В шесть с половиной часов утра 5-го октября 1854 г., когда началось бомбардирование Севастополя, генерал-адъютант Корнилова поскакал на бастион № 4-й, где под сильным огнём подходил к каждому орудию, толковал комендорам куда целить, одушевлял каждого человека. Потом он поехал по линии с 4-го на 5-й бастион, и солдаты батальона Тарутинского полка, бывшего в этот день по очереди в траншее между 4-м и 5-м бастионом, называли адмирала «истинным молодцом».

На 5 бастионе Владимир Алексеевич осматривал действие каждого орудия, и когда командир бастиона, капитан-лейтенант Ильинский, боявшийся за жизнь адмирала, решился сказать ему:

«Ваше Превосходительство, зачем вы ездите по бастионам? Вы нас обижаете, вы доказываете тем, что вы не уверены в нас, я вас прошу отсюда уехать, я вам ручаюсь исполнить свой долг».

Тогда Корнилов отвечал: «А зачем же вы хотите мешать мне исполнить свой долг? Мой долг видеть всех».

Затем он взошел на площадку над казематом бастиона, куда был сосредоточен огонь противоположных французских батарей. Заметив, что на бастионах остается немного воды, адмирал отрядил двух офицеров своего штаба для наблюдения, чтобы в воде не было недостатка; трое других заранее были предназначены для снабжения батарей снарядами; последнее особенно заботило Владимира Алексеевича, и он сам входил во все подробности их доставления…

На Малаховом Кургане адмирал сошёл с лошади, за бруствером батареи в восемь орудий пошёл к башне. Войдя в первый этаж, он нашел удобным перевязывать так раненых, и приказал послать за доктором на ближайший перевязочный пункт, в Корабельную слободку. Он хотел идти и на верх башни, но контр-адмирал Истомит доложил, что, по его приказанию, прислуга верхних орудий сошла вниз.

В это время ядра и бомбы с 3-х английских кораблей летели на Малахов курган одно за другим. Английский пленный потом рассказывал: «мы видели, как убили вашего генерала около башни». Эти слова подают повод думать, что враги умышленно усиливали огонь на ту батарею, куда приезжал Владимир Алексеевич, которого они не могли не узнать по его генерал-адъютантской шинели, фуражке и его гнедой с белою гривою лошади, на которой ежедневно он посещал батареи и несколько раз выезжал далеко вперед наших аванпостов, с большой свитой.

В половине двенадцатого часа адмирал пошёл от башни к брустверу, за которым стояла его лошадь, с тем, чтобы ехать к Бутырскому полку, расположенному около Ушаковой балки; но не успел дойти трёх шагов до бруствера, как ядро раздробило ему левую ногу у самого живота. Несколько офицеров бросились к нему и подняли его на руки...

«Отстаивайте же Севастополь» сказал он нам. Мы положили его за бруствером, между орудиями и скоро он обеспамятел: ни крика, ни стона его никто не слышал…

Пронзен ядром в пылу сраженья,
Корнилов мертв в гробу лежит…
По всей Руси благословение
И в мир иной за ним летит.
Ещё при грозном Наварине
Он украшеньем флота был;
Поборник правды и святыни,
Врагов отечества громил,
И Севастополь величавый
Надежней стен оберегал…
Но смерть поспорила со славой,
И верный сын России пал,
За славу, честь родного края,
Как древний Грек, он гордо пал,
И, все земное покидая,
Он имя родины призвал.
Но у бессмертия порога
Он, верой пламенной горя,
Как христианин, вспомнил Бога,
Как верноподданный, Царя!
О, пусть же ангел светозарный
Твою могилу осенит
И гимн России благодарной
На ней немолчно зазвучит!