Папа ушел красиво. Сразу после Пасхи. В воскресенье он в последний раз вышел на балкон собора Святого Петра и успел произнести свои последние слова:

Cari fratelli e sorelle, Buona Pasqua!

Я вчера смотрел эту трансляцию из Рима и подумал, что, вероятно, это его последнее появление. Так оно и стало.

Случилось это на следующий день после Пасхи, в неделю de la Miséricorde, то есть милосердия. Вот это и есть его завещание. Кстати, именно фильм с таким названием — Miséricorde — стал одним из лучших французских фильмов последнего времени. Интеллектуал Гироди снял историю провинциальной Франции — про то самое милосердие и любовь посреди депрессивной реальности, патриархальных предрассудков и неконтролируемой агрессии, подавленных чувств и эмоций.
О том же я посмотрел недавно спектакль под названием «И вот где я остановился в своих мечтах» по произведению Гироди в парижском Théâtre de la Bastille, где тоже создаётся что-то поэтичное — про простых и даже грубоватых, но чувствующих людей. Это и есть милосердие, которое завещал Папа. Кстати, у Гироди именно священник — неоднозначный и даже порочный — оказывается тем самым человеком, который возвращает веру в человечество.

В Лионе сегодня тоже вспоминают Папу Франциска. В Базилике Нотр-Дам-де-Фурвьер на холме выставили его портрет на алтаре. А на площади перед собором нас встречает памятник великому Папе Иоанну Павлу II в честь его приезда в город в 1986 году.

Теперь два Папы встретились — и, вероятно, не могут наговориться, как в том самом фильме «Два папы» о кардинале Хорхе Марио Бергольо, архиепископе Буэнос-Айреса, вступающем на Святой престол после отречения Бенедикта XVI. Два понтифика, завершившие свою миссию до конца, теперь точно рядом.

В Париже, в Венсенском лесу, снова погружаются в этические вопросы русской (и не только) истории. Я уже рассказывал вам про спектакль Théâtre du Soleil Арианы Мнушкиной Ici les dragons — про бесов революции 1917 года. Теперь по соседству, в том же La Cartoucherie, в театре Theatre de l’Epee de Bois показывают спектакль Les Innocents («Невинные», «Праведники»), где снова, но уже с другого ракурса рассказывают об их предшественниках. Спектакль на французском языке с французскими актерами поставила режиссер и драматург Марина Таашева, которая покинула Россию в 2022 году. Она сама написала эту пронзительную историю про ценности, идеалы и гуманизм.

В основе — произведения Леонида Андреева («Губернатор») и Альбера Камю, а также личные воспоминания революционеров Ивана Каляева и Бориса Савинкова. В центре сюжета — 1905 год, разгон шествия и расстрел рабочих 9 января — «Кровавое воскресенье» — и последующее резонансное политическое убийство московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича. В фокусе — ячейка романтичных революционеров-эсеров, для которых цель оправдывает средства. Главный герой — тот самый Иван Каляев, террорист, который сам выстраивает свою лестницу на эшафот, оправдывая это высокими идеалами и смыслом.

Революция здесь лишь фон, способ поговорить о более глубоких экзистенциальных и нравственных вопросах. А противники царизма угадываются в сегодняшних левых радикалах — например, во французских последователях Меланшона La France Insoumise, которые требуют построения VI Республики и не готовы к компромиссам. Театр расположен в бывших пороховых складах Cartoucherie. Кажется, порох до сих пор в воздухе — и поэтому возникает ощущение, что все вот-вот взорвется.

Точно так же, как в саундтреке фильма «Груз 200» веселые советские песни вызывают мрак и тревогу, «В краю магнолий» в этом спектакле звучит очень актуально — так же мощно, как АИГЕЛ или оригинальный польский вариант «Утомленных солнцем». Все эти культурные коды перемешиваются с вечной «достоевщиной» — про «тварь ли я дрожащая» и про право, — с сияющими французскими лицами, будто сошедшими с фильмов Брессона. Вроде бы такие невинные — а на деле карманники, преступники.

Революция и весь исторический контекст здесь отступают перед эстетикой и театром, который заслоняет революционную риторику. То одна люстра символизирует сцену в Большом театре, то целая гипертрофированная сцена суда над Каляевым — бессмысленного и беспощадного в своем абсурде, поставленного точно и едко в духе гиньоля — с карикатурными судьями, секретарями и участниками, для которых суть процесса давно ускользнула.

Финал — с поражением революционеров — напоминает недавнюю развязку спектакля по Петеру Вайсу «Эстетика сопротивления» в театре Odéon. Но как не существует этики без эстетики, так и наоборот. Поэтому искусство здесь все же вписано в борьбу. Все умрут, но вопросы останутся. Так было у антифашистов, так было у красных революционеров, и так повторяется сегодня.

Как далеко можно зайти? И чего стоит слезинка ребенка? Ведь тот же Каляев не взорвал бомбу в тот день, когда великий князь был с детьми, а сделал это на следующий — когда тот был один. То есть он пожалел. Но перестает ли он от этого быть преступником? И здесь снова возникает вопрос из недавнего фильма Клинта Иствуда «Присяжный номер 2»: что важнее — закон или справедливость? Может ли совесть встать на пути идеалов, даже для униженных и оскорбленных? Видимо, каждый решает это в силу своих этических координат.

Вижу в спектакле и главный месседж — о покаянии и любви, которые могут заслонить жажду мести. И, конечно, о прощении.

Кстати, мне тоже удалось поучаствовать в спектакле — просто вышел и помахал красным флагом в массовой сцене протеста. Казалось бы, пустяк — а вот уже который день совесть мучает: а не романтизировал ли я тем самым этих «невинных», этих «праведников»?

Остались последние спектакли. Билеты еще есть! Приходите!