Один из важнейших выпусков Радиоуниверситета: Радиоуниверситет отправился на берег Оби, в старинное русское село Александровское, где ученики 5 и 6 классов СОШ №1 вместе со своим учителем и под руководством учёных из новосибирского Академгородка выполняют настоящие лабораторные исследования. Как это у них получается - отправиться в настоящую науку из села в 620 километрах от Томска - можете порадоваться вместе со мной. В праздничный день - мы узнаем, кто будет строить наше будущее:
https://youtube.com/live/OtxI9KAvbv4

Яка прикра несподiванка (укр.) / Shit happens (амер.)
https://news.1rj.ru/str/mayday_7700/2841

Элементарно: поездка российской делегации на сессию ОБСЕ, где европейские расисты нашу делегацию обливают словесным говном, позволяет членам делегации и их сопровождающим совершить выезд на территорию враждебного нам Европейского союза и провести там, на территории врага, романтические ужины при свечах и не менее романтический шоппинг.

Вы тут, как дети малые, о чести русского флага, о брани европейских подонков, а у членов российской делегации на первом месте европейский шоппинг и европейские ресторации.

Членам российской делегации на сборище ОБСЕ даже европейское говно... как-то слаще.

Аромат свободы.

https://news.1rj.ru/str/alexbobrowski/168

За год мы ощутили, что это такое: "как прежде не будет никогда".

Мы были очень благополучными, мы слушались государство, как маму и папу, мы верили людям с серьёзными и умными лицами, нас очень смешили, нам шутил Ваня Ургант, нас дразнили Даня Милохин и бесил Моргенштерн, Илья Прусикин смешно вилял бёдрами и многие хотели послать его на Евровидение, считали журналисткой Ксению Собчак, с почтением всматривались в наполненные особой мудростью глаза коммуниста Познера, привычно умилялись тургеневскому трепету Чулпан Хаматовой, пытались понять высокое искусство в виде палки на скотче в Третьяковке Зельфиры Трегуловой, в ресторанах и кафе пели песни "Океана Эльзы", мы жили очень-очень благополучно...

Да, много работали, да, любили, да, ссорились, да, звонили, узнавали, да, слушали этот бубнящий телевизор, да видели бесконечные заявления политиков, и знали, что поговорят-поговорят, покричат-покричат, но всё будет хорошо, спокойно, привычно, мирно.

Мы верили, что можно и нужно договориться.
Мы точно знали, что люди всегда останутся людьми.
Мы не понимали, нужно ли что-то менять и меняться самим.

Нас научили измениться.

Когда мы увидели и особенно услышали, что это такое, когда самым паскудным, подлым и гнойным матом кричит вся братская страна, когда матом визжат дети и, особенно, девушки.
Когда привычно уважаемые нами в качестве уважаемых партнёров люди отбросили надоевшие им приличия и привычно затянули европейские победные расистские гимны, называя нас ордой и недочеловеками.
Когда вырезали глаза, живьём сжигали, перерезали горла, когда радостно рассказывали, что давали приказ кастрировать наших ребят, попавших в плен.
Когда мы узнали, что на фронте наши ребята не имеют самого насущного. Мы же видели танковые биатлоны и даже танковые вальсы. Мы видели прекрасные парады и любовались кораблями на рейде. Мы не понимали, куда делись обещанные чудо-беспилотники, где чудо-системы, о которых столько говорилось, почему, откуда мосинки и каски 1943 года, почему у добровольцев ничего нет.

Когда горели наши колонны и десантные корабли, тонул крейсер "Москва", горели стратегические бомбардировщики на базах, когда был взорван Крымский мост... Это всё происходило с нами. Мы верили, что всё закончится за неделю. Потом телевизионные говорящие головы с серьёзными лицами и умными глазами говорили о месяце, сорока днях максимум.

Нас заставили измениться.
Потому что стало понятно — как прежде, не будет никогда.
Что надо меняться самим.

Мы изменились.
Мобилизация. Добровольцы. Волонтёры. Помощь фронту. Недоверие болтунам. Презрение Западу. Смех над поуехавшими. Заводы в три смены. Страна упёрлась. Пришло понимание, что это надолго. Что, как прежде, не будет никогда.

Но ещё, со всей этой болью, со всем этим страхом, со всем этим трудом пришло понимание, что то очень сытое, очень благополучное прошлое...

Оно какое-то фальшивое было.
Ненастоящее.
А настоящее оказалось иным.
А будущее зависит только от нас. И будущее будет именно таким, каким мы сами его сделаем. Не заслужим, не получим, но сделаем, создадим — сами.

И это трудное будущее точно лучше нашего такого сытого, такого лживого прошлого.

Вот это очень характерное — "философ и журналист". Это делается специально, то есть нарочно, чтобы люди прислушивались к словам говорящего. У нас так нельзя было говорить "Екатерина Шульман", нет, везде, из каждого утюга, строго: "политологекатеринашульман". Это непременно. Комиссары оптимистикченнэл строго следили за тем, чтобы вместо террориста народ запоминал "режиссёраСенцова", какого-нибудь педофила называли непременно правозащитником — люди забывают, что было, люди привыкли доверять нынешним словам. Ну кто из нескольких поколений ныне живущих помнит старую советскую книгу "Записки следователя" Льва Шейнина, кто свяжет одно из самых страшных и кровавых убийств молодой женщины с правозащитницей Еленой Боннэр, да, той самой, вдовой академика Сахарова, который с трибун произносил патетические речи внимавшему советскому народу, когда с его головы сходили следы домашних побоев... Философы и журналисты, правозащитники и гуманитарщики... Плевать, что из фонда Хаматовой исчез миллиард для больных детей, зато появилось имение в Прибалтике, плевать, что на отъявленых подлецах, подонках и шлюхах клейма негде ставить — они до сих пор "политологи, философы и журналисты"...

Главное — чтобы презираемая ими чернь продолжала кормить аристократов, наследников Гражданской войны. А потом человек с тремя паспортами и партбилетом будет сверкать очками, мудро читая чужие мысли по шпаргалке, изображая мудрость. А потом какая-то примитивная мещанка, человек-желудок, будет изображать аристократку, на камеру величественно изрекая собачью чушь о маракуйе и горгонзоле... А какой-то бездарный толстеющий лысеющий пафосный пузырь на деньги своего любовника будет везде пихать бесконечно пошлые гомосексуальные фантазии о Чайковском и Лимонове...

Какие же они пошлые.

Даже кровавый подонок, подделка, пустозвон и поэтому ненасытный упырь Бернар Анри-Леви — на которого равняются наши "политологи, правозащитники, журналисты".

Его кровавые подвиги щекочут их жидкую кровь, наполняют мечтами дряблые ягодицы, которые ни разу не "маракуйя и горгонзола". И какая же это презренная жизнь — десятилетиями изображать аристократию по шпаргалке, понимать о себе всё и всё время чесать пятки нашим воровским подонкам, то есть успешным победителям залоговых аукционов...

Самое смешное, что все эти журналисты, политологи, партийцы и светские львицы наверняка знают, что в Большом Доме на них, на каждого, лежит папочка следователя, который ничем не хуже Льва Романовича Шейнина может в самых живописных деталях, талантливо расписать их похождения — как могилу несчастной жертвы Люси Б., будущей правозащитницы и иконы совести...

Что такое время?
Его нет.
Что такое слова?
Звуковая волна.
Что такое память?
Лишняя боль.

https://news.1rj.ru/str/ia_steklomoy/19720

🇺🇸☢️☠️ "Ups, I did it again!"

https://news.1rj.ru/str/RealAtomInfo/3066