Мне не нравится слово «симулякр» — его слишком часто используют там, где не надо. Но то, что я увидел на соцфаке одного известного университета иначе как симулякром образования не назовешь. Приведу пример структуры семинара по одному из курсов.

На дом задается незамысловатый текст современной статьи в жанре «я посмотрел на комменты в социальной сети X и нашел там идеологию». Все приходят его обсуждать, потому что за посещения ставятся баллы. Также в начале пары баллы ставятся за прохождение короткого теста по тексту с вариантами ответов — его все проходят через Ctrl+F или нейронку.

Затем засекается время для обсуждения текста: за участие в обсуждении тоже ставятся баллы, что мотивирует всех (включая меня) высказываться даже когда говорить толком нечего. Обсуждение ведется по заранее подготовленным вопросам, которые становятся доступны студентам в момент начала пары. Вопросы не дискуссионные, а кондово школьные: как определяется тот или иной концепт, какая используется методология. Студенты загружают вопросы вместе с текстом в нейронку и читают ответы, потому что неправильный ответ означает потерю баллов. Далее все сидят с поднятыми руками, а преподаватель по очереди дает студентам ответить. Потом перерыв и вторая пара, которая тоже странная, но о ней, пожалуй, сейчас не буду.

То есть получается, что все приходят по необходимости обсуждать по прогугленным вопросам и так понятный текст в школьном формате поднятых рук за баллы. Ответы коллег почти никто не слушает: зачем это делать если они известны наперед, ведь все готовятся к одинаковым вопросам по прямолинейной статье без развилок в интерпретации.

Телодвижений получается на академический час. Формально это похоже на учебу, но содержательно это скорее пародия на нее — симулякр без намека на образовательный процесс. Бюрократизированный еженедельный чек-ап, позволяющий преподавателю выразить вашу выдрессированность и соответствие формату проверки цифрой в эксель-таблице.

Никаких смелых высказываний, споров, реально сложных вопросов, открытых признаний в непонимании, никакого созидания. Это, с одной стороны, чисто этнографически ужасно интересно, а с другой по-человечески очень грустно.

Люди на улице или в метро без какого-либо экрана вовлечения — например, наушников с музыкой, — выделяются.

По моим наблюдениям это либо очень взрослые люди, либо низкоквалифицированные работники — синие воротнички, уборщики. Да, один из главных факторов здесь — это сложности привыкания к новым технологиям в возрасте и экономическое неравенство.

Есть кмк еще один фактор. У них есть много прошлого, которое имеет свойство то и дело просачиваться в голову. Им есть что день за днём осмыслять, идя по улице. Мысли целиком заполняют голову, и идея переключиться на музыку или на подкаст не возникает. Зачем, если в голове и так безостановочно крутятся подкасты на самые сложные и релевантные темы.

Когда у тебя меньше прошлого и больше будущего — мысли работают иначе и оставляют больше пустого пространства.

С другой стороны есть и взрослые, которые нонстопом смотрят телек (и подростки, которые нонстопом смотрят рилсы). Это оттого, что у них больше прошлого или меньше? Или прошлого столько же, но просто они решают иначе с ним распоряжаться?

Лучшая статья в социологии по мнению Романа Матвиенко.

Я почти серьезно, почему не решается вопрос сознания ИИ, которые не разговаривают, а только делают, к примеру, сведение и мастеринг звука?

Вопрос надо поставить так: при удалении щелчков и слюны на записи, слышит ли ИИ, что он удаляет? Если слышит, то сознанием обладает, но не обладает свободой воли. Если слушает, но не слышит, то обладает избирательным сознанием и свободой воли. Если не слушает и не слышит, то у него нет сознания.

На фоне прошедшего Research Expo задумался об ИИ в теоретической социологии, а точнее о его отсутствии. На экспо каждый второй доклад был про ИИ: как его системно внедрять, как вайбкодить, как фасилитировать. Для сравнения: за два года Векторов я не слышал примерно ни одного доклада про ИИ, и с трудом могу представить, что в следующем году ситуация сильно поменяется.

Мне кажется так получается потому что ИИ ничего принципиально не поменял в том, как мы понимаем общественную жизнь и социальную ткань. Да, сама жизнь меняется, хоть и в относительно небольших и сугубо локализованных масштабах. Меняются рынок труда и система образования. Можно найти много социологических текстов про ИИ и надзорный капитализм или про ИИ и цифровое неравенство. Но эти изменения незначительны постольку, поскольку они подчиняются ранее выведенным закономерностям социальной жизни (средства производства и производственные отношения, фронстейдж/бекстейдж, магия) — они не нарушают установленных правил, в какой-то степени являются предсказуемыми и не требуют теоретизирования новых сущностей — с ИИ в общем и целом "всем всё понятно".

Если же вопросы и остаются, то ничто не заставляет гнаться за ними здесь и сейчас: в отличие от поля бизнеса, у нас исследования ИИ имеют в общем-то ценность не больше, чем исследования бессмертия, тыкв, любви или ГОСТов — все из которых представляют из себя не менее загадочные объекты. Пусть оно будет так же и дальше.

Занятно что в каннибальских метафизиках Де Кастру наоборот все люди.

https://bengoldhaber.substack.com/p/unexpected-things-that-are-people

а вот есть ещё такая точка зрения

биополитика

Как замечает Хархордин, за всю историю России периоды развития гуманитарных наук были редки и недолгосрочны. Более-менее приличная интернациональность и обмен знанием существовали в 1991—2001, и немного после 2010.

Текст был опубликован в 2015. And look where we are now.

Beyond the two existing strategies for exporting the Russian humanities and social sciences (universalization and moving away from area studies) and the two star models (Lotman and Bakhtin), what can Russia offer when it comes to scholarship of global relevance? I would contend that there are five main areas in which Russians have made topical contributions to the global world of the humanities. First, there are the studies of the horrors and atrocities of Russian history—the country’s best-selling export item, some would suggest.

Тема из х/ф "Миссия невыполнима" звучит так по-шпионски, потому что ее популяризовал шпионский фильм? Или же ее вставили в шпионский фильм потому что что-то (что?! последовательность аккордов, культурная воспроизводимость, укорененность этой мелодии в другие схожие по жанру поизведения) сделало эту мелодию звучащей по-шпионски еще до выхода фильмов?

ГПТшка выдает следующее:

🎼 Композиционные особенности

Необычный размер 5/4: редкий для поп- и кино-музыки, он создаёт ощущение нестабильности и напряжения — идеально для шпионского сюжета.
Латиноамериканская перкуссия и медные духовые: добавляют драйв и драматизм, усиливая атмосферу риска и тайны.

🎬 Исторический контекст

Музыку написал Лало Шифрин специально для сериала Mission: Impossible 1966 года — то есть она с самого начала была частью шпионского нарратива.
С тех пор тема стала культурным маркером жанра: её узнаваемость и ассоциация с шпионажем закрепились через десятилетия фильмов, ремейков и пародий.

———

Тут вообще имеет смысл разобраться в том, есть ли звуки/интонации/тоны/последовательности, которые сами по себе звучат определенным образом (например, загадочно). Или же весь современный звуковой лендскейп закодирован культурно и исторически.

К частным композиционным особенностям можно задать такой же вопрос, как и к произведению в целом: а почему размер 5/4 необычный и создает ощущение нестабильности? Потому что такое чувство заложено в нас биологически или потому что такая конвенция сложилась в кино и европейской музыке?

Любые праздники и особенно Новый год — это отрезки времени, в которые происходит обострение социальной реальности. Слабые связи на время становятся прочными и значимыми, в них начинает ощущаться крайняя эмоциональная отдача. Малейшие разрывы или повреждения связей становятся заметнее и ощущаются критичнее, подобно воспаленной ране.

Окей, про социологию морских гребешков мы все знаем — этим никого не удивить. Как вам тогда:

Хьюман—долфин комьюникейшн стадиз

Bateson, Gregory. (1972). Steps to an Ecology of Mind: Collected Essays in Anthropology, Psychiatry, Evolution, and Epistemology. Chicago: University of Chicago Press.

Социология знания бобров

Morgan, Lewis Henry. (1868). The American Beaver and His Works. Philadelphia: J. B. Lippincott.

Пчелиная лингвистика

Raffles, Hugh. (2001). The Uses of Butterflies. American Ethnologist 28(3):513–548.

An important set of problems centers around masturbation.

Рэндалл Коллинз реально умел ставить исследовательские проблемы. В книге Interaction Ritual Chains одна из глав посвящена социологическому осмыслению сексуальности и сексуального взаимодействия. Почему-то об этой составляющей общественной жизни искать тексты на удивление сложно. Коллинз начинает главу с важных и интригующих вопросов:

Let us say that sex is motivated by pleasure in the genitals, and that this physiological mechanism has been evolutionarily selected to promote reproduction. But genital pleasure-seeking does not account for many aspects of what people widely recognize as sex. Why are breasts considered sexy in some (but not all) cultures? A evolutionary biologist would answer that breasts signal a woman's mothering capacity. But this does not explain why adult males would derive pleasure from grabbing, touching, or sucking women's breasts; and it leaves us with the puzzle as to why we commonly distinguish between nursing (not usually considered sexy) and breasts as sexual.

Similar problems crop up as we move further afield from the reproductive organs. Why is kissing widely considered sexual? Why only in certain societies, and for certain kinds of kisses? What is the pleasure of touching lips and tongues, surely far from the biological mechanism of genital pleasure? Why is it sexually arousing (for some social circumstances), so that one thing leads to the other? Why is it that for some persons, the height of sexual pleasure is to combine kissing and licking with genital contact, sometimes touching the mouth to all parts of the body? This touches on the problem of fellatio and cunnilingus. Seeking genital pleasure explains why someone might enjoy having their penis or clitoris sucked; but why should some persons find it highly erotic to perform oral sex upon someone else?

Anal sex raises similar questions...

Чтобы узнать как от этого автор приходит к теории реципрокной микро-ритмичности и шизофазическим схемам со скриншота мы устроим ридинг. Еще не знаю где и когда, но такую книгу точно надо читать, и точно коллективно. Если одобрят секцию на Векторы (ждите) — приурочим ридинг к ней.