Я вообще не любитель всяких комнатных растений, а орхидеи почему-то вообще совсем на дух не переношу. Для меня это аксессуар казённого дома - они пылятся в офисах, стоматологических кабинетах и в домах престарелых.

Когда-то давно моя дочь притащила орхидею из Икеи, я поливала ее, сжав зубы - но она чувствовала мою неприязнь и тихо сдохла. Тогда за неё взялась Аня - украинская женщина, годами приходившая ко мне по пятницам помогать с уборкой. Аня у себя в Ивано-Франковской области выводила орхидеи в теплицах, высаживала их сотнями и жить без них не могла. Терпеливо и молчаливо она каждую пятницу ставила горшок с засохшей, корявой палкой в раковину, производила с ней какие-то спа-процедуры и ставила потом обратно на подоконник. Продолжались эти манипуляции примерно год, палка не подавала признаков жизни.

В середине февраля Аня уехала домой к заболевшему мужу. В двадцатых числах на орхидее вдруг набухли почки. А сегодня она расцвела.

Придётся мне полюбить орхидеи.

В контрольной по русскому моя дочь написала, что на каникулах «каталас на льешаде».

На детях редакторов природа решила выйти покурить…

вчера вечером до меня первый раз с 24 февраля, наконец, _дошло_.

до этого я не успевала - я как проснулась утром 24-го, так и встала и пошла _делать_. неважно, что. что-то делать, все время, безостановочно. я это хорошо умею. в триаде „бей-беги-замри“ я - олимпийская биатлонщица. одновременно бью и бегу.

с утра 24 февраля я как начала работать - так и не останавливалась. работать - значит редактировать тексты. много текстов. слова „обстрел“, „бомбежка“, эвакуация“ нужно разделить запятыми и проверить на написание. разделить одну смерть от другой абзацем. проверить время начала воздушной тревоги по ссылке - факт-чекинг на войне особенно важен. поставить кавычки в начале прямой речи. закрыть кавычки. еще бывают слова „автозак“, „задержание“, „обыск“, „отчисление“ - много таких слов. в моей работе они встречаются очень часто.

простые понятные вещи.

еще можно переводить на вокзале или в общежитии возле дома. проводить на платформу или на автобус и помахать рукой. дать бесплатный бутерброд. взять билеты. перезвонить насчет жилья. отнести книжки в склад гуманитарной помощи - „теремок“, джанни родари, эрмитажная азбука, заклеенная скотчем. отвести кого-то к врачу - посмотрите, пожалуйста, тут у женщины трещина в ключице, она упала с лестницы, когда спускалась в погреб, торопилась очень из-за сирены.

тоже простые вещи.

но вчера я зачем-то полезла на полку за нашим разговорником эмоций (каких эмоций? зачем? о чем?) - и вдруг поняла, что из шестнадцати человек, которые 13 декабря 2021 года сидели за столом после его презентации, в россии сегодня осталось двое. вот тут до меня и _дошло_.

это был большой стол, на нем было много вина и еды. за окном шел снег производства киностудии „союзмультфильм“, справа, слева, вокруг меня плавали в сумерках лица и руки шестнадцати любимых человек.

те четырнадцать, которые уехали, вряд ли в ближайшее время вернутся. вряд ли соберутся вновь за одним столом. вряд ли и стол тот еще долго простоит - ножки его уже подкашиваются, а на столешнице проступает буква Z.

но у меня осталась пробка от винной бутылки с того вечера - не по сентиментальности, а по дурной привычке я иногда подбираю всякий мусор со стола и ношу потом в карманах месяцами.

может, до меня еще не совсем _дошло_, но я почему-то на эту пробку надеюсь.

Дмитрия Борисовича Зимина нет, а Zimin Foundation продолжает помогать исследователям, преподавателям и студентам:

Если вы - студент(-ка) или ученый(-ая) из России и были вынуждены покинуть страну в связи с угрозой политического преследования, у вас есть возможность получить финансовую помощь от нового благотворительного проекта от Zimin Foundation.

Мы помогаем студентам, аспирантам и учёным уехавшим из России которые столкнулись с преследованием после выражения активной позиции против военного вторжения РФ в Украину. Этот проект предоставляет однократную финансовую помощь тем, кто нуждается в срочной поддержке на первое время пребывания за границей.

Чтобы подать заявку на получение помощи, заполните анкету, и мы с вами свяжемся:
https://www.ziminfoundation.org/

подруга, прочитав предыдуший пост про стол с подкосившимися ножками, напомнила мне, как мы еще в 2019-м ходили на выставку лотты лазерштайн и минут двадцать стояли перед вот этой работой - "вечер над потсдамом", 1928-1930 годы. это я тогда написала:
"у меня было такое ощущение, что все эти лица и позы мне хорошо знакомы (не зря фейсбук предложил мне их тегнуть). я их видела много раз, то ли в семейном архиве, то ли просто в своем Kopfkino - за чтением "дома на набережной", гинзбург или, допустим, берберовой. они мне родные: короткий двадцатый век начался с них (тех, кому было от 10 до 20 лет в 1914) - и закончился нами (теми, кому было столько же в 1991).
вот и мы - сегодняшние от 30 до 40 - сидим в желтой майке чемпиона, с потухшим взглядом. мы владеем миром, мы парим над ним - но уже не очень хочется. ужин съеден. разговор сошел на нет. душно, собирается гроза. от декораций за спиной через каких-то 10-15 лет не останется почти ничего. можно выложить потом проведенный вечер в инстаграмм: вот, смотрите, толя пел, борис молчал, николай ногой качал: 22 лайка, назавтра все забыли.
не получается смотреть друг на друга. взгляд у каждого рассеянный, в пустоту. дело было вечером, спорить было не о чем: все знают, чем заканчивается тайная вечеря".

прошлый год прошел для меня под знаком изучения _сложных чувств_ - оттенков абьюза, нюансов токсичности, спектра нарциссизма, глубины ресурсов… весь 2021 мы с коллегами-социологами и психологами деконструировали, описывали, взвешивали этот словарь „новой реальности“. главное свойство этой реальности - это ее, как говорит юля лернер, эмоционализированность: жизнь - не просто цепочка событий, а непрерывная амальгама чувственных переживаний, каждое из которых должно быть непременно названо своим собственным именем.

но в 2022 оказалось, что новая реальность сменилась новейшей - войной. лично у меня все „сложные чувства“ исчезли, просто испарились, как будто их и не было. на их месте в груди перекатываются чувства монохромные, круглые и тяжелые, как шары для боулинга: горе, стыд, любовь, страх, отчаяние, надежда. они такие огромные и увесистые, что места хватает разом только на одно - и они сменяются, подталкивая друг друга, накатывая по очереди, сметая хрупкие ограждения, которые я пытаюсь им выстроить.

горе черное и шершавое.

стыд - цвета больничных стен, цвета незакрывающихся кабинок туалета в пионерском лагере.

страх - темно-серый с вкраплениями чего-то блестящего, как асфальт.

любовь - темно вишневая и гладкая. это самый тяжелый шар. неподъемный.

отчаяние - белое.

надежда - оранжевая.

моя эмоциональная жизнь сейчас предельно примитивна. каждый час я чувствую приближение очередного шара и просто раскидываю руки так, чтобы он проехался по мне, не раздавив.

#berlinerluft

Институт восточноевропейских исследований Свободного университета Берлина объявляет о предоставлении промежуточных стипендий для ученых, находящихся в группе риска, из Украины, Беларуси и России.

https://www.oei.fu-berlin.de/en/institut/ankuendigungen/2022-03-18-U_berbru_ckungsfellowships.html

к моему ощущению повсеместной бездомности добавился важный нюанс - благодаря замечательному фильму „nomadland“, который я, наконец, посмотрела вчера в ночи. в одном эпизоде героиня говорит там очень точные слова:

I’m not homeless. I'm just houseless

в этой игре слов, которую так трудно перевести с английского, по-моему и заключается важнейшая разница между тем, что происходит сейчас украинцами - и тем, что происходит с россиянами, русскими, носителями русского языка.

сотни тысяч украинцев стали houseless. они потеряли стены, в которых жили, или были вынуждены их покинуть. но они не стали homeless. наоборот, у многих из них очень сильно чувство дома, который где-то ждет и куда обязательно нужно будет вернуться. каждый второй из тех, кто сейчас прибывает в берлин, говорит о том, что приезжает „пересидеть“, а „как только все это закончится - то сразу домой“. в любимой фейсбучной группе про то, как перестать добиваться и начать деградировать, десятки украинских женщин, бежавших из дома под обстрелами с детьми и кошками, бурно обсуждают, что будет через месяц-два с брошенной в раковине грязной посудой и оставленными в холодильниках по всей стране котлетами и куриными ножками. чем мы все это будем оттирать, девочки, и сколько ж времени уйдет на проветривание и размораживание?! сидя в польше, германии, франции или хотя бы во львове, киевлянки делятся названиями моющих средств и рецептами отдраивания плесени, потому что дом - он ждет, он никуда не денется, и пусть его загадили чужие бессовестные люди, они вернутся, чтобы его отмыть, проветрить и повесить в нем новые занавески. а если его разбомбят, то будет новый.

не так с теми, кого хотя бы по языковому признаку можно объединить в категорию „русские“. у многих этих людей еще есть house, но с 24 февраля окончательно нет home. есть те, кто еще не до конца осознал этот факт: им кажется, что буква Z – это такой новый аксессуар для гостиной, а не коловорот, которым в родных стенах просверливают зияющие дыры. говорят, что их чуть ли большинство - но бог его знает. другие же чувствуют эту потерю home до свиста в ушах - кто-то продолжая сидеть на своем (своем?) диване в петербурге или в перми; кто-то, обменивая доллары на грузинские лари; кто-то, переходя с собственным ребенком с русского на английский, немецкий, французский или иврит. дом в смысле home - место, где можно ходить в старых тапках, петь под душем, играть в майнкрафт с соседом, есть руками со сковородки, говорить друг другу „котик“ или „ваше величество“ и делать телевизору вкл и выкл по собственному желанию - этого места у нас, „русских“ больше нет.

была у зайки избушка лубяная, а стала ледяная. долго еще не отогреется зайка, долго еще будет жрать его изнутри беспощадный, жестокий, ничем непобедимый холод.

главное научное агенство германии, DFG, сообщает об открытии специальных программ для ученых, вынужденных бежать из стран, затронутых войной с украиной (украинцы, россияне, беларусы). (1) стипендиальная программа им. вальтера беньямина, позволяющая продолжить уже начатое на родине исследование и (б) открыие новых рабочих мест в текущих проектах в германии. тыц и, кому надо - гуглтранслейт: https://www.bundesverband-hochschulkommunikation.de/aktuelles/news/einzelnews/schnelle-hilfe-fuer-gefluechtete-wissenschaftlerinnen/?fbclid=IwAR0leaEc7bQ0T2YWBb2rW3Zl-bRMB3urueAi05vRYysb9_JZHKe_Ix2ateU

запишу здесь свой вчерашний день, просто чтобы не забыть. будем считать, что это летопись одного тылового домохозяйства эпохи украинской войны.

до 15 часов дня день был вполне рядовой и спокойный. с утра сходила на пресс-конференцию одного опального оппозиционера, там обсуждали возможность и примерные сроки применения химического оружия. потом гуляла в парке с другом - подсчитывали, сколько виз и паспортов нужно будет сделать в ближайшее время некоторым знакомым.

в 15 часов написала подруга N из города хельсинки: не могу ли я обернуться жар-птицей и в 18.00 встретить на вокзале семью украинцев, которых нужно будет отвезти в шелтер. я в 18.00 не могла, потому что в это время вожу сына на футбол - а вместе с ним еще одного мальчика из киева, и там мое русскоязычное присутствие не лишнее. начала искать себе замену.

к 15.20 замену нашла - на вокзал вызвалась поехать подруга Х.

списав в 15.30 в одном из шести одновременно мигающих у меня на мониторе мессенджеров подругу N и подругу Х, я переключилась на работу - текст о работе медиков в украине. тяжело, говорят, носить на руках лежачих детей из реанимации в подвал и обратно по 3 раза в день - там же трубочки, капельницы, проводочки…

к 17 часам мы с сыном отправились на футбол, в 17.30 позвонила подруга Y - она она только на днях прибыла в берлин из россии, транзитом через одну теплую страну. пока в этой теплой стране она дожидалась визы, в ее родной квартире побывали интересные люди в форме, искали всякое. можно ли к тебе зайти около 18.00, спрашивает подруга Y. а то, говорит, мне надо проораться и тебя обнять.

в 17.45 я поехала домой готовить ужин. два квартала с тренировки сын пообещал доехать на велосипеде сам.

в 18.20 с подругой Y обнялись у меня на кухне и совершили первый акт „проораться“.

в 18.25 позвонила подруга Х с вокзала и сообщила, что семью украинцев она встретила, но никакого шелтера для них не предусмотрено, им негде ночевать ночь до следующего поезда в интересующую их европейскую столицу, и можно ли их привезти ко мне. а то одна из женщин на сносях и дети у них 3 года и 6 лет.

в 18.30 я бросила в чугунный чан килограмм риса для ризотто на 12 персон.

в 18.35 мне позвонили с неизвестного номера и женский голос сообщил мне, чтобы я не волновалась „он немного упал с велосипеда, но мы уже вызвали скорую, крови немного“.

в 18.45 я уже сидела в машине скорой помощи и везла сему в больницу - упав, он проткнул себе ногу металлической ручкой велосипедного тормоза. ну это примерно как пальцем - железным и на две фаланги вглубь бедра.

в квартире осталась подруга Y - помешивать в кастрюле ризотто. муж заскочил домой с работы, чтобы расстелить кровати - и поехал в больницу.

в 19.30 семена уложили на операционный стол.его зашивала веселая фрау райнсберг - с татухой и в огромных очках. она была очень худенькая, и я подумала, что хорошо, что ей не надо никого таскать в подвал - вместе с трубочками и капельницами.

в 19.40 мессенджер сообщил мне, что украинские женщины с детьми и подругой X прибыли в мой дом с вокзала и сели за стол, накрытый подругой Y.

в 21.30 мы с сыном и мужем выехали из больницы с костылями и рецептом на антибиотики.

в 22.15 мы были дома. политическая беженка из россии читала украинским гуманитарным беженцам трех и шести лет книжку про мышонка. взрослые гуманитарные беженцы пили чай и переписывались с городом краматорском. младший из детей все время пытался обхватить руками живот своей мамы - они не сходились.

в 23.00 мы легли спать.

утром мой муж позвонил друзьям в интересующей наших гостей европейской столице. сегодня вечером они встретят всю семью и поселят их у себя дома, пока им не будет оформлено общежитие или другое жилье. к женщине, которая ждет ребенка, завтра придет акушерка.

сема соблюдает горизонтальное положение и читает комиксы.

а я - я устала.

По какой-то непонятной причине я получаю рассылку российского туроператора Ту-Ту.ру.

Сегодня ту-ту любезно предложили мне провести майские праздники в Крыму.

Я даже не знаю, как это назвать. Ни одной «банальности зла» не хватит, чтобы вместить в себя этот business as usual.

Я чувствую так: постичь происходящее невозможно; в самом деле _невозможно_ . Ужас именно в том, оно не поддается анализу при помощи тех категорий, которыми я располагаю; не втискивается в те слова, которые у меня есть. Я открыла Evil in Modern Thought Сьюзан Найман и, кажется, нашла там формулировку, которая объясняет мне, почему я сегодня могу только бестолково мычать:

"If it is difficult to locate what is distinctive about Auschwitz in space or in time, it seems equally fruitless to view its significance by comparing numbers of corpses or degrees of agony. Singling out any one factor in the network of atrocity that made up the death camps is likely to be misleading. Rather than asking why this particular event produced the sense of unique devastation that heralds the violent end of an era, we should look more closely at what conceptual resources were destroyed. Like Lisbon (_имеется в виду землетрясение в Лиссабоне в 1755 году - П.А._), Auschwitz acquired significance in relation to the web of beliefs in which it occurred. What seemed devastated—nay, entirely thwarted—by Auschwitz was the possibility of intellectual response itself. Thought stood still, for the tools of civilization seemed as helpless in coping with the event as they were in preventing it. The most powerful testimony describes those tools as a hindrance to survival at Auschwitz. The humanistic intellectual skills required to build structures of sense were just the skills that proved treacherous. Seeking meaning and sense in reality could literally be fatal, for both were at odds with those skills required in a place that defied meaning and sense. These accounts suggest that what did not work in helping prisoners to survive Auschwitz will not work any better in helping us to understand it“.

Мне кажется, книга Сьюзан сегодня может быть очень полезной. Зло бывает не только банальным - у него сотни оттенков, и для того зла, которое творится сегодня, возможно, еще нет названия. Не будем про это забывать.

Урбанисты негодуют. У них «сложная ситуация», нервничают из-за «негатива»:

Приходите в четверг 21 апреля в 19 по Москве - вместе с замечательными Анастасией Чуковской, Сергеем Лукашевским и Борисом Грозовским будем говорить о чувствах и языке эмоций во время войны. Спойлер: в одну «травму» все не впихнешь.

​​Жизнь во время войны: эмоции и действие

21 апреля, четверг, в 19 (московское время)

Несправедливая захватническая война, гибель детей, женщин и стариков, насилие и мародерство, разрушение городов дотла, — невозможно смотреть на бесчисленные военные преступления, на подлость и ложь, когда они совершаются твоей собственной страной, от ее имени. Слёзы, отчаяние, паника, любовь, злость, стыд, депрессия, «вымораживание», гнев, надежда, страх, — вот примерная гамма очень простых чувств (без оттенков), которые поочерёдно сменяют друг друга.

С начала войны жизнь «как будто ничего не происходит» стала невозможна. Полина Аронсон, редактор OpenDemocracy, помогает украинским беженцам, российским ученым, правозащитникам и журналистам в Германии. Анастасия Чуковская уже полтора месяца помогает украинским беженцам, прибывающим в Венгрию и оказывающимся без общения, без возможности работать, без помощи волонтёров, без виз, а часто — и без денег на еду.

Во многих странах люди до сих пор равнодушны к постигшей нас всех беде и продолжают жить как ни в чем не бывало. Как в этих условиях найти в себе силы делать то, что должен? Как пережить, что ты стал врагом и для России, и для Украины, а в других местах — чужим? Это нужно, ведь вернуться к миру, где невозможно насилие такого масштаба, можно только за счёт доброй воли и координации множества обычных людей, инвестирующих свои силы, деньги и время в помощь тем, кому сейчас тяжелее всего.

В дискуссии участвуют:

— Полина Аронсон, журналист, социолог, писатель, редактор OpenDemocracy, автор книги «Любовь: сделай сам. Как мы стали менеджерами своих чувств», редактор и соавтор книги «Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности»;

— Анастасия Чуковская (работала продюсером Bazilevs, «Яндекс.Школе», издательстве Individuum, журналистом «Сноба», BBC, «Большого города», куратором дискуссионных программ для студентов и школьников);

— Сергей Лукашевский, историк;

— Борис Грозовский, обозреватель, автор телеграм-канала EventsAndTexts.

Зарегистрируйтесь, и мы пришлем вам ссылку на почту за час до начала мероприятия.

Дискуссия организована телеграм-каналом «О стране и мире». Трансляция и видеозапись разговора будет доступна в YouTube-канале «О стране и мире».

Поддержать организацию помощи украинцам в Венгрии можно через PayPal.

Материалы к разговору:

‣ П. Аронсон. Как жить со стыдом за путинскую власть (янв 2021);
‣ вДудь: Человек во время войны. Настя Чуковская и Лёша Зеленский.
‣ Дневник Анастасии Чуковской в Facebook;
‣ Вина, вредная и полезная. Обзор исследований;
‣ Что такое коллективная вина: объясняет социальный психолог;
‣ Между злостью и бессилием: психологическая помощь в России после начала войны;
‣ Моя работа — документировать. Рассказы журналистов, работающих на войне.