Поскольку не существует рационального оправдания необходимости жертвовать интересами одних людей во имя других, нет и объективных критериев того, как подобные жертвы должны осуществляться на практике. Все законодательные акты, принятые во имя общественных интересов (как и любая раздача денег, отнятых силой у одних, чтобы другие могли получить их, не заработав), в конечном итоге утверждают необходимость наделить кого-либо из государственных служащих неопределенной и неопределимой, не подчиняющейся объективным законам деспотической властью.

Главная беда заключается не в том, что подобная власть может быть несправедливой, — а в том, что она в принципе не способна быть справедливой. Даже мудрейший и честнейший человек на планете не в состоянии найти способ справедливо, беспристрастно и разумно применять несправедливые, небеспристрастные и неразумные правила игры. Лучшее, что может сделать честный чиновник, — не брать взяток за свое субъективное решение, однако это не сделает его решение ни более справедливым, ни менее пагубным.

Человек с твердыми убеждениями невосприимчив к постороннему влиянию. Однако сегодня твердых убеждений не существует, их место занимает личное влияние. Когда сознание плутает в туманном лабиринте необъективного, где нет ни выходов, ни решений, человек готов ухватиться за любой довод, кажущийся хотя бы отчасти убедительным и относительно правдоподобным. Испытывая неуверенность, он готов идти за кем угодно. Такой человек — настоящий подарок для социальных манипуляторов, продажных пропагандистов, лоббистов.

Айн Рэнд. Капитализм. Незнакомый идеал.

Отберите у лучшего его право на вершину, и у вас не останется лучшего. Что есть ваши массы, как не миллионы глупых, съежившихся, безразличных душ у которых нет собственных мыслей, собственных мечтаний, собственных желаний, которые едят, спят и беспомощно твердят слова, вбитые в их мозг другими? И для этих вы пожертвовали бы несколькими, кто знает жизнь, кто есть сама жизнь? Меня тошнит от ваших идеалов, потому что я не знаю худшей справедливости, чем раздавать не по заслугам. Потому что люди не равны в способностях и нельзя обращаться с ними так, будто они равны.

Айн Рэнд. Мы живые.

Сегодня расизм считается преступлением, если практикуется большинством, но неотчуждаемым правом, если его практикует меньшинство. Идея о том, что какая-то культура стоит выше других только потому, что представляет собой традиции предков, считается шовинизмом, если ее придерживается большинство, но "этнической" гордостью, если об этом заявляет меньшинство. Нежелание перемен и прогресса рассматривается как реакционность, если его проявляет большинство, но возвращение в балканскую деревню, индейский типи или джунгли приветствуется всеми, если к этому призывает меньшинство.

"Толерантность" и "понимание" считаются односторонними добродетелями. Нам говорят, что обязанность всех - то есть большинства - по отношению к любому меньшинству состоит в том, чтобы быть терпимыми и понимать ценности и обычаи этого меньшинства. А в это время само меньшинство заявляет о том, что его душа недоступна пониманию других, что оно не собирается принимать ничего из ценностей, обычаев или культуры большинства и будет продолжать выкрикивать расистские эпитеты ( или делать что-нибудь похуже) ему в лицо.

Айн Рэнд. Возвращение примитива.

Они много месяцев откладывали деньги и в один воскресный вечер купили два билета на «Баядеру». Эту оперетту превозносили как «последнюю сенсацию в Вене, Берлине и Париже».

Они сидели торжественные, взволнованные, благоговейные, как на церковной службе. Кира была бледнее, чем обычно, в своем сером шелковом платье, Лео старался сдержать кашель, и они слушали эту буйную оперетту оттуда, из-за границы.

Это был очень веселый абсурд. Это был словно взгляд сквозь снега и флаги, сквозь границу, в самое сердце того, другого мира. Все было разноцветным, кругом блестки и хрустальные бокалы, и настоящий заграничный бар со входом из матового стекла, где зеленый свет настоящего заграничного лифта уползал наверх каждый раз, когда кто-то входил. Кружились женщины в мерцающем атласе из тех мест, где существуют моды; какие-то люди исполняли смешной заграничный танец под названием шимми ; выбежала женщина, которая не пела, а пролаивала слова, презрительно выплевывая их в зал заунывным, хриплым голосом, который переходил вдруг в сиплый стон — и гремела музыка, дерзко смеющаяся, захватывающая дух, бьющая по ушам, вызывающая, пьяная, словно вызов торжествующего веселья, словно «Песня разбитого бокала»; это была жизнь, которая существовала где-то, которая была жизнью, а не пародией.

Публика хохотала, аплодировала и снова хохотала. Когда после окончания представления зажегся свет, весело улыбающиеся люди, проходя между рядами, с изумлением оглядывались на девушку и сером шелковом платье, которая сидела на стуле в опустевшем ряду согнувшись; она, закрыв лицо, рыдала.

Айн Рэнд. Мы живые.

...любовь – это почтение, обожание, поклонение и взгляд вверх. Не повязка на грязных ранах. Но они этого не знают. Тот, кто при всяком удобном случае говорит о любви, никогда ее не испытывал. Они стряпают неаппетитное жаркое из симпатии, сострадания, презрения и безразличия и называют это любовью. Если вы испытали, что означает любить, как вы и я понимаем это: полнота страсти до высочайшей её точки – на меньшее вы уже не согласны.

Айн Рэнд. Источник.

Брать в кофейне напиток с собой — эта привычка, зародившаяся в США.

А дизайн первого, по-настоящему массового (задолго до «Старбакса») стакана кофе на вынос придумала Лесли Бак. На нем изображена греческая амфора и надпись «мы рады вас обслуживать». Почему амфора? Чтобы угодить владельцам многочисленных греческих кафе в Нью-Йорке.

Чтобы узнать, как американцам удается превращать предметы в символы, смотрите первый ролик курса «Культура потребления в США».

https://youtu.be/RK8g4YpkXJA

​​«Источник»: первые рецензии.

Перевод книги Anne Heller "Ayn Rand and The World She Made"

7 мая 1943 года «Источник» поступил в книжные магазины. Общий тираж составил 7500 экземпляров, и большая его часть пролежала на полках все лето, будучи не распроданной.

Первая значительная рецензия на книгу появилась 12 мая в The New York Times. Ее автор – Орвилл Прескотт. В целом, очень позитивный отзыв, но критик обратил основное внимание на эпизоды, в которых читается животная страсть и похоть. По его мнению, в такой атмосфере Маркиз де Сад, Чезаре Борджиа и Альфред Гитлер чувствовали бы себя как дома. Рэнд никогда публично не комментировала эту рецензию.

Chicago Daily Tribune поверхностно приняла «Источник» за очередной роман «на тему архитектуры».

Для New York Herald Tribune (где работала Изабель Патерсон [подруга Айн Рэд - прим. админа]) рецензию на книгу должна была написать одна из консервативно настроенных обозревательниц. Она отказалась писать об «Источнике». Рецензировать книгу поручили Альберту Герарду. Он разозлил Рэнд тем, что сравнил Рорка с ницшеанским Сверхчеловеком. Рэнд ругала Патерсон за то, что роман, вообще, попал в руки Герарда. Через несколько лет эта рецензия часто упоминалась во время ссор Айн Рэнд и Изабель Патерсон.

Диана Триллинг из The Nation была настроена благожелательно, но заметила, что каждому, кто восхищается «Источником», надо прочитать лекцию о нормировании бумаги.

На самом деле, нехватка бумаги сыграла важную роль при печати романа. Сразу после нападения японцев на Перл-Харбор, которое случилось через три дня после того, как Рэнд подписала контракт с издателем, американское правительство предупредило о грядущей нехватке различных товаров и о мобилизации. Будь подписание контракта отложено хотя бы на неделю, возможно, такой объемный роман и вовсе не был бы опубликован.

В то же время в тексте были сделаны значительные сокращения. Так, например, Доминик Франкон появляется только в 9-ой главе, тогда как все законы мелодрамы требуют появления всех главных персонажей книги с самого ее начала.
В целях экономии бумаги Рэнд сократила рукопись на треть.

Когда книга начала печататься, Рэнд следила, чтобы издатель не ограничивал ее тираж, отдавая предпочтение другим авторам. «Источник» был ее шансом, и она не хотела упускать его.

Рэнд наняла адвоката и намекнула, что готова судиться, если ее права будут ущемляться. Ее жесткое и бескомпромиссное поведение не добавило друзей писательнице.

Следует отдельно отметить рецензию, которая вышла в воскресном выпуске The New York Times. Ее автор – Лорин Пруэтт, психолог, бывший профессор Smith College и писательница-феминистка. Она не только характеризовала роман, как мастерски написанное, захватывающее произведение, но и предсказывала, что его читатели произведут переоценку своих идеологических ценностей.
В отличие от Прескотта и других критиков, она верно поняла, что тема произведения – это не архитектура. Это был гимн во славу личности, а Элсворт Тухи олицетворял фашизм в действии.

После того, как The New York Times определила, наконец, тему романа, другие издания подхватили ее.

Однако, прошло еще лет пять, прежде чем читатели поняли, что «Источник» - это не просто роман, а еще и философский трактат.
На первых порах роман пользовался популярностью, не в последнюю очередь, благодаря своей сексуальной составляющей. На вечеринках, ланчах и в салонах красоты живо обсуждали мазохизм Доминик и самовлюбленность Рорка.

Со времен драйзеровской «Сестры Керри» ни один автор так открыто не восхищался подобным поведением своих героев.

— Я думаю, что получающие жизнь из вторых рук подсознательно понимают это. Обрати внимание: они принимают всё, только не самостоятельного человека. Они распознают его сразу. Инстинктом. У них какая-то специфическая тайная ненависть к нему. Они прощают преступников. Восхищаются диктаторами. Преступление и насилие – это узы. Форма взаимной зависимости. Они нуждаются в таких узах. Они готовы силой навязать свою презренно малозначительную личность каждому человеку, которого встречают. Независимый человек для них смерть, потому что они не могут существовать в нём, а это единственная форма их выживания. Обрати внимание, какую злобу у них вызывает любая мысль, которая предлагает независимость, заметь их ненависть к самостоятельному человеку. Оглянись на прожитую жизнь, Говард, на людей, которых ты встречал. Они знают. Они испуганы. Ты – упрёк им.

#источник