Фотографии осквернённых памятников в США и Европе.

По мнению участников движения Black Lives Matter, эти личности причастны к расизму или работорговле

Веками битва за нравственность шла между теми, кто утверждал, что ваша жизнь принадлежит Богу, и теми, кто утверждал, что она принадлежит вашему соседу; между теми, кто проповедовал, что благо — это самоотречение ради призрачного рая, и теми, кто проповедовал, что благо — это самопожертвование во имя убогих на земле. И никто не сказал, что ваша жизнь принадлежит вам и благо состоит в том, чтобы прожить ее.

Айн Рэнд. Атлант расправил плечи.

— Когда ты останавливаешься перед вещью, которой восхищаешься, ты испытываешь только одно чувство — его можно выразить словом «да». Утверждение, приятие, знак сопричастности. И это «да» больше чем ответ этой одной конкретной вещи. Это все равно что сказать «аминь» жизни, «аминь» земле, которая несет эту вещь, той мысли, которая создала эту вещь, и себе, способному видеть ее. Способность сказать «да» или «нет» лежит в основе всякого владения. Ведь это владение твоим собственным Я. Твоей душой, если хочешь. У души одно основное назначение — акт оценки. «Да» или «нет», «хочу» или «не хочу». Нельзя сказать «да», не сказав «Я». Нет утверждения без утверждающего. В этом смысле все, на что устремлена твоя любовь, твое.

— В этом смысле мы делимся этой вещью с другими?

— Нет. Это не означает делиться. Когда я слушаю любимую симфонию, я воспринимаю ее иначе, чем замыслил композитор. Его «да» отличалось от моего. Ему дела не было до меня, он преследовал свои цели. Это «да» — оно сугубо личное для каждого человека. Но подарив себе то, что хотел, он подарил мне величайшее переживание. Когда я работаю, Гейл, я действую один, и никому не дано знать, в каком смысле я являюсь владельцем того, что создал.

Айн Рэнд. Источник.

Среднестатистический выпускник школы — это нервный, беспокойный, косноязычный молодой человек, разум которого на-поминает пугало, сделанное из выцветших тряпок, которым нельзя придать никакую определенную форму. У него нет никакой концепции знания: он не знает, когда он что-то знает, а когда нет. Он хронически боится того, что он предположительно должен знать, и изо всех сил стремится скрыть, что он не имеет ни о чем ни малейшего понятия. Он мечется между пророческими заявлениями и тупым уклончивым молчанием. Он строит из себя специалиста в самых новых, популярных вопросах политики (часть его «классных проектов») и повторяет законсервированные банальности третьесортных передовиц так, словно это его личные открытия. Он не знает, как читать, писать или пользоваться словарем. Он хитрый и «мудрый»; он обладает цинизмом взрослого декадента и легковерием ребенка. Он шумен, агрессивен, воинственен. Его главное стремление — доказать, что он ничего не боится, потому что его до смерти пугает все подряд.

Его разум находится в состоянии бурлящего замешательства. Он не научился концептуализировать, то есть определять, организовывать и интегрировать содержимое своего разума. В школе и вне ее он видел и испытывал многие вещи (или, если точнее, подвергался их воздействию), но он не может понять их значение и важность, он не знает, что с ними делать, смутно ощущая, что должен делать что-то и как-то. Он не знает, с чего начать; он хронически чувствует, что отстает от самого себя, не может угнаться за содержимым собственного разума, как будто разобраться в нем — это задача, намного превосходящая его способности.

Айн Рэнд. Возвращение примитива.

Извозчик Джон Оттерман в свой последний рабочий день. Джон занялся извозом в 1882 году и занимался этим 40 лет, пока появление такси и старость не вынудили его уйти на покой. На этом снимке Оттерману 72 года. Нью-Йорк, 1922 год.

Феминистки заявляют, что успех не должен достигаться своими усилиями, а должен быть гарантирован изначально. Должно быть законодательно закреплено, заявляют они, чтобы женщин принимали на любую работу, в любой клуб и на любую руководящую должность, которую они выберут, и пусть работодатель попробует доказать в суде, что он не позволил женщине продвинуться по службе потому, что она дура, а не потому, что она женщина.
...
Есть мужчины, которые считают женщин иррациональными, нелогичными, непонятливыми, слишком эмоциональными и ненадежными. Феминистки хотят опровергнуть это при помощи неряшливых безумных женских толп, марширующих по улицам, крича снова и снова одни и те же короткие лозунги с тупой монотонностью варварского ритуала и обидой испорченного ребенка.
...
Сексуальные взгляды, пропагандируемые феминистками, настолько нелепы, что обсуждать их просто невозможно - по крайней мере для меня. Рассматривать мужчину как врага, а женщину - как смесь матриарха с портовым грузчиком, заменить классовую борьбу половой борьбой, притянуть половые вопросы к политике в качестве инструмента для групповой борьбы за власть, провозглашать духовное единство с лесбиянками и клясться в вечной ненависти к мужчинам - все это настолько мерзкий набор убеждений, что точный комментарий потребовал бы такой лексики, какую мне бы не хотелось видеть в печати.

Айн Рэнд. Антииндустриальная революция. Возвращение примитива

Своим изобилием Америка обязана не самопожертвованию народа во имя общего блага, а гениальности свободных производителей, заботившихся о своих личных интересах и своих личных капиталах. Они не покупали индустриализацию ценой массового голода. Они обеспечивали людям хорошую, лучше прежней работу, рост оплаты и снижение цен на товары; все это прилагалось к каждой новой машине, которую они изобретали, к каждому новому научному открытию или техническому достижению. Страна продвигалась вперед не ценой мучительных усилий, а извлекая из каждого шага пользу для себя.

Остерегайтесь, однако, менять местами причину и следствие: эта деятельность шла стране на благо именно потому, что это благо никому не навязывалось в качестве нравственного долга или цели. Оно было следствием, причиной же стало право человека стремиться к тому, что хорошо для него лично. Именно это право, а не его следствия, можно считать, и является нравственным оправданием капитализма.

Айн Рэнд. Капитализм. Незнакомый идеал.

Интеллектуальные лидеры сегодняшнего общества согласны на все, они согласны признать право буддизма и африканизма на их так отважно защищаемые традиции (вспомните о природе и истории этих самых традиций), но делают исключение. Есть одно государство — Соединенные Штаты Америки — которое для них неприемлемо, которое должно отказаться от своих традиций и просить у всех прощения, встав на колени и умоляя варваров пяти континентов избрать новое имя для своей системы, которое поможет снять всю его прошлую вину. Но в чем его вина? В том, что в один краткий момент человеческой истории оно смогло предложить миру видение человека, не являющегося в жизни жертвой.

Если вы понимаете это, то вы должны понимать, что бессмысленно спорить о политических банальностях или удивляться природе альтруизма, а также тому, почему царство альтруизма ведет мир к ширящемуся распространению ужаса. Такова натура альтруизма, такова, а вовсе не добросердечие, добрая воля или беспокойство о людских несчастьях. Ненависть к людям, а вовсе не желание им помочь, — ненависть к жизни, а вовсе не желание продлить ее, — ненависть к успешной жизни — и самое конечное, апокалипсическое зло: ненависть к хорошему за то, что оно таково.

Айн Рэнд. Капитализм. Незнакомый идеал.

Когда ученые мужи задумываются о практическом воплощении своих теорий, они сходятся в первую очередь в том, что неуверенность и скептицизм — это социально значимые черты, которые должны быть истоком терпимости к многообразию, гибкости, общественной «приспособляемости» и готовности к компромиссу. Некоторые доходят даже до того, что открыто заявляют, что ясность мысли — это признак диктаторской ментальности, а хронические сомнения — отсутствие твердых убеждений, нехватка абсолютных ценностей — это гарантия мирного, «демократического» общества.

Они ошибаются.

Считается, что кантовская дихотомия породила две линии кантианцев; все они принимают его основные постулаты, но избирают для себя противоположные стороны: одни выбирают разум и отвергают реальность, а другие выбирают реальность и отвергают разум. Первые оставляют мир на растерзание вторым.
Собрал же все то, что пытались сделать рационализаторы Канта, унаследовал безжизненные руины софистики, казуистики, стерильности и безграничной банальности, к которым они свели философию, экзистенциализм.

Экзистенциализм в принципе заключается в указании на современную философию и заявлении «Если это разум, то пошел он к черту!».
Невзирая на то, что прагматики-позитивисты-аналитики уничтожили мышление, экзистенциалисты считали их его защитниками, представляли их миру как пример рациональности, а сами вслед за этим полностью отвергли разум, объявив о его несостоятельности, протестуя против его «провала», призывая вернуться к реальности, к проблемам человеческого существования, к ценностям, к действию — к субъективным ценностям и бездумному действию. Во имя реальности они провозгласили моральное превосходство «инстинктивного», порывов, ощущений и когнитивные способности желудка, мышц, почек, сердца и крови. Это был бунт безголовых тел.

Но битва еще не окончена. Кафедры философии современных университетов стали полем сражения, которое фактически оказывается не более чем семейной ссорой между прагматиками и экзистенциалистами. А их последователи стали активистами студенческого мятежа.

Айн Рэнд. Возвращение примитива.

Всякий творит мир по своему подобию, — сказал он. — Нам дана возможность выбора, но не дано возможности избежать выбора. Тот, кто отказывается от выбора, отказывает себе в праве называться человеком, и в его жизни воцаряется все перемалывающий хаос иррациональности — но он сам выбрал это. Всякий, кто сохраняет цельность разума, не извращенного уступками чужой воле, всякий, кто приносит в мир спичку или зеленый газон, созданные по его замыслу, и есть человек, причем человек в той мере, в какой он поступает так. И это единственное мерило его достоинств.

Айн Рэнд. Атлант расправил плечи.

Оба понятия — разум и свобода — являются результатами друг друга, их отношения обратны друг другу: когда люди рациональны, свобода побеждает; когда люди свободны, побеждает разум.

Айн Рэнд. Философия. Кому она необходима?

Пассажиры самолёта Boeing 307 компании Pan American World Airways. США. 1940-1947гг.

Суть европейской идеи освобождения сводилась к тому, что человек из раба абсолютистского государства, воплощённого в монархе, превращался в раба абсолютистского государства, воплощённого в народе.

Айн Рэнд. Добродетель эгоизма.

— Чем отсутствие правительства в долине Голта (в книге «Атлант расправил плечи») отличается от анархии, против которой вы возражаете?

— Долина Голта не общество, а частное земельное владение. Она принадлежит одному человеку, который тщательно выбирал, кого туда пригласить. Но тем не менее и у них был судья, который выступал бы посредником, если бы что-то случилось. Только в их среде ничего особого не случалось, поскольку они имели общую философию. Но если бы у нас было общество, в котором все исповедовали общую философию, но не имели правительства, это было бы ужасно. В долине Голта жило не больше тысячи человек — самые гениальные люди мира. Они сходились на одних базовых принципах, но не всегда были полностью во всем согласны. Им не нужно было правительство, потому что любое возникшее несогласие они могли разрешить рационально.

Но представьте общество из миллионов людей, в котором присутствуют все возможные точки зрения, все разновидности умов, все виды морали — и нет правительства. Это же Средневековье, это ваше неуправляемое общество. Человек покинут на милость бандитов, потому что без правительства любой тип с криминальными наклонностями волен прибегать к силе, а любой нравственный человек — беспомощен. Правительство абсолютно необходимо, если мы хотим, чтобы защищались права индивида, потому что вопрос применения силы не должен быть подвластен чужой воле. Либертарианский анархизм — чистое поклонение произволу, поскольку либертарианцы отказываются признать, что людьми должны управлять объективные законы, особенно если люди придерживаются разных взглядов. И это хорошо, когда у людей одной нации разные взгляды, при условии, что мы уважаем права друг друга.

Ничто не обеспечит наши права, кроме правительства, действующего в соответствии с объективными законами. Что было бы, если у Макговерна была своя команда полицейских, а у Никсона — своя и вместо избирательной кампании они сражались на улицах? Такое происходило в истории не раз. Разумные люди не боятся правительства. В правильно организованном обществе разумному человеку не нужно и знать, что правительство существует, потому что законы ясны и он их не нарушает.

Айн Рэнд. Ответы. Об этике, искусстве, политике и экономике.

​​Семья юристов из Сент-Луиса за одну ночь превратилась в символ борьбы с погромами. Супружеская пара с оружием в руках вышла навстречу толпе бунтовщиков, которые сновали по территории их поместья 1912 года постройки.

Поместье у них и правда красивое - выполненное в неоклассическом стиле и прошедшее реновацию несколько лет назад. Как только митингующие увидели оружие, так сразу испуганно ретировались и пошли жаловаться на “белых расистов с винтовками” в соцсетях.

Вот ведь что они посмели - защищать свою частную собственность! Вообще, продажи стволов в Америке бьют рекорды все последние месяцы. И уже можно с уверенностью утверждать: дебаты о второй поправке и праве на ношение оружия остались в прошлом. Очевидно, что на фоне паралича власти и сокращений полиции только средства самообороны позволят сохранить свою жизнь и имущество при появлении погромщиков.

В Миннесоте фиксируется рекордное число заражений коронавирусом среди молодых дюдей. Прошло примерно четыре недели с начала активной фазы беспорядков в Миннеаполисе. Впрочем, местные власти боятся называть это причиной второй волны эпидемии: они винят во всем невовремя открытые бары.

В Нью-Йорке распускается целый полицейский департамент по борьбе с уличной преступностью. Кстати, за последний месяц количество шутингов в городе выросло на 86%, а за последнюю неделю - на 340%.

Представители движения “BLM” в Англии нашли себе новую миссию - противостоять “израильской военщине” и сражаться за права палестинских трудящихся. Скоро и свой антисионистский комитет советской общественности Великобритании создадут. История повторяется дважды: первый раз как трагедия, второй — в виде фарса.

​​Любимый аргумент американцев, защищающих активную внешнюю политику, это Вторая мировая война. О ней вспоминают как об идеальном примере "хорошей войны", в которую Америка обязана была вступить во имя спасения человечества. Правда, есть, например, такой факт: во Второй мировой под флагом США воевали 6,332 млн добровольцев и 11,535 млн призывников (т. е. 39 % vs 61 %).

Представим себе свободный народ, на который напал враг. Нужно ли будет формировать армию из призывников, т. е. из людей, которые не могут отказаться идти воевать, или же свободные граждане, не дожидаясь призыва, пойдут защищать свободу добровольно? Почему же после 7 декабря 1941 г., когда Япония напала на Перл-Харбор, в Америке не поднялось массовое добровольческое движение?

Во-первых, многие американцы отнеслись ко Второй мировой как к чему-то похожему на Первую мировую - мутная заварушка не пойми в чьих интересах.

Во-вторых, президент Рузвельт слишком очевидно старался втянуть Америку в войну, нагнетая конфликт с Японией.

В-третьих, все понимали, что ни Германия, ни Япония не будут вторгаться на территорию США.

Президент Вильсон, как и многие политики, считал, что крупная война - это путь к величию нации. Вильсон был убежден, что вступление США в Первую мировую не просто спасет демократию, а станет торжественным моментом окончания всех войн в истории человечества.

Получилось все наоборот. После окончания войны в мире возникли такие угрозы, каких не было никогда - тоталитарные СССР и Германия с глобальными амбициями.

Американцы могли оценить, что в реальности принесло им участие в Мировой войне. 160 тыс погибших, 32 млрд потраченных денег и ослабление гражданских свобод внутри страны.

В 1939 г. американское общество хотело, чтобы Америка постояла в сторонке и не вмешивалась в очередную европейскую бойню. Но Рузвельт думал о войне примерно так же, как Вильсон. Он развесил лапшу на уши избирателям в 1940 г., пообещав ни при каких условиях не посылать американцев на войну. В реальности он направил свою внешнюю политику в сторону войны.

Организация охраны британских судов в Атлантике. Помощь Британии и СССР в рамках ленд-лиза. Нефтяное эмбарго против Японии. Заморозка японских банковских счетов в США. Антияпонские военно-морские провокации.

Все понимали к чему ведет Рузвельт. Все видели, что после Перл-Харбора японцы не стали нападать на Гавайи и разворачивать войну против США. Все, что было нужно Японии - спокойно снабжать свою армию в Китае без риска быть атакованными американским флотом.
Также все видели, что Германия не может даже мечтать вторгнуться в США.

После окончания Второй мировой опять не наступил рай земной и вечный мир. На 45 лет половина Европы оказалась под властью коммунистической тирании. 45 лет длилась Холодная война, перемежающаяся горячими американскими войнами в Корее и Вьетнаме. И самое главное, с точки зрения американских граждан - американская республика с сильно ограниченным правительством превратилась в тоталитарную структуру, нацеленную на борьбу с подобной ей тоталитарной системой по ту сторону океана.

Вероятно, многие американцы в 1941 г. предвидели это и не сильно стремились участвовать в Мировой войне.

Источник: https://vk.com/ruka_nevidimka?w=wall-122855099_4808
Оригинал: https://www.fff.org/2020/06/24/the-greatest-generations-refusal-to-fight-the-good-war/

Как Мюррей Ротбард стал либертарианцем

В этой лекции, произнесенной на съезде Либертарианской партии в 1981-м году, Мюррей Ротбард рассказывает о том, как он узнал об экономике и либертарианстве, когда рос в Бронксе и учился в Колумбийском университете в 1930-х и 40-х годах. Он вспоминает о встречах с Фрэнком Ходоровым, Болди Харпером, Джорджем Стиглером, Людвигом фон Мизесом и отвечает на ряд вопросов аудитории.

Смотреть на Youtube: https://youtu.be/M3HatEn0BjI

#лекция #на_английском

Политическая идеология — это свод принципов, направленных на установление и поддержание определенной социальной системы; это программа долговременных действий, где принципы служат объединению и взаимодействию отдельных шагов в общем направлении. Только с помощью принципов люди могут строить планы на будущее и соответствующим образом выбирать нужные действия.

Антиидеология состоит из попыток свести человеческий разум к уровню сиюминутных потребностей, без обращения к прошлому или будущему, без контекста и памяти — в первую очередь без памяти, для того, чтобы невозможно было выявить противоречия, а во всех ошибках и катастрофах обвинить их же жертв.

В антиидеологической практике принципы существуют в неявном виде и служат опорой для подавления противника, но никогда не признаются открыто и изменяются как угодно под воздействием требований момента. Угодно кому? Правящей группировке. Таким образом, человеческие моральные критерии становятся не моим пониманием добра — или правды — или справедливости, а моей группировки, правой или неправой.

Айн Рэнд. Капитализм. Незнакомый идеал.