В истории с файлами Эпштейна меня триггерит не столько тот факт, что богатые мужики засовывают свои пятки в юные и прочие бюсты, а то, что нам полагается разыгрывать изумление по поводу такого безобразия.

Нет-нет, конечно, это ох и ах. Но в этом "ох и ах" есть что-то лживое, какое-то притворство: будто мы думали, что мужи при власти являются кем-то иным, чем сборищем педофилов и людоедов. Отсюда следует, что мы либо беспросветно глупы, либо искренне ослеплены авторитетом власти, либо... делаем вид.

И вот я думаю: зачем его делать? Что нам может быть нужно от такого перформанса?

Допускаю, что смыслом этого представления с элементами морального негодования является обособление от Эпштейна как индекса — символической фигуры, указывающей на мглу в недрах каждого человека. Просто не каждый человек может её реализовывать в компании Клинтона.

Демонстрируя изумление, я заявляю вам свою "приличность" и принадлежность к моральному большинству. Такое наше перемигивание в ритуале коллективного возмущения стабилизирует идеал нормы. Как, впрочем, и норму под идеалом — действующий порядок жизни, покрытой глазурью нашей моральности.

Самое гнусное во всех этих "да как же так?!", "не может быть!", "кошмар!" — это обнажение общей практики не замечания реальности, в которой живут не только посетители вечеринок Эпштейна, а женщины вообще — вынужденные лавировать в повседневности, кишащей эпштейнами разного калибра.

Здесь моя экспертиза упирается в гендерный чертог. Но что-то мне подсказывает, что быть женщиной и изумляться файлам Эпштейна невозможно.

@dadakinder — поддержать — бустнуть канал