Стрим с Андреем Егоровым по вопросам залогового пленума верх.суда начался.

Вопросы оставляйте в комментариях к этому посту.

Интересно, когда теперь и у «патриотично» настроенной публики сложится запрос на справедливый и независимый суд?

Любопытные наблюдения за реакцией читателей на материалы канала.

Текст про то, что эл. сервисы судов общей юрисдикции безнадежно плохи, хотя и стоили налогоплательщикам сумасшедших денег, не вызвал ни одной негативной реакции.

Ремарка о том, что даже Стрелков-Гиркин должен получить право на справедливый суд, вызвала два десятка негативных реакций.

Воистину был прав тот читатель канала, который в комментариях года два назад написал: "Единственное, что объединяет всех российских юристов, это нелюбовь к судам общей юрисдикции".

Интересно, а у "сенатора" Клишаса, который публично возмутился "призывному обману" (отказу повышать призывной возраст с 18 до 21 года при одновременном увеличении его верхнего предела с 27 до 30 лет) хватит ли мужества проголосовать против этого законопроекта, когда он будет проходить через верхнюю палату?

В июльском номере журнала "Закон" известный специалист в области уголовного процесса профессор Головко (МГУ) раздает очень энергичные оценки вооруженному мятежу Е. Пригожина.

Во-первых, он проклинает неолиберализм и идею о том, что "частное всегда эффективнее публичного". Из этого профессор выводит мысль о том, что никаких частных военных компаний быть не может.

Во-вторых, он радуется тому, что уголовное дело о попытке вооруженного переворота было прекращено волевым решением, основанным на raison d'État. Государственные соображения, по мнению профессора, "должны превалировать над правовой казуистикой в поиске надлежащих оснований для прекращения уголовного преследования".

В-третьих, профессор, видимо, сомневается, следует ли возбуждать уголовные дела по факту убийства российских летчиков, умышленного уничтожения имущества и проч. ("гипотетическое появление", "если подобные дела возникнут").

В общем, проф. Головко не удивил.

(Напомню, что юристам, занимающимся частным правом, проф. Головко должен быть известен как автор теории заговора относительно ликвидации президентом Путиным Высшего арбитражного суда. Он полагает, что это было сделано по настоянию канцлера ФРГ Ангелы Меркель).

Отвлечемся от пятиминуток презрения к режиму и обсудим вопрос толкования содержания права залога a fortiori.

Верх.суд рассмотрел любопытный залоговый спор (№ 305-ЭС23-3388), в котором обсуждается (что случается довольно редко) существо залоговых процедур.

Докладчик по делу - судья Разумов. Он известен как борец с арестным залогом, залогом денег на расчетных счетах, залоговым приоритетом в банкротстве по отношению к требованию налогового органа и (почему-то) вертикальной залоговой множественностью.

Напомню, что принудительные залоговые процедуры состоят из двух этапов. Их часто путают, поэтому есть смысл еще раз изложить порядок их осуществления.

Первый этап это обращение взыскания на предмет залога. На этом этапе происходит констатация компетентным лицом того, что (а) есть долг и он просрочен, (б) есть залоговое право в отношении имущества и его обладатель может присвоить себе ценность этого имущества.

В зависимости от того, кто имеет право делать такое суждение, обращение взыскания может быть судебным либо внесудебным. В первом случае такое суждение делается судом в виде решения об обращении взыскания на предмет залога. В втором случае оно бывает либо нотариальным (суждение делается нотариусом в форме исполнительной надписи), либо кредиторским (кредитор констатирует долг и заявляет о своем праве присвоения ценности предмета залога).

Второй этап залоговой процедуры - это реализация предмета залога. Она зависит от того, какой способ обращения взыскания выбрали стороны. При судебном обращении это публичные торги заложенным имуществом. При внесудебном обращении взыскания это частные торги, непосредственная продажа предмета залога или оставление предмета залога залогодержателем.

Особенностью нотариального обращения взыскания является то, что для того, чтобы нотариус мог сделать исполнительную надпись, обратив взыскание на заложенное имущество, договор залога должен быть нотариально удостоверен. В свое время это было результатом торга с нотариальным сообществом: нотариусы согласились на то, чтобы исполнительная надпись в залоговом праве фактически перестала быть инструментом бесспорного взыскания (возражения залогодателя против надписи серьезно ограничены), а за это законодатель установил обязательную нотариальную форму договора залога, предусматривающего возможность нотариального обращения взыскания.

Итак, получилось два "параллельных" пути для залогодержателя, желающего реализовать право залога: один длинный, дешевый и не очень эффективный (судебное обращение и публичные торги как реализация) и второй быстрый, дорогой и эффективный (нотариальное обращение и самостоятельная реализация залога). Третья опция - кредиторское обращение взыскания - это быстро, дешево и неэффективно, поэтому на нее мы обращать внимания не будем.

Тут же встал вопрос: а можно ли соединить судебное обращение взыскание и самостоятельную реализацию? ответ - да, можно, об этом надо специально договориться.

Вернемся к делу № 305-ЭС23-3388. В нем залогодатель и залогодержатель договорились о том, что взыскание можно обращать как в суде, так и во внесудебном порядке. И что реализация в первом случае - публичные торги, во втором - частная реализация предмета залога.

Но непосредственно о том, что залогодержатель может пойти в суд и попросить обратить взыскание на предмет залога, соединив его с мерами частной реализации (то самое "диагональное" решение, о котором я писал выше), в договоре не было ни слова.

Залогодержатель все же именно так и поступил, а суды удовлетворили иск: обратили взыскание на предмет залога и разрешили залогодержателю оставить его себе по определенной в договоре стоимости.

Эк.коллегия отменила судебные акты, указав, что раз стороны не договорились об этом недвусмысленно в договоре, поэтому суды не могли это сделать.

Мне этот подход кажется ошибочным. Стороны согласились с тем, что залогодержатель может оставить за собой предмет залога, обратив на него взыскание во внесудебном порядке (по которому залогодержатель не пошел), то уж потребовать оставления за собой предмета залога как результат судебного обращения взыскания он точно может!

То, что дозволено без надзора суда тем более может быть дозволено в рамках судебного контроля! Или - иными словами - если дозволено большее, то тем более дозволено и меньшее.

Жаль, что в очередной раз победило не тонкое толкование, позволяющее сохранять в силе волеизъявления, а примитивное буквоедство.

Прямая речь депутата (КПРФ) и генерала В. Соболева о мобилизованных и людях, уехавших из страны от мобилизации: «В основном граждане нормальные патриоты. Ну есть же и негодяи, и, к сожалению, их вдвое больше чем нормальных».

То есть, «нормальных» среди граждан меньше чем «негодяев». Как же тогда «нормальные» могут быть «в основном»?

Но первый, конечно вывод для человека с мозгами (а не просто с высокой тульей на фуражке) такой: если большинство людей («негодяев») не приняло решение властей, то это значит не с людьми проблема, а с решением.

Собственно, это в этом и есть суть демократического государства, «каковым несомненно является Российская Федерация», Конституционный Суд России, (с).

Мой друг и коллега - Юлий Тай, блестящий адвокат и педагог, выпустил в издательстве Статут сборник своих заметок по самым разным вопросам права. Заметки публиковались им на протяжении десятилетия на портале Zakon.ru.

От процесса до банкротства, от судоустройства до юридического образования.
Прекрасный слог и честность в суждениях, которые всегда отличали Юлия, сквозят в каждой строчке этих текстов.

В общем, рекомендую этот сборник как прекрасный образец юридической публицистики.

Мы зашортили законы о введении цифрового рубля, кратко изложив самое главное, что нужно знать о нем.

На мой взгляд, самый главный плюс - это то, что цифровой рубль полностью устраняет риск банкротства банка, на счете которого учитываются безналичные рубли

Это, конечно, должно быть с тегом #пятничное. Хотя сегодня воскресенье, но терпеть до пятницы с такой шикарной фактурой я просто не смогу.

Норвежские СМИ утверждают. что Россия предъявила Норвегии требовании о возмещении стоимости ягеля. Его в течение двух месяцев ели северные олени, забредшие с норвежской стороны на территорию российского природного заповедника "Пасвик-Инари". Размер претензий - около 420 млн. руб.

Жаль, что российские чиновники, которые приняли это решение, не знают законов своей же страны.

Российское право (ст. 4 закона о животном мире) в пределах территории страны является "государственной собственностью".

Выражение "собственность", которое использовано в законе, следует понимать не в смысле "право собственности по Гражданскому кодексу". Это связано с тем, что этой нормой животные, находящиеся в состоянии дикой свободы, изъяты из гражданского оборота. А в соответствии со ст. 129 Гражданского кодекса объекты, изъятые из оборота, не регулируются гражданским правом.

Следовательно, закон имеет в виду, что все дикие животные, находящиеся внутри государственных границ России, входят в т.н. публичный домен, то есть, считаются принадлежащими государству. Дикие животные в этом смысле продолжают тот же ряд объектов, которые находятся в публичном домене - публичные дороги, Московский Кремль, икона А. Рублева "Троица" и проч.

Следовательно, олени, которые забрели со стороны Норвегии на территорию России, с момента пересечения границы перестали быть "норвежскими оленями" и стали "русскими оленями".

И ягель они ели тоже будучи русскими оленями, а не норвежскими. А вот когда они ушли обратно в Норвегию, то перестали быть русскими оленями и опять стали норвежскими (при условии, конечно, что норвежское право признает концепцию публичной собственности на природные ресурсы).

Поэтому, конечно же, никакой компенсации за ягель Россия с Норвегии взыскать не может.

В целом задачка не кажется сложной при правильном понимании нескольких юридических принципов.

В рамках подготовки нового тома Глоссы - на этот раз по договору аренды - возник такой интересный вопрос.

Представим, есть земельный участок с/х назначения, который принадлежит в равных долях пяти лицам. Один из них предлагает другим: давайте я буду обрабатывать целиком весь участок, и за то, что вы согласитесь на это, я буду каждому из вас платить по 100 руб. в месяц.

Что это за соглашение? На первый взгляд, это очень похоже на аренду. Но меня смущает то, что в этом примере пользователь - не посторонний для вещи, это и ЕГО вещь тоже. В аренде же арендатор платит арендодателю потому что он пользуется ЧУЖОЙ вещью.

Можно сказать, что это соглашение сособственников об определении порядка пользования общей вещью.

Но это будет означать, что весь разработанный и хорошо знакомый нам массив норм об аренде мы к этим отношениям не применяем. В лучшем случае будем пользоваться только общей частью обязательственного права. Кстати, и следования пользования (которое есть в аренде) здесь тоже не будет. То есть, если сособственники продадут вещь, пользование прекратится.

Конечно, возможен и третий вариант: это соглашение о порядке пользования, в котором «сидит» аренда одним сособственников. Но это уже очень сложно структурно.

Вчера мы (а это большой коллектив из полутора десятка авторов и отв. редактора Артема Карапетова) сдали в издательство новый том комментариев к Гражданскому кодексу из серии Глосса.

Этот том посвящен договору аренды.

Увы, как и по многим другим вопросам российского частного права, у нас нет даже одной толстой книги из жанра профессиональной литературы, прочитав которую можно было бы полностью разобраться в том, что такое договор аренды.

Наконец такая книга появится. Общий объем тома будет около тысячи страниц.

Особое значение уделяется анализу правовых позиций высших судов по толкованию норм об аренде. Их значение колоссально. Я глубоко убежден в том, что тот юрист, который не знает судебную практику по аренде, а просто читает Кодекс, ничего не понимает в том, как работает аренда по действующему русскому праву.

Я написал комментарии к ст. 607 (объект аренды), 608 (право сдачи имущества в аренду) и бОльшей части норм об аренде недвижимости.

Я надеюсь, что в бумажном виде книга выйдет в издательстве Статут в ноябре.

Портал Право.ру опубликовал большой материал о научных заключениях, которые судящиеся стороны представляют суду в рамках своего правового спора.

Ко мне довольно часто обращаются с просьбой о подготовке таких заключений и я с удовольствием ответил на вопросы журналиста Алексея Малаховского.

Но по объективным причинам не все ответы попали в материал, поэтому публикую здесь их полностью.

1) Что такое научные заключения и когда в судебных спорах их можно приобщать к материалам дел?

Научное заключение по правовым вопросам - это консультация специалиста, глубоко разбирающегося в проблеме и имеющего научную репутацию. Их можно приобщать к делу, так как это является частью искового заявления (отзыва, жалобы). Нет никакой разницы в том, как мнение специалиста в области права будет доведено до суда - в тексте иска или в отдельном документе. Поэтому мнение некоторых судей о том, что представление правовых заключений не предусмотрено процессуальным законом и поэтому они не могут быть приобщены к делу, является ошибочным.

2) Приведите примеры дел, когда суды реально опирались на такие заключения в мотивировках и учитывали доводы оттуда при вынесении решения.

Мне не известны случаи, когда судьи в тексте судебного акта ссылались бы на представленные сторонам научные заключения. Это, к сожалению, расходится с той культурой (или лучше - "культурой") написания судебных актов, которая господствует сейчас. Однако я знаю много случаев, когда судьи просто копируют рассуждения и выводы, сделанные в заключениях, в текст судебного акта и разрешают спор в соответствии с рекомендацией.

3) Когда такие заключения действительно могут сыграть важную роль, а когда на это не нужно тратить время, силы и средства?

В принципе, правовое заключение может быть полезно по любому спорному правовому вопросу. Считается, что бессмысленно тратить деньги на заключение, если его цель - доказать неправильность позиции высшего суда. Но я с этим не согласен. Мне известно достаточно большое количество случаев, когда нижестоящие суды разрешают правовой вопрос не так, как его разрешил высший суд. Опять же, из-за очень невысокой культуры мотивировки судебных актов (да из-за, увы, невысокого уровня самостоятельности судей) в таких актах судья никогда не напишет, что, мол, он знаком с позицией высшего суда, но не согласен с ней по таким-то соображениям, а поэтому разрешает правовой вопрос иначе. В лучшем случае он просто промолчит о том, что есть правовая позиция высшего суда, или напишет, что в деле другие обстоятельства. Но для того, чтобы убедить судью поступить так, научное заключение будет очень хорошим инструментом.

4) Какова примерная стоимость таких заключений, как она определяется и как повысить роль такого вида доказательства в процессе?

Стоимость заключения зависит от количества часов, которые надо затратить на изучение запроса и подготовку текста. А стоимость часа работы у юристов разная. Повышение роли такого рода заключений невозможно без повышения собственно роли научного знания в области права в России. Последнее напрямую зависит от того, насколько законодатель в ходе нормотворчества прислушивается к юридической науке. Сейчас в России этого нет, нормотворчество осуществляется исключительно в рамках текущей политической, экономической и социальной конъюнктуры. То же можно сказать (за очень небольшим исключением - банкротное право) и про деятельность конст. и верх.суда.
5) Как часто к вам обращаются за подготовкой таких заявлений и из каких критериев вы исходите, решая браться за такую работу или нет?

Ко мне довольно часто обращаются за запросами на подготовку заключений. В год это может быть 10-12 обращений. Обычно запросы приходят от юристов. которые ведут дело. Понятно, что никто не просит ученого порассуждать о проблеме и найти какое-то решение. Юристы всегда приходят с конкретной теорией дела, которую они хотят подкрепить научными рассуждениями и выводами.

То есть, подготовка заключения - это не чистый научный поиск, когда ответ заранее не известен. Это, скорее, использование научных методов изучения права, для обоснования выводов, которых придерживается заказчик заключения. Заказчик вряд ли заплатит за заключение, выводы в котором будут противоречить его позиции (хотя такое тоже возможно, например, чтобы проверить качество работы юридической команды). Я никогда не возьмусь за написание заключения, если меня попросят обосновать то, что я считаю неверным, Было забавно, когда ко мне как-то обратились коллеги, которые попросили подготовить заключение по вопросу права собственности инвестора на строящийся офисный центр. Я, разумеется, сказал, что могу написать, что у инвестора такого права нет. Коллеги сказали, что они в деле придерживаются другого подхода и предложили двойной прайс за заключение, которое поддержит их. Конечно, я отказался. В сфере подготовки заключений (да и вообще в сфере судебного представительства) очень важно иметь репутацию, а даже один случай, когда специалист за деньги отстаивает позицию, против которой он раньше выступал, репутацию (в глазах судьи, который рассматривает дело) погубит бесповоротно. После такого вероятность обращения к специалисту будет нулевая: нет репутации - нет эффекта от заключения.

Гражданско-правовые последствия получения взятки

Гражд.коллегия верх.суда опубликовала определение по делу 88-КГ23-2-К8.

В деле обсуждается следующий вопрос: может ли государство требовать взыскания в свой доход суммы взятки по правилам ст. 169 ГК?

Сюжет простой. Сотрудник лесничества брал взятки в общей доказанной сумме около 2 млн.

Его осудили на лишение свободы, оштрафовали и конфисковали в казну 40 тыс.руб. (видимо, это сумма, которая была при нем обнаружена). Через некоторое время прокуратура потребовала взыскания в казну разницы между доказанными суммами взяток и 40 тыс. Она основывала свое требование на ст. 169 ГК.

Суды удовлетворили иск.

Я напомню, что ст. 169 ГК устанавливает ничтожность т.н. «антисоциальных сделок». Долгое время последствием таких сделок было изъятие в казну всего переданного по сделке. После реформы 2013 года норма звучит так: в казну можно забрать все переданное по сделке, если это прямо предусмотрено законом.

В этом деле суды посчитали, что нормы уголовного кодекса о конфискации, которая применяется к деньгам, полученным взяточником, это и есть такой закон.

Гражд.коллегия с этим не согласилась, посчитав, что конфискация в УК это мера уголовно-правового воздействия, а не последствие недействительности сделки. Поэтому нормы УК о конфискации не могут рассматриваться тот самый «указанный в законе случай», упоминаемый в ст. 169 ГК.

Я не думаю, что это правильно.

Странно полагать, что при действующей системе правовых норм о последствиях получения взятки суду следует возвратить сумму взятки взяткодателю. А именно к такому выводу и следует придти, продолжив логику верх.суда. Ведь если нет специального закона, в котором было бы написано, что все переданное в качестве взятки подлежит взысканию в казну как последствие недействительности этой сделки (а его, по мнению верх.суда нет), то применяются общие последствия недействительности сделки и взяткодатель может требовать сумму взятки обратно от взяткополучателя по реституции.

Такое решение не просто контринтуитивно, оно абсурдно. Оно будет совершенно игнорировать цели законодательной политики в сфере борьбы с коррупцией. А ведь цель последней - это и экономическое дестимулирование коррупции.

Мне, честно говоря, не понятно, как вообще можно было так рассуждать.

PS. Давайте назовем фамилии судей, вынесших этот столь лояльный к коррупционерам судебный акт.

Докладчик - судья Асташов, частый гость рубрики «Почему судьи гражд.коллегии верх.суда не знают законов своей страны» на Закон.ру. Также - судья Горшков, который известен юридическому сообществу по делу о публичной дефекации, в котором он счел, что отсутствие перегородок в туалетах в камере в следственном изоляторе не может считаться унижением человеческого достоинства. Третий - судья Марьин, также частый гость той же рубрики, что и судья Асташов.

PPS. Меня сначала удивила такая лояльность верх.суда к коррупционерам. А потом я вспомнил, по каким делам вынесена подавляющая часть оправдательных приговоров (коих в России практически не бывает). Это же дела о коррупции. В общем, пазл сложился.

Обращение к коллегам, пишущим юридические тексты, внутри которых есть ссылки на литературу (это и статьи, и квалификационные работы, и монографии и проч.).

Я последние годы стараюсь свои работы структурировать с использованием нумерованных параграфов, особенно это касается монографий. Именно так структурирована моя книга по вещному обеспечению (пример страницы - оттуда). Так же - «Введение в право недвижимости».

Почему я это делаю?

Во-первых, так удобнее читать текст. Визуально лист, структурированный на отделенные друг от друга небольшие абзацы по 3-4 предложения и содержащий одну мысль, воспринимать легче.

Во-вторых, так удобнее ссылаться на первоисточник. Традиционная система ссылок такая: автор, название работы, страница. Но ведь на странице может быть 7-8 абзацев и искать конкретное место (в случае если читатель захочет обратиться к упоминаемому первоисточнику) может оказаться довольно затратным с точки зрения времени занятием. Поэтому в зарубежной литературе принято ссылаться не на страницы, а на параграфы текста (разумеется, если текст-первоисточник их имеет). Во французской традиции это “no X”, в немецкой - “Rn X”, английской - “§ Х”.

Но я обратил внимание, что те авторы, ссылающиеся на те мои работы, которые разбиты на нумерованные параграфы, крайне редко ссылаются именно на них, предпочитая классический вариант цитирования - отсылку к странице. Либо (видимо, это происходит когда первоисточник - это публикация в К+, в которой номера страниц не видны) это просто фамилия и название работы.

Мне очень любопытно, почему так происходит. То ли это от отсутствия привычки к нумерованным параграфам, то ли это просто инертность в отношении оформления сносок, не понятно.

Я был бы признателен, если в комментариях коллеги, которые пишут и ссылаются, поделятся соображениями.