Рефорум опубликовал сокращенную стенограмму очень интересного разговора с Леонидом Невзлиным в "О стране и мире". Фрагменты:

В 1991-1992-м люди оттепели, хотя им и было меньше 40, посчитали, что сделали своё дело до конца – нашли и поставили правильного Ельцина, такого, как все в Политбюро, но лучше, который возьмёт на щит убеждения. Но они не учли, что Ельцин не стал убеждённым антикоммунистом и демократом. Он лишь воспользовался их словами. Его бросили – на Бурбулиса, Чубайса, на семью, он остался сам с собой, верховным полновластным правителем немножко обрезанной страны.
====
Я уже в 1991-м был уверен, что люстрации необходимы, и говорил об этом. Нужно было поражение в правах, суды и над режимом, и над персоналиями – много судов. Госаппарат не был столь попорчен, коррумпирован и непрофессионален, как сейчас, и хватило бы избирательной люстрации. КГБ после произошедшего в 1993-м нужно было, конечно, расформировать и перенабрать заново из новых людей. Но ни Ельцин, ни Бурбулис, ни Чубайс на это не пошли. Спецслужб они вообще боялись коснуться – я всегда удивлялся этому страху. Это Гайдар и Бакатин должны были остаться, а прошлые сотрудники уйти. Но вышло наоборот.
====
После Путина нужны будут и люстрация, и обнуление собственности. Рейдерство, передел собственности сверху ни в коем случае нельзя узаконить. ... В будущей России не конституция должна создавать уклад – наоборот, Основной закон должен взращиваться снизу вверх. Текст не должны писать авторы в Москве: они всё равно напишут президентскую конституцию, даже если будут писать парламентскую. Всё, что связано с пирамидой из Москвы, должно быть уничтожено. Иначе никакого будущего у страны нет.

Но в первую очередь нужно осудить ленинизм, сталинизм, всё советское, путинское – людей, символику, события. Причём условная Гаага ни к чему не приведёт: нужно предать это анафеме внутри России, внутри регионов. Важно, что Нюрнберг был внутри Германии – и то её денацификация заняла почти 20 лет. Россия сейчас нацифицирована до предела, её никто не собирается оккупировать (да и вряд ли это возможно), и план Маршалла ей никто извне не предложит.
====
Что помешало бизнесу и гражданскому обществу сойтись раньше [чем в начале 2000-х]? Мы все были в каком-то смысле снобами и считали своё дело самым главным, не видели необходимости пересекаться. Правозащита, выросшая из диссидентского движения, не хотела пачкаться об бизнес и политику, мы с ними тоже ничего не стремились обсуждать, не искали общих точек, не читали их книг. Я мог, но не успел встретиться с Сахаровым – и всю глубину потери осознал только после его смерти, только когда его прочитал. Ключевая встреча моей жизни с председателем правления «Мемориала» Арсением Рогинским, интеллектуалом, визионером, случилась уже в Израиле в последний год его жизни. Я стал старше, многое понял, и ликвидация «Мемориала» стала для меня более страшной травмой, чем ликвидация «ЮКОСа».

Терпение, способствующее накоплению человеческого и финансового капитала, помогает увеличить и личное благосостояние, и благосостояние целых стран: положительная связь между уровнем терпения и уровнем дохода давно подтверждена многочисленными исследованиями. Однако верна и обратная причинно-следственная связь, обнаружили итальянские экономисты:

• при высоких темпах экономического роста терпеливые получают больший материальный выигрыш, у людей возрастает стимул стать «сберегателями»;

• свой успешный опыт родители транслируют детям, прививая им терпение – так оно передается через поколения;

• при стагнации или спаде больший выигрыш получают нетерпеливые – в таких условиях у людей нет стимула развивать в себе терпение и обучать ему следующее поколение.

Таким образом, уровень терпения в экономике, обычно коррелирующий с уровнем благосостояния, не является постоянным, а развивается под влиянием динамики экономического роста, заключают авторы.

https://econs.online/articles/ekonomika/kak-ekonomicheskiy-rost-svyazan-s-urovnem-terpeniya

Вот запись нашей вчерашней дискуссии на злободневную тему. По-моему, интересно получилось.
https://m.youtube.com/watch?v=l156Ikfg22k

Завтра вечером - с прекрасными собеседниками

​​Реимпериализация России

17 августа, среда, в 19.00 (московское время)

Россияне живут в авторитарном милитаризованном государстве, их возможности влиять на его политику почти равны нулю, а институциональные возможности сменить курс отсутствуют. Моральный терроризм “слепил” страну, народ и власть, а правящая клика сумела навязать имперский реваншизм людям как их собственное желание. Десятилетиями отученные властью от политического участия, люди воспринимают войну и экономический кризис как “стихийное бедствие”. Войну активно поддерживает явное меньшинство, и энтузиазма у большинства, формально одобряющего путинскую диктатуру, нет. Однако вся политическая структура для протеста разгромлена, спецслужбы полностью контролируют страну, все глубже проникая на предприятия и в университеты.

До 2014 года российское государство служило интересам крупного бизнеса, но теперь они оказались принесены в жертву войне. Основой политической риторики Путина стало возрождение империи и насильственное навязывание “русскости” как ключевой идентичности в рамках российской “сферы влияния”. Путин не может терпеть существование независимой Украины, но не понимает, что империалистическая политика лишь приближает Россию к краху. Чем закончатся постимперские конвульсии, по исторической ошибке перенесенные из XX в XXI век? И почему к 2022 году Россия “сошла с ума” именно на имперской, а не на какой-либо другой почве? Как это стало возможным?

В дискуссии участвуют:

— Илья Матвеев, политолог (Лаборатория публичной социологии), член редакционного коллектива “После. Медиа” (работал доцентом политологии СЗИУ РАНХиГС, редактором Openleft.ru);

— Евгений Рощин, аффилированный научный сотрудник Institute for European, Russian and Eurasian Studies, The George Washington University. Автор книги «Friendship among Nations» (работал деканом факультета международных отношений и политических исследований СЗИУ РАНХиГС);

— Сергей Лукашевский, главный редактор канала “О стране и мире” @stranaimir;

— Борис Грозовский, обозреватель, автор телеграм-канала @EventsAndTexts.

Разговор организован телеграм-каналом «О стране и мире». Трансляция и видеозапись разговора будет доступна в YouTube-канале «О стране и мире».

Зарегистрируйтесь, чтобы получить ссылку на мероприятие за час до его начала.

Материалы к разговору:

➤ Подкаст “Политический дневник”. Российская политика и экономика. Демократический социализм.

➤ И. Матвеев, В. Ищенко. Вторжение в Украину: имперская идеология или классовый интерес.

➤ E. Roshchin on why the institutional and non-institutional features of the current Russian regime may resemble the Nazi or Fascist regimes of the past, but are still not yet the same, and will probably never be (предварительную русскоязычную версию см. здесь).

➤ И. Матвеев о санкциях против России.

➤ Е. Рощин о конфликте идей империи и национального государства.

➤ I. Matveev. Putin’s war on Ukraine is not about security, it is about imperialist interests.

➤ Е. Рощин о самоограничении суверена.

➤ F. Fuentes, I.Matveev. Russian anti-war socialist: ‘Putin cannot tolerate an independent Ukraine’.

➤ I. Matveev. Losing battle for truth in Russian lecture halls.

На прошлой неделе в канале "О стране и мире" беседовали с политологами Аббасом Галлямовым и Маргаритой Завадской. Вот некоторые фрагменты расшифровки, thanks Reforum! И кстати, через 20 мин на канале беседа с политологами Ильей Матвеевым и Евгением Рощиным, подключиться можно в Youtube или в зуме (после регистрации). Фрагменты:

АГ: Фактор ядерного оружия ограничивает возможности внешнего мира влиять на ситуацию внутри России, потому я рассматриваю только внутренние факторы – российские элиты и российкого избирателя.

Главное, что сейчас происходит в российской политике – это ослабление фактора Путина, его влияния на политические процессы. Причина – продемонстрированная им неспособность победить слабого врага, по сути, слабость. Путин с первого дня был политическим типом военного вождя. Военный вождь держится исключительно благодаря силе, сила – главный фактор, который его легитимизировал: Путин всё равно победит, так зачем сопротивляться. А если силы нет, то и легитимность слабеет.

МЗ: Всё, что мы знаем про персоналистские режимы – они живут столько, сколько живут те, кто у власти. Внезапная смерть диктатора тоже обычно ничего хорошего не приносит. Оптимальный вариант – институционализация процесса, переход от персоналистской формы правления через партийную историю к чему-то, похожему на либеральную демократию.

Это происходит не одномоментно: например, с Мексикой непонятно, с 1997-го или с 2000-го перестать считать её режим авторитарным, настолько плавным был переход. Нынешний режим там не без проблем, но он выглядит приличнее и предсказуемее, чем российский. В Тунисе похожая история. Если ситуация будет складываться так, как говорит Аббас, то всё не так плохо.

Мы с Аббасом расходимся только в оценках вероятности этого сценария. Исторически больше 40% вероятности, что персоналистская диктатура перейдёт в себе подобную. Сценарий с институционализацией – оптимальная история для всех нас, особенно тех, кто находится на территории России и хочет там продолжать жить, – и он самый невероятный в этой ситуации, но это не значит, что он невозможен.

АГ: Других способов контролировать российскую политику, кроме силовиков, не осталось: президент может менять персоналии, но ограничивать влияние институтов уже не может. Без них у Путина ноль шансов выиграть в 2024-м. Не надо даже пускать Навального в телевизор, оставьте там пропаганду – всё равно без силовиков всё рассыплется и Путин проиграет условному Грудинину с разгромным счётом.

Выборы-24 – это другие выборы. Избиратель знает, что в 2024 году Путин уже не должен избираться, что чтоб получить право на избрание, он изменил Конституцию. В то время люди не выступили против поправок (2024 был далеко), но число поддерживающих обнуление, по данным количественного опроса Сергея Белановского, было невелико – эта поправка набрала втрое меньше поддержки, чем социальные поправки. Россияне не легалисты, они не будут цепляться за Конституцию, но могут зацепиться в 2024-м, потому то не хотят продолжения банкета.

МЗ: Люди не могут жить в страхе годами, они устают. Правда, не исключено, что после поражения мы будем наблюдать что-то вроде оборонительного ресентимента, и есть опасность, что даже антивоенно настроенные граждане на фоне риторики о запрете виз поддадутся соблазну и займут более прорежимную позицию: бежать больше некуда, мы нигде не нужны.

В России убыло - вне России прибыло: друзья запустили "Новую школу политических наук": почти бесплатный онлайн-проект для пропедевтики во внутреннюю и международную политику в авторитарных режимах и демократиях. Его задача - дать систематические знания
об основах политической науки, сделав это интересно
и увлекательно - посредством семинаров, ридингов, дискуссий, круглых столов и тд. В первой серии объявлено 3 курса, в каждом по 14 трехчасовых занятий: Основы политики, Госуправление и Международные отношения с Ильей Матвеевым, Кириллом Шамиевым и Матвеем Ломоносовым соответственно. В качестве гостевых лекторов обещаются Григорий Юдин, Сергей Гуриев и Александр Габуев. Очень рекомендую!!! Горячо поддерживаю это начинание и рекомендую записываться!

Написал для "Новой" о А.Л.Кононове, вспомнив свое общение с ним в середине 2000-х и в 2017-м, когда Сахаровский центр организовал обсуждение изданного тогда сборника его "особых мнений":

Рыцарь правового сопротивления

Памяти Анатолия Кононова — человека, упорно называющего белое белым

Несколько фрагментов:

15 августа не стало Анатолия Кононова, судьи Конституционного суда в отставке. Он сыграл ключевую роль в движении конституционно-правового сопротивления, в проигранной попытке не допустить реставрации диктатуры, реванша спецслужб и в конечном счете — войны. В этом движении сопротивления Кононов, соавтор (с Сергеем Ковалевым и Арсением Рогинским) знаменитого закона о жертвах политических репрессий участвовал 20 лет.

Всеми своими «особыми мнениями» (позициями, когда решения КС не совпадали с его доводами) Кононов защищал права и свободы как высшую ценность, как прирожденные и неотчуждаемые, как основу справедливости. В отличие от большинства коллег по КС, его заботил не «баланс частных и публичных интересов» (решаемый в пользу государства), не интересы государства и узурпаторов власти, а защита свободы и гуманитарных ценностей.

.....

Разногласие Кононова с коллегами по КС, как говорил он сам, было базовым — в понимании права. Для них характерно позитивистское понимание (право = совокупность действующих законов), а он придерживался концепции естественного права, понимая его как совокупность высших принципов свободы, равенства и справедливости. Это ценностное различие. Понимая право как совокупность законов, юрист неизбежно подпадает под обаяние государства, которое эти законы принимает («законы издаются государством, а значит, права людям предоставляет оно же»). Кононов от этого обольщения был совершенно избавлен.

......

Кононов прямо о необходимости люстрации не писал, но логично, что это было бы следующим шагом после признания советских преступлений преступлениями. Это судья предлагал сделать очень четко, и возможно, это стало бы барьером для возврата к диктатуре:

Абсолютное беззаконие и произвол, творимые КПСС многие десятилетия, немыслимо тяжкие последствия ее деятельности, особая общественная опасность нарушения всех прямых конституционных запретов […], позволяют квалифицировать эту организацию как преступную. В данном случае это понятие рассматривается нами как разновидность антиконституционности, поскольку Конституционный Суд не может выйти за рамки заявленного ходатайства. Однако на основании названных норм международного права ряд деяний КПСС подпадает под нормы о геноциде, военных преступлениях и преступлениях против мира и человечности.

Действительно, преступления советского времени так и не были названы преступлениями, что помогло реанимации диктаторского режима. Фактически Кононов тогда предложил осудить советские преступления, как это было после II Мировой войны сделано в Германии. Его текст — прообраз того, как можно было осудить авторов 70 лет преступного советского режима.

........

Только Кононов и Ярославцев в 2005 году осмелились написать особые мнения по делу ЮКОСа. Судья назвал абсурдным аргумент КС, что налогоплательщик может воспрепятствовать системе государственного принуждения, и это повод не соблюдать в его деле срок давности:

Как можно противостоять людям в масках и с автоматами? Какие вообще могут быть уважительные причины пропуска налоговым органом срока давности при всей полноте его власти?

.......

После отставки Кононов, как он говорил, занимался уже не правом, а газоном. Было очевидно, что мы проиграли. КС не воспрепятствовал ренессансу авторитаризма, хотя много раз должен был это сделать, отмечает специалист по конституционному праву Илья Шаблинский.


Кононов сделал все, что мог.

Борьба с Шанинкой не закончена, а техника написания доносов за почти век совершенно не изменилась. https://underside.today/2022/08/18/shaninka/

Квазиреставрация добралась до промышленности - логично)

Минпромторг разрабатывает новую модель импортозамещения в промышленности, которая предполагает перевод ряда отраслей в «квазиплан». Об этом РБК сообщил федеральный чиновник и подтвердил источник, знакомый с инициативой. По их словам, новое поколение импортозамещения будет основано на базе крупных «вытягивающих» проектов (или проектов-маяков, стратегических инициатив по созданию высокотехнологичной продукции), модифицированного механизма специальных инвестиционных контрактов (СПИК) и межрегиональных офсетных контрактов (со встречными инвестиционными обязательствами).

Квазиплановый режим планируется распространить, например, на судо- и авиастроение, элементы фармацевтической промышленности и производство оборудования, сказал один из источников. «Иначе в нынешних условиях просто не начать производить», — подчеркнул он, добавив, что Минпромторг разработал «линейки продукции, в которых могут быть заключены долгосрочные контракты и где государство может создать «длинное плечо» по спросу». По его словам, новую модель предполагается запустить уже осенью этого года.

Евгений Рощин, аффилированный научный сотрудник Institute for European, Russian and Eurasian Studies, The George Washington University, на организованном нашим тг-каналом разговоре рассказал об исторических развилках последних двадцати лет.

В любой бывшей империи будет партия с реваншистскими настроениями. Но наличие такой партии не определяет развитие всей страны в имперском направлении. В 2000 году, когда на Давосском форуме российской делегации задали вопрос “Who is Mr. Putin?” еще не было понятно, что Россия сделает имперский выбор. 

Сегодня важнее обращать внимание не на то, что российский режим может быть клептократическим, а на то, что он является автократией и электоральным авторитаризмом. Однако авторитаризм - это не исключительно репрессивные политические организации, ему нужна своя легитимация. В качестве собственной легитимации современный российский авторитаризм делал упор на растущее благосостояние.

Первые развилки, которые обернулись для всего мира неудачным выбором, были связаны с цветными революциями и первой волной расширения НАТО. Когда Путин говорит о истории России, то она у него всегда идет рука об руку с вопросом расширения НАТО и переустройством глобального миропорядка. Первая волна расширения НАТО была решающей с точки зрения подталкивания российской правящей политической группы к концептуальному выбору.  В 2007 году в мюнхенской речи Путин говорил о НАТО и о том, что Россия не будет плясать под дудку США. Идея этого противостояния мне всегда казалась не очень серьезной, и я воспринимал это просто как политическую риторику. Сегодня понятно, что и мюнхенскую речь, и статьи Путина об Украине надо было воспринимать серьезно. После речи в Мюнхене последовал еще один раунд расширения НАТО. Путин понял, что его никто воспринимать всерьез не собирается. 

Особенность российского авторитаризма в том, что он еще и персоналистский. Это значит, что мы должны хорошо понимать, кто такой Путин и какими людьми он себя окружает. Окружение Путина выросло на идее противостояния СССР и США. Их первые большие служебные достижения были связаны со службой в силовых структурах: разведке, контрразведке, ФСБ. Эти люди сегодня проникли во все ключевые управленческие структуры России. После цветных революций и расширения НАТО для них было естественно подумать о продолжении той игры, в которую они играли до Перестройки. После этого приходит идея строительства новой великой державы. 

Люди, которые десятилетиями смотрели телевизионную пропаганду в России, часто говорят: “Мы русские, мы великие, с нами Бог”. Но на вопрос, что, по их мнению, значит величие, они дать ответ не могут. Проблема в том, что понятие величия не наполнено чем-то концептуальным. В процессе поиска величия президент и его администрация попали в идеологический капкан. На первый план вышли люди по типу Проханова и Дугина. Они начали активно продавать идею империи. Эта идея хорошо ложится на уши управленцев в погонах, которые вышли из силовых структур. Однако я не уверен, что сегодняшнее руководство России готово поднять эту идею на флаг. Отсюда мы видим принципиальную недоговоренность и недосказанность, расплывчатость формулировок. Никто, кроме Z-каналов и дугинцев, не будет говорить, что Россия - это империя. И президент, и дипломатическое ведомство еще пытаются цепляться за контуры того порядка, где России принадлежало место постоянного члена Совета Безопасности.

Серьезный концептуальных и идеологических различий между 2014 и 2022 годом я не вижу. В некотором смысле то, что все затянулось до 2022 года, является исторической случайностью.  Решение о вторжении в 2022 году было запрограммировано в 2014, когда произошла развилка, которая нас привела в исторический тупик. 

О том, как Россия ищет свою политическую субъектность на международном уровне, смотрите в полной версии нашей дискуссии.

Любимый @Econsonline написал о ситуациях выбора, когда рациональному экономическому человеку невозможно скалькулировать издержки и выгоды, потому что надо трансгрессировать через невидимую стену в будущее и посмотреть на себя оттуда. То есть, сказал бы Сократ, определить, что есть благо (или поставить цель - словами нововременных философов). Расс Робертс, автор EconsTalk, описывает это через дилемму Дарвина, которому надо было решить, жениться ли (узнать, что там, за гранью, можно только попробовав), и дилемму вампира (становиться ли им - тоже нельзя решить исходя из имеющегося опыта). Вообще это можно применить ко многим переходным состояниям, где "за гранью" совсем не то, что перед ней, а изменение необратимо - от наркотиков до коллаборации с тоталитарным режимом.

https://econs.online/articles/coffee-break/kak-prinimat-resheniya-kogda-pravilnogo-vybora-ne-sushchestvuet/

Илья Матвеев, политолог (Лаборатория публичной социологии), член редакционного коллектива “После. Медиа” на организованном нашим тг-каналом разговоре рассказал о реимпериализации России.

1918 был годом конца четырех великих континентальных империй: Немецкой, Австро-Венгерской, Российской и Османской. В 1918 году Австро-Венгерская и Османская империи окончательно ушли в прошлое. Немецкая империя отказалась уходить и попыталась взять реванш в 1933 году. Но была окончательно разгромлена в 1945. После этого Германия полностью изжила свое имперское начало. 

Только одна страна осталась империей. Это был Советский Союз. Он сохранил территориальные границы Российской империи и мощнейшую централизованную власть. В тоже время в СССР был парадоксальным образом интегрирован принцип самоопределения наций, и он каким-то образом уживался с принципом имперскости. В СССР поддерживалась национальная и культурная автономия советских республик. Проводилась масштабная политика поддержания национального, культурного, литературного и языкового канона. Одновременно с этим у советских республик не было никакой политической автономии. СССР представлял собой гиперцентрализованное унитарное государство. 

После Второй Мировой войны остались две мощные силы. Одной из этих сил были США, а другой - СССР. США стали гегемоном после 1945 года. Они изобрели новую форму международной власти, которая не была основана на территориальных приращениях.  Историк Дэниэл Иммервар назвал США пуантилистской империей по названию стиля в живописи, когда все рисуется маленькими точками. Он имел в виду, что у США по всему миру есть сеть военных баз, но они не проводят аннексий территорий. А СССР практиковал территориальную и имперскую власть, подавлял восстания в колониях с помощью силы. Например, в 1956 году в Венгрии или в 1968 году в Чехословакии. 

Российская империя в виде СССР просуществовала до 1991 года. Это стало возможным именно благодаря тому, что эта империя приспособилась к ХХ веку за счет изменения своей риторики и того, что она не только на словах, но и на деле интегрировала принцип самоопределения нации. 

Реимпериализация России неизбежно отсылает к Советскому Союзу. Путин утверждает, что нужно воевать за историческую Россию. Но люди эту Россию никогда не видели. А СССР многие видели, и у них есть память о нем. В границах того, что Путин пытается восстановить, как раз был СССР, а не Российская империя.  Путин считает, что Ленин подложил бомбу под здание государственности тем, что признавал национальную и культурную автономию республик и, в частности, Украины. Перед началом войны в своем выступлении Путин пригрозил Украине настоящей декоммунизацией, имея в виду, что он отрицает принцип национальной и культурной автономии, который лежал в основе СССР. Одновременно с этим российские танки часто идут в атаку с советскими флагами.

Путин считает идею национально-культурной автономии внутри России неправильной. Например, в Татарстане татарский язык перестал быть обязательным в школах. Все идет к тому, что культурная автономия национальных республик будет сокращаться до нуля. СССР по формату предполагал мирное сосуществование республик и мирное сосуществования России с ее соседями. Но этот опыт дружбы народов был отвергнут. Сначала Путин к этой идее относился амбивалентно, а с 2012 года он ее отверг и выбрал путь русского мира.  

Я вижу два образа будущего. Один более оптимистичный. В нем имперскость и колониализм России уходят в прошлое, а право нации на самоопределение начинает торжествовать. Второй образ будущего созвучен с тем, что мы уже ранее видели в Китае, где уйгуров в Синьцзяне учат быть китайцами. Сейчас Путин хочет украинцев научить быть русскими. Возможно мы окажемся в будущем, где имперскость и колониализм могут стать новой нормой. 

О том, являются ли имперская обсессия по поводу Украины исключительным случаем, смотрите в полной версии нашей дискуссии. 

В «Теплице» писатель Николай В. Кононов поговорил с Артемием Магуном. Я совершено не согласен и с его вариантом левой критики Запада и капитализма, и с интерпретацией СССР, и с классовой идеей нового интернационала, но очень стоит прочтения. https://te-st.ru/2022/08/15/magun Фрагменты:

Из чего выросла эта война?

— Из взаимного непонимания трех стран и культур: Украины, России, точнее ее руководства, и Запада, под которым я понимаю Европу и США плюс Японию и Южную Корею. От России исходит имперский шовинизм, от Украины — национализм. А с третьей стороны — такой как бы универсальный империализм США, настоянный на их особой версии гражданского национализма.

Отношения США с другими странами основываются на мягкой силе, гегемонии. Это не только господство доллара и финансовых институтов, не только технологические инновации, но и утверждение национально-демократических и гуманистических ценностей.

……….

Сначала в России перестанут угнетать борцов с войной, так как она кончится. Затем сконструируют национальное примирение по типу [Испании после гражданской войны и победы генерала] Франко — мол, разное бывало, но мы стоим на позициях гражданского миропорядка…

— А через 40 лет новое поколение начнет задавать родителям неприятные вопросы, раскопает могилы в Долине павших.

— Да! Потомки будут выкидывать тела из мавзолеев, появится новое общество «Мемориал». Лет даже через 30, пожалуй. Испанская модель, да. Но если серьезно, то действительно надо стратегически идти к глобальному соглашению о мире — и это уже не только от России, но и от Запада, и от Китая зависит.

…….

Мировое государство — катастрофически недопредставленная идея, хотя у нее богатая история: аббат де Сен-Пьер, Руссо, Кант. Она может казаться несбыточной, но вот коммунизм тоже казался ерундой, но он лег на сложившуюся историческую ситуацию, и большевики его реализовали… Я к тому, что есть прецеденты, когда идеи побеждают, но сейчас стремлению к мировой конфедерации противоречит повсеместный национализм. Каким-то образом надо убедить страны отказаться от абсолютного суверенитета и ядерного оружия.

Маргарита Завадская, исследователь-политолог Александровского института при Хельсинкском университете, научный сотрудник факультета политических наук Европейского университета СПб на организованном нашим тг-каналом разговоре рассказала о вариантах трансформации российского персоналистского режима и роли силовиков.

Я понимаю эмоциональное желание называть российский режим тоталитарным. Но если говорить о тоталитаризме академическим и аналитическим языком, то увеличение масштаба репрессий не является характеристикой, которая позволяет нам переквалифицировать режим в тоталитарный. По настоящему тоталитарных режимов с идеологией, штурмовиками, стиранием личного и публичного пространства, с ковровыми репрессиями не так много. Это достаточно редкое явление. К ним относятся, например, КНДР и Эритрея. Самый распространенный тип авторитарных режимов - персоналистский. Российский режим именно такой. Важно отметить, что авторитаризм - это не более мягкая версия тоталитаризма. Он также коррумпирован, ничуть не лучше с точки зрения масштабов и типов репрессий. В персоналистских режимах политические процедуры и институты демонтированы. Правила игры зависят напрямую от воли узкого круга лиц. Речь идет о произволе. 

В России мы не видим тотальной идеологии, которая фундаментально важна для хрестоматийных тоталитарных режимов. Идеология русского мира не является тотальной. Сейчас мы наблюдаем трагические случаи. Например, школьники донесли на свою учительницу и теперь ей грозит 9 лет тюремного заключения. Или сняли портрет Юрия Лотмана, приняв его за Марка Твена. Исполнители таких действий не фанатики, а аполитичные люди, которые избегают рисков и конфликтов. 

Я не думаю, что стоит ожидать массовой мобилизации в России, так как это будет приговором для режима. Массовая мобилизация в крупных городах - это очень опасная затея. Я собираю интервью для своих исследований и вижу, что главные ужасы происходят на периферии. Преследования, посадки, уголовные дела были там и до 24 февраля. Если экстраполировать логику электоральной мобилизации на военную мобилизацию, то первая обычно затрагивает наиболее оторванные от столиц, провинциализированные, изолированные от глобального мира и экономически уязвимые группы территорий. Есть пример Дагестана, где военная служба является едва ли не единым способом заработать хоть сколько-нибудь приличные деньги в этом регионе.  Если эта логика верна, то мобилизация будет точечной, и как правило, будет касаться экономически и социально уязвимых групп населения. 

Не вижу и предпосылок того, что персоналистский режим переродится в корпоративистскую диктатуру или хунту. Если смотреть на большие статистические исследования по авторитарным режимам, которые политологи и политэкономисты собирали с 1945 года, то с точки зрения частотного анализа персоналистские диктатуры чаще всего сменяются новой персоналистской диктатурой. Хунтами они сменяются гораздо реже. Конечно, мы не обязательно должны экстраполировать эту логику на российский случай. Я не исключаю, что мы можем увидеть разворот в сторону силовых структур. Но силовиков очень много, и они раздроблены. Последние двадцать лет Путин и его сторонники занимались тем, что сталкивали их между собой. Если мы рассматриваем вариант, что силовики совершат переворот, то вряд ли мы сейчас об этом что-то узнаем. Если бы мы о таком сценарии знали, то это означало бы, что их идея уже провалилась. 

Например, Солдатов и Бороган говорят, что силовики не являются самостоятельными акторами. Они не оформлены в хорошо организованную небольшую группу людей, которая может взять инициативу в свои руки. Тот факт, что их очень много и они проникают в гражданские структуры, говорит о том, что грань между ними и народом не такая уж большая.  Если будут происходить какие-то неожиданные динамические процессы, то не факт, что силовики выступят как одна корпорация.   

О том, переходят ли персоналистские режимы в себе подобные после военных поражений, смотрите в полной версии нашей дискуссии    

«История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха» Себастьяна Хаффнера, изданная в России года три, кажется, назад, - это прямо идеальное чтение для сейчас. Вот один фрагмент – про то, что немцы распорядились своей свободой и спокойствием конца 1920-х – начала 1930-х не лучше, чем россияне своей свободой 1990-х (в которой не было спокойствия), не зная, что делать с этим подарком:
 
После 1926 года в политике не нашлось ничего достойного обсуждения. Газетчики искали материал для броских заголовков в других странах. Не было ничего нового в Германии, все было в порядке, все шло своим чередом. Время от времени случались перемены в правительстве: у власти оказывались то правые партии, то левые. Больших различий между ними мы не замечали. Это означало: мир, никаких кризисов, business as usual. Во всем чувствовалась разумная мера свободы, покоя, порядка и благожелательного либерализма. Хорошие зарплаты, хорошие продукты и немного общественной скуки.

Каждому немцу было возвращено право жить своей частной жизнью. Каждому со всей сердечностью было предложено обустраивать свою личную жизнь по своему вкусу и быть счастливым на свой манер.

Однако тут-то и произошло нечто странное — я думаю, что это «странное» было одним из фундаментальнейших политических событий нашего времени, хотя его и не заметила ни одна из газет:
новые возможности остались невостребованными, на них почти не откликнулись. Никто не захотел ни личного счастья, ни приватной, частной жизни. Выяснилось, что целое поколение в Германии просто не знает, что делать с подарком под названием «свободная, независимая, частная жизнь».

Поколение немцев, родившихся в 1890-е и 1900-е годы, было приучено к тому, что все содержание жизни, весь материал для глубоких эмоций, любви и ненависти, радости и печали, любые сенсации, любые
раздражения души и нервов можно получать, так сказать, даром в общественной сфере — пусть даже вместе с бедностью, голодом, смертью, смятением и
опасностью. И когда этот источник иссяк, немцы оказались в растерянности; их жизнь обеднилась; они стали словно бы ограблены и почувствовали разочарование.

Немцам стало скучно. Немцы так и не научились жить своей жизнью; не научились делать свою маленькую, частную, личную жизнь великой, прекрасной, напряженной; не научились наслаждаться этой жизнью и делать ее интересной. Поэтому они восприняли спад социального напряжения и возвращение личной свободы не как дар, но как потерю. Немцы заскучали; со скуки в их головы начали приходить идиотские идеи; немцы сделались угрюмо-ворчливы — в конце концов, они чуть ли не с жадностью стали ждать первой же заминки, первой же оплошности или происшествия, которые позволили бы послать к чертям мирную жизнь и ринуться в новую коллективную авантюру.

Еще один фрагмент из Хаффнера (кстати, книга написана в 1938-39) – про тяжелое психологическое состояние немцев-ненацистов, проигравших в 1933, и их поведенческие стратегии. В этом фрагменте про 2 стратегии – 1) коллаборацию и 2) иллюзорное превосходство над победителями. Тоже кое-что рифмуется:
 
Самоизоляция сыграла свою роль в том психопатологическом процессе, что с 1933 года полным ходом идет в Германии, охватив миллионы людей. Большинство немцев находятся сейчас в таком душевном состоянии, которое нормальному человеку представляется в лучшем случае серьезным душевным заболеванием, тяжелой истерией. Чтобы понять, как человек может дойти до такого состояния, надо вообразить себя в том положении, в каком оказались летом 1933 года немцы-ненацисты — то есть большинство немцев, и вникнуть в те извращенные, нелепые конфликты, в которых эти немцы увязли.
 
Положение немцев-ненацистов летом 1933 года было одним из самых тяжелых, в каких могут оказаться люди: ощущение полного и безвыходного поражения и все еще не изжитые последствия шока от внезапного нападения. Мы все оказались в руках у нацистов, они могли казнить и миловать по своему усмотрению. Все крепости пали, любое коллективное сопротивление сделалось невозможным, индивидуальное сопротивление стало формой самоубийства. Нас преследовали вплоть до укромных уголков нашей частной жизни, во всех иных областях шел разгром, отчаянное паническое бегство, и никто не знал, когда оно кончится. В то же время на нас ежедневно наседали с требованием, нет, не сдаться, но перебежать на сторону победителя. Маленький пакт с дьяволом — и ты уже не среди узников и гонимых, но среди победителей и преследователей.
 
Это было самое простое и грубое искушение. Многие поддались ему. Позднее выяснилось, что они не знали, сколь высока цена предательства, стать настоящими нацистами им оказалось не по плечу. Их тысячи в Германии, этих нацистов с нечистой совестью, пойманных, связанных круговой порукой, стремящихся спихнуть груз ответственности на других, напрасно высматривающих возможность побега; они спиваются, принимают снотворное и не отваживаются задуматься о том, должны ли они желать конца нацистского времени, их собственного времени, — или страшиться этого конца? Когда же наступит этот день, они с превеликой радостью предадут нацистов и заявят, что никогда нацистами не были. Но пока они — кошмар нашего мира, и невозможно предвидеть, что еще они способны совершить в своем моральном и нервном разладе, прежде чем они повалятся наземь окончательно. Их история еще должна быть написана.
 
Тот, кто отказывался стать нацистом, попадал в скверное положение: глубокое и беспросветное отчаяние; абсолютная беззащитность перед ежедневными унижениями и оскорблениями; беспомощное созерцание невыносимого; бесприютность; неутолимая боль. В этой ситуации были новые искушения: мнимые средства утешения и облегчения, наживка на крючке дьявола.
 
Одним из искушений было бегство в иллюзию: чаще всего в иллюзию превосходства. Те, что поддавались этому искушению, — в основном пожилые люди, — смаковали дилетантизм и некомпетентность, которых, конечно, хватало в нацистской государственной политике. Опытные профессионалы чуть ли не ежедневно доказывали себе и другим, что все это не может долго продолжаться, они заняли позицию знатоков, потешающихся над чужим невежеством; они не разглядели самого дьявола благодаря тому, что сосредоточенно всматривались в какие-то детские, незрелые его черты; свою полную, абсолютно бессильную сдачу на милость победителей они, обманывая самих себя, маскировали мнимой позицией наблюдателя, смотрящего на все не то что со стороны, но — свысока. Они чувствовали себя полностью успокоенными и утешенными, если им удавалось процитировать новую статью из «Таймс» или рассказать новый анекдот. Это были люди, которые сначала абсолютно убежденно, а позднее со всеми признаками сознательного, судорожного самообмана из месяца в месяц твердили о неизбежном конце режима.

Продолжение из «Истории одного немца» (1939) - здесь Хаффнер заканчивает говорить о группе противников гитлеровского режима, высокомерно презиравших его в 1933, а позднее капитулировавших (или нет) и рассказывает о второй группе проигравших – о тех, кто погрузились в ненависть:
 
Самое страшное настало для них в тот момент, когда режим консолидировался и его успехи нельзя было не признать: к этому они не были готовы. Именно эта группа составила основную массу капитулировавших с 1935 по 1938 год. После того как стало невозможно, несмотря на все судорожные усилия, удерживаться на позиции профессионального превосходства, эти люди капитулировали безоговорочно. Они оказались не способны понять, что как раз успехи нацистов и были самым страшным в их диктатуре. «Но ведь Гитлеру удалось то, что до сих пор не удавалось ни одному немецкому политику!» — «Как раз это-то и есть самое страшное!» — «А, ну вы — известный парадоксалист» (разговор 1938 года).
 
Немногие из них остались верны своему знамени и после всех поражений не уставали предвещать неминуемую катастрофу с месяца на месяц, потом с года на год. Эта позиция, надо признать, понемногу приобрела черты странного величия, некую масштабность, но также и причудливые, едва ли не гротескные черты. Комично то, что эти люди, пережив массу чудовищных разочарований, окажутся правыми. Я прямо-таки вижу, как после падения нацизма они обходят всех своих знакомых и каждому напоминают, что они ведь только об этом и говорили. Конечно, до той далекой поры они станут трагикомическими фигурами. 
 
Второй опасностью было озлобление — мазохистское погружение в ненависть, страдание и безграничный пессимизм. Это — естественнейшая немецкая реакция на поражение. Любому из немцев в тяжелые часы его частной или общенациональной жизни приходилось бороться с этим искушением: раз и навсегда предаться отчаянию, с вялым равнодушием, от которого недалеко до согласия, отдать мир и себя в лапы дьяволу; с упрямством и озлоблением совершить моральное самоубийство: 
Я жить устал, я жизнью этой сыт
И зол на то, что свет еще стоит.
 
Выглядит очень героически: отталкивать любое утешение — и не замечать, что в этом-то и заключается самое ядовитое, опасное и греховное утешение. Извращенное сладострастие самоуничижения, вагнерианское похотливое упоение смертью и гибелью мира — это как раз и есть величайшее утешение, которое предлагают проигравшим, если им не хватает сил нести свое поражение как поражение. В 1933 году немногое из того, что творилось в душах побежденного большинства, вышло наружу в «общественную», так сказать, сферу — уже хотя бы потому, что официально, «общественно», никто ведь не потерпел поражение. Официально по всей Германии гремели всеобщие праздники, подъем, «освобождение», «избавление», «хайль» и опьяняющее единство, так что страданию приходилось держать рот на замке. И все же после 1933 типичное немецкое ощущение поражения было очень частым явлением; я полагаю, их не один миллион.

Очень трудно вывести какие-то общие, реальные, внешние следствия этого внутреннего состояния. В некоторых случаях это самоубийство. Но масса людей привыкает жить в этом вот состоянии, с перекошенными, так сказать, лицами. К сожалению, именно они образуют в Германии большинство среди тех, кого можно считать «оппозицией». Так что нет ничего удивительного в том, что эта оппозиция не выработала ни планов, ни целей, ни методов борьбы. Люди, в основном представляющие оппозицию, мыкаются без дела и «ужасаются». Все то отвратительное, что творится в Германии, мало-помалу стало необходимой пищей их духа; единственное мрачное наслаждение, которое им
осталось, — мечтательное живописание всевозможных ужасов режима; с ними
совершенно невозможно вести беседу о чем-либо другом. Многие из них и вовсе дошли до того, что томятся и маются, если не получают необходимую порцию ужасов, а у некоторых пессимистическое отчаяние стало своего рода условием психологического комфорта.

Четвертая (считая коллаборацию), и последняя поведенческая стратегия проигравших, о которой говорит Хаффнер в «Истории одного немца» (1939) - игнор и «внутренняя эмиграция»:
 
Придется сказать еще и о третьем искушении. Его испытал и я. Источник его —понимание и преодоление предыдущего искушения: человек не хочет губить свою душу ненавистью, разрушать страданием, хочет оставаться приветливым, добродушным, вежливым, «милым». Но как отрешиться от ненависти и страданий, если на тебя ежечасно наваливается то, что их порождает?
Эти вещи можно лишь игнорировать, отвернуться от них, заткнуть уши, уйти в самоизоляцию. Это приводит к ожесточению из-за сознания своей слабости. Человека и здесь поджидает безумие, но в другой форме — потери чувства реальности.
 
У меня было и есть очень четкое
чувство, что ты оказываешь некую честь противнику, удостаивая его ненависти. […] Как раз тогда я столкнулся с опасным, соблазнительно-двусмысленным высказыванием Стендаля. Он записал его как программное после Реставрации 1814 года, которую воспринял как «падение в дерьмо», — так и я воспринял события весны 1933.
Теперь, писал Стендаль, остается лишь одно дело, достойное внимания и усилий, — «сохранить свое „я“ святым и чистым». То есть заслоняться не только от соучастия, но и от любых опустошений, производимых болью, от искажений, вызываемых ненавистью, — избегать любого воздействия, реакции, прикосновения, даже ответного удара. Отвернуться, отступить на крошечный пятачок земли, если знаешь, что туда не досягнет дыхание чумы и что там ты сможешь спасти и сохранить то, что достойно спасения, - свою бессмертную душу.
 
Я и сегодня думаю, что в моей тогдашней позиции было нечто правильное, и не отрекаюсь от нее. Но было совершенно невозможно спастись в башне из слоновой кости, просто игнорируя все происходящее, и я благодарю Бога, что эта попытка быстро потерпела неудачу. Я знаю тех, с кем это произошло не так скоро: слишком позднее понимание того, что душевный мир иногда может быть спасен, только если им пожертвуешь, было оплачено ими очень и очень дорого.
 
В противоположность двум первым формам
эскапизма, у этой в Германии 1934-1938 появился канал публичного выражения – моментально разросшаяся как никогда прежде идиллическая литература: воспоминания о детстве, семейные романы, описания природы, пейзажная лирика, нежные изящнейшие вещички. Только это и издавалось в рейхе помимо проштемпелеванной нацистской пропагандистской литературы. В последние два года эта волна пошла на убыль: необходимой для нее беззаботности и незлобивости уже не найти при всем старании. Но поначалу это было что-то невообразимое. Книжки, полные овечьих колокольцев, полевых цветов, счастья летних детских каникул, первой любви, запаха сказок, печеных яблок и рождественских елок, — литература назойливой задушевности и вневременности хлынула на полки книжных магазинов в самый разгар погромов, шествий, строительства оборонных заводов и концлагерей. Эти
книги […] при всей своей нежности, тонкости, негромкой интимности вопили:
«Разве ты не видишь, что мы вневременны и задушевны, что внешний мир не может
нам повредить? Разве ты не замечаешь, что мы ничего не замечаем? Просим, обрати
на это внимание!»
 
Кое-кого из этих писателей и поэтов я знал лично. Для каждого или почти каждого из них наставал момент, после которого не замечать было просто невозможно: грохотало событие, которое нельзя было не услышать, как ни затыкай уши, — скажем, арест друга. От этого не могли защитить даже самые светлые воспоминания детства. И тогда наступал крах. Это печальные истории.
 
Таковы были внутренние конфликты немцев летом 1933. Они немного походили на выбор между разными видами духовной смерти; и тот, кто прожил большую часть жизни в нормальной обстановке,
чувствовал себя попавшим в сумасшедший дом или экспериментальную психопатологическую лабораторию. Ничего не поделаешь: так было, и я ничего не могу здесь изменить. Между тем это были относительно вегетарианские времена. Вскоре все пошло по-другому.

Группа экономистов во главе с Раджем Четти, известного своими работами по социальной мобильности, провела масштабное исследование влияния социальных связей на уровень дохода на данных США. Главный вывод: на продвижение людей вверх по лестнице доходов максимальное влияние оказывает всего один показатель – экономическая взаимосвязанность. Он отражает, насколько плотно взаимодействуют друг с другом люди с разным социально-экономическим статусом.

Это взаимодействие важнее, чем, например, уровень дохода в регионе проживания, уровень неравенства, состав семьи. Так, если перевезти ребенка из района, входящего в 10% с самыми низкими показателями экономической связаности, в район из топ-10% с наиболее высокими, то его доход во взрослом возрасте будет в среднем на 17,5% выше.

Проблема в том, что люди ожидаемо склонны дружить с близкими к себе по статусу. У людей из верхнего, 10-го дециля по доходам (наиболее обеспеченные) лишь 16% друзей – из нижних пяти децилей; у людей из 1-го дециля (наименее обеспеченные) из нижних пяти – три четверти друзей.

Кроме того, в зависимости от дохода различаются «источники формирования» дружеских связей: бедные дружат с соседями (не влияет на повышение дохода), богатые – с сокурсниками (влияет).

Подробнее о «социально-экономической дружбе» и успешных способах повышения экономической взаимосвязанности:
https://econs.online/articles/ekonomika/sotsialno-ekonomicheskaya-druzhba/