О важности сеттинга, ребёнке дня и ребёнке ночи
Лучше приходи всегда в один и тот же час, — попросил Лис. — Вот, например, если ты будешь приходить в четыре часа, я уже с трех часов почувствую себя счастливым. И чем ближе к назначенному часу, тем счастливее. А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце… Нужно соблюдать обряды. (А. де Сент-Экзюпери «Маленький принц»)
#психоанализ #цитаты #статьи #заметки
Лучше приходи всегда в один и тот же час, — попросил Лис. — Вот, например, если ты будешь приходить в четыре часа, я уже с трех часов почувствую себя счастливым. И чем ближе к назначенному часу, тем счастливее. А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце… Нужно соблюдать обряды. (А. де Сент-Экзюпери «Маленький принц»)
#психоанализ #цитаты #статьи #заметки
Telegraph
О важности сеттинга, ребёнке дня и ребёнке ночи
Сеттинг (фр. аналитический кадр) — один из важнейший инструментов психоанализа, который содержит в себе договорённости касательно дня, места и времени встречи, оговоренную частоту, продолжительность сеансов, конфиденциальность, условия завершения анализа…
❤10
О прощении (сокращённый текст Малышко Ирины)
Как-то незадолго до начала войны, в январе этого года на одном из наших психоаналитических семинаров говорили о прощении. Обсуждали статью Генри Ф. Смита «Прыжки веры: Полезно ли понятие «прощение»? В ней автор рассуждает о полезности (скорее НЕ полезности) понятия прощения в психоанализе, вслед за З. Фрейдом полагая, что в бессознательном нет ничего такого, как прощение. «В безвременьи «бессознательного» нет прощения независимо от степени травмы». Автор характеризует понятие «прощение» как «соблазнительный» и «прилипчивый» термин.
При всей убедительности автора, его позиция вызывала во мне некоторый протест; на тот момент мне были ближе умозаключения сродни «месть - утешение для слабых духом» и тому подобное. Ведь как же! - способность к прощению это несомненная добродетель, проявление великодушия, венец развития.
На днях слушала интервью с освобождённой из плена за пару дней до теракта в Еленовке украинской женщиной. Она провела в плену больше месяца, рассказывала об истязаниях и унижениях, которым была свидетелем и подверглась сама. Интервью оканчивалось идеей прощения, с акцентом на том, что украинцы - цивилизованная нация, озлобленность и ненависть, дескать, нам не к лицу.
Возвращаясь к статье Генри Ф. Смита: [...]
«…появление прощения часто оказывается неким психическим компромиссом, прыжком фантазии, желания и защиты — прыжком через рассудок, замыкающим накоротко (психоаналитическую) работу, которую необходимо проделать»
Автор ссылается на Фрейда, цитирующего Генриха Гейне, признающегося:
«Нрав у меня самый мирный. Мои желания: скромная хижина, крыша из соломы, но хорошая кровать, хорошая еда, самые свежие молоко и масло, цветы перед окном, несколько красивых деревьев перед дверью, а если Бог желает сделать меня абсолютно счастливым, то доставит мне радость созерцать, как шесть или семь моих врагов будут висеть на этих деревьях. Перед их смертью я с растроганным сердцем прощу им все зло, которое они мне причинили в своей жизни, — да, своих врагов надо прощать, но не раньше, чем их повесят» (Гейне, Gedanken und Einfalle («Мысли и идеи»), раздел I).
Генри Ф. Смит подчеркивает, что прощение неминуемо содержит в себе значительный агрессивный компонент, что подчеркивается во многих вариантах поговорки «Прощение — сладчайшая месть», или, по выражению президента Кеннеди, «Прощайте своих врагов, но никогда не забывайте их имен». Подмечать этот агрессивный компонент, значит осознавать, что то, что мы называем прощением..., составляет часть продолжающегося динамического процесса, в котором непрерывно принимают участие как агрессивные, так и эротические желания в постоянном стремлении человека исправить (repair) отношения со внутренними объектами и своими частями. (...) Именно этого агрессивного компонента обычно избегают, когда понятие прощения слишком заметно представлено в работе»
«Часто то, что мы называем прощением, это некая форма отрицания или непризнания (denial or disavowal) травматической реальности (внутренней или внешней), словно утверждение «Этого не было» или «Это не имеет значения», — защитные прыжки веры. Некоторые пациенты приходят к нам в таком состоянии, и мы работаем в анализе над тем, чтобы заместить их непризнание более полезным принятием травматической реальности, в результате чего психическая БОЛЬ будет неизбежно УСИЛИВАТЬСЯ, прежде чем может — в некоторых случаях — уменьшиться, но травматический ОПЫТ они тогда И НЕ ЗАБЫВАЮТ, и НЕ ПРОЩАЮТ. [...]
Автор пишет : «прилипчивость понятия, которое так прочно встроено в нашу культуру, наше мышление и наши защитные структуры, что кажется почти невозможным обойтись без него или его ограничить. Наверное, так происходит потому, что работа принятия реальности травм, которые мы получили, — и которые нанесли другим, — столь тяжела и столь чревата неудачей, что мы хватаемся за обещание, что прощение исцелит нашу боль, гнев и вину. Прыжок прощения — это решение, которое стало частью нашей психической жизни. Подумайте об этом как о христианизации культуры и ее мыслительных процессов».
#цитаты
Как-то незадолго до начала войны, в январе этого года на одном из наших психоаналитических семинаров говорили о прощении. Обсуждали статью Генри Ф. Смита «Прыжки веры: Полезно ли понятие «прощение»? В ней автор рассуждает о полезности (скорее НЕ полезности) понятия прощения в психоанализе, вслед за З. Фрейдом полагая, что в бессознательном нет ничего такого, как прощение. «В безвременьи «бессознательного» нет прощения независимо от степени травмы». Автор характеризует понятие «прощение» как «соблазнительный» и «прилипчивый» термин.
При всей убедительности автора, его позиция вызывала во мне некоторый протест; на тот момент мне были ближе умозаключения сродни «месть - утешение для слабых духом» и тому подобное. Ведь как же! - способность к прощению это несомненная добродетель, проявление великодушия, венец развития.
На днях слушала интервью с освобождённой из плена за пару дней до теракта в Еленовке украинской женщиной. Она провела в плену больше месяца, рассказывала об истязаниях и унижениях, которым была свидетелем и подверглась сама. Интервью оканчивалось идеей прощения, с акцентом на том, что украинцы - цивилизованная нация, озлобленность и ненависть, дескать, нам не к лицу.
Возвращаясь к статье Генри Ф. Смита: [...]
«…появление прощения часто оказывается неким психическим компромиссом, прыжком фантазии, желания и защиты — прыжком через рассудок, замыкающим накоротко (психоаналитическую) работу, которую необходимо проделать»
Автор ссылается на Фрейда, цитирующего Генриха Гейне, признающегося:
«Нрав у меня самый мирный. Мои желания: скромная хижина, крыша из соломы, но хорошая кровать, хорошая еда, самые свежие молоко и масло, цветы перед окном, несколько красивых деревьев перед дверью, а если Бог желает сделать меня абсолютно счастливым, то доставит мне радость созерцать, как шесть или семь моих врагов будут висеть на этих деревьях. Перед их смертью я с растроганным сердцем прощу им все зло, которое они мне причинили в своей жизни, — да, своих врагов надо прощать, но не раньше, чем их повесят» (Гейне, Gedanken und Einfalle («Мысли и идеи»), раздел I).
Генри Ф. Смит подчеркивает, что прощение неминуемо содержит в себе значительный агрессивный компонент, что подчеркивается во многих вариантах поговорки «Прощение — сладчайшая месть», или, по выражению президента Кеннеди, «Прощайте своих врагов, но никогда не забывайте их имен». Подмечать этот агрессивный компонент, значит осознавать, что то, что мы называем прощением..., составляет часть продолжающегося динамического процесса, в котором непрерывно принимают участие как агрессивные, так и эротические желания в постоянном стремлении человека исправить (repair) отношения со внутренними объектами и своими частями. (...) Именно этого агрессивного компонента обычно избегают, когда понятие прощения слишком заметно представлено в работе»
«Часто то, что мы называем прощением, это некая форма отрицания или непризнания (denial or disavowal) травматической реальности (внутренней или внешней), словно утверждение «Этого не было» или «Это не имеет значения», — защитные прыжки веры. Некоторые пациенты приходят к нам в таком состоянии, и мы работаем в анализе над тем, чтобы заместить их непризнание более полезным принятием травматической реальности, в результате чего психическая БОЛЬ будет неизбежно УСИЛИВАТЬСЯ, прежде чем может — в некоторых случаях — уменьшиться, но травматический ОПЫТ они тогда И НЕ ЗАБЫВАЮТ, и НЕ ПРОЩАЮТ. [...]
Автор пишет : «прилипчивость понятия, которое так прочно встроено в нашу культуру, наше мышление и наши защитные структуры, что кажется почти невозможным обойтись без него или его ограничить. Наверное, так происходит потому, что работа принятия реальности травм, которые мы получили, — и которые нанесли другим, — столь тяжела и столь чревата неудачей, что мы хватаемся за обещание, что прощение исцелит нашу боль, гнев и вину. Прыжок прощения — это решение, которое стало частью нашей психической жизни. Подумайте об этом как о христианизации культуры и ее мыслительных процессов».
#цитаты
🔥4❤2👍1
Психоанализ и сюрреализм, ч.2
В первой части я писала о том, что сюрреализм оформился в 1910—1920-х годах прежде всего как литературное движение. Писатели использовали метод автоматического письма, чтобы избавить свободное течение мысли от наслоения сознательных конструкций и, следовательно, любых ограничений.
Чуть позже сюрреализм стал проникать и в живопись. Среди художников, присоединившихся к движению, были Андре Массон, Макс Эрнст, Рене Магритт, Мерет Оппенгейм, Сальвадор Дали и многие другие. Не избежал влияния и сохранивший некую дистанцию Пикассо. Все эти великие люди так или иначе связаны с психоанализом. И когда понимаешь глубину, переплетения всех связей — это не может не поразить.
Например, часть идеологии сюрреализма определил Макс Эрнст (продолжатель традиции Босха и Грюневальда, вдохновитель Дали). В своё время художник Эрнст учился на философском факультете, но больше всего его увлекала психиатрия. Ознакомившись с теориями Фрейда, он ходил в психиатрические больницы, чтобы осознать механизм творчества душевнобольных: бессознательные процессы там выражены гораздо ярче, чем в обычном творчестве.
Французкий живописец Андре Массон имел весьма экцентричного зятя, которого звали Жак Лакан.
Мерет Оппенгейм, когда была ещё крохой, рисовала странные картинки, и выводила в тетради формулы вроде X=заяц, за что была отправлена отцом на приём к его другу — Карлу Юнгу. Юнг успокоил мужчину тем, что дочь просто оригинальна, и «..изучая окружающий мир, делает собственные выводы. Это длительный процесс, который, вероятнее всего, со временем приобретет еще более глубинный характер.» Мерет была одной из немногих, кто в творческих кругах предпочитал аналитическую психологию, а не психоанализ. Идеи Юнга нравились ей в том числе свободой от гендерных предрассудков, условностей. «Женщины — это не богини, не феи и не сфинксы. Это проекции мужчин», — говорила она.
Сальвадор Дали боготворил Фрейда, утвержая, что «..его мир означал [для Сальвадора] столько же, сколько мир Писания означал для средневековых художников, или мир античной мифологии — для Ренессанса». (Об этом будет отдельный пост)
А вот Рене Магритт недолюбливал, когда его произведения пытались интерпретировать, ведь «искусство не подвластно психоанализу, это всегда тайна». В отличие от Дали, который творил сразу после пробуждения, пока сонная пелена не спала с сознания, Магритт тщательно планировал каждую работу, и был довольно педантичен, строг.
Забавно, что сам Фрейд не отдавал своё искреннее предпочтение никому из перечисленных художников. Современным искусством он интересовался мало. После личной встречи с Дали Зигмунд Яковлевич стал думать иначе, а до этого считал сюрреалистов «..обычными лунатиками или, скажем, на 95% "обыкновенными" алкоголиками».
#заметки
В первой части я писала о том, что сюрреализм оформился в 1910—1920-х годах прежде всего как литературное движение. Писатели использовали метод автоматического письма, чтобы избавить свободное течение мысли от наслоения сознательных конструкций и, следовательно, любых ограничений.
Чуть позже сюрреализм стал проникать и в живопись. Среди художников, присоединившихся к движению, были Андре Массон, Макс Эрнст, Рене Магритт, Мерет Оппенгейм, Сальвадор Дали и многие другие. Не избежал влияния и сохранивший некую дистанцию Пикассо. Все эти великие люди так или иначе связаны с психоанализом. И когда понимаешь глубину, переплетения всех связей — это не может не поразить.
Например, часть идеологии сюрреализма определил Макс Эрнст (продолжатель традиции Босха и Грюневальда, вдохновитель Дали). В своё время художник Эрнст учился на философском факультете, но больше всего его увлекала психиатрия. Ознакомившись с теориями Фрейда, он ходил в психиатрические больницы, чтобы осознать механизм творчества душевнобольных: бессознательные процессы там выражены гораздо ярче, чем в обычном творчестве.
Французкий живописец Андре Массон имел весьма экцентричного зятя, которого звали Жак Лакан.
Мерет Оппенгейм, когда была ещё крохой, рисовала странные картинки, и выводила в тетради формулы вроде X=заяц, за что была отправлена отцом на приём к его другу — Карлу Юнгу. Юнг успокоил мужчину тем, что дочь просто оригинальна, и «..изучая окружающий мир, делает собственные выводы. Это длительный процесс, который, вероятнее всего, со временем приобретет еще более глубинный характер.» Мерет была одной из немногих, кто в творческих кругах предпочитал аналитическую психологию, а не психоанализ. Идеи Юнга нравились ей в том числе свободой от гендерных предрассудков, условностей. «Женщины — это не богини, не феи и не сфинксы. Это проекции мужчин», — говорила она.
Сальвадор Дали боготворил Фрейда, утвержая, что «..его мир означал [для Сальвадора] столько же, сколько мир Писания означал для средневековых художников, или мир античной мифологии — для Ренессанса». (Об этом будет отдельный пост)
А вот Рене Магритт недолюбливал, когда его произведения пытались интерпретировать, ведь «искусство не подвластно психоанализу, это всегда тайна». В отличие от Дали, который творил сразу после пробуждения, пока сонная пелена не спала с сознания, Магритт тщательно планировал каждую работу, и был довольно педантичен, строг.
Забавно, что сам Фрейд не отдавал своё искреннее предпочтение никому из перечисленных художников. Современным искусством он интересовался мало. После личной встречи с Дали Зигмунд Яковлевич стал думать иначе, а до этого считал сюрреалистов «..обычными лунатиками или, скажем, на 95% "обыкновенными" алкоголиками».
#заметки
❤3👍3
Несколько работ Мерет Оппенгейм: «Меховый чайный сервиз», «Меховые перчатки», «Пара». Что думаете?
❤3
Психоанализ и сюрреализм, ч.3
В 1937 году в ходе гражданской войны в Испании нацистские самолёты скинули 30 тонн бомб на небольшой городок Герника. Самолёты уничтожали солдат и гражданских, после начался большой пожар, который нанёс даже больше урона, чем бомбардировка. В итоге 75% города было разрушено, тысяча человек погибло. Пропаганда со стороны право-монархических сил отрицала факт бомбёжки и упорно утверждала, что город был подожжён самими республиканцами (это что-то напоминает).
В ответ (и на заказ правительства) сюрреалист Пикассо создал огромное полотно 3,5 м x 7,8 м, выполненное в стиле монохромных газетных вырезок, отражающее трагедию войны. Работа содержит большое количество разных символов: мёртвая голубка как утраченный мир, лошадь, отражающая боль и вместе с тем стойкость оставшихся, ведь голова лошади поднята, рыдающая мать и т.д. Про быка, изображенного в левой части Пикассо говорил: «Бык — тупая косность, он не символизирует фашизм, но является олицетворением слепого равнодушия главных участников мировой карты, с молчаливого согласия которых и происходят все самые ужасные события».
Поэма-пролог, написанная художником к картине завершается словами: «крики детей, женщин, птиц, цветов, леса, крики камней, кроватей, стульев, занавесок, горшков, кошек, газет, запахов, крики топчущих друг друга людей, обжигающий дым, исходящий из кипящего котла, крики птиц, падающих дождем в море, оголенные кости и раздробленные зубы, вонзившиеся в куски шерстяной материи, которую солнце высушивает на блюде».
#заметки #цитаты
В 1937 году в ходе гражданской войны в Испании нацистские самолёты скинули 30 тонн бомб на небольшой городок Герника. Самолёты уничтожали солдат и гражданских, после начался большой пожар, который нанёс даже больше урона, чем бомбардировка. В итоге 75% города было разрушено, тысяча человек погибло. Пропаганда со стороны право-монархических сил отрицала факт бомбёжки и упорно утверждала, что город был подожжён самими республиканцами (это что-то напоминает).
В ответ (и на заказ правительства) сюрреалист Пикассо создал огромное полотно 3,5 м x 7,8 м, выполненное в стиле монохромных газетных вырезок, отражающее трагедию войны. Работа содержит большое количество разных символов: мёртвая голубка как утраченный мир, лошадь, отражающая боль и вместе с тем стойкость оставшихся, ведь голова лошади поднята, рыдающая мать и т.д. Про быка, изображенного в левой части Пикассо говорил: «Бык — тупая косность, он не символизирует фашизм, но является олицетворением слепого равнодушия главных участников мировой карты, с молчаливого согласия которых и происходят все самые ужасные события».
Поэма-пролог, написанная художником к картине завершается словами: «крики детей, женщин, птиц, цветов, леса, крики камней, кроватей, стульев, занавесок, горшков, кошек, газет, запахов, крики топчущих друг друга людей, обжигающий дым, исходящий из кипящего котла, крики птиц, падающих дождем в море, оголенные кости и раздробленные зубы, вонзившиеся в куски шерстяной материи, которую солнце высушивает на блюде».
#заметки #цитаты
👍2❤1🔥1
Сложно не думать о Фрейде, читая Платона / Сократа.
Например, Сократ, описывая процесс влюблённости, говорит, что душа подобна двум лошадям в упряжке и возничему. При чём одна лошадь хорошая, совестливая, самого благородного происхождения, а другая — «..причастна злу, всей тяжестью тянет к земле и удручает своего возничего, если тот плохо её вырастил». Этот второй конь «горбатый, тучный, дурно сложен, ... полнокровный, друг наглости и похвальбы, от косм вокруг ушей он глухой и еле повинуется бичу и стрекалам.»
Сократ продолжает, что «когда перед взором возничего предстает нечто достойное любви, чувство горячит ему всю душу и его терзают зуд и жала возбуждения, тот конь, что послушен возничему, одолеваемый своей обычной стыдливостью, сдерживает свой бег, чтобы не наскочить на любимого. А другого коня возничему уже не свернуть ни стрекалом, ни бичом: он вскачь несется изо всех сил. С ним мучение и его сотоварищу по упряжке, и возничему, он принуждает их приступить к любимцу с намеками на соблазнительность любовных утех. Оба они сперва сопротивляются, негодуя, потому что их принуждают к ужасным и беззаконным делам. В конце же концов, так как беде нет предела, они подаются туда, куда он их тянет, уступают и соглашаются выполнить его веления. [...]
И снова [второй конь] принуждает их подойти против воли и с трудом уступает их просьбам отложить это до другого раза. С наступлением назначенного срока он напоминает им об этом, а они делают вид, будто забыли...
... Возничий, еще более испытывая прежнее состояние, откидывается назад, словно от бегового барьера, изо всех сил натягивает узду между зубами наглого коня, а кровь ранит ему злоречивый его язык и челюсти... После того как дурной конь [...] отбросит наглость, он смиренно следует намерениям своего возничего и при виде красавца погибает от страха. Тогда и получается, что душа влюбленного следует за любимцем со стыдом и боязнью.» (Платон. Федр. Вторая речь Сократа)
#цитаты
Например, Сократ, описывая процесс влюблённости, говорит, что душа подобна двум лошадям в упряжке и возничему. При чём одна лошадь хорошая, совестливая, самого благородного происхождения, а другая — «..причастна злу, всей тяжестью тянет к земле и удручает своего возничего, если тот плохо её вырастил». Этот второй конь «горбатый, тучный, дурно сложен, ... полнокровный, друг наглости и похвальбы, от косм вокруг ушей он глухой и еле повинуется бичу и стрекалам.»
Сократ продолжает, что «когда перед взором возничего предстает нечто достойное любви, чувство горячит ему всю душу и его терзают зуд и жала возбуждения, тот конь, что послушен возничему, одолеваемый своей обычной стыдливостью, сдерживает свой бег, чтобы не наскочить на любимого. А другого коня возничему уже не свернуть ни стрекалом, ни бичом: он вскачь несется изо всех сил. С ним мучение и его сотоварищу по упряжке, и возничему, он принуждает их приступить к любимцу с намеками на соблазнительность любовных утех. Оба они сперва сопротивляются, негодуя, потому что их принуждают к ужасным и беззаконным делам. В конце же концов, так как беде нет предела, они подаются туда, куда он их тянет, уступают и соглашаются выполнить его веления. [...]
И снова [второй конь] принуждает их подойти против воли и с трудом уступает их просьбам отложить это до другого раза. С наступлением назначенного срока он напоминает им об этом, а они делают вид, будто забыли...
... Возничий, еще более испытывая прежнее состояние, откидывается назад, словно от бегового барьера, изо всех сил натягивает узду между зубами наглого коня, а кровь ранит ему злоречивый его язык и челюсти... После того как дурной конь [...] отбросит наглость, он смиренно следует намерениям своего возничего и при виде красавца погибает от страха. Тогда и получается, что душа влюбленного следует за любимцем со стыдом и боязнью.» (Платон. Федр. Вторая речь Сократа)
#цитаты
❤1👍1
Фрагменти з допису Р. Кечура "Травми минулого і безпека майбутнього"
Нам треба чітко дефініювати, що є травмою і що є досвідом у їхній дихотомії, – і від цього відштовхуватися при їхньому розпізнаванні. Бо якщо все є травмою, то тоді травми немає. [...]
У психоаналітичній традиції травму визначають як настирливе повторення з ціллю фіксації суб’єкта на своїй травматизації. Досвід фіксується і репродукується. Тобто, травма – це досвід, який постійно повторюється. Щось, що не може змінитися (бути переосмисленим), називається травмою.
Феномен настирливого повторення визначає головну властивість травми: ціллю травмованої психіки є прагнення реконструювати минулий стан інтенсивного збудження – для того, щоб на цей раз, коли ми ще раз це повторимо, може вийде нетравматично. Тобто ми повторюємо травматичний досвід з надією, що ми його подолаємо, – і будучи всередині травми, ми його просто репродукуємо, повторюємо.
Зиґмунд Фройд паралельно описує ще й іншу роботу повторення, а саме повторення для переробки та переосмислення досвіду. Досвід і, головне, пам'ять розглядаються як щось, що в розвитку змінюється. ...
Варто наголосити – те, що ми пам'ятаємо про наше минуле, перезаписується, виходячи з контексту сьогоднішнього дня. [...] Отже, травма – це пам'ять, яка не змінюється. Це дивно чути: чесна, порядна людина мала би весь час однаково думати про своє минуле. Але це означає, що коли ми однаково думаємо про своє минуле, ми перебуваємо всередині травми. [...]
За моєї пам’яті ми пережили вже три революції. Ми як українська велика спільнота вимагаємо великого здвигу пасіонаріїв, який постійно закінчується циклом нашої неспроможності до системних трансформацій. ... Від Батурина, Крутів, Маківки до Іловайська і Дебальцевого. Включно з неспроможністю після Революції на граніті, Помаранчевої революції і Революції гідності. Кожен раз за зразком Сізіфа повторюється цикл героїчної боротьби-поразки. .... Отже ми як спільнота ніби приречені повторювати цикл одного подвигу-невдачі замість послідовного розгортання різних компетентностей, втілених в історії про 12 подвигів античного героя. Приречені, поки не перетворимо травму на досвід і не вийдемо з зачарованого кола.
Травма, на моє глибоке переконання, не є сукупністю горя, не є сукупністю болю. Травма є нерозділене переживання, коли людина перебуває всередині травми і ніхто не розділяє цю травму. Мені здається, що ми маємо перший в нашій екзистенції як спільноти досвід розділеного переживання. Ми за цих пів року стали в центрі історії. Це означає, що світ розділяє наші переживання, – і це означає, що травма може бути подолана. Тобто трагедія може не стати травмою і ми можемо не повторити цей цикл. Ми не самі. І в цьому шанс вийти з замкненого кола. Але для цього нам треба зрозуміти, де ми перебуваємо, в якому місці.
Ми переживаємо важке народження. Народження нації. Або, точніше, переродження нації. Її повторне згадування, переписування її історії. Народжується нація-переможець. З’явився шанс вийти з кола героїзму-поразки.
Мусимо також усвідомити: із закінченням війни святкування нашого народження завершиться. Ми перестанемо бути найцікавішою нацією на землі – ми станемо звичайним народом. Після перемоги нас чекають ще одинадцять випробувань. Бо подвигів має бути дванадцять. Така метафора.
#цитата
Нам треба чітко дефініювати, що є травмою і що є досвідом у їхній дихотомії, – і від цього відштовхуватися при їхньому розпізнаванні. Бо якщо все є травмою, то тоді травми немає. [...]
У психоаналітичній традиції травму визначають як настирливе повторення з ціллю фіксації суб’єкта на своїй травматизації. Досвід фіксується і репродукується. Тобто, травма – це досвід, який постійно повторюється. Щось, що не може змінитися (бути переосмисленим), називається травмою.
Феномен настирливого повторення визначає головну властивість травми: ціллю травмованої психіки є прагнення реконструювати минулий стан інтенсивного збудження – для того, щоб на цей раз, коли ми ще раз це повторимо, може вийде нетравматично. Тобто ми повторюємо травматичний досвід з надією, що ми його подолаємо, – і будучи всередині травми, ми його просто репродукуємо, повторюємо.
Зиґмунд Фройд паралельно описує ще й іншу роботу повторення, а саме повторення для переробки та переосмислення досвіду. Досвід і, головне, пам'ять розглядаються як щось, що в розвитку змінюється. ...
Варто наголосити – те, що ми пам'ятаємо про наше минуле, перезаписується, виходячи з контексту сьогоднішнього дня. [...] Отже, травма – це пам'ять, яка не змінюється. Це дивно чути: чесна, порядна людина мала би весь час однаково думати про своє минуле. Але це означає, що коли ми однаково думаємо про своє минуле, ми перебуваємо всередині травми. [...]
За моєї пам’яті ми пережили вже три революції. Ми як українська велика спільнота вимагаємо великого здвигу пасіонаріїв, який постійно закінчується циклом нашої неспроможності до системних трансформацій. ... Від Батурина, Крутів, Маківки до Іловайська і Дебальцевого. Включно з неспроможністю після Революції на граніті, Помаранчевої революції і Революції гідності. Кожен раз за зразком Сізіфа повторюється цикл героїчної боротьби-поразки. .... Отже ми як спільнота ніби приречені повторювати цикл одного подвигу-невдачі замість послідовного розгортання різних компетентностей, втілених в історії про 12 подвигів античного героя. Приречені, поки не перетворимо травму на досвід і не вийдемо з зачарованого кола.
Травма, на моє глибоке переконання, не є сукупністю горя, не є сукупністю болю. Травма є нерозділене переживання, коли людина перебуває всередині травми і ніхто не розділяє цю травму. Мені здається, що ми маємо перший в нашій екзистенції як спільноти досвід розділеного переживання. Ми за цих пів року стали в центрі історії. Це означає, що світ розділяє наші переживання, – і це означає, що травма може бути подолана. Тобто трагедія може не стати травмою і ми можемо не повторити цей цикл. Ми не самі. І в цьому шанс вийти з замкненого кола. Але для цього нам треба зрозуміти, де ми перебуваємо, в якому місці.
Ми переживаємо важке народження. Народження нації. Або, точніше, переродження нації. Її повторне згадування, переписування її історії. Народжується нація-переможець. З’явився шанс вийти з кола героїзму-поразки.
Мусимо також усвідомити: із закінченням війни святкування нашого народження завершиться. Ми перестанемо бути найцікавішою нацією на землі – ми станемо звичайним народом. Після перемоги нас чекають ще одинадцять випробувань. Бо подвигів має бути дванадцять. Така метафора.
#цитата
👍3❤1
❤4
Василий Манзар: Я отдал картину, которую вы видите на фотографии, для обтяжки на подрамник. Как видите, на первый взгляд, картина кажется искусством из жанра абстракции. Для работника картинной мастерской она такой и оставалась до определенного момента.
Пока он не позвонил мне и не задал настойчиво вопрос: Вам делать подвес (то за что крепится картина сзади) по вертикали или горизонтали? Я его не понял [...] Он вновь повторил свой вопрос: Вам вешать подвес по вертикали или горизонтали, потому, что картина абстрактная и может для вас есть разница где сделать зацеп? Теперь-то я его понял. Для него все это время картина была абстрактной. Я ему сказал, что низ это там где женщина снизу, а верх, это там где мужчина на ней. Видимо связь у него была на громкой и я услышал смех другой сотрудницы. В момент того, как я сказал ..., что изображено на картине они только тогда это и увидели.
Так бывает и в жизни и в психоанализе благодаря интерпретации. Пока мы нечто не услышали, мы этого не видим.
#заметки
Пока он не позвонил мне и не задал настойчиво вопрос: Вам делать подвес (то за что крепится картина сзади) по вертикали или горизонтали? Я его не понял [...] Он вновь повторил свой вопрос: Вам вешать подвес по вертикали или горизонтали, потому, что картина абстрактная и может для вас есть разница где сделать зацеп? Теперь-то я его понял. Для него все это время картина была абстрактной. Я ему сказал, что низ это там где женщина снизу, а верх, это там где мужчина на ней. Видимо связь у него была на громкой и я услышал смех другой сотрудницы. В момент того, как я сказал ..., что изображено на картине они только тогда это и увидели.
Так бывает и в жизни и в психоанализе благодаря интерпретации. Пока мы нечто не услышали, мы этого не видим.
#заметки
❤5
Несколько пасажей от писательницы Мариан Фредрикссон из "Книги Евы" на эту тему:
Именно благодаря словам мир становится содержательным, – подумала она. До существования слов была лишь просто зелень, а сейчас были и цвет, и виды, и различия, переживания, качество, порядок, возможности. Слова дают и уверенность – об этом она думала много раз. Вместо того чтобы задохнуться от страха при виде молнии, она могла теперь сказать: это гроза, она пройдет, как и прошлым летом. Она могла теперь даже предвидеть: в такую жару должна начаться гроза. Надо найти защиту.
Слова возникали от доверия, конечно же, каждый союзник имеет свое имя. А с именем приходят и знание, и различия, и внешний вид.
Со словами мы теряем чувство исконности, – подумала она. – Они увеличивают надежность, это правда. Лишь то, что получает имя, становится настоящим для нас. Настоящим и ограниченным.
#цитата
Именно благодаря словам мир становится содержательным, – подумала она. До существования слов была лишь просто зелень, а сейчас были и цвет, и виды, и различия, переживания, качество, порядок, возможности. Слова дают и уверенность – об этом она думала много раз. Вместо того чтобы задохнуться от страха при виде молнии, она могла теперь сказать: это гроза, она пройдет, как и прошлым летом. Она могла теперь даже предвидеть: в такую жару должна начаться гроза. Надо найти защиту.
Слова возникали от доверия, конечно же, каждый союзник имеет свое имя. А с именем приходят и знание, и различия, и внешний вид.
Со словами мы теряем чувство исконности, – подумала она. – Они увеличивают надежность, это правда. Лишь то, что получает имя, становится настоящим для нас. Настоящим и ограниченным.
#цитата
❤3
Говорят, если просто лежать на диване и о чём-то фантазировать, то жизнь не поменяется. Но потом ты приходишь к психоаналитику, а он тебе раз — и диванчик, хоп — и фантазию. И жить почему-то становится чуть проще.
#заметки
#заметки
😁7❤1
Мучительный выбор, ч.1
Представьте осла, очень голодного и страдающего от жажды. Он стоит на равном удалении от хрустящего стога сена и чистейшей воды (или inter duo prata — меж двух одинаковых лужаек), и вот-вот умрёт либо от голода, либо от обезвоживания. Может ли осёл сделать выбор, или он так и останется на распутье, не в силах понять, куда же стоит бежать?
Осла из нашего мысленного эксперимента зовут Буриданов осёл, в честь средневекового философа, придумавшего этот парадокс. Другие философы безжалостно издевались над животным всеми доступными способами: то осёл слишком долго оценивал результат каждого действия, то подробно, но безрезультатно заполнял квадрат Декарта, или что-то планировал, а то и вовсе выбирал не выбирать. Сам Буридан руководствовался принципом морального детерменизма, а значит наставивал, что в любой непонятной ситуации лучше предпочесть большее добро, благо.
Но что если варианты, доставляющие столь много хлопот конкретному человеку, кажутся относительно равнозначными с позиции морали? Это трудности, возникающие, когда предстоит сменить работу (на более интересную или более прибыльную?), пересмотреть отношения в паре (пересмотреть или начать с чистого листа с кем-то другим, уже поблёскивающим под воздействием гомонального коктейля, который ты принял накануне, хотя перед этим обещал держать себя в руках (а держать ли, или гнаться за волей сердца?)?), при серьёзных жизненных поворотах (уехать из любимого, но опасного места или подвергнуть себя угрозе, зато не оставлять близких в одночестве?) Так ведь после принятого решения, если таковое появится, придётся ещё и действовать! Например, человек, которому мешает десяток килограмм, выбирает низкокалорийные продукты и отказ от хлебобулочного мира (что уже нелегко, особенно проходя мимо свежих круассанов), но решится это воплотить он так и не может. То есть, решение обдумано и известно, но настоящего выбора так и не произошло (а вернее сказать, бессознательно он пока не готов отказаться от круассанов).
Персонажи пьесы «В ожидании Годо» Сэмюэля Беккета размышляют, озвучивают намерения, составляют планы, а в конце мы наблюдаем такую сцену:
Владимир: Мы пойдем?
Эстрагон: Давайте пойдем.
[Сценическая ремарка:] Никто не двигается.
Хорошо бы понять, какие сознательные и бессознательные выгоды, преимущества, убытки стоят за каждой возможностью. Что меня к ним влечёт? Если мне требуется дополнительный толчок от другого — почему? Или я буду чувствовать вину, поступив как сам того хочу, без оглядки на кого-то, в ком симбиотически нуждаюсь, тем самым отдалившись от него?
Пит Хейн (датский учёный, писатель XX века) писал: «Всякий раз, когда вам нужно принять решение, и вы много о нём думаете, но решения в итоге нет, лучший способ обхождения с дилеммой — просто подбросить один пенни. Нет, не чтобы случайность сделала выбор за вас, пока вы пассивно стоите и хандрите. В тот момент, когда пенни взлетит в воздух, можно внезапно поймать себя на надежде.» (перевод мой) Лёгкой надежде в том, что монетка упадёт конкретной стороной. Или разочаровании, что результат именно такой, хотя изначально варианты казались равными. Порой мы знаем чего хотим, но не хотим ничего об этом знать.
Как любит повторять Дмитрий Ольшанский: «Лучший выбор — это выбор из одного».
Буриданову ослу жилось бы куда легче, если 1) в одном месте собрать все объекты его желаний (сено, воду, симпатичную ослицу), 2) направить все желания в одно специфическое место (например, пускай нуждается только в сене: его можно использовать и как пищу, и в качестве туалета, и как кровать), 3) кто-то станет пинать, подталкивать, обходительно тянуть осла в случайном направлении, так, чтобы принести выгоду обществу, или хотя бы толкателю, 4) осёл вообще лишит себя всяких желаний и заглушит потребности (но тогда причина смерти останется неизвестной). К сожалению, с точки зрения выполнения звучит всё это сомнительно.
#заметки #мысли
Представьте осла, очень голодного и страдающего от жажды. Он стоит на равном удалении от хрустящего стога сена и чистейшей воды (или inter duo prata — меж двух одинаковых лужаек), и вот-вот умрёт либо от голода, либо от обезвоживания. Может ли осёл сделать выбор, или он так и останется на распутье, не в силах понять, куда же стоит бежать?
Осла из нашего мысленного эксперимента зовут Буриданов осёл, в честь средневекового философа, придумавшего этот парадокс. Другие философы безжалостно издевались над животным всеми доступными способами: то осёл слишком долго оценивал результат каждого действия, то подробно, но безрезультатно заполнял квадрат Декарта, или что-то планировал, а то и вовсе выбирал не выбирать. Сам Буридан руководствовался принципом морального детерменизма, а значит наставивал, что в любой непонятной ситуации лучше предпочесть большее добро, благо.
Но что если варианты, доставляющие столь много хлопот конкретному человеку, кажутся относительно равнозначными с позиции морали? Это трудности, возникающие, когда предстоит сменить работу (на более интересную или более прибыльную?), пересмотреть отношения в паре (пересмотреть или начать с чистого листа с кем-то другим, уже поблёскивающим под воздействием гомонального коктейля, который ты принял накануне, хотя перед этим обещал держать себя в руках (а держать ли, или гнаться за волей сердца?)?), при серьёзных жизненных поворотах (уехать из любимого, но опасного места или подвергнуть себя угрозе, зато не оставлять близких в одночестве?) Так ведь после принятого решения, если таковое появится, придётся ещё и действовать! Например, человек, которому мешает десяток килограмм, выбирает низкокалорийные продукты и отказ от хлебобулочного мира (что уже нелегко, особенно проходя мимо свежих круассанов), но решится это воплотить он так и не может. То есть, решение обдумано и известно, но настоящего выбора так и не произошло (а вернее сказать, бессознательно он пока не готов отказаться от круассанов).
Персонажи пьесы «В ожидании Годо» Сэмюэля Беккета размышляют, озвучивают намерения, составляют планы, а в конце мы наблюдаем такую сцену:
Владимир: Мы пойдем?
Эстрагон: Давайте пойдем.
[Сценическая ремарка:] Никто не двигается.
Хорошо бы понять, какие сознательные и бессознательные выгоды, преимущества, убытки стоят за каждой возможностью. Что меня к ним влечёт? Если мне требуется дополнительный толчок от другого — почему? Или я буду чувствовать вину, поступив как сам того хочу, без оглядки на кого-то, в ком симбиотически нуждаюсь, тем самым отдалившись от него?
Пит Хейн (датский учёный, писатель XX века) писал: «Всякий раз, когда вам нужно принять решение, и вы много о нём думаете, но решения в итоге нет, лучший способ обхождения с дилеммой — просто подбросить один пенни. Нет, не чтобы случайность сделала выбор за вас, пока вы пассивно стоите и хандрите. В тот момент, когда пенни взлетит в воздух, можно внезапно поймать себя на надежде.» (перевод мой) Лёгкой надежде в том, что монетка упадёт конкретной стороной. Или разочаровании, что результат именно такой, хотя изначально варианты казались равными. Порой мы знаем чего хотим, но не хотим ничего об этом знать.
Как любит повторять Дмитрий Ольшанский: «Лучший выбор — это выбор из одного».
Буриданову ослу жилось бы куда легче, если 1) в одном месте собрать все объекты его желаний (сено, воду, симпатичную ослицу), 2) направить все желания в одно специфическое место (например, пускай нуждается только в сене: его можно использовать и как пищу, и в качестве туалета, и как кровать), 3) кто-то станет пинать, подталкивать, обходительно тянуть осла в случайном направлении, так, чтобы принести выгоду обществу, или хотя бы толкателю, 4) осёл вообще лишит себя всяких желаний и заглушит потребности (но тогда причина смерти останется неизвестной). К сожалению, с точки зрения выполнения звучит всё это сомнительно.
#заметки #мысли
❤2👍2🔥2
В свете (вернее, уже без света) призыва к экономии электричества, вспомнились такие размышления Фрейда. Справедливость в человеческом обществе, как правило, основана на зависти к другому. Когда другой имеет что-то, чего у меня нет, и получает от этого удовольствие. А я тоже этого хочу, следовательно, его поведение кажется мне несправедливым.
Услышав просьбу о сокращении количества включённых электроприборов, самым разумным решением будет действительно ими не пользоваться. Ровно один день мы ведём себя как хорошие граждане, послушно складывая посуду в посудомойку (а то и в раковину), не запуская её. Но потом начинается. А все ли соседи относятся к распоряжению с такой же ответственностью? Наверняка, есть те, кто не брезгует тёплым полом, пока я экономлю три минуты на микроволновке. Они тоже не пылесосят, или только я (если из-за них свет пропадёт на месяц) останусь с грязным полом? Кажется, в окне соседнего дома видно уголок включённого телевизора! И вдруг какое-то смутное чувство внутри подсказывает, что организму хочется горячего кофе. И от этого никому хуже не станет. Ведь если люди соблюдают правило, серьёзного скачка не произойдёт, а если нет — лишить себя кофе просто несправедливо.
Загвоздка в том, что похожим образом может думать большинство. В итоге сеть окажется перегруженной. В математике подобные ситуации называют «равновесием по Нэшу». А в психоанализе мы приходим к тому, что даже в целях справедливости одинаковый для всех уровень наслаждения установить невозможно. Поэтому на смену ему приходит общее для всех ограничение, запрет, электроаскеза.
#заметки #мысли
Услышав просьбу о сокращении количества включённых электроприборов, самым разумным решением будет действительно ими не пользоваться. Ровно один день мы ведём себя как хорошие граждане, послушно складывая посуду в посудомойку (а то и в раковину), не запуская её. Но потом начинается. А все ли соседи относятся к распоряжению с такой же ответственностью? Наверняка, есть те, кто не брезгует тёплым полом, пока я экономлю три минуты на микроволновке. Они тоже не пылесосят, или только я (если из-за них свет пропадёт на месяц) останусь с грязным полом? Кажется, в окне соседнего дома видно уголок включённого телевизора! И вдруг какое-то смутное чувство внутри подсказывает, что организму хочется горячего кофе. И от этого никому хуже не станет. Ведь если люди соблюдают правило, серьёзного скачка не произойдёт, а если нет — лишить себя кофе просто несправедливо.
Загвоздка в том, что похожим образом может думать большинство. В итоге сеть окажется перегруженной. В математике подобные ситуации называют «равновесием по Нэшу». А в психоанализе мы приходим к тому, что даже в целях справедливости одинаковый для всех уровень наслаждения установить невозможно. Поэтому на смену ему приходит общее для всех ограничение, запрет, электроаскеза.
#заметки #мысли
❤3👍2🔥1
«Утомляет не гора, на которую нужно забраться, а камешек в ботинке».
👍4❤1🔥1
В следующем посте будет заметка по «Взгляду наискось» Жижека. А пока сила взгляда наискосок в искусстве.
Перед тем, как читать дальше, посмотрите на картину «Послы» (1533) Г. Гольбейна в двух вариантах. Сначала как обычно, по прямой. А потом приблизив её к лицу, и заглянув немного справа.
Странный вытянутый предмет по центру вдруг превращается вчереп .
Гольбейн в своей работе реализует образ двойного зрения — при «прямом» взгляде человека, погружённого в рутину бытовой жизни и не желающего иметь дело с трагической метафизикой земного бытия, смерть представляется иллюзорным пятном, на которое не стоит обращать внимания, — но при «особом» (подразумевается — правильном, глубоком) взгляде всё меняется с точностью до наоборот — смерть превращается в единственную реальность, а привычная жизнь на глазах искажается, лишается значения, приобретая характер фантома, иллюзии.
#психоанализ
Перед тем, как читать дальше, посмотрите на картину «Послы» (1533) Г. Гольбейна в двух вариантах. Сначала как обычно, по прямой. А потом приблизив её к лицу, и заглянув немного справа.
Странный вытянутый предмет по центру вдруг превращается в
Гольбейн в своей работе реализует образ двойного зрения — при «прямом» взгляде человека, погружённого в рутину бытовой жизни и не желающего иметь дело с трагической метафизикой земного бытия, смерть представляется иллюзорным пятном, на которое не стоит обращать внимания, — но при «особом» (подразумевается — правильном, глубоком) взгляде всё меняется с точностью до наоборот — смерть превращается в единственную реальность, а привычная жизнь на глазах искажается, лишается значения, приобретая характер фантома, иллюзии.
#психоанализ
🔥4❤1
Захоплива книга 1991 року, в якій Жижек розважається з поняттями Жака Лакана, вплітаючи їх у буденне життя, та максимально спростовує розуміння лаканівської теорії як суто «кабінетної». Усі триста сторінок — подорож по інтелектуальним американським гіркам, на яких подеколи й навскіс дивитися важко — лише головою додолу на запаморочливій швидкості! У статті нижче наводиться приклад, повʼязаний з бажанням, і трохи йдеться про те, що часто сама можливість бажати для нас важливіша навіть за здійснення цього бажання.
#книги
#книги
Telegraph
На полях «Погляду навскіс» Славоя Жижека
Чому не подивитись на теорію Лакана прямо? Бо як не дивись — зрозуміти це все одно непросто, то чому б і ні? Основні поняття лаканівського психоаналізу Жижек пояснює на матеріалі популярних на той час продуктів культури (а це праці Альфреда Гічкока, Стівена…
🔥3❤2