Министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу анонсировал встречу специальных представителей Анкары и Еревана по вопросам нормализации двусторонних отношений. По его словам, переговоры пройдут «в ближайшее время».
После того как руководство Турции определилось с кандидатурой своего спецпредставителя (им стал экс-посол в США Сердар Кылыч) официальный Ереван также назвал имя своего дипломата, ответственного за установление мостов с Анкарой. Им стал Рубен Рубинян. При знакомстве с биографиями двух переговорщиков трудно не заметить определенных диспропорций. Во-первых, Кылыч в два раза старше Рубиняна, турецкому дипломату 63 года. И в его послужном списке опыт работы послом в США, Ливане и Японии. Рубинян же, получив профильное образование в Армении и за рубежом (среди вузов, в которых он оттачивал свои знания Лондонский университетский колледж и Ягеллонский университет), проработал в МИД своей страны в должности заместителя министра менее года. При этом он идеологически близок премьер-министру Николу Пашиняну. Достаточно ли этого для ведения успешных переговоров? Точного ответа на этот вопрос, наверное, не даст никто. В конце концов, дипломатами не рождаются, а уровень образования дает Рубиняну определенные горизонты понимания проблемы.
Таким образом цели ясны и задачи определены. Ясно, что Анкара не собирается ускорять процесс нормализации без учета азербайджанского фактора. На этом направлении, на первый взгляд, есть определенные подвижки. В особенности после встреч в Сочи и в Брюсселе. Прозвучали заявления об октрытии транспортных коммуникаций, наметился прогресс в вопросе о военнопленных. Упомянутый выше Мевлют Чавушоглу также недавно заявил о возможности организации перелетов по маршруту Стамбул-Ереван.
Но при всей важности этих шагов, они являются, скорее фоновыми факторами, а не сущностными. Остается острой проблема безопасности вдоль межгосударственной границы, как и ее окончательная демаркация и делимитация. Для Баку нет такой проблемы, как статус Карабаха. Но для Еревана он все еще в актуальной повестке дня. Словом, ожидать быстрых прорывов не приходится. Однако нормализация в новая условиях- важная часть формирования статус-кво после второй карабахской войны.
Сергей Маркедонов
После того как руководство Турции определилось с кандидатурой своего спецпредставителя (им стал экс-посол в США Сердар Кылыч) официальный Ереван также назвал имя своего дипломата, ответственного за установление мостов с Анкарой. Им стал Рубен Рубинян. При знакомстве с биографиями двух переговорщиков трудно не заметить определенных диспропорций. Во-первых, Кылыч в два раза старше Рубиняна, турецкому дипломату 63 года. И в его послужном списке опыт работы послом в США, Ливане и Японии. Рубинян же, получив профильное образование в Армении и за рубежом (среди вузов, в которых он оттачивал свои знания Лондонский университетский колледж и Ягеллонский университет), проработал в МИД своей страны в должности заместителя министра менее года. При этом он идеологически близок премьер-министру Николу Пашиняну. Достаточно ли этого для ведения успешных переговоров? Точного ответа на этот вопрос, наверное, не даст никто. В конце концов, дипломатами не рождаются, а уровень образования дает Рубиняну определенные горизонты понимания проблемы.
Таким образом цели ясны и задачи определены. Ясно, что Анкара не собирается ускорять процесс нормализации без учета азербайджанского фактора. На этом направлении, на первый взгляд, есть определенные подвижки. В особенности после встреч в Сочи и в Брюсселе. Прозвучали заявления об октрытии транспортных коммуникаций, наметился прогресс в вопросе о военнопленных. Упомянутый выше Мевлют Чавушоглу также недавно заявил о возможности организации перелетов по маршруту Стамбул-Ереван.
Но при всей важности этих шагов, они являются, скорее фоновыми факторами, а не сущностными. Остается острой проблема безопасности вдоль межгосударственной границы, как и ее окончательная демаркация и делимитация. Для Баку нет такой проблемы, как статус Карабаха. Но для Еревана он все еще в актуальной повестке дня. Словом, ожидать быстрых прорывов не приходится. Однако нормализация в новая условиях- важная часть формирования статус-кво после второй карабахской войны.
Сергей Маркедонов
В Чили завершились президентские выборы, которые, пожалуй, стали самыми важными со времени возвращения страны к демократии в 1990 году. В силу резкой поляризации чилийского общества после массовых протестов двухлетней давности против вопиющего социального неравенства во втором туре выборов 19 декабря столкнулись представители леворадикального и крайне правого флангов политического спектра. 35-летний кандидат от широкого левого блока «Я выбираю достоинство» Габриэль Борич одержал уверенную победу с 56% голосов и станет самым молодым президентом в истории Чили. Его соперник, кандидат от Христианского социального фронта Антонио Каст, заручился поддержкой только 44% и немедля поздравил Борича с триумфом.
В первом туре выборов Каст получил 28% голосов и на 3 п.п. опередил Борича. Это стало шоком для многих чилийцев. Ультраконсерватор Каст, которого сравнивают с бразильцем Болсонару, выступал за резкое снижение налогов с крупного бизнеса, за ужесточение и так строгого законодательства об абортах и за рытье канав вдоль северной границы для борьбы с незаконной миграцией (главным образом из Венесуэлы и Гаити). Но самое главное – Каст никогда не скрывал, что является поклонником Аугусто Пиночета. В конце 80-х годов он выступал против демонтажа диктаторского режима, а его брат был министром в правительстве Пиночета. Недавно стало известно, что отец Каста, выходец из Германии, был членом НСДАП. Вероятно, ожившие воспоминания о темном чилийском прошлом подтолкнули многих абсентеистов первого тура к голосованию. Во втором туре явка подросла до 56%, причем Боричу удалось расширить свою электоральную базу за пределы Сантьяго и других крупных городов и привлечь голоса сельских избирателей.
Габриэль Борич, происходящий из семьи хорватских иммигрантов, получил юридическое образование в университете в Сантьяго. В 2011 году он возглавил масштабные студенческие протесты в стране и в 2014 году был избран в Палату депутатов. В ходе президентской кампании Борич обещал «похоронить» неолиберальную экономическую модель, оставшуюся от диктатуры генерала Пиночета, и повести решительную борьбу с вытекающим из этой модели глубоким социальным неравенством. Он выступал за создание более доступных систем образования и здравоохранения, за преобразование частной пенсионной системы в государственную. Средства для этого Борич предлагает получить за счет повышения налогов на сверхбогатых. Кроме того, он выдвигал лозунги гендерного равенства, расширения прав коренных народов и усиления мер по защите окружающей среды. Амбициозная цель Борича состоит в том, чтобы построить в Чили полноценное социальное государство по европейскому образцу. При этом Борич разделяет ценности парламентской демократии и, в отличие от поддерживающей его Компартии Чили, воздерживается от выражения солидарности с левоавторитарными режимами континента, вроде кубинского и венесуэльского. Также он подчеркивает, что предстоящие изменения будут постепенными и не должны подрывать бюджетную устойчивость.
Борич получит президентские полномочия в марте 2022 года. В том же году в Чили должен пройти референдум по новой конституции, которая сейчас готовится и придет на смену конституции, принятой при Пиночете. Другими словами, Чили на пороге глубоких изменений. Совершенно очевидно, что осуществление задуманных реформ будет для Борича не простым. У него нет большинства в Национальном конгрессе. Отнюдь не закончена борьба с пандемией, еще дольше придется бороться с ее экономическими последствиями. Тем интереснее будет наблюдать за ходом нового левого эксперимента, который начинается в Чили почти через 50 лет после предыдущего.
Александр Ивахник
В первом туре выборов Каст получил 28% голосов и на 3 п.п. опередил Борича. Это стало шоком для многих чилийцев. Ультраконсерватор Каст, которого сравнивают с бразильцем Болсонару, выступал за резкое снижение налогов с крупного бизнеса, за ужесточение и так строгого законодательства об абортах и за рытье канав вдоль северной границы для борьбы с незаконной миграцией (главным образом из Венесуэлы и Гаити). Но самое главное – Каст никогда не скрывал, что является поклонником Аугусто Пиночета. В конце 80-х годов он выступал против демонтажа диктаторского режима, а его брат был министром в правительстве Пиночета. Недавно стало известно, что отец Каста, выходец из Германии, был членом НСДАП. Вероятно, ожившие воспоминания о темном чилийском прошлом подтолкнули многих абсентеистов первого тура к голосованию. Во втором туре явка подросла до 56%, причем Боричу удалось расширить свою электоральную базу за пределы Сантьяго и других крупных городов и привлечь голоса сельских избирателей.
Габриэль Борич, происходящий из семьи хорватских иммигрантов, получил юридическое образование в университете в Сантьяго. В 2011 году он возглавил масштабные студенческие протесты в стране и в 2014 году был избран в Палату депутатов. В ходе президентской кампании Борич обещал «похоронить» неолиберальную экономическую модель, оставшуюся от диктатуры генерала Пиночета, и повести решительную борьбу с вытекающим из этой модели глубоким социальным неравенством. Он выступал за создание более доступных систем образования и здравоохранения, за преобразование частной пенсионной системы в государственную. Средства для этого Борич предлагает получить за счет повышения налогов на сверхбогатых. Кроме того, он выдвигал лозунги гендерного равенства, расширения прав коренных народов и усиления мер по защите окружающей среды. Амбициозная цель Борича состоит в том, чтобы построить в Чили полноценное социальное государство по европейскому образцу. При этом Борич разделяет ценности парламентской демократии и, в отличие от поддерживающей его Компартии Чили, воздерживается от выражения солидарности с левоавторитарными режимами континента, вроде кубинского и венесуэльского. Также он подчеркивает, что предстоящие изменения будут постепенными и не должны подрывать бюджетную устойчивость.
Борич получит президентские полномочия в марте 2022 года. В том же году в Чили должен пройти референдум по новой конституции, которая сейчас готовится и придет на смену конституции, принятой при Пиночете. Другими словами, Чили на пороге глубоких изменений. Совершенно очевидно, что осуществление задуманных реформ будет для Борича не простым. У него нет большинства в Национальном конгрессе. Отнюдь не закончена борьба с пандемией, еще дольше придется бороться с ее экономическими последствиями. Тем интереснее будет наблюдать за ходом нового левого эксперимента, который начинается в Чили почти через 50 лет после предыдущего.
Александр Ивахник
Особенности первой сессии Госдумы восьмого созыва:
1. Дума продолжает быть местом для дискуссий, причем с использованием различных механизмов – от классических (пленарные заседания, работа в комитетах, парламентские слушания) до новых (коммуникация с помощью телеграмма). Активное обсуждение перед первым чтением законодательства о QR-кодах, которое волнует абсолютное большинство россиян, привело к тому, что один из законопроектов был снят с рассмотрения. Второй принят в первом чтении, но дальнейшие события развиваются в рамках нормальной процедуры внесения и рассмотрения поправок, в ходе которой его содержание, скорее всего, будет смягчено. Таким образом противодействие пандемии не привело к законодательной «чрезвычайщине», нет импульсивных решений, способных вызвать общественное недовольство.
2. КПРФ наиболее активно аккумулирует протестные настроения, что стало очевидным еще в ходе избирательной кампании. Однако с ней конкурируют «эсеры», вернувшиеся к приоритету социальной тематики и соперничающие с коммунистами на этом поле, а не в сфере истории и отношения к Сталину (что вполне рационально). КПРФ при этом оказалась в обороне в связи с делом Рашкина. ЛДПР вынуждена маневрировать – потеряв часть голосов на думских выборах, она стремится вернуть популистский электорат. Эти же тенденции продолжатся и в следующем году.
3. Нынешняя Дума – первая за много лет, в состав которой входит пять депутатских фракций. Соответственно, впервые после 2003 года, когда СПС проиграл думские выборы, в парламенте есть фракция («Новые люди»), способная, наряду с «Единой Россией» поддерживать непатерналистские законы. Таким образом происходит распределение ответственности в социально-экономической сфере при политической лояльности «Новых людей» (если СПС в третьей Думе эволюционировал в сторону большей оппозиционности, то «Новые люди» по этому пути не пойдут).
Алексей Макаркин
1. Дума продолжает быть местом для дискуссий, причем с использованием различных механизмов – от классических (пленарные заседания, работа в комитетах, парламентские слушания) до новых (коммуникация с помощью телеграмма). Активное обсуждение перед первым чтением законодательства о QR-кодах, которое волнует абсолютное большинство россиян, привело к тому, что один из законопроектов был снят с рассмотрения. Второй принят в первом чтении, но дальнейшие события развиваются в рамках нормальной процедуры внесения и рассмотрения поправок, в ходе которой его содержание, скорее всего, будет смягчено. Таким образом противодействие пандемии не привело к законодательной «чрезвычайщине», нет импульсивных решений, способных вызвать общественное недовольство.
2. КПРФ наиболее активно аккумулирует протестные настроения, что стало очевидным еще в ходе избирательной кампании. Однако с ней конкурируют «эсеры», вернувшиеся к приоритету социальной тематики и соперничающие с коммунистами на этом поле, а не в сфере истории и отношения к Сталину (что вполне рационально). КПРФ при этом оказалась в обороне в связи с делом Рашкина. ЛДПР вынуждена маневрировать – потеряв часть голосов на думских выборах, она стремится вернуть популистский электорат. Эти же тенденции продолжатся и в следующем году.
3. Нынешняя Дума – первая за много лет, в состав которой входит пять депутатских фракций. Соответственно, впервые после 2003 года, когда СПС проиграл думские выборы, в парламенте есть фракция («Новые люди»), способная, наряду с «Единой Россией» поддерживать непатерналистские законы. Таким образом происходит распределение ответственности в социально-экономической сфере при политической лояльности «Новых людей» (если СПС в третьей Думе эволюционировал в сторону большей оппозиционности, то «Новые люди» по этому пути не пойдут).
Алексей Макаркин
За три дня до начала нового 2022 года в Санкт-Петербурге состоится неформальный саммит глав государств СНГ. В уходящем году этой структуре исполняется тридцать лет. Сегодня СНГ только ленивый не критикует за неэффективность. В самом деле, трудно представить себе интеграционное объединение, нацеленное на результат, в котором присутствуют Армения и Азербайджан. До последних лет сложно, хотя и без продолжительных войн, развивались отношения между государствами Центральной Азии. Формально из СНГ не уходила Украина (хотя в 2009 году Содружество покинула Грузия), но обе эти страны стали главными «траблмейкерами» для России.
«Инструмент цивилизованного развода». Эта метафора прямо-таки приклеилась к СНГ. Между тем, моментами этот развод не прошел без битья посуды и дележа совместно нажитого имущества. Словом, от саммитов СНГ не ждут прорывов. Однако назвать их бесполезными и церемониальными тоже нельзя. Нередко саммиты глав Содружества становятся интересными переговорными площадками. Так будет и на этот раз.
Скорее всего, «на полях» саммита произойдет встреча Владимира Путина и Александра Лукашенко. Российско-белорусская интеграция проходит через сложные коллизии, имеется зазор между социально-экономическим сотрудничеством и более тесной государственной кооперацией. Оптимум интеграции ищется с трудом! На фоне непростых отношений Москвы и Минска с Киевом и коллективным Западом.
Но помимо западного направления в «северной столице», не исключено, будет актуализирован и южный фланг СНГ. Вероятна четвертая в этом году встреча между Ильхамом Алиевым и Николом Пашиняном. Две из них в январе и в ноябре 2021 года прошли в Москве и в Сочи при посредничестве президента России, а одна, 14 декабря в Брюсселе на полях саммита «Восточного партнерства». Москва стремится показать, что лидером в процессе армяно-азербайджанского урегулирования остается она. С одной стороны, в ходе переговоров с председателем Евросовета Шарлем Мишелем стороны не отошли от московско-сочинской повестки. Но с другой стороны, ЕС попытался на гуманитарном треке перехватить иницативу (вопрос освобождения военнопленных).
Как следствие, активизация России. 21-22 декабря в Ереване состоялось заседание российско-армянской межправительственной комиссии по экономическому сотрудничеству, где РФ была представлена на уровне вице-премьера правительства Алексея Оверчука. Между тем, помимо двухсторонней повестки была затронута и тема разблокирования транспортных коммуникаций между Арменией и Азербайджаном. В конце ноября 2021 года Оверчук посетил с визитом и Баку. Таким образом, нельзя исключать, что в Санкт-Петербурге будет сделана еще одна попытка придать урегулированию конфликта новый импульс.
Сергей Маркедонов
«Инструмент цивилизованного развода». Эта метафора прямо-таки приклеилась к СНГ. Между тем, моментами этот развод не прошел без битья посуды и дележа совместно нажитого имущества. Словом, от саммитов СНГ не ждут прорывов. Однако назвать их бесполезными и церемониальными тоже нельзя. Нередко саммиты глав Содружества становятся интересными переговорными площадками. Так будет и на этот раз.
Скорее всего, «на полях» саммита произойдет встреча Владимира Путина и Александра Лукашенко. Российско-белорусская интеграция проходит через сложные коллизии, имеется зазор между социально-экономическим сотрудничеством и более тесной государственной кооперацией. Оптимум интеграции ищется с трудом! На фоне непростых отношений Москвы и Минска с Киевом и коллективным Западом.
Но помимо западного направления в «северной столице», не исключено, будет актуализирован и южный фланг СНГ. Вероятна четвертая в этом году встреча между Ильхамом Алиевым и Николом Пашиняном. Две из них в январе и в ноябре 2021 года прошли в Москве и в Сочи при посредничестве президента России, а одна, 14 декабря в Брюсселе на полях саммита «Восточного партнерства». Москва стремится показать, что лидером в процессе армяно-азербайджанского урегулирования остается она. С одной стороны, в ходе переговоров с председателем Евросовета Шарлем Мишелем стороны не отошли от московско-сочинской повестки. Но с другой стороны, ЕС попытался на гуманитарном треке перехватить иницативу (вопрос освобождения военнопленных).
Как следствие, активизация России. 21-22 декабря в Ереване состоялось заседание российско-армянской межправительственной комиссии по экономическому сотрудничеству, где РФ была представлена на уровне вице-премьера правительства Алексея Оверчука. Между тем, помимо двухсторонней повестки была затронута и тема разблокирования транспортных коммуникаций между Арменией и Азербайджаном. В конце ноября 2021 года Оверчук посетил с визитом и Баку. Таким образом, нельзя исключать, что в Санкт-Петербурге будет сделана еще одна попытка придать урегулированию конфликта новый импульс.
Сергей Маркедонов
Затянувшийся конфликт между Лондоном и Брюсселем, связанный с выполнением протокола по Северной Ирландии, перед Новым годом обрел новые краски, связанные со сменой главного переговорщика с британской стороны и отчасти с устойчивостью положения Бориса Джонсона в премьерском кресле. Этот протокол, являющийся частью Соглашения о выходе Британии из ЕС и предусматривающий таможенные проверки британских товаров в ольстерских портах, создал серьезные проблемы в торговле и вызвал рост напряженности в Северной Ирландии. Лондон стал требовать пересмотра условий протокола, чтобы убрать большинство таможенных барьеров. Брюссель предлагал существенные уступки, но на формальный пересмотр протокола идти отказывался.
С лета по вопросам торгового режима в Северной Ирландии шли тяжелые и почти бесплодные переговоры. С британской стороны их возглавлял министр по вопросам брексита Дэвид Фрост – крайне жесткий переговорщик, идеологически зацикленный на полном возвращении национального суверенитета. В частности, он решительно добивался выведения североирландского протокола из-под юрисдикции Суда ЕС. В Брюсселе же настаивали, что раз Северная Ирландия по протоколу остается в едином рынке ЕС и там действует торговое право ЕС, значит высшим арбитром по возможным спорам должен оставаться Суд ЕС. Наталкиваясь на сопротивление Брюсселя, Фрост не раз угрожал тем, что Британия прибегнет к ст. 16 протокола, которая позволяет в одностороннем порядке отказываться от выполнения определенных его частей. В ЕС предупреждали, что это приведет к масштабной торговой войне.
И вот вечером 18 декабря Фрост внезапно заявил о своем немедленном уходе в отставку. Она была связана не с переговорами по Северной Ирландии, а с недовольством Фроста решением кабинета ввести обязательные ковид-пропуска и предстоящим повышением налогов. Уход архитектора жесткого брексита стал новым ударом по авторитету Джонсона. 19 декабря было объявлено, что новым куратором протокола по Ольстеру и отношений с ЕС в целом станет министр иностранных дел Лиз Трасс. С точки зрения административной логики это вполне закономерно. После завершения особого периода, связанного с осуществлением брексита, отсутствие в сфере полномочий МИДа отношений с Европой выглядело странно.
Но тут многое завязано на нынешний политический статус Лиз Трасс. Она – опытный политик, работала в трех правительствах: Дэвида Кэмерона, Терезы Мэй и Бориса Джонсона. В 2019 г. в ходе борьбы Джонсона за пост лидера она сразу поддержала его и в итоге заняла важный пост министра международной торговли. В сентябре этого года получила повышение – место главы МИД. Трасс принадлежит к правому крылу партии и пользуется поддержкой его многочисленных представителей в парламенте. Но главное – среди рядовых тори она самый популярный министр. И в ситуации резко снизившегося рейтинга Джонсона Трасс рассматривается как наиболее опасный его соперник в возможной будущей борьбе за пост лидера и премьера.
Есть две версии этого назначения. По одной, Трасс, используя свою силу и ослабление Джонсона, сама добилась расширения полномочий. Более распространена другая версия, согласно которой премьер преподнес ей «отравленную чашу». Заключение с ЕС финальной сделки, преодолевающей тупик по Северной Ирландии, станет для Трасс крайне сложной задачей. Достижение компромисса с Брюсселем автоматически вызовет недовольство ее сторонников из жесткого лагеря. Бесконечное затягивание переговоров поставит вопрос о ее компетентности. В любом случае шансы Трасс на получение поста лидера снизятся. Судя по первым заявлениям Трасс, прозвучавшим во вторник после ее разговора с вице-президентом Еврокомиссии Шефчовичем, она не готова рисковать своей популярностью в партии. Глава МИД подчеркнула, что позиция Лондона на переговорах по североирландскому протоколу остается неизменной. Она повторила прежние тезисы Лондона о неприемлемости юрисдикции Суда ЕС и о возможности прибегнуть к ст. 16. Таким образом, в Брюсселе рано порадовались уходу несговорчивого Фроста.
Александр Ивахник
С лета по вопросам торгового режима в Северной Ирландии шли тяжелые и почти бесплодные переговоры. С британской стороны их возглавлял министр по вопросам брексита Дэвид Фрост – крайне жесткий переговорщик, идеологически зацикленный на полном возвращении национального суверенитета. В частности, он решительно добивался выведения североирландского протокола из-под юрисдикции Суда ЕС. В Брюсселе же настаивали, что раз Северная Ирландия по протоколу остается в едином рынке ЕС и там действует торговое право ЕС, значит высшим арбитром по возможным спорам должен оставаться Суд ЕС. Наталкиваясь на сопротивление Брюсселя, Фрост не раз угрожал тем, что Британия прибегнет к ст. 16 протокола, которая позволяет в одностороннем порядке отказываться от выполнения определенных его частей. В ЕС предупреждали, что это приведет к масштабной торговой войне.
И вот вечером 18 декабря Фрост внезапно заявил о своем немедленном уходе в отставку. Она была связана не с переговорами по Северной Ирландии, а с недовольством Фроста решением кабинета ввести обязательные ковид-пропуска и предстоящим повышением налогов. Уход архитектора жесткого брексита стал новым ударом по авторитету Джонсона. 19 декабря было объявлено, что новым куратором протокола по Ольстеру и отношений с ЕС в целом станет министр иностранных дел Лиз Трасс. С точки зрения административной логики это вполне закономерно. После завершения особого периода, связанного с осуществлением брексита, отсутствие в сфере полномочий МИДа отношений с Европой выглядело странно.
Но тут многое завязано на нынешний политический статус Лиз Трасс. Она – опытный политик, работала в трех правительствах: Дэвида Кэмерона, Терезы Мэй и Бориса Джонсона. В 2019 г. в ходе борьбы Джонсона за пост лидера она сразу поддержала его и в итоге заняла важный пост министра международной торговли. В сентябре этого года получила повышение – место главы МИД. Трасс принадлежит к правому крылу партии и пользуется поддержкой его многочисленных представителей в парламенте. Но главное – среди рядовых тори она самый популярный министр. И в ситуации резко снизившегося рейтинга Джонсона Трасс рассматривается как наиболее опасный его соперник в возможной будущей борьбе за пост лидера и премьера.
Есть две версии этого назначения. По одной, Трасс, используя свою силу и ослабление Джонсона, сама добилась расширения полномочий. Более распространена другая версия, согласно которой премьер преподнес ей «отравленную чашу». Заключение с ЕС финальной сделки, преодолевающей тупик по Северной Ирландии, станет для Трасс крайне сложной задачей. Достижение компромисса с Брюсселем автоматически вызовет недовольство ее сторонников из жесткого лагеря. Бесконечное затягивание переговоров поставит вопрос о ее компетентности. В любом случае шансы Трасс на получение поста лидера снизятся. Судя по первым заявлениям Трасс, прозвучавшим во вторник после ее разговора с вице-президентом Еврокомиссии Шефчовичем, она не готова рисковать своей популярностью в партии. Глава МИД подчеркнула, что позиция Лондона на переговорах по североирландскому протоколу остается неизменной. Она повторила прежние тезисы Лондона о неприемлемости юрисдикции Суда ЕС и о возможности прибегнуть к ст. 16. Таким образом, в Брюсселе рано порадовались уходу несговорчивого Фроста.
Александр Ивахник
Подведение итогов внешнеполитического года обычно происходит в самые последние дни декабря. Но это можно сделать уже сейчас, когда прошла пресс-конференция Владимира Путина, а партнеры/соперники/противники/враги России (ненужное зачеркнуть в зависимости от конкретной ситуации – сейчас нечто среднее между противниками и врагами) отправились праздновать Рождество.
Итак, своим «ультиматумом» (а, точнее, комплексной, предельно жесткой публичной запросной позицией) Россия добилась комплексных же переговоров, которые должны начаться в январе. Готовить их будет Юрий Ушаков и Джейк Салливан – и, видимо, Рождество (и «западное», и «восточное») у них будет весьма напряженным. То есть со стороны России сменился переговорщик – раньше эту функцию выполнял Николай Патрушев. Похоже, что функцией Патрушева как известного сторонника жесткой линии было обеспечение общих интересов России, тогда как американист Ушаков, почти десять лет проработавший послом в Вашингтоне, может в рамках этих же интересов (их понимание в Москве не изменилось) вести переговоры о конкретных формулировках. С Путиным Ушаков работает еще с 2008 года, когда Путин перешел на пост премьера, а его помощник по внешней политике Сергей Приходько остался в Кремле с Дмитрием Медведевым.
Проблема в понимании компромиссов. Российская сторона исходит из того, что она (в виде и СССР, и России) уже совершила множество уступок, начиная с роспуска Варшавского договора и заканчивая отказом от проекта Новороссии в 2014 году. И теперь должен уступать Запад – в формате некоей «финляндизации» Украины (а заодно и Грузии). Понятно, что при такой вводной договориться существенно сложнее. В любом случае, это не новая Ялта (такой вариант уже проехали из-за его изначальной нереалистичности), а стремление обеспечить гарантии неприкосновенности «Утеса», которым сейчас считает себя Россия, причем в мире, где у нее нет союзников.
У Китая союзников нет по определению, а батька хотя сейчас и лишен свободы маневра, но все равно воспринимается в Москве как ненадежный партнер из-за многолетней сложной истории отношений. Армения участвовала в байденовском Саммите за демократию, Киргизия покупает «Байрактары», а Казахстан отстаивает свою многовекторность и трепетно реагирует на любые намеки на актуализацию в России территориального вопроса на любом уровне (вспомним, как год назад в Астане реагировали на высказывания Вячеслава Никонова о том, что территория Казахстана – это большой подарок со стороны России и Советского Союза).
Если договориться не получится, то может быть игра на обострение – как размещение российских ракет в чувствительных для США и НАТО зонах, так и вариант, при котором «судьбу Донбасса будет решать народ Донбасса» (то есть по абхазско-югоосетинскому сценарию с официальным признанием). Проблемы этих вариантов – в том, что напряженность и нестабильность в этом случае не только сохранятся, но и усилятся.
Алексей Макаркин
Итак, своим «ультиматумом» (а, точнее, комплексной, предельно жесткой публичной запросной позицией) Россия добилась комплексных же переговоров, которые должны начаться в январе. Готовить их будет Юрий Ушаков и Джейк Салливан – и, видимо, Рождество (и «западное», и «восточное») у них будет весьма напряженным. То есть со стороны России сменился переговорщик – раньше эту функцию выполнял Николай Патрушев. Похоже, что функцией Патрушева как известного сторонника жесткой линии было обеспечение общих интересов России, тогда как американист Ушаков, почти десять лет проработавший послом в Вашингтоне, может в рамках этих же интересов (их понимание в Москве не изменилось) вести переговоры о конкретных формулировках. С Путиным Ушаков работает еще с 2008 года, когда Путин перешел на пост премьера, а его помощник по внешней политике Сергей Приходько остался в Кремле с Дмитрием Медведевым.
Проблема в понимании компромиссов. Российская сторона исходит из того, что она (в виде и СССР, и России) уже совершила множество уступок, начиная с роспуска Варшавского договора и заканчивая отказом от проекта Новороссии в 2014 году. И теперь должен уступать Запад – в формате некоей «финляндизации» Украины (а заодно и Грузии). Понятно, что при такой вводной договориться существенно сложнее. В любом случае, это не новая Ялта (такой вариант уже проехали из-за его изначальной нереалистичности), а стремление обеспечить гарантии неприкосновенности «Утеса», которым сейчас считает себя Россия, причем в мире, где у нее нет союзников.
У Китая союзников нет по определению, а батька хотя сейчас и лишен свободы маневра, но все равно воспринимается в Москве как ненадежный партнер из-за многолетней сложной истории отношений. Армения участвовала в байденовском Саммите за демократию, Киргизия покупает «Байрактары», а Казахстан отстаивает свою многовекторность и трепетно реагирует на любые намеки на актуализацию в России территориального вопроса на любом уровне (вспомним, как год назад в Астане реагировали на высказывания Вячеслава Никонова о том, что территория Казахстана – это большой подарок со стороны России и Советского Союза).
Если договориться не получится, то может быть игра на обострение – как размещение российских ракет в чувствительных для США и НАТО зонах, так и вариант, при котором «судьбу Донбасса будет решать народ Донбасса» (то есть по абхазско-югоосетинскому сценарию с официальным признанием). Проблемы этих вариантов – в том, что напряженность и нестабильность в этом случае не только сохранятся, но и усилятся.
Алексей Макаркин
Как обычно перед Рождеством возобновляются споры по поводу того, когда его праздновать. Тем более, что 25 декабря Рождество празднуют не только католики и протестанты, но и большинство православных церквей. Они используют новоюлианский календарь, который до 2800 года совпадает с григорианским. В ХХ веке верность юлианскому календарю сохранили Иерусалимская, Русская, Грузинская и Сербская церкви. Календарный вопрос не носит догматического характера – это сфера традиции. Более либеральные православные обычно выступают за перемены (или не исключают их), консерваторы, напротив, считают календарную реформу недопустимой. Но сама по себе реформа не является основанием для разрыва молитвенного общения между церквями.
Так что заявление главы Православной церкви Украины (признана четырьмя православными церквями) митрополита Епифания о возможности перехода украинских православных на новоюлианский календарь вызвало предсказуемо разноречивую реакцию. Но тут же стало известно, что Епифаний высказался сугубо гипотетически, имея в виду возможный перенос празднования Рождества (как и других праздников), когда это поддержат большинство верующих. А с этим проблемы, даже если отвлечься от украинской религиозной ситуации, когда большинство практикующих верующих, регулярно (а не только по большим праздникам) ходящих в храмы, сохраняют верность Украинской православной церкви – самоуправляемой части Московского патриархата.
Дело в том, что переход на новоюлианский календарь – это признак адаптации к интересам государства или к ситуации в обществе. Когда, например, православные греки и сирийцы в многоконфессиональной Америке отмечают Рождество вместе с представителями других общин, протестантами и католиками. То же, например, относится к миссионерской деятельности в Африке. Вошедший в состав РПЦ в 2018 году Западноевропейская архиепископия также придерживается этого календаря.
Но, наряду с адаптацией, есть и понятие идентичности, стремления защитить свою «самость» - и в ряде случаев оно оказывается более значимым. Например, для польских православных, которые официально приняли новоюлианский календарь вместе с автокефалией, полученной ими от Константинополя в 1924 году – и сделали это под давлением польского государства, стремившегося максимально отгородиться от любой русской традиции. Однако большинство верующих Польской православной церкви – это этнические белорусы, украинцы, лемки, которые не хотят «растворяться» в польском католическом окружении и на практике всегда придерживались юлианского календаря. В 2014 году Польская церковь официально вернулась к старому стилю, сохранив в то же время за желающими того приходами права придерживаться новоюлианского календаря.
Интересно, что Епифаний, комментируя свою идею, отметил, что наибольшее неприятие она вызывает на западе Украины – то есть там, где ПЦУ наиболее влиятельна. Там для православных (не только УПЦ, но и ПЦУ) верующих остро стоит вопрос о том, чтобы сохранить свою идентичность и не слиться с греко-католиками. Так что православие полифонично, а идеального соотношения между адаптивностью и идентичностью добиться вряд ли удастся. А слом традиций может привести к негативным последствиям, которые не удастся преодолеть в течение веков – как русский Раскол.
Алексей Макаркин
Так что заявление главы Православной церкви Украины (признана четырьмя православными церквями) митрополита Епифания о возможности перехода украинских православных на новоюлианский календарь вызвало предсказуемо разноречивую реакцию. Но тут же стало известно, что Епифаний высказался сугубо гипотетически, имея в виду возможный перенос празднования Рождества (как и других праздников), когда это поддержат большинство верующих. А с этим проблемы, даже если отвлечься от украинской религиозной ситуации, когда большинство практикующих верующих, регулярно (а не только по большим праздникам) ходящих в храмы, сохраняют верность Украинской православной церкви – самоуправляемой части Московского патриархата.
Дело в том, что переход на новоюлианский календарь – это признак адаптации к интересам государства или к ситуации в обществе. Когда, например, православные греки и сирийцы в многоконфессиональной Америке отмечают Рождество вместе с представителями других общин, протестантами и католиками. То же, например, относится к миссионерской деятельности в Африке. Вошедший в состав РПЦ в 2018 году Западноевропейская архиепископия также придерживается этого календаря.
Но, наряду с адаптацией, есть и понятие идентичности, стремления защитить свою «самость» - и в ряде случаев оно оказывается более значимым. Например, для польских православных, которые официально приняли новоюлианский календарь вместе с автокефалией, полученной ими от Константинополя в 1924 году – и сделали это под давлением польского государства, стремившегося максимально отгородиться от любой русской традиции. Однако большинство верующих Польской православной церкви – это этнические белорусы, украинцы, лемки, которые не хотят «растворяться» в польском католическом окружении и на практике всегда придерживались юлианского календаря. В 2014 году Польская церковь официально вернулась к старому стилю, сохранив в то же время за желающими того приходами права придерживаться новоюлианского календаря.
Интересно, что Епифаний, комментируя свою идею, отметил, что наибольшее неприятие она вызывает на западе Украины – то есть там, где ПЦУ наиболее влиятельна. Там для православных (не только УПЦ, но и ПЦУ) верующих остро стоит вопрос о том, чтобы сохранить свою идентичность и не слиться с греко-католиками. Так что православие полифонично, а идеального соотношения между адаптивностью и идентичностью добиться вряд ли удастся. А слом традиций может привести к негативным последствиям, которые не удастся преодолеть в течение веков – как русский Раскол.
Алексей Макаркин
Еще в хрущевское время, вскоре после начала реабилитации жертв сталинского режима, стал формироваться образ правильного зэка. Который, несмотря на несправедливость, совершенную в его отношении нарушителями соцзаконности, остался верен советским идеалам. Несмотря на исключение из партии, считал себя коммунистом – и при случае мог участвовать в тайном партсобрании где-нибудь под елочкой, в перерыве между не столь уж обременительными работами. И был готов в любую минуту противостоять врагам советской власти, твердо зная, что она когда-нибудь отринет кучку авантюристов во главе с Берией и восстановит справедливость. Лучше, конечно, прижизненно, но даже если посмертно, то большой беды в этом нет. Беда – это разувериться в стране, народе, партии.
Уже практически в наши дни, когда только создавался позднее признанный иноагентом, а ныне ликвидируемый (потому что решение еще можно оспорить, но надежд на чудо почти нет) «Мемориал» (признан иноагентом в РФ), на смену этому образу стал продвигаться новый, более рафинированный. Самый яркий пример – книга «Отец Арсений» про вымышленного священника-зэка, получившая немалое распространение среди верующих. Ленинской партии и советских идеалов там уже нет – но их заменяют благостные истории про то, как суровые внешне (но добрые внутри) лагерные охранники приходят к Богу под влиянием проповеди и личного примера добра и милосердия, который демонстрировал им находившийся в узах иерей.
Этим образам противостояла страшная лагерная правда Солженицына и еще более страшная - Шаламова – при всем различии между этими писателями и их восприятия особенностей «века-волкодава». Правда без благостного всепрощения, без попыток создать очередную политкорректную версию трагедии. Именно эту бескомпромиссную правду отстаивает «Мемориал», считающий, что убийства не могут быть ничем оправданы. Формулировки типа «был культ – но была и личность», «Сталин многих расстрелял – но и патриаршество восстановил» для такого подхода полностью неприемлемы. Для «Мемориала» немыслимы никакие «да, но…», «с одной стороны так, а с другой этак» - и поэтому он вошел в непримиримое противоречие с «силовой» версией не только репрессий, но и советской истории в целом.
Алексей Макаркин
Уже практически в наши дни, когда только создавался позднее признанный иноагентом, а ныне ликвидируемый (потому что решение еще можно оспорить, но надежд на чудо почти нет) «Мемориал» (признан иноагентом в РФ), на смену этому образу стал продвигаться новый, более рафинированный. Самый яркий пример – книга «Отец Арсений» про вымышленного священника-зэка, получившая немалое распространение среди верующих. Ленинской партии и советских идеалов там уже нет – но их заменяют благостные истории про то, как суровые внешне (но добрые внутри) лагерные охранники приходят к Богу под влиянием проповеди и личного примера добра и милосердия, который демонстрировал им находившийся в узах иерей.
Этим образам противостояла страшная лагерная правда Солженицына и еще более страшная - Шаламова – при всем различии между этими писателями и их восприятия особенностей «века-волкодава». Правда без благостного всепрощения, без попыток создать очередную политкорректную версию трагедии. Именно эту бескомпромиссную правду отстаивает «Мемориал», считающий, что убийства не могут быть ничем оправданы. Формулировки типа «был культ – но была и личность», «Сталин многих расстрелял – но и патриаршество восстановил» для такого подхода полностью неприемлемы. Для «Мемориала» немыслимы никакие «да, но…», «с одной стороны так, а с другой этак» - и поэтому он вошел в непримиримое противоречие с «силовой» версией не только репрессий, но и советской истории в целом.
Алексей Макаркин
Из новой книги Валерия Зорькина сейчас цитируют фрагмент о смертной казни, в котором председатель Конституционного суда не только не исключил ее восстановления, но привел мнения авторитетов, которые высказывались за смертную казнь. Но более интересным представляется другой его тезис, связанный с предыдущим. О том, что «права меньшинств могут быть защищены в той мере, в какой большинство с этим согласно», поскольку «именно позиция большинства выражает народную ментальность со всей ее социокультурной спецификой в подходах к решению этических вопросов, связанных с различением добра и зла».
Такой подход вписывается в общий тренд на архаизацию, так как апелляция к «народной ментальности» может легко обосновывать самые разнообразные формы дискриминации. Но с ментальностью дело обстоит непросто. Например, запрет голосования женщин тоже в свое время объясняли мнением народа (но самих женщин при этом не спрашивали, а под народом понимались патриархальные главы семей). Николай II был искренне убежден, что дискриминация евреев соответствует мнению тогдашнего глубинного народа. Даже сейчас, когда регулярно проводятся опросы общественного мнения, выводы о «народной ментальности» стоит делать осторожно, так как многое зависит от формулировки вопроса, от эмоционального состояния общества, от степени его информированности и от многих других обстоятельств.
Есть еще один важный фактор, если вернуться к теме смертной казни. Позиция большинства в странах, где она существует, обычно в пользу ее сохранения – и эмоциональные факторы (от страха стать жертвой преступления до сочувствия жертвам и их родственникам) являются более сильными, чем научные аргументы. Поэтому политик, выступающий за смертную казнь, настаивает на референдуме – как Лукашенко в Беларуси (в 1996 году 80% населения предсказуемо проголосовали против отмены). А правительства, отменяющие смертную казнь, берут на себя политическую ответственность, принимая решения, противоречащие существующей на тот момент позиции большинства по этому вопросу. При этом они опираются на легитимность, полученную во время выборов – а у избирателей остается возможность наказать их на следующих выборах. Или не наказать – Франсуа Миттеран, отменивший смертную казнь во Франции в 1981 году вопреки тогдашнему мнению большинства, был переизбран на второй срок в 1988-м.
А дальше выясняется, что взаимосвязь гуманизации нравов и отмены смертной казни носит более сложный характер – не только гуманизация способствует отмене, но и наоборот. Люди на опыте убеждаются, что отмена смертной казни не ведет к росту преступности. Для новых поколений отсутствие такого наказания в уголовном кодексе становится привычным явлением – и, напротив, призывы к ее восстановлению выглядят стремлением вернуть уже ушедшее прошлое. В общем, с точки зрения российских консерваторов, «окно Овертона» в действии. А, по мнению либералов, происходит дальнейшая гуманизация нравов – и отмена смертной казни ей способствует.
Алексей Макаркин
Такой подход вписывается в общий тренд на архаизацию, так как апелляция к «народной ментальности» может легко обосновывать самые разнообразные формы дискриминации. Но с ментальностью дело обстоит непросто. Например, запрет голосования женщин тоже в свое время объясняли мнением народа (но самих женщин при этом не спрашивали, а под народом понимались патриархальные главы семей). Николай II был искренне убежден, что дискриминация евреев соответствует мнению тогдашнего глубинного народа. Даже сейчас, когда регулярно проводятся опросы общественного мнения, выводы о «народной ментальности» стоит делать осторожно, так как многое зависит от формулировки вопроса, от эмоционального состояния общества, от степени его информированности и от многих других обстоятельств.
Есть еще один важный фактор, если вернуться к теме смертной казни. Позиция большинства в странах, где она существует, обычно в пользу ее сохранения – и эмоциональные факторы (от страха стать жертвой преступления до сочувствия жертвам и их родственникам) являются более сильными, чем научные аргументы. Поэтому политик, выступающий за смертную казнь, настаивает на референдуме – как Лукашенко в Беларуси (в 1996 году 80% населения предсказуемо проголосовали против отмены). А правительства, отменяющие смертную казнь, берут на себя политическую ответственность, принимая решения, противоречащие существующей на тот момент позиции большинства по этому вопросу. При этом они опираются на легитимность, полученную во время выборов – а у избирателей остается возможность наказать их на следующих выборах. Или не наказать – Франсуа Миттеран, отменивший смертную казнь во Франции в 1981 году вопреки тогдашнему мнению большинства, был переизбран на второй срок в 1988-м.
А дальше выясняется, что взаимосвязь гуманизации нравов и отмены смертной казни носит более сложный характер – не только гуманизация способствует отмене, но и наоборот. Люди на опыте убеждаются, что отмена смертной казни не ведет к росту преступности. Для новых поколений отсутствие такого наказания в уголовном кодексе становится привычным явлением – и, напротив, призывы к ее восстановлению выглядят стремлением вернуть уже ушедшее прошлое. В общем, с точки зрения российских консерваторов, «окно Овертона» в действии. А, по мнению либералов, происходит дальнейшая гуманизация нравов – и отмена смертной казни ей способствует.
Алексей Макаркин
Политический год в Польше закончился необычно. В понедельник президент Анджей Дуда наложил вето на принятый Сеймом закон о СМИ, хотя этот закон был проведен правящей партией «Право и справедливость», а глава государства и ПиС принадлежат к одному национал-консервативному лагерю. Поддерживаемый правительством законопроект о СМИ был одобрен Сеймом еще в августе, однако в сентябре Сенат, где оппозиция располагает большинством, отклонил его. Но 17 декабря, в последний день работы парламента, правые популисты из ПиС неожиданно вновь поставили законопроект на голосование и, опираясь на поддержку малых националистических партий, смогли преодолеть вето Сената 229 голосами против 212.
Закон о СМИ имеет для партии Ярослава Качиньского принципиальное значение. Он предусматривает, что лицензии на вещание в Польше могут предоставляться только тем теле- и радиокомпаниям, контрольный пакет в которых не принадлежит конечным бенефициарам, находящимся за пределами ЕС. Правительство обосновывало это заботой о защите польского информационного пространства от возможного вмешательства со стороны противников вроде России или Китая. Однако реальная цель закона – отлучение от вещания ведущей частной телекомпании TVN, которая принадлежит американской Discovery. В состав сети TVN входит новостной телеканал TVN24 с многомиллионной аудиторией, который регулярно и жестко критикует правящих национал-консерваторов по различным темам. Принятие закона должно было вынудить Discovery продать TVN, которая наверняка перешла бы к провластному бизнесу.
Польская оппозиция расценила закон о СМИ как очередную попытку правительства усилить контроль над СМИ и урезать свободу слова. В различных городах страны прошли массовые акции в поддержку TVN. Правда, уличный протест не особо влияет на политику польских властей, например, в вопросе о запрещении абортов или в конфликте с ЕС по судебной реформе. Но в данном случае ситуация для правящего лагеря сложнее. Ведь речь идет об атаке на телекомпанию, владельцем которой является крупная корпорация из США – страны, традиционно самой близкой для Польши в западном мире.
TVN выступила с заявлением, в котором назвала принятие закона «беспрецедентным покушением на свободные медиа». Телекомпания подчеркнула: «Эта акция направлена против самого важного польского союзника, поскольку США являются основой польской безопасности и значительной части польской экономики». Discovery призвала президента Дуду отклонить принятый закон и объявила, что в противном случае будет преследовать Польшу в международном арбитражном суде. Кстати, TVN – это крупнейшая американская инвестиция в Польше, ее стоимость сейчас оценивается в $3 млрд. Временный поверенный в делах посольства США в Варшаве Бикс Алиу заявил, что Вашингтон «в крайней степени разочарован» принятием закона, и тоже призвал Дуду его отклонить.
Политические и экономические риски, связанные с принятием закона о СМИ, были достаточно очевидны. Однако постепенно теряющая популярность партия Качиньского их игнорировала – отчасти из-за идеологической зацикленности, отчасти из-за стремления зачистить информационное поле перед новыми всеобщими выборами. Президент Дуда настроен более осторожно. После решения наложить вето на принятый закон он отметил, что был удивлен прошедшим голосованием. Имея в виду наличие серьезных конфликтов с ЕС, Дуда заявил: «Я разделяю мнение большинства моих соотечественников, что нам не нужна еще одна вызывающая беспокойство проблема, не нужны новые споры». Он подчеркнул, что арбитражное разбирательство по поводу прав на TVN может привести к тому, что Польша должна будет выплатить «миллиарды долларов». Тем не менее, объяснения президента, похоже, не произвели впечатления на правящую партию. Там отметили, что ПиС «была разочарована» решением Дуды. Не исключено, что уже имеющиеся трения внутри национал-консервативного лагеря будут возрастать.
Александр Ивахник
Закон о СМИ имеет для партии Ярослава Качиньского принципиальное значение. Он предусматривает, что лицензии на вещание в Польше могут предоставляться только тем теле- и радиокомпаниям, контрольный пакет в которых не принадлежит конечным бенефициарам, находящимся за пределами ЕС. Правительство обосновывало это заботой о защите польского информационного пространства от возможного вмешательства со стороны противников вроде России или Китая. Однако реальная цель закона – отлучение от вещания ведущей частной телекомпании TVN, которая принадлежит американской Discovery. В состав сети TVN входит новостной телеканал TVN24 с многомиллионной аудиторией, который регулярно и жестко критикует правящих национал-консерваторов по различным темам. Принятие закона должно было вынудить Discovery продать TVN, которая наверняка перешла бы к провластному бизнесу.
Польская оппозиция расценила закон о СМИ как очередную попытку правительства усилить контроль над СМИ и урезать свободу слова. В различных городах страны прошли массовые акции в поддержку TVN. Правда, уличный протест не особо влияет на политику польских властей, например, в вопросе о запрещении абортов или в конфликте с ЕС по судебной реформе. Но в данном случае ситуация для правящего лагеря сложнее. Ведь речь идет об атаке на телекомпанию, владельцем которой является крупная корпорация из США – страны, традиционно самой близкой для Польши в западном мире.
TVN выступила с заявлением, в котором назвала принятие закона «беспрецедентным покушением на свободные медиа». Телекомпания подчеркнула: «Эта акция направлена против самого важного польского союзника, поскольку США являются основой польской безопасности и значительной части польской экономики». Discovery призвала президента Дуду отклонить принятый закон и объявила, что в противном случае будет преследовать Польшу в международном арбитражном суде. Кстати, TVN – это крупнейшая американская инвестиция в Польше, ее стоимость сейчас оценивается в $3 млрд. Временный поверенный в делах посольства США в Варшаве Бикс Алиу заявил, что Вашингтон «в крайней степени разочарован» принятием закона, и тоже призвал Дуду его отклонить.
Политические и экономические риски, связанные с принятием закона о СМИ, были достаточно очевидны. Однако постепенно теряющая популярность партия Качиньского их игнорировала – отчасти из-за идеологической зацикленности, отчасти из-за стремления зачистить информационное поле перед новыми всеобщими выборами. Президент Дуда настроен более осторожно. После решения наложить вето на принятый закон он отметил, что был удивлен прошедшим голосованием. Имея в виду наличие серьезных конфликтов с ЕС, Дуда заявил: «Я разделяю мнение большинства моих соотечественников, что нам не нужна еще одна вызывающая беспокойство проблема, не нужны новые споры». Он подчеркнул, что арбитражное разбирательство по поводу прав на TVN может привести к тому, что Польша должна будет выплатить «миллиарды долларов». Тем не менее, объяснения президента, похоже, не произвели впечатления на правящую партию. Там отметили, что ПиС «была разочарована» решением Дуды. Не исключено, что уже имеющиеся трения внутри национал-консервативного лагеря будут возрастать.
Александр Ивахник
Алексей Макаркин для «Московского Комсомольца» об итогах работы правительства в уходящем году https://www.mk.ru/economics/2021/12/30/drayvery-rosta.html
www.mk.ru
Драйверы роста
Итоги работы российского правительства в уходящем году нагляднее всего демонстрируют два числа.
2021 год стал годом неопределенности.
Пандемия развивается по своим правилам, ставя специалистов перед все новыми проблемами. Привычная схема – изготовили и распределили вакцину и решили проблему – сохраняет актуальность, но временные рамки и конкретные условия выхода из пандемии оказались куда менее определенными. Периодичность вакцинирования, справедливость распределения вакцин, новые штаммы вируса, феномен антиваксерства - все эти проблемы повышают неопределенность, а 2021 год не стал последним для пандемии (хотя из-за вакцинации ушли и панические настроения, свойственные 2020-му).
Россия реализует стратегию «утеса», защищаясь от внешних влияний (отсюда рост числа иноагентов и появление «электоральных лишенцев») и, одновременно, форсируя согласование «красных линий» с Западом, чтобы прийти к определенности, позволяющей остановить время (не допустить дальнейшего расширения влияния США и НАТО на постсоветском пространстве). И при этом избежать новых этапов гонки вооружений, которую в свое время не выдержала советская экономика. Но само форсирование с жесткой публичной запросной позицией, напоминающей ультиматум, в свою очередь усиливает неопределенность – по крайней мере, на ближайшее время.
США уходят из Афганистана – и тут же разваливается режим, который они конструировали и поддерживали почти два десятилетия. И никто не понимает, что делать с талибами ("Талибан" - организация признана террористической и запрещена на территории РФ), которые запрещены в России, но российские дипломаты ведут с ними переговоры — и одно время даже относились к ним с некоторым энтузиазмом. Контактируют с талибами практически все мировые игроки, но никто до конца не понимает механизмов принятия решений и степени договороспособности новой афганской власти, которая совершенно не собирается идти навстречу международному сообществу в вопросах прав женщин или инклюзивного правительства.
Ситуация в мировом православии еще в середине 2018 года казалась понятной и предсказуемой, сейчас лишилась всякой определенности. Четыре церкви признают новую украинскую автокефалию, учрежденную Константинополем, остальные не признают, но – кроме, разумеется, Москвы – не рвут и с патриархом Варфоломеем. В свою очередь патриарх Кирилл берет под свой омофор ряд африканских приходов, ранее входивших в Александрийский патриархат (союзника Константинополя). А две составные части Московского патриархата – консервативная зарубежная церковь и либеральная парижская архиепископия – вступают в конфликт друг с другом из-за того, что несколько английских священников уходят без разрешения от «зарубежников» к «парижанам».
Неопределенный мир менее предсказуем и понятен, а последствия неопределенности могут ощущаться и в долгосрочной перспективе. Неопределенность при этом создает и новые возможности, которые могут быть использованы игроками, которые быстрее адаптируются к новым вызовам – до того, как правила игры снова определятся.
Алексей Макаркин
Пандемия развивается по своим правилам, ставя специалистов перед все новыми проблемами. Привычная схема – изготовили и распределили вакцину и решили проблему – сохраняет актуальность, но временные рамки и конкретные условия выхода из пандемии оказались куда менее определенными. Периодичность вакцинирования, справедливость распределения вакцин, новые штаммы вируса, феномен антиваксерства - все эти проблемы повышают неопределенность, а 2021 год не стал последним для пандемии (хотя из-за вакцинации ушли и панические настроения, свойственные 2020-му).
Россия реализует стратегию «утеса», защищаясь от внешних влияний (отсюда рост числа иноагентов и появление «электоральных лишенцев») и, одновременно, форсируя согласование «красных линий» с Западом, чтобы прийти к определенности, позволяющей остановить время (не допустить дальнейшего расширения влияния США и НАТО на постсоветском пространстве). И при этом избежать новых этапов гонки вооружений, которую в свое время не выдержала советская экономика. Но само форсирование с жесткой публичной запросной позицией, напоминающей ультиматум, в свою очередь усиливает неопределенность – по крайней мере, на ближайшее время.
США уходят из Афганистана – и тут же разваливается режим, который они конструировали и поддерживали почти два десятилетия. И никто не понимает, что делать с талибами ("Талибан" - организация признана террористической и запрещена на территории РФ), которые запрещены в России, но российские дипломаты ведут с ними переговоры — и одно время даже относились к ним с некоторым энтузиазмом. Контактируют с талибами практически все мировые игроки, но никто до конца не понимает механизмов принятия решений и степени договороспособности новой афганской власти, которая совершенно не собирается идти навстречу международному сообществу в вопросах прав женщин или инклюзивного правительства.
Ситуация в мировом православии еще в середине 2018 года казалась понятной и предсказуемой, сейчас лишилась всякой определенности. Четыре церкви признают новую украинскую автокефалию, учрежденную Константинополем, остальные не признают, но – кроме, разумеется, Москвы – не рвут и с патриархом Варфоломеем. В свою очередь патриарх Кирилл берет под свой омофор ряд африканских приходов, ранее входивших в Александрийский патриархат (союзника Константинополя). А две составные части Московского патриархата – консервативная зарубежная церковь и либеральная парижская архиепископия – вступают в конфликт друг с другом из-за того, что несколько английских священников уходят без разрешения от «зарубежников» к «парижанам».
Неопределенный мир менее предсказуем и понятен, а последствия неопределенности могут ощущаться и в долгосрочной перспективе. Неопределенность при этом создает и новые возможности, которые могут быть использованы игроками, которые быстрее адаптируются к новым вызовам – до того, как правила игры снова определятся.
Алексей Макаркин
Новогодняя история с (будто бы) желанием Финляндии вступить в НАТО уже вызвала массу комментариев. На самом деле есть существенная тонкость. Лидеры Финляндии не заявляли о желании включить свою страну в НАТО – они только заявили, что у них есть такое право. А воспользуются ли они им, зависит только от Финляндии и НАТО, а никак не от России.
На самом деле в Финляндии не только нет национального консенсуса по поводу атлантической интеграции, но и большинство населения выступает против вступления в НАТО. Проведенный в этом году компанией Taloustutkimus Oy по заказу Консультативного совета по информации оборонного назначения при Минобороны Финляндии опрос показал, что против высказались 51%, за – 24%. Правда, количество противников быстро сокращается – еще в 2019 году таких было 64%, но число сторонников увеличивается слабее (в 2019 году – 20%). Таким образом бывшие противники в основном уходят к сомневающимся.
В то же время две трети опрошенных положительно относятся к военному сотрудничеству с НАТО, а 51% полагают, что Россия оказывает негативное влияние на безопасность Финляндии (видимо, это является одним из стимулов для сокращения числа противников вступления в НАТО). Но в ответе на вопрос о влиянии НАТО на безопасность Финляндии довольно сильное расхождение – 30% считают его позитивным, 20% - негативным. Люди в основном сомневаются.
В заявлениях финляндских политиков главное – неприятие «финляндизации», о которой сейчас снова заговорили в России, правда, применительно к Украине. Для немалой части российского экспертного сообщества «финляндизация» - это неплохой прецедент. Страна сохранила независимость, политическую демократию и рыночную экономику, да и еще и выстроила выгодные экономические отношения с СССР. И все это в обмен на некоторые формальные и неформальные ограничения суверенитета, которые к тому же со временем уменьшались. В Финляндии эта тема воспринимается иначе – там помнят, как при Сталине страна была вынуждена отказаться от плана Маршалла, при Хрущеве СССР влиял на состав правительства страны, а при Брежневе Финляндия не могла вступить в Европейское экономическое сообщество. И поэтому когда современная Россия дает понять, что она может влиять на вопрос о вступлении в НАТО других стран, то следует предсказуемо негативная реакция. Ведь Финляндия — тоже сосед России, как и Украина, и Грузия — и она не хотела бы даже частичной реставрации советских практик в отношении своей внешней политики.
Алексей Макаркин
На самом деле в Финляндии не только нет национального консенсуса по поводу атлантической интеграции, но и большинство населения выступает против вступления в НАТО. Проведенный в этом году компанией Taloustutkimus Oy по заказу Консультативного совета по информации оборонного назначения при Минобороны Финляндии опрос показал, что против высказались 51%, за – 24%. Правда, количество противников быстро сокращается – еще в 2019 году таких было 64%, но число сторонников увеличивается слабее (в 2019 году – 20%). Таким образом бывшие противники в основном уходят к сомневающимся.
В то же время две трети опрошенных положительно относятся к военному сотрудничеству с НАТО, а 51% полагают, что Россия оказывает негативное влияние на безопасность Финляндии (видимо, это является одним из стимулов для сокращения числа противников вступления в НАТО). Но в ответе на вопрос о влиянии НАТО на безопасность Финляндии довольно сильное расхождение – 30% считают его позитивным, 20% - негативным. Люди в основном сомневаются.
В заявлениях финляндских политиков главное – неприятие «финляндизации», о которой сейчас снова заговорили в России, правда, применительно к Украине. Для немалой части российского экспертного сообщества «финляндизация» - это неплохой прецедент. Страна сохранила независимость, политическую демократию и рыночную экономику, да и еще и выстроила выгодные экономические отношения с СССР. И все это в обмен на некоторые формальные и неформальные ограничения суверенитета, которые к тому же со временем уменьшались. В Финляндии эта тема воспринимается иначе – там помнят, как при Сталине страна была вынуждена отказаться от плана Маршалла, при Хрущеве СССР влиял на состав правительства страны, а при Брежневе Финляндия не могла вступить в Европейское экономическое сообщество. И поэтому когда современная Россия дает понять, что она может влиять на вопрос о вступлении в НАТО других стран, то следует предсказуемо негативная реакция. Ведь Финляндия — тоже сосед России, как и Украина, и Грузия — и она не хотела бы даже частичной реставрации советских практик в отношении своей внешней политики.
Алексей Макаркин
Новый год только начался, а в ЕС уже публично проявились серьезные разногласия, которые касаются такого принципиального вопроса, как виды энергии, соответствующие задачам «зеленого перехода», нацеленного на достижение углеродной нейтральности к 2050 году. 31 декабря Еврокомиссия разослала странам-членам, а 1 января опубликовала долго ожидавшийся проект документа, который презентует классификацию секторов энергетики, заслуживающих «зеленой» маркировки, что означает прямую рекомендацию финансовым рынкам инвестировать в эти сектора. Главной примечательной чертой предлагаемой классификации стало то, что в нее помимо возобновляемых источников энергии включены ядерная энергетика и выработка электрической и тепловой энергии на газовом топливе. В документе ЕК недвусмысленно заявляется: «Необходимо признать, что сектора природного газа и ядерной энергии могут внести вклад в декарбонизацию экономики ЕС».
Правда, в предложениях Брюсселя есть некоторые оговорки. Так, инвестиции в АЭС могут считаться «экологически устойчивыми», если при их эксплуатации обеспечивается надежное захоронение радиоактивных отходов, а их строительство было одобрено до 2045 года. Электростанции, работающие на природном газе, получат «зеленую» маркировку, если их строительство было разрешено до 2030 года, предусматривает использование самых современных технологий, причем их выбросы углекислого газа не превышают 270 г на киловатт мощности. Однако эти оговорки не отменяют главного посыла – реабилитации атома и временного одобрения газа как источника энергии, менее вредного, чем уголь или мазут, и необходимого до завершения «зеленого перехода». И понятно, что такой посыл не устроил европейских защитников экологии.
Первая негативная реакция пришла из Германии, где Зеленые входят в новое правительство. Министр экономики и защиты климата, вице-канцлер Роберт Хабек уже 1 января заявил, что предложенная Еврокомиссией маркировка ядерной энергетики как экологически устойчивой является «неверной» и игнорирующей долговременные проблемы с ядерными отходами. Он добавил, что Германия не сможет одобрить эти предложения. Столь же однозначно высказалась министр охраны окружающей среды и ядерной безопасности Штеффи Лемке. По ее словам, «источник энергии, который в случае аварии на реакторе может привести к разрушительным экологическим катастрофам и оставляет после себя огромное количество опасных радиоактивных отходов, не может быть экологичным». Кстати, 31 декабря в Германии были закрыты три АЭС из шести остававшихся. По плану, принятому правительством Ангелы Меркель после аварии на японской АЭС «Фукусима-1» в 2011 году, три последние АЭС будут выведены из эксплуатации через год. К принципиальным противникам ядерной энергетики в Европе помимо Германии относятся Австрия, Дания, Португалия и Люксембург.
Однако у классификации экологически устойчивых видов энергии, предложенных Еврокомиссией, есть и активные сторонники. Это, в первую очередь, Франция, на 70% зависящая от атомной энергетики, а также Польша, Венгрия, Чехия и ряд других восточноевропейских стран. К середине января страны союза должны изучить проект документа ЕК и внести свои комментарии и предложения. Ясно, что предстоят серьезные дебаты. Но предложения Брюсселя могут быть заблокированы, только если против них выскажется большинство стран ЕС или Европарламент. Вероятность этого невелика.
Александр Ивахник
Правда, в предложениях Брюсселя есть некоторые оговорки. Так, инвестиции в АЭС могут считаться «экологически устойчивыми», если при их эксплуатации обеспечивается надежное захоронение радиоактивных отходов, а их строительство было одобрено до 2045 года. Электростанции, работающие на природном газе, получат «зеленую» маркировку, если их строительство было разрешено до 2030 года, предусматривает использование самых современных технологий, причем их выбросы углекислого газа не превышают 270 г на киловатт мощности. Однако эти оговорки не отменяют главного посыла – реабилитации атома и временного одобрения газа как источника энергии, менее вредного, чем уголь или мазут, и необходимого до завершения «зеленого перехода». И понятно, что такой посыл не устроил европейских защитников экологии.
Первая негативная реакция пришла из Германии, где Зеленые входят в новое правительство. Министр экономики и защиты климата, вице-канцлер Роберт Хабек уже 1 января заявил, что предложенная Еврокомиссией маркировка ядерной энергетики как экологически устойчивой является «неверной» и игнорирующей долговременные проблемы с ядерными отходами. Он добавил, что Германия не сможет одобрить эти предложения. Столь же однозначно высказалась министр охраны окружающей среды и ядерной безопасности Штеффи Лемке. По ее словам, «источник энергии, который в случае аварии на реакторе может привести к разрушительным экологическим катастрофам и оставляет после себя огромное количество опасных радиоактивных отходов, не может быть экологичным». Кстати, 31 декабря в Германии были закрыты три АЭС из шести остававшихся. По плану, принятому правительством Ангелы Меркель после аварии на японской АЭС «Фукусима-1» в 2011 году, три последние АЭС будут выведены из эксплуатации через год. К принципиальным противникам ядерной энергетики в Европе помимо Германии относятся Австрия, Дания, Португалия и Люксембург.
Однако у классификации экологически устойчивых видов энергии, предложенных Еврокомиссией, есть и активные сторонники. Это, в первую очередь, Франция, на 70% зависящая от атомной энергетики, а также Польша, Венгрия, Чехия и ряд других восточноевропейских стран. К середине января страны союза должны изучить проект документа ЕК и внести свои комментарии и предложения. Ясно, что предстоят серьезные дебаты. Но предложения Брюсселя могут быть заблокированы, только если против них выскажется большинство стран ЕС или Европарламент. Вероятность этого невелика.
Александр Ивахник
Газовые протесты в Казахстане продемонстрировали уязвимое место местной модели властного транзита. Обычно уязвимость ищут во внутриэлитных отношениях, но за казахстанскими массовыми выступлениями пока не видно каких-либо влиятельных игроков. Триггером выступил стремительный рост цен на сжиженный газ, но основная причина – общее социальное расслоение, недовольство многих казахстанцев социально-экономической политикой, которую они считают несправедливой.
Характерно, что Нурсултан Назарбаев с момента своего ухода с поста президента в 2019 году демонстрирует, что его отставка – это не игра, и на свою должность он не вернется. К новому президенту Касым-Жомарту Токаеву постепенно переходят официальные полномочия, оставшиеся у Назарбаева после отставки. Так, весной Токаев сменил Назарбаева в качестве главы Ассамблеи народа Казахстана, консультативного органа, призванного заниматься выработкой национальной политики. В конце прошлого года Назарбаев объявил о передаче президенту должности главы доминантной партии «Нур Отан». Не подтвердилась и популярная в 2019-м версия о том, что Токаев – это переходный президент, который вскоре уступит власть председателю сената Дариге Назарбаевой. В реальности Дарига уже в мае 2020 года покинула пост спикера, а теперь является лишь депутатом мажилиса от «Нур Отан».
Но люди все равно считают, что страной реально продолжает править Назарбаев. Пост премьера по-прежнему занимает назначенный им Аскар Мамин - отставки его правительства требуют участники протестов. Административная элита также в основном ориентирована на первого президента – и передача Токаеву партийных полномочий здесь вряд ли что-то изменит. Парламент тоже лоялен Назарбаеву — только год назад он возглавлял партийный список на выборах. Через фонд «Самрук-Казына» Назарбаев продолжает контролировать «командные высоты» в экономике. Наконец, он сохраняет за собой свой главный официальный ресурс – руководство Советом безопасности, то есть силовиками.
Неформальное лидерство в данном случае оказывается сильнее формализованного, даже с учетом возраста и передачи части ресурсов. С точки зрения простого казахстанца Назарбаев – это и есть власть. Соответственно, и претензии высказываются в его адрес – причем если официально он носит титул елбасы («лидер нации»), то митингующие скандируют неуважительное «Шал, кет!» («Старик, уходи»).
Алексей Макаркин
Характерно, что Нурсултан Назарбаев с момента своего ухода с поста президента в 2019 году демонстрирует, что его отставка – это не игра, и на свою должность он не вернется. К новому президенту Касым-Жомарту Токаеву постепенно переходят официальные полномочия, оставшиеся у Назарбаева после отставки. Так, весной Токаев сменил Назарбаева в качестве главы Ассамблеи народа Казахстана, консультативного органа, призванного заниматься выработкой национальной политики. В конце прошлого года Назарбаев объявил о передаче президенту должности главы доминантной партии «Нур Отан». Не подтвердилась и популярная в 2019-м версия о том, что Токаев – это переходный президент, который вскоре уступит власть председателю сената Дариге Назарбаевой. В реальности Дарига уже в мае 2020 года покинула пост спикера, а теперь является лишь депутатом мажилиса от «Нур Отан».
Но люди все равно считают, что страной реально продолжает править Назарбаев. Пост премьера по-прежнему занимает назначенный им Аскар Мамин - отставки его правительства требуют участники протестов. Административная элита также в основном ориентирована на первого президента – и передача Токаеву партийных полномочий здесь вряд ли что-то изменит. Парламент тоже лоялен Назарбаеву — только год назад он возглавлял партийный список на выборах. Через фонд «Самрук-Казына» Назарбаев продолжает контролировать «командные высоты» в экономике. Наконец, он сохраняет за собой свой главный официальный ресурс – руководство Советом безопасности, то есть силовиками.
Неформальное лидерство в данном случае оказывается сильнее формализованного, даже с учетом возраста и передачи части ресурсов. С точки зрения простого казахстанца Назарбаев – это и есть власть. Соответственно, и претензии высказываются в его адрес – причем если официально он носит титул елбасы («лидер нации»), то митингующие скандируют неуважительное «Шал, кет!» («Старик, уходи»).
Алексей Макаркин
Вот и мои пять тенге про Казахстан.
1. Самая успешная, пожалуй, на постсоветстском пространстве попытка авторитарной модернизация. Но при всей успешности, даже именно благодаря этой успешности она не застрахована от рисков бунта - если не создавать более адекватных новым реалиям каналов для выражения мнений общества, потому что противоречий эта модернизация порождает немало, и нужны механизмы управления ими. Первый пример, приходящий в голову - "белая революция" в другом нефтяном гиганте - Иране в 1979 г. Слава Богу, тут не будет такого мощного фактора как исламизм.
2. Всякая успешная модернизация порождает и поколение с другими мозгами и другими социальными практиками, и новые низы, недополучившие благ от новой жизни. Первые требуют, чтобы власть их слышала и слушала, вторые - фрустрированы и готовы на бунт при любом остром поводе. Если эти два потока сойдутся на одной площади, взрывной потенциал может быть сколь угодно велик. Списывать протесты на Байдена или Сороса - либо наивность, либо слепота, либо лукавство. Люди стали другими - поскольку страна развивается и они развиваются вместе с нею.
3. Казахстанская власть ведет себя пока разумно. "Жертва фигуры" - отставка правительства - может помочь выиграть время. Теперь многое зависит от того, каким будет следующий ее шаг. Но это трудно: не купировать массовые протесты - риск, что они совсем выйдут из-под контроля, слишком жестко разгонять - тот же риск, но еще большего масштаба. Будем надеяться, что из этого цугцванга власти Казахстана смогут выйти. А потом у них хватит разума адекватно ответить на те вызовы, которые эти события породили.
4. Все это - достаточно простые выводы. Потому что не одного Казахстана они касаются.
Борис Макаренко
1. Самая успешная, пожалуй, на постсоветстском пространстве попытка авторитарной модернизация. Но при всей успешности, даже именно благодаря этой успешности она не застрахована от рисков бунта - если не создавать более адекватных новым реалиям каналов для выражения мнений общества, потому что противоречий эта модернизация порождает немало, и нужны механизмы управления ими. Первый пример, приходящий в голову - "белая революция" в другом нефтяном гиганте - Иране в 1979 г. Слава Богу, тут не будет такого мощного фактора как исламизм.
2. Всякая успешная модернизация порождает и поколение с другими мозгами и другими социальными практиками, и новые низы, недополучившие благ от новой жизни. Первые требуют, чтобы власть их слышала и слушала, вторые - фрустрированы и готовы на бунт при любом остром поводе. Если эти два потока сойдутся на одной площади, взрывной потенциал может быть сколь угодно велик. Списывать протесты на Байдена или Сороса - либо наивность, либо слепота, либо лукавство. Люди стали другими - поскольку страна развивается и они развиваются вместе с нею.
3. Казахстанская власть ведет себя пока разумно. "Жертва фигуры" - отставка правительства - может помочь выиграть время. Теперь многое зависит от того, каким будет следующий ее шаг. Но это трудно: не купировать массовые протесты - риск, что они совсем выйдут из-под контроля, слишком жестко разгонять - тот же риск, но еще большего масштаба. Будем надеяться, что из этого цугцванга власти Казахстана смогут выйти. А потом у них хватит разума адекватно ответить на те вызовы, которые эти события породили.
4. Все это - достаточно простые выводы. Потому что не одного Казахстана они касаются.
Борис Макаренко
О ситуации в Казахстане
1. Время. В кризисных ситуациях, когда власть стремится комбинировать кнут и пряник, фактор времени становится решающим. То, что сегодня кажется щедрым подарком, завтра уже выглядит недостаточным. Токаев с нынешней ночи пытается опередить время, но сделать это сложнее, чем вчера.
2. Власть и общество. Требования справедливости, неприятие коррупции, проблема вертикальной мобильности в молодом обществе. У уличных акций нет политических лидеров, пока неясно, кто может говорить от имени протестующих. Широкий набор требований – от социально-экономических (переход к ярко выраженному патерналистскому курсу в социальной сфере) до политических (от полного ухода Назарбаева из политики до демонтажа созданной им политической системы). Быстрая радикализация требований.
3. Ситуация внутри власти. Назарбаев из символа стабильности в один день становится обременением для созданной им же системы. Президент Токаев ночью увольняет не только назарбаевского премьера Мамина, но и назарбаевского племянника генерала Абиша, потерявшего пост первого зампреда КНБ. Расставляет собственные кадры на те должности, куда их не пускал Назарбаев (врио премьера, госсекретарь, первый зампред КНБ вместо Абиша). Токаев ставит на более молодое поколение казахстанской элиты. Мощнейшая роль неформального влияния Елбасы рухнула, но сам режим к тому времени ослабел – и основатель тянет режим за собой.
4. В подобных ситуациях и власть, и протестующие нередко расслаиваются. Элиты выбирают собственные стратегии политического выживания. Протест делится на умеренный, вступающий в диалог с властью (и его активисты ориентированы на кооптацию во власть), и радикальный, непримиримый по отношению к режиму. Но это происходит только в том случае, если власть сохраняет контроль над силовым ресурсом, а в Казахстане возникла угроза его потери. И крах Назарбаева стимулирует радикалов к дальнейшим действиям по слому режима.
5. Теперь многое зависит от того, сможет ли Токаев убедить умеренных противников режима в том, что нужен переходный период с легитимностью, которую может обеспечить президент, проводящий реформы. И убедит ли он силовые структуры, что речь идет о предотвращении гражданской войны и надо защищать режим, терпящий бедствие. И главное – сможет ли он решить сложнейшую задачу совмещения одного с другим. Если сможет, то у него есть возможность остаться. Если нет, то вероятным может стать сценарий хаотизации, где каждый будет за себя – а потом выкристаллизируется новый режим.
6. Наконец, тема транзита. Казахстанская модель показала свою уязвимость - когда один из лидеров не полностью ушел, другой не полностью пришел, а правила игры не до конца определены. Понятно, что Назарбаев уже не мог официально вернуться по возрасту, полномочия (Ассамблея народа, «Нур Отан») постепенно передавались Токаеву, но в 2024 году были возможны разные варианты коллективного руководства. А свобода действий Токаева была существенно ограничена. Сингапурская модель была хороша в Сингапуре, но попытка ее переноса на большое государство с коррумпированной системой столкнулась с серьезными проблемами и оказалась сломана.
Алексей Макаркин
1. Время. В кризисных ситуациях, когда власть стремится комбинировать кнут и пряник, фактор времени становится решающим. То, что сегодня кажется щедрым подарком, завтра уже выглядит недостаточным. Токаев с нынешней ночи пытается опередить время, но сделать это сложнее, чем вчера.
2. Власть и общество. Требования справедливости, неприятие коррупции, проблема вертикальной мобильности в молодом обществе. У уличных акций нет политических лидеров, пока неясно, кто может говорить от имени протестующих. Широкий набор требований – от социально-экономических (переход к ярко выраженному патерналистскому курсу в социальной сфере) до политических (от полного ухода Назарбаева из политики до демонтажа созданной им политической системы). Быстрая радикализация требований.
3. Ситуация внутри власти. Назарбаев из символа стабильности в один день становится обременением для созданной им же системы. Президент Токаев ночью увольняет не только назарбаевского премьера Мамина, но и назарбаевского племянника генерала Абиша, потерявшего пост первого зампреда КНБ. Расставляет собственные кадры на те должности, куда их не пускал Назарбаев (врио премьера, госсекретарь, первый зампред КНБ вместо Абиша). Токаев ставит на более молодое поколение казахстанской элиты. Мощнейшая роль неформального влияния Елбасы рухнула, но сам режим к тому времени ослабел – и основатель тянет режим за собой.
4. В подобных ситуациях и власть, и протестующие нередко расслаиваются. Элиты выбирают собственные стратегии политического выживания. Протест делится на умеренный, вступающий в диалог с властью (и его активисты ориентированы на кооптацию во власть), и радикальный, непримиримый по отношению к режиму. Но это происходит только в том случае, если власть сохраняет контроль над силовым ресурсом, а в Казахстане возникла угроза его потери. И крах Назарбаева стимулирует радикалов к дальнейшим действиям по слому режима.
5. Теперь многое зависит от того, сможет ли Токаев убедить умеренных противников режима в том, что нужен переходный период с легитимностью, которую может обеспечить президент, проводящий реформы. И убедит ли он силовые структуры, что речь идет о предотвращении гражданской войны и надо защищать режим, терпящий бедствие. И главное – сможет ли он решить сложнейшую задачу совмещения одного с другим. Если сможет, то у него есть возможность остаться. Если нет, то вероятным может стать сценарий хаотизации, где каждый будет за себя – а потом выкристаллизируется новый режим.
6. Наконец, тема транзита. Казахстанская модель показала свою уязвимость - когда один из лидеров не полностью ушел, другой не полностью пришел, а правила игры не до конца определены. Понятно, что Назарбаев уже не мог официально вернуться по возрасту, полномочия (Ассамблея народа, «Нур Отан») постепенно передавались Токаеву, но в 2024 году были возможны разные варианты коллективного руководства. А свобода действий Токаева была существенно ограничена. Сингапурская модель была хороша в Сингапуре, но попытка ее переноса на большое государство с коррумпированной системой столкнулась с серьезными проблемами и оказалась сломана.
Алексей Макаркин
Если попробовать взглянуть на операцию ОДКБ в Казахстане, исходя не из эмоций, а из интересов, то видно, что и Россия, и Токаев заинтересованы в том, что она носила как можно более локальный характер.
Россия, действующая реактивно, не хотела бы слишком глубоко втягиваться в казахстанские процессы, которые нельзя контролировать извне. В этом случае она будет принимать на себя ответственность за все, что делают Токаев, его силовики и другие представители власти. И, возможно, втягиваться во внутренние клановые конфликты. А механизмов влияния на Токаева, на самом деле, немного – раз уж Лукашенко, который персона нон грата для Запада, уломать на политическую интеграцию не удается. А Токаев остается приемлемой для Запада фигурой – с учетом и инвестиций в экономику Казахстана, и традиционной многовекторности казахстанской внешней политики, которая никуда не исчезнет.
Сейчас казахстанские администраторы и технократы нуждаются в поддержке со стороны России для защиты от собственных протестующих. Но дальше возможен эффект, хорошо известный по отношениям России и Австрии в XIX веке – когда русская армия при Николае I, выполняла функции «жандарма Европы», подавила венгерскую революцию, а потом в России удивлялись неблагодарности Франца Иосифа. Понятно, что благодарности от казахстанской оппозиции России по понятным причинам ожидать не придется, но и на длительную благодарность «спасенных» рассчитывать не стоит.
Плюс тема взаимозависимости. Токаев нуждается в России в условиях, когда он не может рассчитывать на полную лояльность всех силовиков (не случайно, что он их сейчас активно заменяет). Но и Россия нуждается в стабилизации ситуации в Казахстане, особенно когда есть опасения «эффекта домино» после прошлогодних афганских событий. Отношения между Россией и Казахстаном традиционно основаны на интересах – и вряд ли здесь что-то принципиально изменится.
Алексей Макаркин
Россия, действующая реактивно, не хотела бы слишком глубоко втягиваться в казахстанские процессы, которые нельзя контролировать извне. В этом случае она будет принимать на себя ответственность за все, что делают Токаев, его силовики и другие представители власти. И, возможно, втягиваться во внутренние клановые конфликты. А механизмов влияния на Токаева, на самом деле, немного – раз уж Лукашенко, который персона нон грата для Запада, уломать на политическую интеграцию не удается. А Токаев остается приемлемой для Запада фигурой – с учетом и инвестиций в экономику Казахстана, и традиционной многовекторности казахстанской внешней политики, которая никуда не исчезнет.
Сейчас казахстанские администраторы и технократы нуждаются в поддержке со стороны России для защиты от собственных протестующих. Но дальше возможен эффект, хорошо известный по отношениям России и Австрии в XIX веке – когда русская армия при Николае I, выполняла функции «жандарма Европы», подавила венгерскую революцию, а потом в России удивлялись неблагодарности Франца Иосифа. Понятно, что благодарности от казахстанской оппозиции России по понятным причинам ожидать не придется, но и на длительную благодарность «спасенных» рассчитывать не стоит.
Плюс тема взаимозависимости. Токаев нуждается в России в условиях, когда он не может рассчитывать на полную лояльность всех силовиков (не случайно, что он их сейчас активно заменяет). Но и Россия нуждается в стабилизации ситуации в Казахстане, особенно когда есть опасения «эффекта домино» после прошлогодних афганских событий. Отношения между Россией и Казахстаном традиционно основаны на интересах – и вряд ли здесь что-то принципиально изменится.
Алексей Макаркин
Хотя внимание России и других игроков на постсоветском пространстве переключено сейчас на Казахстан, запланированные ранее переговоры по военно-политической ситуации в Европе никто не отменял. 10 января в Женеве встретятся российские и американские дипломаты и военные для обсуждения требований Москвы по гарантиям безопасности, с одной стороны, и требований Вашингтона по деэскалации ситуации вокруг Украины – с другой. 12 января те же вопросы будут рассматриваться на заседании Совета Россия – НАТО, 13 января – на встрече представителей России и ОБСЕ. Для подготовки к Совету Россия – НАТО министры иностранных дел стран Североатлантического альянса проведут 7 января видеоконференцию. И только Евросоюз как организация выпадает из насыщенного раунда переговоров, и это вызывает нескрываемое недовольство у европейских лидеров и дипломатов. Тем более, что в последнее время в рамках ЕС, прежде всего с подачи Эммануэля Макрона, значительно активизировалось обсуждение темы формирования европейской стратегической автономии в международно-политической и военной сфере. А тут получается, что в ситуации острой напряженности на европейском континенте Вашингтон (отдельно или под эгидой НАТО) и Москва собираются договариваться о новом модус вивенди без прямого участия ЕС как переговорной стороны.
Показателем европейского раздражения стало выступление главы дипломатии ЕС Жозепа Борреля на пресс-конференции в среду по итогам его двухдневного визита в Украину. Боррель, который был подвергнут открытому унижению во время визита в Москву около года назад, в Киеве заявил: «Сейчас не времена Ялты. В 2021-22 годах не может происходить разграничение сфер влияния между двумя крупнейшими державами». Главный дипломат ЕС отметил: «Я не выражал неудовольствия в связи с предстоящими переговорами [между Россией и США]; если Россия хочет разговаривать, они, конечно, должны быть организованы. Но в этом диалоге должны участвовать не два игрока, не только США и Россия. Если мы хотим говорить о вопросах безопасности в Европе, европейцы должны присутствовать за столом». Ну и, находясь в Киеве, Боррель, естественно, добавил: «Ясно, что любое обсуждение европейской безопасности должно включать Евросоюз и Украину».
Но как этого добиться и в каком формате ЕС мог бы присоединиться к начинающимся переговорам, Боррель не конкретизировал, да и не мог сказать ничего определенного. Он лишь сообщил, что на следующей неделе состоится встреча министров иностранных дел и обороны стран-членов ЕС, на которой будут обсуждаться как раз эти вопросы. Хорошо известно, что Москва с некоторых пор не балует вниманием Брюссель, предпочитая говорить с важнейшими европейскими партнерами на двусторонней основе. Похоже, и Вашингтон сейчас не склонен утяжелять разговор с Москвой детальным учетом позиций ЕС, тем более что эти позиции нередко не являются солидарными.
Александр Ивахник
Показателем европейского раздражения стало выступление главы дипломатии ЕС Жозепа Борреля на пресс-конференции в среду по итогам его двухдневного визита в Украину. Боррель, который был подвергнут открытому унижению во время визита в Москву около года назад, в Киеве заявил: «Сейчас не времена Ялты. В 2021-22 годах не может происходить разграничение сфер влияния между двумя крупнейшими державами». Главный дипломат ЕС отметил: «Я не выражал неудовольствия в связи с предстоящими переговорами [между Россией и США]; если Россия хочет разговаривать, они, конечно, должны быть организованы. Но в этом диалоге должны участвовать не два игрока, не только США и Россия. Если мы хотим говорить о вопросах безопасности в Европе, европейцы должны присутствовать за столом». Ну и, находясь в Киеве, Боррель, естественно, добавил: «Ясно, что любое обсуждение европейской безопасности должно включать Евросоюз и Украину».
Но как этого добиться и в каком формате ЕС мог бы присоединиться к начинающимся переговорам, Боррель не конкретизировал, да и не мог сказать ничего определенного. Он лишь сообщил, что на следующей неделе состоится встреча министров иностранных дел и обороны стран-членов ЕС, на которой будут обсуждаться как раз эти вопросы. Хорошо известно, что Москва с некоторых пор не балует вниманием Брюссель, предпочитая говорить с важнейшими европейскими партнерами на двусторонней основе. Похоже, и Вашингтон сейчас не склонен утяжелять разговор с Москвой детальным учетом позиций ЕС, тем более что эти позиции нередко не являются солидарными.
Александр Ивахник
Касым-Жомарт Токаев утвердился в качестве реального лидера Казахстана. Он назначил устраивавшего его премьера – Алихан Смаилов был его кандидатом еще в прошлом году, но тогда Нурсултан Назарбаев фактически заветировал это назначение, опираясь на большинство в только что сформированном парламенте. Теперь назарбаевское большинство, проголосовав за премьера, присягнуло на верность Токаеву.
Токаев в своем выступлении упомянул Елбасы, но в весьма негативном контексте – что при нем в Казахстане появились супербогатые люди, которым сейчас предложено делиться, отчисляя средства в специальный фонд, который будет находиться под контролем Токаева. При этом они не получают гарантий сохранения своих ресурсов – пожертвования становятся необходимым, но не достаточным условием для этого. Характерен и финальный призыв «Вместе мы построим новый Казахстан». Таким образом Токаев окончательно отстраивается от своего бывшего патрона, но при этом не обличая его (прямая критика была бы негативно воспринята элитами, особенно с учетом многолетней принадлежности Токаева к команде Елбасы).
Анонсированный скорый вывод сил ОДКБ (начало через два дня, всего в течение не более чем 10 дней) должен продемонстрировать самостоятельность Токаева как лидера – похоже, что именно для этого инициировалось вчерашний саммит. Продемонстрировано стремление установить реальный контроль над КНБ как ключевой силовой структурой, которая ранее полностью находилась в сфере интересов Назарбаева.
Политические реформы отложены минимум до осени – Токаев не спешит принимать решения, которые могли бы ограничить его власть (отсюда и перечисление уже проведенных ранее по его инициативе «косметических» реформ, которые он явно считает достаточными на сегодняшний момент). Гражданскому обществу обещан лишь диалог в ходе выработки реформ – но формат и партнеров определит власть. Зато много внимания меритократии, развитию депрессивных регионов и социальной справедливости – как реакция на протест. Отсюда и мораторий на повышение зарплат начальству – популистский шаг, который призван понравиться недовольному населению.
Алексей Макаркин
Токаев в своем выступлении упомянул Елбасы, но в весьма негативном контексте – что при нем в Казахстане появились супербогатые люди, которым сейчас предложено делиться, отчисляя средства в специальный фонд, который будет находиться под контролем Токаева. При этом они не получают гарантий сохранения своих ресурсов – пожертвования становятся необходимым, но не достаточным условием для этого. Характерен и финальный призыв «Вместе мы построим новый Казахстан». Таким образом Токаев окончательно отстраивается от своего бывшего патрона, но при этом не обличая его (прямая критика была бы негативно воспринята элитами, особенно с учетом многолетней принадлежности Токаева к команде Елбасы).
Анонсированный скорый вывод сил ОДКБ (начало через два дня, всего в течение не более чем 10 дней) должен продемонстрировать самостоятельность Токаева как лидера – похоже, что именно для этого инициировалось вчерашний саммит. Продемонстрировано стремление установить реальный контроль над КНБ как ключевой силовой структурой, которая ранее полностью находилась в сфере интересов Назарбаева.
Политические реформы отложены минимум до осени – Токаев не спешит принимать решения, которые могли бы ограничить его власть (отсюда и перечисление уже проведенных ранее по его инициативе «косметических» реформ, которые он явно считает достаточными на сегодняшний момент). Гражданскому обществу обещан лишь диалог в ходе выработки реформ – но формат и партнеров определит власть. Зато много внимания меритократии, развитию депрессивных регионов и социальной справедливости – как реакция на протест. Отсюда и мораторий на повышение зарплат начальству – популистский шаг, который призван понравиться недовольному населению.
Алексей Макаркин
В очередном тексте Александра Дугина на «Незыгаре» есть одно интересное признание.
Описав гипотетические сценарии войны с Украиной – «от полного освобождения Украины от американской оккупации и нелегитимного коррумпированного либерально-нацистского режима, до создания на ее месте двух политических образований – на Востоке (Новороссия от Донбасса до Одессы) и на Западе (за вычетом русинского Подкарпатья). Но никак не меньше» - автор делает важное дополнение: «Да, решение непопулярное, но исторически неизбежное». Таким образом, даже империалист Дугин исходит из того, что военные сценарии, описанные в многочисленных художественных книгах, заполнивших одно время полки магазинов, непопулярны. Вопрос, где именно?
При ближайшем рассмотрении выходит, что легче сказать, где они популярны – в кругу верных телезрителей старшего возраста, которые если и заходят в Интернет, то обычно для того, чтобы потусоваться на площадках, где обсуждают минувшее. Такие избиратели есть у всех думских партий, но ни у одной они не составляют большинства. На минувших думских выборах произошел некоторый переток голосов от ЛДПР к «Справедливой России» - разочаровавшиеся в способности Жириновского когда-нибудь омыть сапоги в Индийском океане проголосовали за Прилепина. Но этого перетока хватило «эсерам» лишь на то, чтобы улучшить свой результат на один процентный пункт. А самостоятельно прилепинская партия «За правду!», которая выступала под экспансионистскими лозунгами, не имела никаких шансов, что показали региональные выборы 2020 года – поэтому и пришлось объединять их с эсерами.
В более же молодых группах идеи экспансии непопулярны – люди концентрируются на внутренней проблематике с приоритетом социальных тем. И есть основания полагать, что при инерционном развитии событий такая тенденция только усилится. Интерес в молодежных аудиториях к левым и националистическим идеям все меньше связан с имперским компонентом – у них нет ностальгии. Соответственно, левая идея все больше связана с темой справедливости без реванша (как советского внутри страны, так и на постсоветском пространстве), а националисты похожи на своих европейских коллег с их антимигрантской тематикой. Отсюда и усиление активности идеологических «ястребов», связанное с пониманием уходящего времени и представлением о ненадежности новых поколений - не только слушателей Моргенштерна, но и более старших.
Алексей Макаркин
Описав гипотетические сценарии войны с Украиной – «от полного освобождения Украины от американской оккупации и нелегитимного коррумпированного либерально-нацистского режима, до создания на ее месте двух политических образований – на Востоке (Новороссия от Донбасса до Одессы) и на Западе (за вычетом русинского Подкарпатья). Но никак не меньше» - автор делает важное дополнение: «Да, решение непопулярное, но исторически неизбежное». Таким образом, даже империалист Дугин исходит из того, что военные сценарии, описанные в многочисленных художественных книгах, заполнивших одно время полки магазинов, непопулярны. Вопрос, где именно?
При ближайшем рассмотрении выходит, что легче сказать, где они популярны – в кругу верных телезрителей старшего возраста, которые если и заходят в Интернет, то обычно для того, чтобы потусоваться на площадках, где обсуждают минувшее. Такие избиратели есть у всех думских партий, но ни у одной они не составляют большинства. На минувших думских выборах произошел некоторый переток голосов от ЛДПР к «Справедливой России» - разочаровавшиеся в способности Жириновского когда-нибудь омыть сапоги в Индийском океане проголосовали за Прилепина. Но этого перетока хватило «эсерам» лишь на то, чтобы улучшить свой результат на один процентный пункт. А самостоятельно прилепинская партия «За правду!», которая выступала под экспансионистскими лозунгами, не имела никаких шансов, что показали региональные выборы 2020 года – поэтому и пришлось объединять их с эсерами.
В более же молодых группах идеи экспансии непопулярны – люди концентрируются на внутренней проблематике с приоритетом социальных тем. И есть основания полагать, что при инерционном развитии событий такая тенденция только усилится. Интерес в молодежных аудиториях к левым и националистическим идеям все меньше связан с имперским компонентом – у них нет ностальгии. Соответственно, левая идея все больше связана с темой справедливости без реванша (как советского внутри страны, так и на постсоветском пространстве), а националисты похожи на своих европейских коллег с их антимигрантской тематикой. Отсюда и усиление активности идеологических «ястребов», связанное с пониманием уходящего времени и представлением о ненадежности новых поколений - не только слушателей Моргенштерна, но и более старших.
Алексей Макаркин