Ромыч золото нашел.

Охеренная история: есть такая штука — «йеркиш». Это искусственный язык, придуманный специально, чтобы исследовать языковые возможности обезьян. В основе йеркиша - лексиграмма, специальная картинка, заведомо не похожая на обозначаемый предмет. Всего было порядка 150 лексиграмм. У языка есть своя интересная грамматика, классы предметов и действий, а ввод делался с помощью компьютера. А самый известный обученный обезьян — бонобо Кандзи, наговоривший 13 тысяч предложений на йеркише.

Починил.

Кассеты это очень круто! Не свайпнешь лишний раз, никакого времени трека и названия, отлично заземляет.

Хочу посмотреть первое в своей жизни Анимэ! Порекомендуйте, плиз! Сериал не вытяну, только полнометражное кино! Никаких Гибли, Миядзаки и вот это вот все. Давайте, ребята!

Люди Гибли за металл

Мой Чироки — это как дворняга, как беспородный пёс. Не выбираешь, не покупаешь у заводчика. Он просто появляется. Неказистый, кривенький, странный, воняет. Но для тебя нет прекраснее собаки. Он — семья. Любимая псина.

Пошёл по рекомендации Вовы Аюева читать статью.

И, оказывается, об этом же я сам много думаю в последнее время.
Всё больше воспринимаю профессию не как навык, а как отношения. Со смыслом, с собой.

Дизайн требует страсти, но карает за уязвимость. Поэтому ирония — не поза, а броня.

«Главное, что сегодня исполняется — это амбивалентность:
самая безопасная эмоция в профессии, которая требует страсти,
но наказывает за уязвимость.»

Кажется, выбор сегодня — не между «быть наивным» и «быть разочарованным», а между «жить» и «имитировать». быть а не казаться?

Может, пора переименовать Анбиливбл в Амбивалентбл?

ANALOG LIFE. DIGITAL PROBLEMS

В Питере какое-то невероятное количество пекарен.
Я уже не иду по городу — я выбираю шрифт: всюду предложения съесть ещё этих мягких французских булок.

Я спрашивал тут посмотреть анимэ, мне насоветовали Паприку и, я не выгляжу вот так после этого...

На самом деле мне понравилось, хорошее. Всем Спасибо! Все еще хуже чем Коэны, Тарантино, и Норштейн, но очень круто!

Питер — это не город. Это возвращение.
Первый раз (и второй, у меня все спуталось, хотя были разные люди рядом) — в детстве. Школьная поездка.
Самое яркое воспоминание: вокзал. Туалет.
Мы пошли пописать, а там — открытые кабинки. Мужики сидят, срут и читают газеты. Мой детский мозг завис.
Это был не просто другой город — это была другая планета.

Дальше — Русский музей, золото Петергофа, коридоры, паркет, тапки.
Обед с капустой, с окнами на Дворцовую площадь.
И какое-то ощущение — вроде бы красиво, вроде бы важно,
но совсем не моё. И очень серое. (НО! Удивительное! На Дворцовой снимали какую-то громкую тачку на видео, еще до ютуба, автомобильный видео контент был в Питере)

Второй раз — уже взрослым. После долгой процедуры в медцентре я выхожу на улицу и мама звонит и говорит: — Выпей. Сегодня можно. (у меня там было с радиацией связано) А я не пил полгода.
Мы гуляем без цели, просто улицы, снегопад, люди останавливаются и фотографируют (такое я потом только в Ташкенте видел, где это было оправданно), как будто впервые видят зиму.
Вечером — бар. Нет мест. Нас сажают на ступеньки, потом дают стол. Джаз. Вино. Вся ночь.
А потом — пустота.
Поезд обратно я не помню. (я и туда не помню)
Как будто дороги не было вовсе.
Питер был. А возвращения — нет.
Теперь — снова здесь. По делам.
Катались по городу. В какой-то момент понял, что потерял права.
Позвонили в кафе — нашлись.
Но до этого мы двадцать минут ехали за машиной ГИБДД.
Без прав. С непристёгнутыми сзади.
И странным образом — спокойно.
Как будто город сказал:
«Я тебя помню. Всё хорошо. Езжай.»