Между бытовой культурой России и Америки можно провести много параллелей. Иногда они лежат на поверхности — например, отношение к древней народной культуре (или тому, что ей считается).

В России эту роль играет всякая гжель, хохлома и прочая дымковщина. В Америке (по крайней мере, на северо-западе), что чуть менее очевидно, это мотивы из творчества или культуры коренных народов (далее — «индейцев»). Сценарии использования примерно совпадают: это такие «дефолтно-альтернативные» направления в искусстве, которые принято ценить среди людей, которые считают себя творческими и духовно богатыми, но при этом по какой-то причине не прониклись совриском или «высокими» западными или античными направлениями искусства (которые, в общем, гораздо более распространены и уважаемы — что в России, что в Америке). Самому при этом быть потомком индейцев (или ощущать родственную связь с древнерусской культурой) совершенно не обязательно. В обеих случаях эта привязанность явно приобретённая (и часто напускная), а не воспитанная с детства.

При этом в обоих случаях «народные» мотивы широко используются в оформлении общественных пространств, а во всех туристических местах обязательно открыты сувенирные магазины, которые специализируются исключительно на упомянутом народном искусстве. (Ни для какого другого направления искусства это не характерно). При этом характерно, что в обеих случаях доля народного стиля в оформлении улиц и количество магазинов заметно превышают самые смелые прогнозы органического спроса, если ориентироваться на количество приверженцев оных стилей среди живых людей.

***

Так вот, есть и гораздо менее очевидные параллели. Я долго пытался понять, что мне так напоминает знаменитая любовь американцев к своему флагу. С одной стороны, он буквально везде: на площадях, во дворах домов, в холлах гостиниц и ресторанов, в частных квартирах и даже над палатками бездомных. С другой стороны, никакого особенного показушного трепета рядовой американец к флагу не испытывает. Если флаг стоит в квартире, то обычно аккуратно свёрнутый в углу. Если вывешен на доме — то часто не висит там постоянно, а появляется пару раз в году к празднику. Если стоит на рабочем месте — то маленький, где-нибудь в стороне, не доминируя над интерьером и не бросаясь в глаза. Что примерно в равной степени свойственно людям самых разных политических убеждений.

(Есть конечно и выдающиеся примеры как одержимости флагом, так и неприятия оного. Но понятно, что я сейчас говорю об усреднённом впечатлении, а не крайностях).

Короче говоря, флаг — это нечто среднее между элементом декора и символом идентичности, а совсем не признак статуса или заявление, которые ты пытаешься сделать. (В качестве заявления часто выступают какие угодно другие флаги — от спортивных до радужных, до политических. Именно их обычно развешивают на стене или выставляют из окон в развёрнутом виде, т.е. специально делают это напоказ, чтобы уж точно никому не показалось, что это невзначай.)

Конечно, в России к государственному флагу отношение совершенно другое, тут и сравнивать нечего. Но зато есть кое-что другое, на первый взгляд из совершенно другой категории. Спасибо Вавиловой, которая зашла в гости и стала рассказывать, как охуевает от засилье флагов — чем подтолкнула мысль. Это же примерно та же ниша, которую в России играют… православные иконы!

Прежде чем заржать, подумайте. Сколько ваших знакомых держит дома икону не потому, что являются искренне верующими, а просто потому что «так принято», или потому что они остались от бабушки, или от хозяев квартиры (если жильё съёмное)? Мои родители, например, совершенно осознанно держали на шкафу икону именно как культурный, а не религиозный символ. Про иконостасы в машинах я и не говорю. Мало кто всерьёз рассчитывает на какую-то осязаемую пользу от них. Просто это такой дефолтный элемент оформления, в который каждый вкладывает немного свой смысл.

(продолжение, начало в предыдущем посте)

На такие иконы не молятся и не крестятся, перед ними не ставят свечи (или свечки стоят там со времён царя Гороха), но убирать их тоже обычно не спешат. А если у убирают, то специально для того, чтобы этим сделать заявление, обозначить что-то. Если не для других, то для себя.

В обоих случаях — флага в Америке и икон в России — эти символы скорее обозначают идентичность и уважение к связи поколений, а вовсе не веру в высшие силы или превосходство своей страны. А если человек демонстрирует нездоровую любовь к такому символу — это, скорее всего, свидетельствует либо о бедах с башкой, либо о напускном патриотизме (что часто одно и то же).

Есть конечно и различия. В отличие от флага в Америке, иконы в России, при всей любви, не принято вешать на улице или менять их положение к празднику. Кроме того, моё впечатление ограничено европейской частью России. Скорее всего, в национальных республиках православные иконы не играют такой роли. (И я не в состоянии судить о том, какую роль играют там местные религиозные символы — или символы, исторически бывшие религиозными). Но на то они и параллели, а не полные аналоги.

***

Кстати, ещё одним таким примером неочевидной параллели можно назвать музыку кантри. Как мне кажется, в современной американской культуре она занимает примерно такую же нишу, как в российской — «русский рок». Но это даже лень подробно объяснять, пожалуй.

Ковалёва говорит, что я уже всех заебал рассказывать, как мы, катаясь по Калифорнии, врезались в жирного кота. Поэтому она вчера умудрилась написать целый пост про то, что люди, дескать, изредка сталкиваются на шоссе с хищными животными. И при этом не упомянула о том что, собственно, ей в этом «вопросе везения» всего год назад выпал главный приз. (Все местные, с кем мы обсуждали эту историю, разводят руками и говорят — «ну да, оленей я и сам сбивал, мой брат сбивал койота, муж сестры троюрдной тёти сбивал лося, но про горного льва слышу впервые!»)

Как оказалось, самое сложное — даже не пережить столкновение (мы даже ничего не успели почувствовать толком). А выбраться из глухой дыры в выходные без машины и с горой рандомного скарба смутной ценности, который ты возил с собой в багажнике просто на всякий случай. (Ну типа, едешь по живописной дороге, подобрал пару красивых шишек для домашней коллекции природных артефактов). Короче, если я вам ещё не успел по ушам поездить этой историей — вот тут можно почитать. (И посмотреть, что стало с машиной).

Ковалёва: https://news.1rj.ru/str/nahuyid/1706

американцы:

(американские леваки, тем временем, долго и нудно рассказывают всем в твиттере, что государство больше не волнует борьба с коммунизмом. Насколько я понимаю, это довод в пользу того, что человечество, наконец, снова готово к тому, чтобы вообще всерьёз об этом разговаривать.

Звучит вроде бы логично — где сегодняшний мир, и где этот ваш коммунизм? Но они, очевидно, просто никогда не пробовали заполнять заявление на любую американскую визу. Там, среди искромётных вопросов вроде «участвовали ли вы когда-нибудь в геноциде?» и «планируете ли вы заниматься полигамией?» есть и такой: «состояли ли вы когда-либо в Коммунистической партии, даже если членство не было добровольным?». Никаких вопросов про другие организации, будь то Аль-Каеда или Талибан, там нет.)

Кто о чём, а вшивый о бане. Т.е., простите, я снова с новостями об увлекательных приключениях частной дискриминации.

Я давно подозревал, что с миром что-то не так, но на этой неделе мы наблюдаем сразу две тенденции, которые прекрасным образом рифмуются друг с другом.

В красном углу ринга американские консерваторы, которые в 22 штатах внесли законопроекты, так или иначе препятствующие распространению ряда книг. Которые, по мнению законодателей, могут заставить читателей почувствовать себя неуютно. (Что породило волну мемов в стиле «ну и кто здесь snowflake после этого?».) Ну то есть, если называть вещи своими именами, планируют акты цензуры.

В то же время, в синем углу ринга — американские левые, которые предлагают бойкотировать Spotify за то, что он даёт платформу оголтелым антиваксерским подкастам. Которые, так совпало, пользуются бешеной популярностью. К этому бойкоту присоединяются и исполнители, которые требуют удалить их музыку, не желая соседствовать с пропагандой идиотизма. (На эту тему тоже много смешных мемов — например, «в случае, если спотифай не уберёт антиваксерский подкаст, Nickelback пригрозили выпустить новый альбом».) Т.е., буквально, здесь леваки выступают за право бизнеса определять свою редакционную политику, а клиентов — влиять на неё через «голосование деньгами». Ну, то есть, за частную дискриминацию.

Я не люблю клише про «перевёрнутый мир» — но, кажется, это вот как раз он.

Вот уже три недели я пытаюсь написать тут про «коллективную вину» или «коллективную ответственность». И то мне кажется, что не нахожу подходящих слов, то — что просто не время. Про ответственность поговорим, когда всё это закончится, а пока это просто кощунственно. Людей, чьи дома бомбят, вряд ли заботит, чувствует ли Х за это вину, и разделяет ли эти чувства Y.

Правда, эти три недели высказались уже все, кто только можно. И теперь я при всём желании вряд ли могу произвести какую-то радикально новую мысль по этой теме. Кроме того, людей всё ещё бомбят.

Но вот в реакциях на эти высказывания часто повторяется одна мысль, которая кажется мне достаточно интересной. И поскольку она более простая и личная, чем монументальная тема «коллективной вины», наверное, можно попробовать всё-таки порассуждать о ней.

***

Через пару дней мне будет 37 лет. За всё время, сколько я себя сознаю, я не могу вспомнить ни одного — буквально — случая, когда я уполномочивал кого-то говорить от своего имени. Иногда в рассуждениях на какую-либо тему разные люди используют слово «мы». Они делают это по своей инициативе, и использование слова «мы» не переносит их точку зрения автоматически на меня. Я не вижу в этом никаких проблем.

***

Я люблю наблюдать изнутри за разными субкультурами. За свою жизнь я успел потусить с ролевиками, анимешниками, парашютистами-меломанами, художниками и галеристами, любителями эзотерики и авторской песни, взломщиками и распространителями пиратского ПО, фотолюбителями, и несчётным количеством кружков по профессиональным интересам.

В числе прочего, когда-то давно я провёл некоторое время в сообществе начинающих литераторов. (Сам я ничего не писал, как понятно по этому неуклюжему бложеку, но писали мои друзья, которых я считал важным поддерживать.) Там я познакомился с деятельностью некоего виртуозного тролля. Она снискала популярность тем, что публиковала разгромные рецензии в стиле, который мимикрировал под академический.

Обнаружился удивительный эффект. Если просто написать человеку «ты хуёвый писатель, и твой рассказ говно» — как правило, никто толком не обижался. В конце концов, все друг другу так и говорили. И все знали, что они и в самом деле хуёвые писатели, и рассказы у них так себе. Но если написать «с точки зрения банальной эрудиции, автор стремится выстраивать комплексные персонажные связи, но при этом не справляется с элементарными задачами построения нарратива» — волшебным образом это вызывает несоразмерные волны оскорблённых в лучших чувствах.

Самыми популярными претензиями были даже не «докажи», а «да кто это сказал?» и «а ты кто такая, чтобы так безапелляционно нас судить?» То есть, претензии были не к сути, а к форме. По мнению комментаторов, к рецензиям не было бы вопросов, если бы в них использовались выражения вроде «по моему мнению, произведению, возможно, не хватает выстроенного повествования».

На что тролль-рецензент отвечала чеканной формулировкой «собственное мнение высказывается по умолчанию. Цитаты оговариваются».

***

Эта фраза произвела на мой неокрепший дидактический аппарат огромное воздействие, сравнимое разве что с корпусом текстов журнала «Столица» за 1997 год. Меня поразило (и до сих пор поражает), что существуют принципы, настолько банальные, если произнести их вслух. Которые при этом остаются совершенно неочевидными, и даже в чём-то контр-интуитивными, если не проговорить их явно. Ведь да, буквально сто процентов того, что мы говорим или пишем — в частной жизни ли, в профессиональной деятельности или в публицистике — является по умолчанию личным мнением автора. Да, иногда ты приводишь какие-то доказательства или обоснования. Но в этом случае, чтобы не быть пропущенными через призму восприятия автора, их источники должны быть оглашены явно.

(1/2)

Но! Это не значит автоматически, что личность субъекта обесценивает высказывание. Я далёк от мысли, что мнение о госуправлении ничего не стоит, если оно высказано стоматологом, или что только морально безупречные люди имеют право высказываться по вопросам нравственности. Потому что будучи высказанной или записанной, мысль продолжает жить независимо от головы (и личности) её автора. Есть множество высказываний, с которыми я согласен вне зависимости от сомнительной репутации их авторов. И наоборот. Прекрасные, любимые и уважаемые мною люди регулярно говорят что-то, с чем я испытываю разногласия. Это нормально, и именно в этом и заключается преимущество письменной речи.

***

Именно поэтому у меня не возникает проблем, когда я вижу в чьём-то высказывании местоимение «мы». Во-первых, я абсолютно точно знаю, что я-то никогда не давал автору права говорить от моего имени — а значит, он и не говорит. И, во-вторых, это мнение (как и любое другое), является частным мнением автора. Какое лицо он при этом использует — дело десятое. Существует множество абсолютно естественных риторических приёмов, когда «мы» позволяет точнее высказать мысль, чем «я». Можно соглашаться с каждой из этих мыслей или нет, но меня абсолютно не коробит, когда кто-либо использует этот приём.

Возможно, автор пытается навязать мне свою точку зрения — но даже это нормально. В этом и заключается смысл обмена мнениями — каждый пытается убедить оппонента в своём. Но даже если автор говорит «мы» — это не значит, что он подразумевает моральный авторитет или считает, что говорит от имени читателя. Просто потому, что читатель никогда ему такого права не давал. Любое высказывание, независимо от формы, по умолчанию является частным мнением автора.

Автор может использовать обороты вроде «мы чувствуем A» или «мы должны B» или даже «как нам всем научиться C?». Но это не значит, что я начну чувствовать А, делать B или испытывать необходимость в C просто потому, что мне так сказали. Я, в конце концов, самостоятельная личность, и могу сам решить, что мне делать. Это тоже подразумевается по умолчанию и не требует оговорок — ни от автора, ни от психоаналитика, ни от других умных комментаторов в Интернете.

***

(Вообще говоря, именно из-за того, что я — и такие, как я — принципиально не рассматривают возможность того, что кто-то получит право говорить «мы» от нашего имени, как раз и заключается проблема с отношением к «коллективной ответственности» Или, вообще говоря, к любым формам коллективных эмоций. Но всё-таки не будем пока об этом.)

***

Поэтому, когда я вижу «мы» в чём-то тексте или речи, это просто подталкивает меня к рефлексии. Заставляет точнее задуматься о своём отношении к высказанной точке зрения. Автор — по умолчанию — говорит от своего имени. Но согласен ли я с ним, и готов ли таким образом присоединиться к его «мы»? Или не согласен, и таким образом противопоставляю себя «мы»? Оба варианта совершенно правомерны. (Как и любая позиция в диапазоне между ними).

***

А теперь самое важное. Для меня эта рефлексия (и рефлексия других читателей, которая проявляется в ответных статьях, текстах и постах) представляет гораздо больше ценности, чем рефлексия автора. Да, возможно, если бы автор использовал «я» вместо «мы», это дало бы ему больше инструментов для рассказа собственной истории. Но знаете что? Мне плевать. Да кто он такой, в конце концов? (Ведь безукоризненных спикеров у нас нет ни по какому вопросу).

Так что даже хорошо, что — в большинстве случаев — мне вообще не очень интересно, как автор пришёл к тем мыслям, которые высказывает. Осознал, смог сформулировать, записал буквами — и слава Богу. Дальше моё дело, как читателя, пропустить их через себя и выработать своё отношение. И если для того, чтобы высказать эту мысль, автору потребовалось написать «мы» — ну, пусть будет «мы».

Но в любом случае, это «мы» не является отказом от субъектности читателя и не может использоваться для лишения этой субъектности автора.