайджест лежит вот тут (https://reforum.io/blog/2021/08/27/chto-proishodit-avgust/), а первый сентябрьский - вот: https://reforum.io/blog/2021/09/17/chto-proishodit-dajdzhest-publikaczij-pervoj-poloviny-sentyabrya/. В нем, кроме прочего:
- щедрые выплаты к выборам,
- где живут миллионеры,
- о новой книге великого Канемана,
- декарбонизация: стратегия ЕС и начало шевелений у нас,
- о налоговом невежестве россиян,
- о налоге на прибыль крупных корпораций,
- о борьбе с незаконным обогащением чиновников,
- об энергокризисе в Европе,
- остановил ли Путин футбольную реформу?
- Россия как гегемон антилиьерализма,
- выборов больше не будет?
- о докладе Либеральной миссии «Год Навального»,
- больше дел против бизнеса,
- анализ патриотизма от Карин Клеман.
- щедрые выплаты к выборам,
- где живут миллионеры,
- о новой книге великого Канемана,
- декарбонизация: стратегия ЕС и начало шевелений у нас,
- о налоговом невежестве россиян,
- о налоге на прибыль крупных корпораций,
- о борьбе с незаконным обогащением чиновников,
- об энергокризисе в Европе,
- остановил ли Путин футбольную реформу?
- Россия как гегемон антилиьерализма,
- выборов больше не будет?
- о докладе Либеральной миссии «Год Навального»,
- больше дел против бизнеса,
- анализ патриотизма от Карин Клеман.
Рефорум
Что происходит: дайджест публикаций августа - Рефорум
Российский капитализм становится всё более государственным; продолжение кредитного бума; Россия отстаёт в переходе к зелёной энергетике; в каких регионах больше всего бедных; расходы на здравоохранение сокращаются и пр. – специально для проекта «Рефорум»…