другу (?)

не познавши копоть
я отважно трусил
нежное, как ноготь
солнце Беларуси

двое поцарапанных
в Минске пересушенном
косоглазой нации
дети непослушные

недобритым Брестом
лес тушил окурок
вился арабеской
алый Новогрудок

поле, поле, поле
поле, да дорога
что за край уродливый
без любви и Бога!

край народца моего —
тряпки половой!
нас тут двое дураков
с ясной головой:

«прочь с шершеляфамами!
чтобы не жить по-скотски
помоги штыками нам,
Костя Калиновский!

что дрожишь, болезная
рожица славянская!?
бей, шпана полесская
коли распоясалась!

задрожи, беззубая
стылым Могилёвым
на ноги, паскуды!
наше дело - плёвое

наше дело вежливо
больше не поступит
поднимай железное
солнце Беларуси!»

грезило и грабило —
лейся, лето-ложь!
было, как проталина
было невтерпёж

мы в стране бурлачьей
двое дураков
двое неудачников
вечных, как покров

но когда сломалось,
смылось насовсем
я знакомым старым
умер в сентябре

в серебре сентябрьском
пенилась вода
словно не уехал
ты и никуда

здесь, когда не нужно
я отважно трусил
чёрное, как дружба
солнце Беларуси

как и прежде, белый
свет полесских сосен
словно тут и не было
ничего и вовсе.

словно тут и не было
поводов для грусти.
чёрное, как копоть
небо Беларуси

18 октября 2024 года

Серый город покрылся стигматами влажных луж,
испещрилось ручьями асфальтовое лицо.
Я дрожу, как осиновый лист на ветру. Дрожу,
как ребёнок, покинутый матерью и отцом.
Мой единственный выбор - встать с этой ноги иль той
(почему-то, конечно, всегда выбирать не ту).
Кровопийца-титан называет себя Москвой
и смыкает свой рот, игнорируя тошноту.
Я бреду по мощёному телу, по стыкам плит,
по протезам эпохи собянинских перемен.
Если ты изучил все маршруты, то лабиринт
для тебя не являет собой никаких проблем.
Если ты исходил все дорожки, шоссе, углы,
ниши спальных районов, альковы безлюдных мест,
то чего ты боишься? Ты тысячу раз здесь был.
Третий Рим уж не сможет сожрать тебя за присест.
Он не сможет зажать свои челюсти до конца,
пропустив тебя, точно мясо на мясорубке.
В нём тонули мечты о карьере и голоса…
всё, что было достаточно тихим, пустым и хрупким.
Так иди, задирая голову, как гусар.
Эти серость и дождь - иллюстрация ноосферы.
Я дрожу лишь от холода. В сердце горит пожар,
и столице с моим огнём ничего не сделать.