Политическая траектория Чили за последние 50 лет демонстрирует характерную для Латинской Америки динамику: формальный переход от военной диктатуры к более демократическим формам правления не стал гарантией для формирования устойчивого социального консенсуса.

Чили, как и многие другие страны региона, в итоге оказывается в состоянии постоянного идеологического колебания между правым авторитаризмом и левыми проектами различной степени радикальности.

Диктатура Пиночета сочетала репрессивную политическую модель с радикально либеральной экономической политикой, реализуемой при участии так называемых «чикагских мальчиков»: с масштабной приватизацией, дерегулированием и ослаблением трудовых прав. В наследство своим соотечественникам генерал-капитан оставил экономическое неравенство, расколотое общество и полную утрату доверия чилийцев к государственным институтам.

Во время демократизации 90-х чилийское правительство сохраняло возникшую двойственность: левоцентристская коалиция с участием социалистов и христианских демократов не пересматривала экономические принципы, унаследованные от режима Пиночета, а стремилась адаптировать их с учётом конкретных социальных ожиданий.

Такая модель обеспечила относительную политическую предсказуемость на протяжении трёх десятилетий (постоянное колебание между умеренными левоцентристами и правоцентристами), но со временем прекратила отвечать общественным интересам.

Протестная волна 2019 года показала предел прочности этого компромисса. Недовольство социальной политикой, образовательной системой, пенсионной моделью и уровнем жизни мобилизовало широкие слои населения.

Следствием протестных настроений стала неожиданная победа Габриэля Борича на президентских выборах 2021 года. В своей предвыборной кампании он много говорил об изменении статуса-кво, чем сумел привлечь самые разные «левые» силы, от радикальных марксистов и «зеленых» до умеренных христианских социалистов.

Борич пришёл к власти с обещанием окончательно избавиться от наследия диктатуры: однако уже в первый год его правления стало ясно, что его курс оказался не только далёк от классического для региона «боливарианского» социализма, но и во многом продолжил логику предыдущего правоцентристского правительства. Конституционный референдум был провален, после чего приоритетом власти стало «восстановление порядка», в том числе путём расширения полномочий полиции и армейских структур.

Международная политика нового правительства также продемонстрировала отход от традиционной для стран Латинской Америки антиимпериалистической риторики. Администрация Борича заняла проевропейскую и прозападную позицию по ключевым вопросам международных отношений, в том числе в контексте конфликта на Украине.

Как результат – новые протесты, теперь уже обратного свойства: консервативные слои общества с ностальгией вспоминают «жёсткую руку» Пиночета, а праые идеи на фоне действия правительства Борича приобретают все большую популярность. Выборы в ноябре этого года покажут, у кого получится ответить чаяниям большинства – пока социологи не готовы назвать стопроцентного фаворита.

Случай Чили указывает на системную проблему большинства стран региона: практически невозможно в Латинской Америке сформировать устойчивую политико-экономическую модель, которая сочетала бы модернизацию с высоким уровнем социальной включенности.

Без укрепления институциональных рамок и формирования устойчивого среднего класса Чили, как и другие страны региона, останется уязвимой к политической радикализации и новым виткам социальной нестабильности.

Отсутствие сильного среднего класса, слабые государственные институты так и будут воспроизводить маятниковое движение между авторитаризмом и популизмом, а любые попытки сформировать «центристскую» силу рано или поздно приведут к расколу общества – и приходу к власти радикалов, левых или правых.

В Рио-де-Жанейро сегодня стартует неделя науки БРИКС+, в которой ученые и специалисты из нашей страны будут принимать самое активное участие.

Более 50 представителей российских академических институтов и университетов, в числе которых ведущие организации: МГУ, Курчатовский институт, ФИАН, РАН, Росатом и Роскосмос, – прибыли далеко не в статусе наблюдателей, а как полноправные участники, формирующие интеллектуальную повестку мероприятия.

Тематика форума отражает приоритеты, в которых у российской науки накоплен значительный задел: от энергетической и продовольственной безопасности до ИИ и квантовых технологий. Особенно если учесть тот факт, что 2025-й год был провозглашен «Международным годом квантовой науки и технологий» в ООН.

Поэтому участие в форуме таких структур, как ФИАН и Курчатовский институт, демонстрирует, что у России есть реальные компетенции в этих наиболее передовых и высокотехнологичных областях.

Формат всего мероприятия выходит далеко за рамки экспертных дискуссий: ожидаются научно-популярные выступления, открытые лекции, научные бизнес-выставки и мастер-классы. И хочется верить, что российскую научную школу получится представить максимально доступной и привлекательной для самой широкой аудитории, в том числе и для молодежи из стран БРИКС+.

Надеемся, что, подводя через неделю итоги фестиваля, мы сможем найти подтверждение словам ректора МГУ Виктора Садовничего о формирующемся альянсе научных коммуникаторов. То есть не просто экспорт и обмен знаниями, а создание совместной, общей научной среды, где голос России станет не просто заметным, но организующим.

Именно это станет символом возрастающей роли отечественной науки в научном пространстве Глобального Юга.

БРИКС превращается во все более значимую альтернативу западным институтам глобального управления – и Россия играет в этом процессе структурообразующую роль.

События последних недель подтверждают этот тренд: почти незамеченным прошел тот факт, что Мексика, один из ключевых экономических партнеров США, впервые присоединилась к саммиту БРИКС в Рио-де-Жанейро. Это вполне разумная реакция на агрессивную экономическую политику Вашингтона: шаги администрации Трампа отталкивают даже ближайших соседей США.

Мексика ещё в начале 2010-х годов рассматривала возможность присоединения к БРИКС, и на экспертном уровне такие дискуссии велись довольно активно, сам был участником подобных переговоров.

Однако тогда акценты были расставлены иначе: ориентация на Глобальный Север казалась более надежной внешнеполитической парадигмой.

Прошло десять лет — и многие из этих иллюзий рассеялись. Сегодня всё большему числу геополитических акторов становится очевидно, где формируется контур будущего.

И «мексиканский сигнал» в этом контексте нечто большее, чем простое исключение из правил. Это полноценный симптом нарастающего интереса к формату «БРИКС+», основанному на взаимовыгодных отношениях.

На другом конце планеты стартовало еще одно предприятие, подтверждающее тренд на «альтернативную глобализацию»: из Владивостока вышла совместная российско-китайская научная экспедиция, цель которой - изучить климатическое прошлое Берингова моря и северо-западной части Тихого океана.

Это важный шаг к формированию собственных, независимых от Запада, экспертных платформ по вопросам изменения климата и экологии.

Продолжая эту линию, стоит отметить и институциональные изменения внутри самого объединения БРИКС. Саммит в Рио-де-Жанейро зафиксировал превращение организации в полноценный механизм глобального влияния. Принятые документы по климатическому финансированию, искусственному интеллекту и реформе мирового управления подчёркивают: речь о выстраивании новых правил игры на международном уровне.

В условиях, когда старые международные институты теряют легитимность, именно такие подходы выглядят всё более востребованными. Главное – не отставать.

В новых исторических условиях вопрос технологического развития приобретает особое значение.

Нашей стране все еще предстоит решить задачу масштабной модернизации с опорой на собственную специфику и институциональную традицию. А это означает нечто большее, чем простое копирование чужих моделей развития.

Все более очевидно, что либерально-индивидуалистическая модель, делающая ставку на инициативу отдельных акторов при минимальном участии государства, оказывается недостаточной в условиях, когда необходимы быстрая, системная трансформация и концентрация ресурсов.

В этих обстоятельствах поиск модернизационной концепции неизбежно смещается в сторону альтернативных, коллективистских подходов – тех, где ключевую роль играют стратегическое управление, институциональная дисциплина и широкое общественное участие.

Цель начинающейся с этого поста серии публикаций – внимательно рассмотреть примеры стран, которые прошли путь ускоренного развития, полагаясь на стратегическое планирование, корректируемую сверху мобилизацию ресурсов и вовлечение общества в единый модернизационный проект.

Китай, Южная Корея, Иран, Сингапур, Бразилия и многие другие: у каждой из этих стран свой маршрут, но общие черты этого опыта позволяют приблизиться к ответу на главный вопрос: каким должен быть путь к технологическому суверенитету в XXI веке.

И только изучив чужой опыт, с его достижениями, ошибками и внутренними противоречиями, мы сможем точнее понять, что сработает в российских условиях, а что никогда не приживется.

В попытке разобраться в тонкостях мирового опыта суверенной модернизации невозможно обойти вниманием Китай – самый масштабный и показательный пример подобной траектории.

Китайский путь модернизации обычно представляют как «экономическое чудо», аналогичное взлёту других восточноазиатских экономик эпохи глобализации. Однако куда точнее будет видеть в нём пример длительной институциональной адаптации.

С самого начала своего правления КПК выстроила систему, в которой любые реформы и эксперименты оставались под её контролем – и никогда китайский рынок не развивался автономно, просто потому, что он изначально встроен в партийное государство и работает в заданных им рамках.

Именно это стало основой внутренней стабильности и политического суверенитета государства. Но такая управляемость не возникла сама собой – страна «искала себя» через череду противоречивых исторических этапов, каждый из которых был попыткой приспособиться к новым вызовам.

Мао испытал систему в условиях крайней степени общественной мобилизации и политических кризисов. Дэн Сяопин постепенно встроил в систему рыночные стимулы. Цзян Цзэминь и Ху Цзинтао вплоть до мирового кризиса 2008 года ориентировались на модель «Китая как мировой фабрики». И вот, Си Цзиньпин делает ставку на технологический суверенитет и стратегическую централизацию.

Но обратите внимание, что базовые принципы – кадровая дисциплина, эксперименты «сверху» и контроль над стратегическими ресурсами – на всем протяжении существования коммунистического Китая остаются неизменными.

Как это работает?

Базовым механизмом стала кадровая вертикаль. Продвижение региональных и отраслевых руководителей напрямую привязано к конкретным показателям: рост экономики, низкий уровень безработицы, общественно-политическая стабильность.

Это позволило модернизации стать побочным продуктом «соревнования провинций», а центру оставалось лишь контролировать, чтобы ни один регион не превратился в чью-то персональную «вотчину».

Не менее важна и система ограниченного и продвигаемого сверху эксперимента в ограниченной сфере, который затем масштабируется на всю страну. Аграрная реформа, создание специальных экономических зон, введение рыночных цен на товары, пилотные высокотехнологические проекты – и многое, многое другое. Успешные практики применяются ко всей стране, неудачные сворачиваются.

Отдельным принципом стало разделение экономики на стратегическую и конкурентную части. Крупнейшие отрасли, такие как энергетика, транспорт, финансы, связь, оставались под контролем государства, а в менее критичных сферах развивался частный бизнес и жёсткая конкуренция. Это обеспечило как безопасность, так и гибкость системы, потому что ключевые ресурсы оказались под надзором, но при этом сохранилось и пространство для частной инициативы.

Управляемое приспособление – именно так следует описывать китайский путь модернизации. Внутренние и внешние кризисы заставляли страну корректировать траекторию, но сами институты адаптации оставались устойчивыми.

Именно эта институциональная связка и объясняет лучше всего, почему Китай сумел сохранить суверенитет, развить конкурентоспособную экономику и превратиться в одного из ключевых акторов XXI века.

Сегодня мы отмечаем День государственного флага России и День Республики Коми!

Флаг — это ориентир, который объединяет всех нас, многонациональный народ великой России. Там, где реет российский флаг, там всегда Победа!

Республика Коми — это родина российской нефти, родина лыж, родина лучших спортсменов, инженеров, педагогов и артистов нашей страны! Мы — надежный тыл и гордость всей России!

Наши земляки героически защищали и сегодня защищают Родину. Строили города, развивали науку, культуру, спорт. Мы гордимся уникальной красотой нашей земли и богатой историей республики.

Коми — это наша жизнь! Коми — это наша сила! Коми — это наша вечная любовь! Мы — сила Севера! Мы — мудрость народа! Мы — искренняя любовь к Родине!

Сегодня Коми выбирает путь созидания и опережающего развития. При поддержке Президента России Владимира Владимировича Путина мы превратим республику в настоящий центр притяжения Севера России — современный, популярный, где каждый житель может воплотить свои мечты! У нас впереди много важной работы — ради процветания Коми и благополучия каждой семьи!

В этот праздничный день хочу поделиться с вами особенным подарком — роликом Тимура Ведерникова с гимном Коми в исполнении наших талантливых местных певцов! Их голоса передают всю душу и красоту нашей республики!

С Днем Российского Флага! С Днём рождения, Коми! Слава России!

Подписывайтесь на мой канал в МАХ