- Дорогой, где ты был?
- Боролся с коррупцией
- Странно, но гульфик на трусах сухой и совсем без пятен
- Это с Богдановым согласовано
- Боролся с коррупцией
- Странно, но гульфик на трусах сухой и совсем без пятен
- Это с Богдановым согласовано
Forwarded from V U Ґ L E K Y S L O ✚ A | #УкрТґ
Девелопер в запаре работает закатав рукава.
Девопс — приспустив штаны.
Конфуций, 2007 г. bc
Девопс — приспустив штаны.
Конфуций, 2007 г. bc
Forwarded from Huesitos y Peñíscola (Иван Бевуч)
Небольшой соцопрос. Тут в одном чате пробежала одна теория. Я расскажу чуть позже. В общем, надо ответить на два вопроса:
1. Кто вас недолюбил в детстве больше (мама/папа)?
2. Кого вы любите больше (котов/собак)?
1. Кто вас недолюбил в детстве больше (мама/папа)?
2. Кого вы любите больше (котов/собак)?
Forwarded from Huesitos y Peñíscola (Иван Бевуч)
1. Кто вас недолюбил в детстве больше (мама/папа)?
2. Кого вы любите больше (котов/собак)?
2. Кого вы любите больше (котов/собак)?
Final Results
19%
Мама / коты
10%
Мама / собаки
50%
Папа / коты
22%
Папа / собаки
Forwarded from Детская психиатрия (Elisey Osin)
Привет!
Со мной случилась интересная и поучительная история – я недавно проиграл. Сам для себя я назвал эту ситуацию «битвой идей», столкновением идей, вот в ней я вышел проигравшим. На Медузе вышел материал про бывшую шестую больницу, крупную московскую детскую психиатрическую больницу, в которой много лет назад я работал психиатром. Меня попросили рассказать о том, что я думаю, я рассказал и мои слова попали в этот текст.
https://meduza.io/feature/2020/12/24/u-kazhdogo-tyazhelogo-patsienta-est-zdorovaya-chast-ee-nuzhno-uvidet
А вышел в итоге, конечно, замечательный рекламный материал, про больницу, про попытки директора, Марины Александровны Бебчук изменить детскую психиатрическую службу в Москве. Посмотрите сами – меняется работа отделений, персонал, дети начинают говорить, у подростков проясняются глаза, появляется домашняя кухня – это очень здорово. Я выступаю с какой-то критикой десятилетней давности про наблюдательные палаты (и как здорово-то теперь стало!) и говорю, что все это не нужно и не получится так. По прочтению материала мне даже говорили, что все звучит так, что может и самим бы хотелось лечь в такую больницу, купить путевку и посоветовать друзьям.
Но не в бревнах, а в ребрах суть. Я буду дураком, если скажу, что изменения, которые есть в больнице сейчас это плохо. Но я снова повторю тот тезис, который есть в статье – существование такой огромной централизованной больницы не даст развиваться местной психиатрической службе, доступной и качественной. И именно так сейчас происходит. Почему?
- дело в финансировании. Ресурсы ограниченные, финансироваться все не может – тут или стационар (тысяча сотрудников!) или внебольничные услуги. Финансирование – это одно из условий успешной реформы психиатрии и одновременно преграда для реформы. Если деньги не идут в поликлиники и местные центры, то там ничего не растет. В статье любопытно про мальчика маленького с аутизмом, который ложится в больницу, чтобы получить занятия. А знаете почему в больницу? А потому что нет такого центра рядом с домом. А почему нет этого центра рядом? Хороший вопрос (тысяча!!! сотрудников). Вообще, конечно, госпитализация для того, чтобы устроить занятия для развития – невероятная история для нормальной системы помощи людям с расстройствами. Но у нас это норма, как видите, ни у кого даже бровь не поднимается. Марина Александровна упоминает, что некоторые родители кладут в больницу детей чтобы отдохнуть, потому что он кричит 24 часа, и родители не могут к нотариусу сходить. Называется такая услуга «передышка», а почему ее нет самой по себе, без стационирования? Почему нельзя попросить приехать домой подготовленного сотрудника, чтобы он день-три-пять пожил с таким человеком, пока родители, скажем, ездят в долгожданный отпуск? И почему нет дневного центра, куда можно приехать с таким ребенком? И почему нет маленькой гостиницы, где он может побыть в почти домашних условиях на время поездки родителей? Хороший вопрос (тысяча!!! сотрудников в больнице).
- дело в сотрудниках. Как же нас, тех, кто занимается психофармакологией, сильно расстраивает это обоснование для госпитализации – «невозможность подобрать лекарственную терапию». В большинстве случаев в действительности это «нежелание» или «неумение» подобрать лекарственную терапию у участкового врача в поликлинике. С этим сталкиваются постоянно родители и подростки на участке, прямым текстом говорят им «мы ничего назначить не можем, езжайте в центр Сухаревой». Тут важно, что далеко не всегда это так (есть отличные участковые психиатры), но в целом постоянно происходит. Психиатры в принятии решений привыкли опираться на наличие психиатрической больницы, привыкли, что можно отправить туда и там разберутся (и у родителей выбор, ехать в диспансер больницы или же платить немалые деньги кому-то типа меня, хотя вообще почти все можно решить на приеме у врача в поликлинике, бесплатно, в том числе и назначить и подобрать лекарства).
Со мной случилась интересная и поучительная история – я недавно проиграл. Сам для себя я назвал эту ситуацию «битвой идей», столкновением идей, вот в ней я вышел проигравшим. На Медузе вышел материал про бывшую шестую больницу, крупную московскую детскую психиатрическую больницу, в которой много лет назад я работал психиатром. Меня попросили рассказать о том, что я думаю, я рассказал и мои слова попали в этот текст.
https://meduza.io/feature/2020/12/24/u-kazhdogo-tyazhelogo-patsienta-est-zdorovaya-chast-ee-nuzhno-uvidet
А вышел в итоге, конечно, замечательный рекламный материал, про больницу, про попытки директора, Марины Александровны Бебчук изменить детскую психиатрическую службу в Москве. Посмотрите сами – меняется работа отделений, персонал, дети начинают говорить, у подростков проясняются глаза, появляется домашняя кухня – это очень здорово. Я выступаю с какой-то критикой десятилетней давности про наблюдательные палаты (и как здорово-то теперь стало!) и говорю, что все это не нужно и не получится так. По прочтению материала мне даже говорили, что все звучит так, что может и самим бы хотелось лечь в такую больницу, купить путевку и посоветовать друзьям.
Но не в бревнах, а в ребрах суть. Я буду дураком, если скажу, что изменения, которые есть в больнице сейчас это плохо. Но я снова повторю тот тезис, который есть в статье – существование такой огромной централизованной больницы не даст развиваться местной психиатрической службе, доступной и качественной. И именно так сейчас происходит. Почему?
- дело в финансировании. Ресурсы ограниченные, финансироваться все не может – тут или стационар (тысяча сотрудников!) или внебольничные услуги. Финансирование – это одно из условий успешной реформы психиатрии и одновременно преграда для реформы. Если деньги не идут в поликлиники и местные центры, то там ничего не растет. В статье любопытно про мальчика маленького с аутизмом, который ложится в больницу, чтобы получить занятия. А знаете почему в больницу? А потому что нет такого центра рядом с домом. А почему нет этого центра рядом? Хороший вопрос (тысяча!!! сотрудников). Вообще, конечно, госпитализация для того, чтобы устроить занятия для развития – невероятная история для нормальной системы помощи людям с расстройствами. Но у нас это норма, как видите, ни у кого даже бровь не поднимается. Марина Александровна упоминает, что некоторые родители кладут в больницу детей чтобы отдохнуть, потому что он кричит 24 часа, и родители не могут к нотариусу сходить. Называется такая услуга «передышка», а почему ее нет самой по себе, без стационирования? Почему нельзя попросить приехать домой подготовленного сотрудника, чтобы он день-три-пять пожил с таким человеком, пока родители, скажем, ездят в долгожданный отпуск? И почему нет дневного центра, куда можно приехать с таким ребенком? И почему нет маленькой гостиницы, где он может побыть в почти домашних условиях на время поездки родителей? Хороший вопрос (тысяча!!! сотрудников в больнице).
- дело в сотрудниках. Как же нас, тех, кто занимается психофармакологией, сильно расстраивает это обоснование для госпитализации – «невозможность подобрать лекарственную терапию». В большинстве случаев в действительности это «нежелание» или «неумение» подобрать лекарственную терапию у участкового врача в поликлинике. С этим сталкиваются постоянно родители и подростки на участке, прямым текстом говорят им «мы ничего назначить не можем, езжайте в центр Сухаревой». Тут важно, что далеко не всегда это так (есть отличные участковые психиатры), но в целом постоянно происходит. Психиатры в принятии решений привыкли опираться на наличие психиатрической больницы, привыкли, что можно отправить туда и там разберутся (и у родителей выбор, ехать в диспансер больницы или же платить немалые деньги кому-то типа меня, хотя вообще почти все можно решить на приеме у врача в поликлинике, бесплатно, в том числе и назначить и подобрать лекарства).
Meduza
У каждого тяжелого пациента есть «здоровая часть». Ее нужно увидеть
Раньше эта детская психиатрическая больница была известна как «Шестерка», теперь она называется Научно-практический центр психического здоровья детей и подростков имени Г. Е. Сухаревой — или просто центр Сухаревой. Его пациенты — дети от года до 18 лет с любыми…
Forwarded from Детская психиатрия (Elisey Osin)
- дело в традициях. Цитата из статьи «(Показания) для плановой (госпитализации) — невозможность оказать помощь амбулаторно (например, подобрать медикаментозную терапию), необходимость наблюдения за состоянием ребенка, чтобы получить заключение об инвалидности, решение социальных вопросов.» Вот тут важно, что эта фраза произносится вскользь и у журналиста не вызывает вопросов. А он должен быть и самый главный вопрос (желательно его задавать с расширенными глазами) - «ЗАЧЕМ?». А ответ тут будет «ЗАТЕМ!». Нет никакого повода госпитализировать, чтобы получить заключение об инвалидности, все вопросы со школой, с облегченными экзаменами, все вопросы с диагнозами можно решить никуда не собираясь, не ложась, не перемещаясь даже по городу – доехал до поликлиники, до ПНД, провел там полдня, ушел с бумажками, съездил на МСЭ.
Я не знаю, понимает ли это журналистка, понимает ли это Марина Александровна, но эти замечательные изменения в больнице не меняют сложившуюся систему помощи, а только ее укрепляют. Они оставляют традицию, финансирование и сотрудников в том же состоянии, в котором они находятся сейчас и находились раньше. Все эти слова про преемственность, которую нужно наладить, про психологов и социальных работников в поликлиниках будут упираться в то, что реальная структура помощи строится вокруг больницы.
А хотите подскажу, как мы поймем, что настоящие изменения случатся? Например, мы это поймем по исчезновению вот этих самых очевидно ненужных плановых госпитализаций. Еще раз повторю – почти все, что можно сделать в больнице, можно сделать на участке – быстрее и дешевле. Только что будет с больницей, если исчезнут плановые госпитализации?
Наконец, нужно сказать вот что – я действительно чувствую себя проигравшим. Этому много причин, меня явно использовали (осознанно или неосознанно, но вот такой стандарт у них – дать две точки зрения, чтобы можно был сделать материал, а как эти точки зрения представить уже не очень важно), я находился в слабой позиции, мои аргументы были словесные, а аргументы Марины Александровны были наглядные – чистые отделения, карточки на дверях, трогательные истории (ну вот этими историями можно и лечение гомеопатией обосновывать, да под что угодно можно подобрать историю успеха). И для меня это урок – система устроена сложнее и умнее, она властнее, чем я или мои коллеги.
Меня греет одна мысль, вернее знание: в 21 веке 800-коечная детская психиатрическая больница с плановыми госпитализациями — это как дисковый телефон. Вроде как многие умеют пользоваться, вроде стоит на столе и еще постоит, но уже режет глаз, уже не справляется с тем, с чем должен справляться, уже вызывает вопросы.
Я, мы, будем работать над тем, чтобы вопросов этих становилось больше, наглядных примеров того, как можно делать иначе становилось больше. Пока система сильнее. Это не навсегда.
Я не знаю, понимает ли это журналистка, понимает ли это Марина Александровна, но эти замечательные изменения в больнице не меняют сложившуюся систему помощи, а только ее укрепляют. Они оставляют традицию, финансирование и сотрудников в том же состоянии, в котором они находятся сейчас и находились раньше. Все эти слова про преемственность, которую нужно наладить, про психологов и социальных работников в поликлиниках будут упираться в то, что реальная структура помощи строится вокруг больницы.
А хотите подскажу, как мы поймем, что настоящие изменения случатся? Например, мы это поймем по исчезновению вот этих самых очевидно ненужных плановых госпитализаций. Еще раз повторю – почти все, что можно сделать в больнице, можно сделать на участке – быстрее и дешевле. Только что будет с больницей, если исчезнут плановые госпитализации?
Наконец, нужно сказать вот что – я действительно чувствую себя проигравшим. Этому много причин, меня явно использовали (осознанно или неосознанно, но вот такой стандарт у них – дать две точки зрения, чтобы можно был сделать материал, а как эти точки зрения представить уже не очень важно), я находился в слабой позиции, мои аргументы были словесные, а аргументы Марины Александровны были наглядные – чистые отделения, карточки на дверях, трогательные истории (ну вот этими историями можно и лечение гомеопатией обосновывать, да под что угодно можно подобрать историю успеха). И для меня это урок – система устроена сложнее и умнее, она властнее, чем я или мои коллеги.
Меня греет одна мысль, вернее знание: в 21 веке 800-коечная детская психиатрическая больница с плановыми госпитализациями — это как дисковый телефон. Вроде как многие умеют пользоваться, вроде стоит на столе и еще постоит, но уже режет глаз, уже не справляется с тем, с чем должен справляться, уже вызывает вопросы.
Я, мы, будем работать над тем, чтобы вопросов этих становилось больше, наглядных примеров того, как можно делать иначе становилось больше. Пока система сильнее. Это не навсегда.