***

Пусть погода не очень
и на сердце возня,
в эту гиблую осень
выходи за меня.

Избежим кривотолков.
Отключая мозги,
поцелуемся долго
на задворках Москвы.

Скоро грянут морозы –
к ноябрю-декабрю.
Я на полном серьёзе,
выходи, говорю.

Распахнутся ворота.
Чей-то сумрачный глаз,
как на двух идиотов,
покосится на нас.

Всякой твари по паре –
перенесть холода.
Я пока что не старый,
ты еще молода.

Будут праздником будни,
расцветут облака,
чтобы не было трудно
выходить на века.

Изо всех подворотен
закричит школота:
– Это вам не ворота,
но златые врата.

Листопад снегопада
за собой унесем.
Больше думать не надо,
побежали и всё.

Мне вчерашний вечер понравился. Прекрасно составлен и срежессирован. Было уютно, несмотря на объявленную презентабельность. Никакого пафоса, все по-домашнему. Прямо как я люблю.

https://news.1rj.ru/str/karaulovnews/1095

Сборник вышел. У меня там большая подборка стихотворений. По счастливой случайности и потому что у меня имя такое - открываю сборник.

https://news.1rj.ru/str/margaritasimonyan/12281

#дмитрий_артис

Да-да, я в Бункере 11 октября вместе с Татьяной Коптеловой. Это будет крутой вечер. Запомнится на всю жизнь. Приходите.

https://news.1rj.ru/str/bunkernalubyanke/912

«Таких вечеров нужно проводить как можно больше, чтобы поддерживать морально-психологическое состояние наших воинов, которые находятся на фронте».

Российский морпех Рокот, о котором рассказывал наш военкор Андрей @FilatovCorr Филатов, стал гостем поэтического вечера RT ZOV.

Он поприветствовал то, что на фоне происходящих событий люди стали писать фронтовые стихи, а Россия, как он считает, становится более сплочённой.

Сейчас Рокот находится на реабилитации — летом он, как и Струна , был ранен в бою и лишился ноги.

@rt_russian

Книги у меня закончились. Но я попробую привезти какое-то количество журналов с моими последними подборками. Это если вдруг кто-то захочет автограф. Кстати, расписываюсь я красиво. Даже очень.

https://news.1rj.ru/str/bunkernalubyanke/913

Детей можно. Мата и пошлостей не будет.

Я писала этот текст весной для литературной мастерской Захара Прилепина. Но сегодня, в День учителя, перечитала его и поняла, что не убрала бы ни слова, ни строчки.
Я все больше убеждаюсь, что теперь наступило время всем заниматься своим делом по-настоящему, честно и без экивоков. Музыкантам – играть, писателям – писать, врачам – лечить, учителям – учить. И делать это с постоянной оглядкой на тех, кто сейчас огнем и мечом добывает нам мир, на тех, кто придет им на смену. И потому, каждый день входя в класс, я думаю: «Что я как учитель могу сделать, чтобы эти дети выросли людьми, для которых слово «Родина» будет священным? Что я должна прочитать вместе с ними, чтобы честь и совесть, правда и вера навсегда заняли место в их сердцах?»
Мы наконец стали говорить о цензуре. На телевидении и в печати, в кино и театре. Но цензура сейчас как никогда должна быть в школе. Должна быть чистка педсостава, отсев и увольнение по статье. И не за несогласие с «политикой партии», а за демонстративное отсутствие здравого смысла и чистой совести. Я вижу их: самых настоящих врагов, стоящих у школьной доски, за университетскими кафедрами. Когда ученики спрашивают о моей позиции, я отвечаю открыто, но аккуратно, боясь сказать ранящее, я подбираю слова, стараясь говорить так, чтобы дети поняли смысл каждого. А те – нет, они ничего не подбирают и ни о чем не думают, говорят нарочито громко, истерично. Да, хочется надеяться, что так вспыхивает свеча, перед тем как погаснуть (хотя это слишком красивый для них образ). Пусть сейчас они верещат, потому что чувствуют, что скоро им придется замолчать навсегда. Но мне страшно от того, что они могут успеть посеять в детях то зерно, которое когда-то было посеяно в них самих «Макдональдсом» на Пушкинской, имиджем, который ничто, и жаждой, которая все. Как быстро выросло поколение, срывающее георгиевские ленточки с ветеранов, мочащееся на Вечный огонь. А потому на мои плечи ложится сейчас двойная ответственность: просвещать ограждая. И с одной стороны, это адски тяжело, потому что порой кажется, что имя им – легион. С другой же – невероятно почетно. Говоря откровенно, я, пожалуй, только сейчас до конца начинаю понимать все то, что вкладывал в свои слова Рождественский, называя труд учителя «профессией дальнего действия, главной на Земле».
В мае, когда я писала это, по программе литературы шестого класса изучались стихотворения о Великой Отечественной войне. Я каждый год жду и боюсь этих уроков, потому что по-литературоведчески отстраненно анализировать «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины» просто не могу. Я это стихотворение и дочитать-то вслух спокойно не в состоянии. Включаю детям запись вечера Симонова в концертной студии «Останкино», пусть Константин Михайлович сам справляется. И он справляется. О, еще как. Погружает детей в такое состояние, из которого выводить их вопросами типа «Какие эпитеты и метафоры использует поэт в этом стихотворении?» мне кажется просто кощунственным. В те майские дни мои шестиклассники попросили включить им эту запись три раза подряд. Как говорят врачи, это первый подобный случай в моей практике.
И я смотрела и смотрю на них, лопоухих смешных мальчишек в модных толстовках с надписями на английском языке, и думаю: «Мальчики мои, защитите ли вы меня? Пойдете ли воевать за нашу землю, за наш язык?» И понимаю: защитите. Пойдете. Потому что солдатами не рождаются – солдатами умирают. И если именно это уготовано вам судьбой, то я – а вместе со мной Державин и Пушкин, Лермонтов и Некрасов, Гоголь (Николай Васильевич, наверное, сейчас особенно) и Толстой, Чехов и Булгаков, Есенин и Ахматова, Шолохов и Шукшин, Паустовский и Гайдар, Вертинский и Высоцкий, Симонов и Сурков – мы сделаем все, чтобы вы знали, что это было не напрасно. И я готова разделить эту судьбу с вами. Особенно теперь.