Коты крепости Чембалон

Они были везде.
В бухте, что в античные времена носила название Симбалон или Чембалон - бухта символов, они заглядывали в глаза рыбакам.
У ресторанчиков - караулили туристов.
Смирившись, люди даже поставили бронзового кота с рыбой в зубах близ воды, как признание духа места.
Но полную силу коты являли по дороге в крепость.
Целая стая проживала у источника, во главе прайда - одноглазый белесый самец, похожий на генуэзского пирата или торговца (смежные специальности).
Да и выше, на подступах к городу Святого Николая, коты выпрыгивали из колючих зарослей, сплетаясь хвостами и показывая уморительные трюки.
Каждый раз, поднимаясь к крепости с набережной или, напротив, спускаясь к ней с горной тропы, ведущей к пляжу, он обещал котам в следующий раз принести им рыбы или хотя бы колбасы. Но выполнил его лишь один раз - и то, по случаю, когда в рюкзаке завалялись бутерброды.

Крепость Чембало, или, как ему больше нравилось говорить - Чембалон, на античный манер, была построена в средние крымские века генуэзцами, подверглась атаке османов (они были стремительно выбиты), но в итоге пала, ослабленная усобицей с православным княжеством Феодоро - осколком Византии. Генуэзцы и феодориты так истрепали друг дружку походами золотых рыцарей и катафрактов по горным тропам, что оба государства были в итоге сокрушены османами и вассальными им крымскими татарами. Город Святого Николая, город Святого Георгия, крепость Каламита поначалу вместили чуждый говор и веру, а после и вовсе превратились в фигуры выветривания на приморских скалах, которые заселили коты.
Безусловно, это казалось странным - домашняя кошка, даже одичав, жмётся к человеческому жилью; оно - источник хотя бы крыс. Коты не живут среди леса, у источника, в заброшенных развалинах.
Эти - жили.
Даже не особо попрошайничая.
Они просто встречали каждого входящего в пределы крепости - и провожали его, будто напоминая о чем-то...

... Он приехал в Балаклаву - это уже османское название, в переводе - "рыбье гнездо" или "рыбный мешок" - казалось, достаточно очерствелым для того, чтобы реагировать только на красоту. Не на каких-то котов, которые бросались ему под ноги и в только что разбитых войной городах, а он спокойно проходил мимо - ведь на улицах еще лежали трупы людей, а выжившие ютились в подвалах, и надо было спасать в первую очередь людей, а не животных.
Но коты крепости Чембалон не бросались под ноги. Они спокойно смотрели на него со стен, из зарослей на месте жилищ, из проемов - будто и были теми самыми жителями, которых когда-то не сумели спасти.
И он покорно доставал им из рюкзака бутерброды и гладил по тонкой шерсти, под которой пылала нервная кожа.

Накануне возвращения в Донецк он шёл с пляжа и вспомнил, что в очередной раз забыл еду для крепостных котов. Они молча обступили его в сумерках у родника, и он в очередной раз поразился схожести чувства - будто жители дома, к которому они тогда подошли последним, и у них уже не осталось ни хлеба, ни воды, ни сухпайка... И старший дома сказал: у нас были старики, но они они уже умерли. Вы опоздали, - этого он не сказал, но это было ясно.
Тогда он поправил автомат, и все. Фельдшер - кивнул, а журналистка, что была с ними, кажется, шмыгнула носом. Но и то - скорее от гари.

А сейчас светящиеся глаза котов Чембалона рвали сердце. Он прошел мимо, спустился в бухту и сел на автобус. У парадной дома, где он снимал квартиру, в ноги бросились уже местные, прикормленные - трое котят, мистер Рыжий, мистер Блондин и Чебурашка, так он их про себя назвал. Чертыхаясь, он повернулся и побрел в ночной лабаз за колбасой хотя бы для них.
Ведь каждая вынужденная жестокость, совершенная на войне - будь то убийство врага или просто невозможность оказать помощь - делает в душе пробоину, которую не заполнить ничем, кроме милосердия.

...Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, -- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
___

Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.

Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.

***

Мы говорили как-то на закате
О римлянах эпохи Апостата
Среди пейзажей в лоне Византии -
Где камни храмов Влахернской Марии
Стоят поныне, как Казанской - на Москве.

Мой собеседник - экстремал, морской ходок
Десяток пятый разменял - красив, как бог
Античный, он явился из Сибири
Осел в Тавриде и кормился с моря.
Сдавал туристам лодки, вечерами
Бил рыбу под водою из ружья.
Такая жизнь, простая и на зависть
Но жить ей не по нраву нам, друзья.

Зачем-то мы уходим от прибоя
Морского - к битве за прогнивший Рим
Что золото, что пурпур - перед строем
Друзей погибших?
Нам, пока живым
Они твердят - что нет того заката
Над Русью, чтоб за ним не шел восход.
И римлянин в эпоху Апостата
Такой же римлянин, как в первый римский свод.

Пухлые , розовые пальцы сенатора ласкали черные кудри сирийского мальчика, его любимца. "Он так старается, угождает мне, непременно сделаю его вольноотпущенником, и он станет полноценным гражданином", - размышлял Авл Вителлий, смакуя фалернское из серебряной чаши.
В триклиний вошел лысый мужчина среднего возраста. Рыжая борода и черты лица выдавали его германское или славянское происхождение. Одетый в видавший вид дорожный плащ, лорику хамату, он не носил по Римскому обычаю калиги, но был обут в высокие кожаные сапоги, явно предназначенные для верховой езды и менее мягкого климата. Его лицо и руки покрывали шрамы. Перед Вителлием предстал типичный представитель федератов - романизированных варваров, охранявших границы Римского мира от варваров менее романизированных. Лысый поправил спату на поясе и отдал сенатору римское приветствие.
- Заходи, заходи же, Сигимер, к чему эти церемонии среди старых приятелей? Я еще помню тебя по паннонской кампании 214 года! Тогда легионам туго пришлось, после мятежа покоренных народов, по ту сторону Дуная....
Как поживаешь, amice carissime? Воюете уже десять лет, или больше?.... Такая скука... Неужели так трудно разгромить этих несносных умбров?

У нас сегодня премьера песни.
Летом Дмитрий Мельников предложил попробовать спеть песню на его стихи, написанную композитором Андреем Пищуловым.
Мне понравилось там все. Но не было возможности выбраться в Донецк в студию. Но случился праздник 2 августа, Ильин день, и меня командир к вечеру отпустил.
Было два часа на пробу и запись.
Мы успели.
Все инструменты записал и свел Андрей Пищулов в своей студии в Москве.
Голос мы писали здесь в Донецке на студии с Сашей Запотоцким.
Сделал картинку и залил на Яндекс и вконтакт Володя Грезов.

Картинка и ссылки на Яндекс и вконтакт будут в комментариях
Перепосты и всяческое распространение приветствуются.

t.me/russkiybez...

Призраки Эллады в Балаклаве

Богомол на ладони. Донецк

Пылающая Киммерия

У одного деятеля прочитала обличение Ивана Алексеевича Бунина.
Мол, и русский народ презирал, и премию Нобелевскую получил за русофобию, за "Окаянные дни".
"Геббельсовщина" - заключил тот деятель.
Сам, кстати, в прошлом - эмигрант из России.

Нравятся ли мне живописания Буниным - русского народа - с его "монгольскими атавизмами" и 'чудью белоглазой"?
Ну, как сказать...
Мне не раз южане говорили: ты - чудь. Я добавляла: да, и глаза у меня в гневе белеют, как у бешеной селёдки. Ну да; мы же - Русь, берсерки, мы и вас примучили когда-то, потому и беситесь...
Тогда уже они обижались.

Бунин был очень обижен на русских, на родных. Он был барин, у него все отобрали. Его страна рухнула вместе с его жизнью.
Один русский человек - из тех, кого Бунин мог бы описать неприятно, ведь человек тот корнями из простонародья, недавно сказал мне: "Знаешь, а я понимаю его обиду. Но не понимаю, как он жил с двумя женщинами одновременно - это же нечестно. Хотя - он все равно великий русский писатель".

Вот - русский человек. Все готов простить, но обижается на писателя за каких-то теток.

А литературный деятель - тот, кто хотел бы Бунина замести под ковер - как раз хороший семьянин.
Но как-то признался мне, что посты он пишет, посты занимает - но книжек он не читает вообще.
Не до фигни.