«Карл Вильгельм Иделер (1795–1860) Большинство психических процессов, по его мнению, не входит в сознание, оттесняется в фон сознания и может быть обнаружено лишь косвенно. Душевнобольной человек не может найти своего пути в своем душевном состоянии, он утрачивает с ним контакт и, представляя свои чувства как своих врагов, создает для себя воображаемый мир с воображаемыми образами, связанными с его намерениями[307]. Психолог, на взгляд Иделера, должен развивать в себе чувство эмпатии, способность «переживать ситуацию другого человека», используя практическую философию и другие средства «психогогики» и борясь с внутренними конфликтами, должен привести больного к выздоровлению. Выздоровление при этом он, подобно Райлю, связывал с обретением рассудительности и эмоционального равновесия.»

— Ольга Власова. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ

«В конце XIX столетия быть психиатром означало работать врачом в государственной психиатрической системе. Так как евреи не были допущены к государственной службе, Фрейд никак не мог быть психиатром. Он был невропатологом. Но к неврологии, как к чистой медицине, душа у него не лежала. По этой причине он предложил метод психоанализа, маргинальный по отношению как к психиатрии, так и к неврологии.»

— Ольга Власова. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ

«Весной 1946 г., после отставки и нервного расстройства, в санатории Гебзаттеля находится Хайдеггер. Об этом периоде жизни Хайдеггера практически ничего неизвестно: непонятно ни то, от чего он лечился, ни то, как. Р. Сафрански пишет, что Хайдеггер признавался Г. – В. Петцету, что ему стало плохо во время «инквизиторского допроса» в декабре 1945 г., и декан медицинского факультета Курт Берингер отвез его в Баден[732]. Касаясь лечения, которое Гебзаттель мог предложить Хайдеггеру, нужно вспомнить высказывание его самого о том, что же предпринял этот доктор сразу после его приезда: «И что же тот сделал? – говорил Хайдеггер, – Для начала просто поднялся со мной через заснеженный зимний лес к синеве неба. Больше он ничего не делал. Но он по-человечески мне помог. И через три недели я вернулся домой здоровым»[733].»

— Ольга Власова. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ

«Встреча с Фрейдом, как мы уже отмечали, оказалась для Бинсвангера судьбоносной. Дружба с мэтром психоанализа, продолжительная переписка выделяет его из ряда других экзистенциально-феноменологических психиатров. Он был не только современником Фрейда, его учеником (хотя сам всегда так описывал отношения между ними), но и его другом. Чем как не дружбой можно объяснить такую долгую привязанность со стороны Фрейда, который за любое отступление карал отлучением от психоанализа многих любимых учеников? В письме от 11 февраля 1929 г. Фрейд писал Бинсвангеру: «В отличие от многих других, Вы не допустили, чтобы Ваше интеллектуальное развитие, которое Вы все больше высвобождали из-под моего влияния, разрушило бы также и наши личные отношения, и Вы сами не знаете, как благотворно действует на людей подобная.»

…

«Как бы то ни было, такая привязанность со стороны Фрейда навсегда останется для нас загадкой. М. Гротьян дает на этот вопрос четкий и прагматичный ответ. По его мнению, Бинсвангер, как и Юнг, поскольку оба были неевреями, сулили Фрейду широкое распространение психоанализа в Европе»

— Ольга Власова. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ

«В детстве он [Медард Босс], правда, мечтал стать художником, но его отец не одобрял «не денежные» профессии, и сыну пришлось подумать о чем-то другом. С 1925 по 1927 гг. он изучает медицину в Париже и Вене, тогда же, в 1925 г., не взирая на возражения отца, проходит годичный психоанализ у самого Фрейда. Мэтр психоанализа был настолько благосклонен к юному студенту, что возвращал часть заплаченных денег, чтобы тому было на что жить.»

— Ольга Власова. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ

«В предисловии к первому изданию Цолликонских семинаров Босс рассказывает историю своего знакомства с работами Хайдеггера и с ним лично. Эта история весьма занимательна. Во время Второй мировой войны Босс служил военным врачом в швейцарской армии, а конкретнее – батальонным доктором в горах Швейцарии. В соответствии с уставом швейцарской армии, к нему приставили, как он вспоминает, по меньшей мере троих врачей-ассистентов. Личный состав, за здоровьем которого он должен был наблюдать, состоял из крепких мужчин из горных районов, привыкших выполнять тяжелую работу. Поэтому в течение всего периода службы в армии он вынужден был сидеть без дела. Но это безделье, как оказалось впоследствии, пошло ему только на пользу. Босс пишет: «Впервые в моей жизни на меня часто находила скука. То, что мы называем „временем“, стало для меня проблемой. Я начал напряженно размышлять об этой „вещи“. В доступной мне литературе я искал что-либо об этом феномене. Случайно я натолкнулся на газетную заметку о книге Хайдеггера „Бытие и время“. Я тотчас же погрузился в работу, но обнаружил, что не понимаю не одной фразы. Книга ставила вопрос за вопросом, с которыми я никогда не сталкивался в моей естественнонаучной подготовке»

— Ольга Власова. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ

«Тодтнауберг, 3 августа 1947 г.

Уважаемый Д-р Босс!
Я благодарю Вас за Ваше доброжелательное письмо. Те, кто читает медленно, вызывают гораздо больше доверия, чем те, кто понимает все мгновенно. ‹…›

Вы знаете, проблемы психопатологии и психотерапии, включая вопрос об их основаниях, очень интересуют меня, хотя мне и недостает профессиональных знаний и осведомленности в фактических исследованиях. Поэтому я с нетерпением жду Вашу работу.
…

Если у Вас есть возможность в какой-то мере поддержать мою работоспособность небольшим пакетом шоколада, то я был бы Вам весьма признателен.

С дружескими пожеланиями,
С уважением,
М. Хайдеггер»

— Ольга Власова. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ

Вахштайн рассказывает анекдот про Лакана:

«Когда маэстро Лакан только начал искать себе союзников в философском лагере, он первым делом обратился к Мерло-Понти. Тот, впрочем, отказался поддерживать молодого амбициозного психоаналитика, "не обладавшего необходимым образованием". Тогда выбор его пал на Поля Рикера. В 1960-м они оба делали доклад на конференции в Бонвиле. Лакан предложил подвезти Рикера до Парижа и всю дорогу восторгался его статьей. Спустя полгода интенсивного общения Лакан наконец спросил у Рикера, что тот думает о его собственных трудах. Рикер ответил, что не понимает в них ни слова. Лакан затаил глубокую обиду, а через год в Риме пригласил все семейство Рикеров на ужин, где заставил их заплатить за себя и за напитки. По пути обратно в отель он настоял на том, чтобы разделить с ними такси, но по прибытии к месту назначения просто вышел из машины, предоставив им расплачиваться самим.

То есть, цена обиды Лакана - это примерно 160 евро в сегодняшних ценах.»

каждый раз

https://www.youtube.com/watch?v=vgZMPcrRmio

wiki: Francisco Varela

12:43: “groundless nature of human reality”

13:59: “confronting this lack of foundation immediately makes it essential and point to the need for a human practice, a human learning, for a human transformation into that. It is not enough to know it; it is not enough to understand it. It is not to have a scientific theory of it. You have to grow into it. Spontaneously, human beings do not know how to handle that… Maniacally we want to solidify things, maniacally.”

Еще про понятность

«An old psychiatric tale comes to mind. A frustrated and concerned man brings his distraught-looking brother in to see a psychiatrist. The two brothers, Joe and Bob, sit down side by side across from the psychiatrist, who is seated behind a large desk. Joe explains to the psychiatrist that Bob seems to be delusional, insisting that there is no point in doing anything at all because 'he is already dead.' In the ensuing interview. Bob tells the psychiatrist, 'That's right. I'm dead… I know it for sure.' He finds it odd that other people would either question that 'fact' or have the audacity to think they might know more about his being alive or not than he himself does. In a bored-sounding monotone. Bob rejects suggestions that his ability to walk and talk in any way contradicts his deadness. He will not eat, though, saying, 'There's no point to eating once you're dead’ and this particularly worries Joe. When asked how he knows he's dead. Bob replies that 'all his feelings have stopped, as has his heart, and his blood has ceased to flow.' At this point, his increasingly irritated brother asks him: 'Do dead men bleed?' Bob calmly replies: 'Nope. Dead men do not bleed.' Joe asks again: 'Are you absolutely sure? Dead men never bleed, right?' Bob reiterates that dead men do not bleed. Joe reaches into his pocket for something and then suddenly — to the shock and surprise of both Bob and the psychiatrist — with one hand holds Bob's hand down on the desk while with the other he jabs his pen knife into it. Both Bob and the psychiatrist look at each other. Bob with wide-eyed horror while the psychiatrist quietly wonders which of these two brothers is the crazier one. Bob looks down at his hand as the blood begins to well up and spread across it. Joe angrily tells him: 'There, you see the blood. Dead men don't bleed, right? You said so yourself. Now do you still think you're dead?' Another moment of silence, and then Bob, looking astonished, calmly tells the psychiatrist: 'I never would've believed it. Dead men do bleed!’»

— Edwin Hersch. From Philosophy to Psychotherapy: A Phenomenological Model for Psychology, Psychiatry, and Psychoanalysis

«Важно зафиксировать, что сама идея экспериментального исследования неявно предполагала наличие в культуре особых представлений о природе, о деятельности и познающем субъекте, представлений, которые не были свойственны античной культуре, но сформировались значительно позднее, в культуре Нового времени. Идея экспериментального исследования полагала субъекта в качестве активного начала, противостоящего природной материи, изменяющего её вещи путём силового давления на них. Природный объект познаётся в эксперименте потому, что он поставлен в искусственно вызванные условия и только благодаря этому проявляет для субъекта свои невидимые сущностные связи. Недаром в эпоху становления науки Нового времени в европейской культуре бытовало широко распространённое сравнение эксперимента с пыткой природы, посредством которой исследователь должен выведать у природы её сокровенные тайны.»

— В.С. Стёпин, В.Г. Горохов, М.А. Розов. Философия науки и техники

«Очень точное определение дает Дж. Нидлман: “Понять вещь, феномен, идею или опыт значит подойти к объекту, который нужно понять, на его условиях, видеть в нем структуры, которые выявляются с его стороны, а не с нашей. Понять объект значит принимать в нем участие до тех пор, пока он не уступит свою сущность нам – тем, кто понимает”»

— Ольга Власова. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ

«Уразумение и познание — это не просто проявление своей осведомленности в понятиях, а постижение уловленного понятием; постигать бытие значит сознательно оставаться открытым для его вторжения, открытым для его при-сутствования.»

— Мартин Хайдеггер, Ницше (Том 1)

«One final example will illustrate the reach of this stubborn metaphysical discreteness. This is the familiar, though rather fatalist, view that even if there is a world “out there,” it is a world “lost beyond a veil of words.” All is text or writing, it is said—or at least that is all we have access to. Even if there is a transcendent world, in other words, enjoying a pure noumenal existence, it must remain forever beyond our phenomenal grasp. “We cannot know it because our only connection to reality is through our words and thoughts. There is no such thing as contact with the world in pure, unregistered form.”

There is much that is right in this argument, especially the claim that we have no conscious access to the world independent of historical, cultural, and personal interpretation. But from the fact that we have no access independent of such interpretation, it does not follow that we have no access to it at all, or that the access we have is entirely determined by those interpretive schemes. That conclusion would only follow if, as in the other cases, a background discreteness were presumed: an assumption that the two realms, of mind and/or language, on the one hand, and the pure noumenal world, on the other, were wholly and irretrievably severed.»

— Brian Cantwell Smith. The Third Day: Putting the World Together, Keeping the World Apart

👏👏👏

«it cannot be legitimately separated into two independent parts: the part we do, and the part the world does. The point is that we neither impose nor discover the texture of the world; we participate in it. And yet this participation is not fusion. We neither dissolve into our surroundings, nor do we create them, nor are we ripped entirely out of them. We pull apart somewhat—to varying extents, at varying times, for varying purposes.»

— Brian Cantwell Smith. The Third Day: Putting the World Together, Keeping the World Apart