Здравствуйте, дорогие!
Близкие люди давно убеждали меня создать свой канал. Я не решался. Хватит ли сил, времени, умения? Однако надежда вернуться к потерянному читателю, оставшемуся на Украине и живущему в России, стала главным доводом.
10-го марта 2022 года (после ареста в Киеве) моё постоянное общение с друзьями-читателями прервалось стараниями СБУ. Прошло больше трёх лет. За это время не так много написано, но зато многое произошло и многое увидено.
Всегда буду помнить, что усилиями тех, кто знал меня и, как выяснилось, любил, я оказался на свободе. Впрочем, об этом скажу ещё не раз.
С Богом начнём. А там посмотрим. Рад каждому, кто помнит меня или хочет узнать.

Ваш, Я.Т.

ЗАПИСКИ «ЗРАДНИКА» УКРАИНСКОЙ ДЕРЖАВЫ
(фрагменты книги, которая пишется)

КАК МЕНЯ АРЕСТОВАЛИ ЗА ИЗМЕНУ ДЕРЖАВЕ

Март 2022 года. Аресты становятся частью повседневной жизни граждан Украины. К ним привыкают. Никто не может быть уверен, что за ним не придут. Или не вызовут в органы безопасности. Даже, если гражданин с готовностью восклицает: "Слава Украине!", с горящим честным взором хвалит Зеленского и проклинает Россию (а само слово "Россия" пишет маленькими буквами) его судьба всё равно может сложиться печально.
Объявлять ли человека предателем державы, решает некая невидимая сила. Именно она обладает особым чутьём, нюхом для распознания "зрадныков".
И вот я, уже немолодой сочинитель, вижу воплощение этой злобной силы на пороге своей киевской квартиры.
Около восьми утра длинный, требовательный и как-будто раздражённый звонок. Открываю дверь. В коридоре люди с автоматами. У некоторых лица до половины закрыты. Называют моё имя. Да, говорю, это я.
Три человека быстро проходят в комнату, где я обычно работаю. Идут так, будто всё у меня знают. В компьютере проворно находят то, ради чего пришли. Молодыми недобрыми глазами зыркают по сторонам.
– Что происходит, и кто вы? – спрашиваю я.
– СБУ, – отвечает небольшой кареглазый и смотрит с отвращением. – Только ничего не надо говорить. А то пальцы будем ломать вашей жене.
Начинается обыск. Нас с женой закрывают в нашей маленькой кухне.
Уже намного позднее, когда под конвоем меня привезут в суд, чтобы я читал своё дело, стало понятно, что следили за мной давно. Слушали телефонные разговоры, смотрели почту, копировали стихи и выступления в Сети. Разумеется, мои отзывы об украинской власти, о Бандере, о фальшивом "томосе" и погромщиках церквей не были сочувственными. И всё-таки обвинение в государственной измене, которое мне вскоре предъявили, было лишено логики.
Измена – это когда присягнул и предал. Сказал "люблю" и обманул. Но самой сути украинской державы, с её вечной завистью к «северным соседям», с майданными беснованиями и поклонением нацистским прихвостням, я никогда не присягал. Больше того, всегда презирал её хуторской дух и убогие мифы про вековой московский гнёт и борьбу украинцев-европейцев за «незалэжность».
Обыск длится больше четырёх часов.
– Это вы писали? – в кухню, где мы сидим с женой, иногда врывается персона в камуфляже и машет листами бумаги.
– Да, я.
Хлопает дверь кухни. В передней слышится матерный разговор.
– А можно в нашем доме не ругаться! – громко произносит моя смелая жена.
В ответ – недовольное рычание.
Что потом? Перепуганные соседи-понятые, которых привёл пан с автоматом. Подъехавшие лысоватые, похожие друг на друга следователи.
Некоторые гости в масках меня узнают, поскольку видели мою программу «Право на веру». Один из деятелей СБУ заводит со мной разговор и пытается объяснить, как глубоко я неправ. Украине, по его словам, нужна не Московская, а подлинная украинская церковь. Несмотря на необычность ситуации, по привычке вступаю в спор. Пытаюсь в рамках школьного учебника объяснить человеку с автоматом, почему в результате монгольского нашествия Киевский митрополит переехал во Владимир, а оттуда в Москву. При слове "Москва" собеседник вздрагивает, бледнеет и между делом сообщает, что после Куликовской битвы к власти пришёл Иван Грозный.
Я умолкаю и сворачиваю дискуссию.
Тем временем слышу, как один лысоватый следователь спрашивает другого, почти такого же:
– Пакуем?
Кивок маленькой головы, и меня начинают готовить на выход с вещами. Недавний оппонент в дебатах негромко советует одеться потеплее. Жена бросает в пакет свитер, рубашку, молитвослов. Меня ведут к двери.
– Ничего не бойся, – шепчет мне жена.
Уже арестованным, я спускаюсь по лестнице. Прохожу мимо соседей, мимо детской площадки, где когда-то играл мой сын, а потом два внука. Оборачиваюсь на свой балкон. Там, среди сохнущего белья, за голыми ветками нашей высокой черешни, вижу руку жены. Она машет мне вслед.

ПЕСНЯ «ЗРАДНИКА»

(Первое, что написал в СИЗО. В апреле 22-го. На прогулке возле корпуса для «политических»)

Глазёнки волчьи. Долг к оплате.
Явилась тьма.
Шипят: «Ты зрадник и предатель!»
И вот, тюрьма.

Хлопак, толкавший дулом в спину
Средь бела дня,
«За шо не любишь Украину?» –
Спросил меня.

Чужие ноги книги топчут,
Мой дом, семью.
Люблю Украйну, милый хлопче,
Но не твою.

Не ту придуманную «Нэню»,
Где мой народ
Перед врагами на коленях
Отраву пьёт.

Где зелье варят бесогеи,
Их легион.
Где озверевшие злодеи
Глядят с икон.

Но тот люблю простой и чистый
Родимый край,
Где гай шумит тысячелистый,
Где дом, как рай.

На человеков нет охоты,
Нет волчьих глаз.
И нет, панове «патриоты»,
В помине вас.

А это написано на днях. В Москве.

ЦАРСКАЯ МОЛИТВА

Венцы сияют царской кровью,
В кругу святом
За Русь вы молите с любовью
Перед Христом.

И Государь, не зная мщенья,
Храня Семью,
О мире просит и прощеньи
В родном краю.

Но дети адового князя,
У зла в плену,
Швыряют в небо красной грязью,
Украв страну.

И новых ставят истуканов,
Их бог – палач.
И ноют царственные раны,
И слышен плач.

И Государь у ног Христовых
Поклон кладёт
– Позволь, Господь, умру я снова
За свой народ.

Владыка медлит, в тверди зыбкой
И голубой
Мерцает кроткая улыбка
– Умру с тобой…

ЗАПИСКИ «ЗРАДНИКА» УКРАИНСКОЙ ДЕРЖАВЫ
(фрагменты книги, которая пишется)

ПО ТРОЕ К СТЕНКЕ, ИЛИ ВАЖНЫЙ ДЕНЬ МОЕЙ ЖИЗНИ
То, о чем сейчас расскажу, возможно, стоило сохранить в тайне. Кто-то заподозрит в нескромности или тщеславии. Да и сам я думаю: может ли христианин выносить на суд незнакомых людей такие переживания. Может, хочу представить себя в героическом ореоле? Мучеником и страдальцем? Несмотря на всю пошлость подобных желаний, прислушиваюсь к своей совести. Да нет, вроде, ничего такого не обнаруживаю. Конечно, немного неловко. Но ведь не по моей же доблести всё произошло. Тем более, нет у меня никакой доблести. Я по природе человек робкий, иногда малодушный. Ясно, что не моя была воля на то, что случилось в этот день.
Утро 12 марта 2022 года. Суббота. Тюрьма СБУ. Дверь камеры распахивается. На пороге высокий человек с автоматом. Лица не могу рассмотреть. Оно тёмное, мрачное. От него льётся ненависть.
– На выход! С вещами! Быстро!
Голос хриплый, лающий. Такой, что собираюсь мгновенно.
В коридоре какие-то люди заводят мне руки за спину и стягивают жёлтым скотчем. Такой же липкой лентой завязывают глаза. Куда идти не вижу. Но в спину толкают и я почти бегу, не видя дороги. Гонят узким коридором. На лестнице, когда вот-вот должен упасть, сзади хватают за куртку. Пробегаем этажей пять.
Ветер и запах улицы. Свет сквозь повязку на глазах. Мы где-то во дворе. Вокруг суета. То ли машина, то ли автобус.
Меня подводят к небольшому автобусу. Рядом со мной ещё какие-то люди. Нас толкают на сидения. Мне удаётся сесть. Но тут же на меня бросают человека. Он лёгкий, худой. Молча, лежит на мне.
Со злобной руганью автобус заполняют людьми. Вдруг понимаю, кто они. Это русские военнопленные. И тот, что лежит на мне и слегка вздрагивает, тоже пленный.
– Шо, обгадился?! – слышится смех. – Щас вывезем на прогулку и там закопаем.
Снова смеются. Потом автобус трогается, и тут становится очень тихо. Похоже, не только мне, но и всем, кого везут, приходит одна и та же мысль: нас везут расстреливать. Убивать.
Об этом говорит многое. И особенный унижающий мат. И реплики охранников во время коротких остановок. Мол, ждут вас серьёзные люди, чтобы рассчитаться за нападение и войну.
Это потом я понял, что нас лишь пугали, что, выражаясь юридически, оказывали давление и, скорее всего, убивать не собирались. Хотя...
В те дни всякое бывало.
Но тогда, в автобусе, как и мальчишки, ехавшие со мной, я поверил, что моя жизнь может вот-вот закончиться.
К своему удивлению, я не испугался. И не огорчился. Просто смотрел на приближающийся конец, как на житейский факт. Конечно, всё, что происходит с нами, происходит по воле Бога. В тот момент Господь дал спокойствие. Я обратился к Нему в сердце. Я благодарил Его за то, что не боюсь. Просил встречи с Ним и чтоб мне не посрамиться при этой встрече. А ещё я благодарил за прожитую жизнь. За жену, детей, внуков. За работу, часто приносившую радость. За то, что Он открылся мне. За то, что я успел узнать Его в этой земной жизни и теперь иду к Нему с надеждой. Прожитая жизнь казалась счастливой и завершённой. Предстоящая смерть виделась мигом. Перетерплю, думал я, а потом...
А потом Жизнь.
С того дня я перестал бояться смерти. Боли, мучений, издевательств боюсь. А смерти – нет. Память о будущей жизни и сейчас со мной.
Впрочем, мысли тогда мешались. В них не было никакой стройности. Иногда просто вопил в душе: "Господи, Иисусе Христе, помилуй меня!"
Тем временем паренёк, которого бросили на меня стал сильно дрожать. Возможно, от холода. В Киеве холодный март. Стало жаль этого мальчишку и всех, кого везли со мной. Мне шестьдесят девять. А они и не жили ещё.
Так, в течении минут тридцати-сорока, пока нас везли, пока мы стояли в заторах, и потом ещё немного, когда привезли, я был уверен, что сейчас всё земное для меня закончится. И этот день считаю одним из самых важных в своей жизни.
Наконец, мы останавливаемся. Дверь автобуса открывается. Кто-то командует:
– По трое к стенке становись!

⬇️ ПРОДОЛЖЕНИЕ ⬇️

⬆️ НАЧАЛО ⬆️

Нас вытаскивают на свет и опять толкают в спину. Я снова молюсь. Прошу об одном: чтоб не мучили, не заставляли оговорить друзей или кричать бандеровские славословия.
Жёлтый скотч снимают с глаз. Я, действительно, у стены. Возле меня два мальчика лет двадцати с небольшим. Один, исхудавший, небритый, с черными волосами стоит горестно согнувшись. Его бьют прикладом автомата.
– Не оборачиваться! – это уже рявкают мне.
А ведь моему сыну Илье как раз двадцать два, думаю я. Но тут появляются ещё какие-то люди. Среди них женщины с дубинками, в военной форме. Женщины громко смеются. И я понимаю, что здесь вряд ли будут расстреливать. Во всяком случае, не теперь.
Меня отделяют от военнопленных и заталкивают в маленькое помещение без окон. Позднее я узнал, что это тюремный бокс. Мне становится холодно. Я нахлобучиваю капюшон куртки, сажусь на узенькую скамью и, прислонившись к кафельной стене, повторяю: "Значит, ещё поживу. Слава Тебе, Господи".
Однако уверенности в том, что жить дальше это, несомненно, хорошо, у меня нет…

АВТОР ИЗВЕСТЕН И ЖИВ

То, что вы сейчас прочтёте, я написал зимой 2023 года. В Киеве. Находясь под судом. Именно поэтому, отправляя стихи в Россию, не поставил свою подпись. Так появилось «стихотворение неизвестного автора». Его стали читать на публике и петь. По христианскому смирению, возможно, стоило и дальше не раскрывать своего авторства. Но некоторые исполнители весьма свободно обращались с текстом (сокращали, заменяли слова). А вот это для сочинителя больно. Так что, спешу сообщить: автор, слава Богу, жив. И пусть теперь будет известен.

РУССКИЙ КИЕВ

Не святы мы и, в общем, не такие…
За то попали в гнусный переплёт.
Но знаешь, брат, есть прежний русский Киев,
Он жив ещё, он молится и ждёт.

Ему кричат, мол, братьям ты не нужен,
И вслед плюёт, оскалясь, укрохам.
А он встаёт, оболган, безоружен,
Лицо умоет и шагает в храм.

И, шапку сняв, там ставит молча свечи,
Пока ломает двери стая псов.
Сейчас ворвутся, чтобы гнать, калечить,
Но Киев русский умереть готов.

За что? За эти старые иконки,
За радость ту, что в сердце разлита,
За День Победы, голос в хоре звонкий,
А в сущности, за Господа Христа.

Святых Печерских о защите просит
Поруганный, но вечный Киев-град:
— Услышьте нас, Антоний, Феодосий!
И ты услышь, российский брат-солдат.

Не верь, солдат, продажным подпевалам,
Что здесь царит эсэсовская гнусь.
Да, мы в плену, но в киевских кварталах
Невидимо живёт Святая Русь.

Приди! Очищен от бесовской мути,
Восстанет город, Господом храним.
Вернутся Чкалов, Пушкин и Ватутин,
Воскреснет Русский Иерусалим.

Наш путь непрост, но места нет для грусти:
Единый Бог, и мы — один народ.
И не был Киев никогда нерусским,
Он верой жив, он молится и ждёт.