Александр Черкасов. Постсоветские войны: как разорвать цепь безнаказанности
 
на конференции "Российские реалии"
 
30 лет назад казалось, что Россия порвала с советским прошлым, оставила за спиной конфликты, заполыхавшие в последние годы перед распадом СССР. Россия двигалась вперед, решала новые задачи, и если и была вовлечена в дела ближнего зарубежья, то только как миротворец, вынужденный взять на себя ответственность за стабильность на постсоветском пространстве. Так тогда казалось.
 
В «Мемориале» мы занимались постсоветскими конфликтами с первых постсоветских лет. Теперь, глядя в 1992-й, я вижу все совсем не так, как тогда. Сейчас война в Украине многим открыла глаза и на предыдущие годы. Предыдущая волна переосмысления была в 2011/12 годах, когда Путин и Медведев перестали быть «хорошими». Как мы могли так обмануться?
 
1990-е тоже нуждаются в переосмыслении. Разрушенный в 1994 Грозный по числу жертв сопоставим с числом жертв в Мариуполе. А еще было Алеппо (Сирия), где российские войска вели себя сходным образом. Это единство методов, а иногда и акторов действий, выступающих во всех этих конфликтах. Командующие российскими силами в Украине получили свой опыт намного раньше. Подчиненные Суровикина убивали защитников Белого дома в 1993.
 
Символов реванша было много и раньше. Люди, прошедшие через разные войны, самой своей судьбой обозначают их единство. А в 1990-е это казалось не очень значимой стороной жизни. Стрелков воевал в Приднестровье в 1992-м, тогда же был в Боснии, в 1999-2005 координировал систему похищения (исчезновения) людей в Чечне. «Мемориалу» известны как минимум 10 человек, похищенных им. Ответственности за это никто не понес. В Чечне 3-5 тыс человек были похищены и убиты, до суда дошла 0.1% таких случаев.
 
Цепь преступлений не прервана и превращается в цепь безнаказанности, фигуранты старых преступлений совершают новые. Героизация прошлых преступлений побуждает новых преступников, это индульгенция им. Генерал Шаманов на Карабахской войне 1992-го со своим полком взламывал армянскую оборону, был бравым командиром на чеченских войнах. Он фигурирует в 2 делах, которые рассматривал ЕСПЧ («уничтожение чеченских боевиков»). Российские органы военной юстиции решили, что все было нормально, Страссбург с этим не согласился. Там были неизбирательные удары по гражданскому населению. Страссбург рекомендовал изменить военную тактику еще при обучении офицеров военных академиях, чтобы такого не допускать. Этого сделано не было.
 
За преступления чеченских войн практически никто ответственности не понес. Потом «герои» этих войн участвовали в присоединении Крыма и обучали, как соблюдать право во время войны новые поколения офицеров. На этом фоне то, что было сделано в Буче, Изюме и т.д., нельзя считать случайным. Везде были свои комендатуры, тюрьмы и расстрельные ямы. Эта сторона войны миру еще не открылась. Новые преступления были совершены потому, что старые не были наказаны. Из дела Буданова исчез эпизод насилия. Может, это сделало возможным массовое насилие в Украине – Буданов стал символом российского офицера.
 
В 1992-м году Россия участвовала в 5 гибридных войнах (в роли миротворца или делая вид, что ее здесь нет, используя свои «прокси», своего «вагнера» - Басаев воевал в Абхазии, Карабахе и Таджикистане на стороне России). Уже тогда Россия имела «темную сторону», негласно ведя сходную с нынешней политику на постсоветском пространстве. Уже 30 лет назад была установка, вектор, который сегодня приобрел катастрофический характер. Переоценка истории 1990-х годов – важная задача, если мы хотим какого-то иного будущего.

Ирина Щербакова. Историческое просвещение – наше прошлое или будущее
 
на конференции "Российские реалии"
 
Мы подошли к перестройке без структур солидарности, как восточно-европейских странах. Это было общество читателей и научно-техническая интеллигенция. Часто люди в стремлении рассчитаться с прошлым опирались на желание пробиться к фактам, правде, выйти из исторических мифов. Это было важной движущей силой перестройки – на демонстрации вышли читатели журналов. Казалось, что люди узнают правду и отвергнут саму идею диктатуры. «Давайте скажем правду о прошлом» - это было важное движение тех лет. Так возник «Мемориал».
 
Вынести память в публичное пространство, назвать преступления, открыть архивы – этим одухотворялось тогдашнее движение. Затем это начало тормозиться. Санкт-Петербург оказался в Ленинградской области, да и памятники Ленину уцелели. Оказалось, что переосмысление прошлого потребует очень много времени, смены поколений. Пафос этой правды, глубокой рефлексии по поводу прошлого был впоследствии снижен. Начались и более опасные процессы, совпавшие с войной в Чечне. «А мы не хуже других», «другие тоже совершали преступления», «почему надо каяться за последствия диктатуры» и тд.
 
К концу 1990-х массовое сознание вообще стало ставить под вопрос роль науки и знаний. Советская научно-техническая интеллигенция оказалась в жалком состоянии и на обочине жизни. Следующее поколение часто считало получение образования бессмысленной тратой времени. Подрыв веры в науку и гуманитарное знание сопровождался неверием в исторические факты («есть только оценки и интерпретации», «Сталин, Катынь, - одни одно говорят, другие другое, а мы не верим»). Дальше это очень расползлось, упав на почву глубокого сомнения и отвержения знания и просвещения.
 
Это привело к разрыву причинно-следственных связей в историческом сознании. Люди считают репрессии чем-то ужасным, но не готовы считать Сталина и компартию ответственными за это. А сказать, что наше государство было преступным, что это оно организовывало террор? В представлении людей есть жертвы, а вопрос об ответственности даже не поднимался. На этой почве хорошо приживаются теории заговора и ядовитые мифы.
 
Переосмысление может быть долгим. Германия нам пример, но нам сложно надеяться на проведенную союзниками денацификацию, без которой процесс занял бы еще больше времени. Война с Украиной – это не локальная война. Не стоит надеяться, что можно заключить мир, и все вернуться на круги своя. Без осмысления своей истории невозможно дальнейшее развитие. Мы потерпели поражение (несмотря на получение Нобелевской премии), но прошли определенный путь. У нас была иллюзия, что жители больших городов уже все понимают, и что процесс стал необратимым, и думали, что основное уже сделано. Я недооценила, что процесс над КПСС ушел в песок.

Окошко для таких шагов оказалось слишком небольшим. Мы не понимали значение люстрации (опасаясь гражданской войны) и то, насколько опасна релятивизация истории. Потом, уже в 2010-е годы поддержка «Мемориала» сильно выросла, но к тому времени силы оказались слишком неравны. Сейчас на этом пути нас отбросили назад, мы снова в начале, но есть ориентиры и линии, по которым можно двигаться. Будем надеяться, что новая стена не окажется Берлинской.

Алексей Юсупов. Смена эпох и привычных приоритетов: как пробуждается германская внешняя политика.
 
на конференции "Российские реалии"
 
Общество немецкого языка назвало в 2022 назвало «словом года» «смену эпох». 16 лет правления Меркель были спокойным временем, когда Германии не приходилось принимать больших решений. Германскую повестку определяли внутренние вопросы. Политическая элита пришла без внешней повестки, она не думала о том, что нужно будет сильно менять внешнюю политику. Но это пришлось делать.
 
Невозможно было представить, что в Европе начнется война, а Бундесверу будет нечего дать своим союзникам. С февраля каждый день Германии приходится пересекать собственные «красные линии»: поставка оружия, его использование против России, и понимание, что Бундесвер не подготовлен к самостоятельному принятию решений (это кейс с санкцией Швейцарии на поставку боеприпасов). Мы оказались зависимы от других центров принятия решений. Чем больше экономических переплетений – тем лучше: так казалось германским элитам несколько десятилетий. Теперь оказалось, что у экономических связей есть и обратная сторона.
 
Экономические зависимости сделали для Германии крайне сложным проведение самостоятельного внешнеполитического курса. Все реформы и политические решения, связанные с оборонной повесткой, теперь подлежат пересмотру. Это же касается германской оборонной промышленности. Зависимость от американской военной логистики, российских энергоресурсов, от внешней торговли с Китаем ставят вопрос о том, является ли такая зависимость благом. Казалось, что «конец истории»делает такие зависимости благом. Теперь ситуация изменилась.
 
Первая зима военного времени пройдет в Германии хорошо, запасы достаточны. Следующая зима может оказаться более тяжелой. Вопрос зависимости от США и НАТО в военных поставках может оказаться не менее сложным. Германия резко наращивает траты на оборону. В Бундесвере есть структурные проблемы. Но тратя 2% ВВП на оборону, Германия станет сильным игроком. Началась и дискуссия о торговых связях с Китаем. Правительство будет блокировать некоторые сделки, связанные с покупками немецких предприятий китайскими инвесторами.
 
Особые отношения с Россией – наследство Холодной войны и понимание, что в континентальной политике Германии все хорошо, когда у нее «нормальные» отношения с Россией. Сейчас идет тихая деколонизация германского политического мышления: все, что между Берлином и Москвой, считалось недостойным самостоятельного разговора. Внутрироссийские проблемы, Крым – все это казалось девиацией.
 
Новая восточная политика находится в процессе пересмотра, идет жесткая дискуссия об ошибках. Объединяющая роль истории (общая память о Второй мировой войне) оказалась под вопросом. Внутри Германии, в ГДР есть особая культурно-политическая аффилиация с Россией, много сторонников скорее вернуться в отношениях с Россией к business as usual. Процесс воссоединения двух Германий еще не закончен. Разрушен консенсус, что в европейской архитектонике безопасности обязательно должно быть место России. Теперь понятно, что ее придется строить если не против, то без России. Общая экономическая рациональность всегда объединяет – этот тезис теперь тоже под вопросом. Москва действует с какой-то совершенно особой рациональностью. Поэтому санкции не заставляют Россию менять свою политику.
 
С немецкой стороны была недооценена реваншистская сила, взявшая верх в России (казалось, что Россия – уже совсем не СССР). Под сомнение поставлена и ценность диалога как таковая (не важно, о чем он, - главное, что разговор продолжается). Это теперь не так, «Петербургский диалог» закрыт. Наконец, Германии казалось, что она хорошо понимает Россию, и может не вовлекать в этот диалог Украину, Польшу, страны Балтии. Возможно, сейчас траектория движения самой Германии на Запад прошла важный этап: никогда раньше координация между внешнеполитическими действиями Берлина и других западных стран не была столь высокой.

Александр Габуев. Реакция Китая на войну в Украине: за Путина, за международное право или за себя
 
на конференции "Российские реалии":
 
Китай не ожидал этой войны. Все мои контакты считали идею войны американской дезинформацией. Услышав информацию от США, китайцы направили ее в Москву: «США пытаются вбить между нами клин». Китайцы были уверены, что совершенно очевидно: война с Украиной сулит России намного больше минусов, чем плюсов. Китай не верил, что война возможна. Заготовленной реакции на это не было.
 
Отношения с Россией важны для Китая, но вписаны в международный контекст. Главное в нем – убеждение, что отношения Китая с США вступили в эпоху конфронтации. Это стратегический противник. У Китая нет морального отношения к этой войне. Страдания украинского народа близко к сердцу не воспринимаются. Украина в Китае считается прокси Запада и Европы, а Россия воспринимается как самостоятельный игрок.
 
Граница России с Китаем огромная, поэтому отношения с Россией для Китая очень важны. Спокойствие на этой границы позволяет больше тратить на экономику, не особенно заботясь об обеспечении безопасности на этой границе. Вдобавок Китай и Россия – взаимодополняющие друг друга экономики. Китаю нужны природные ресурсы, а России промышленные товары и технологии. А поскольку и Китай, и Россия – авторитарные режимы, это создает комфортную атмосферу во внешнеполитическом процессе.
 
Но если отношения с США и ЕС ухудшаются, есть окно возможностей, пока американские и европейские технологии пока не закрыты для Китая. У Китая есть задача максимально продлить этот доступ, который потом уйдет. Поэтому риторически Китай поддерживает территориальную целостность Украины, не признавая российские приобретения. Но не поддерживает и односторонние санкции.
 
Поэтому Китай, насколько мы знаем, не поставляет России оружие и не нарушает первичные санкции США. Так действовал Китай и в 2014. Он внимательно анализирует supply chains, пытаясь ничего не нарушить и проявляя к ним большое уважение. А все остальное Китаю разрешено, поэтому товарооборот Китая и России вырос на 47% в январе-ноябре 2022. Во многом это рост поставок российских энергоресурсов в Китай со скидками в 20-30%. Китай активно использует открывающиеся возможности. Не отказывается он и от военных учений с Россией, и от контактов по линии спецслужб.
 
Китай может стоять на такой позиции очень долго. Доступ к дешевым энергоресурсам из России и широкое присутствие на китайском рынке очень важны для Европы. Понимая, что пространство маневра для Европы ограничено, Китай этим пользуется. Российская внешняя политика остается для него непредсказуемой, но возможность для извлечения из этой ситуации выгоды у Китая остается, и он этим пользуется. Поскольку же чего-то более значимого США и Европа предоставить Китаю не может, он продолжает свой внешнеполитический курс.
 
Экономика Китая сейчас примерно в 13 раз больше российской, и асимметрия растет. Это позволяет ему извлекать максимум выгод из взаимодействия с Россией даже сейчас, давя на Россию в формате, который не ущемляет ее внешний престиж. Надавив на Путина, Китай не получил бы ничего от США и Европы, и это определяет его действия.
 
У Индии относительно маленький торговый оборот с Россией, но она зависит от России в ВПК. Индия пытается понемногу отходить от этой зависимости, особенно на фоне сближения Китая с Россией, но это вопрос времени, а пока увеличивает покупку нефти в России. У Индии более тесные отношения с Европой и США, поэтому моральное осуждение войны здесь сильнее, чем в Китае. Но в целом ее подход прагматический.
 
Особая позиция у Турции, которая получила огромный переговорный рычаг, но в то же время имеет противоречия с Россией в Сирии и Карабахе. Турция использует рычаг, чтобы поддерживать свою роль как транспортного и логистического хаба, и использует эту переговорную силу для давления на Россию и Армению в Карабахе.

Константин Сонин. Российская экономика после года войны.
 
на конференции "Российские реалии":
 
Интерпретация данных 2022 года сильно затруднена. Правительство засекретило значительное количество данных. Хотя на деле Минфин, ЦБ, администрация президента информированы не лучше широкой публики. Главное, что затрудняет интерпретации: стандартный экономический анализ и прогноз опираются на стационарные модели (все происходит примерно так, как в прошлом году, но слегка иначе). Но они непригодны при резком изменении каких-либо показателей. Это очень заметно во время любого кризиса. Поэтому если сейчас экономист звучит неуверенно или противоречит сам себе – это признак профессионализма.
 
Официальные показатели: спад даже на 2-3% ВВП вместо роста на 3-4% - это много. Реальные доходы и обороты розничной торговли упали на 9-10%. На деле снижение уровня жизни сильнее, чем в официальных показателях. По самым консервативным оценкам, от 500 тыс людей покинули Россию. Такой интенсивности оттока не было с 1918 года. Падение импорта на 20-40%, уход бизнесов, товары которых потребляло большинство россиян – тоже снижение качества жизни, которое плохо отражается в статистике ВВП. Параллельный импорт этого снижения не компенсирует. Потребление товара более низкого качества – это и есть снижение благосостояния.
 
Экономика связана с политикой. Но в экономике не бывает резких катастроф, этого не надо ждать. Когда экономист говорит «наступает ***», это не означает резкой остановки. Значительная часть населения не заметит снижения ВВП на 10-20%. Даже во время тяжелого кризиса значительная часть экономической активности не прекращается и во время очень тяжелого кризиса. Так, во время экономической катастрофы, похоронившей СССР, в городах работал общественный транспорт, поликлиники и тд. А сейчас в Украине при спаде ВВП в 30-40% и постоянных бомбежках продолжается полноценная жизнь.
 
У экономических кризисов и катастроф могут быть разные политические последствия: небольшой спад может вызвать острую политическую реакцию, а даже длительный или резкий спад может не вызвать большой политической реакции. Снижение уровня жизни снижает популярность и поддержку политического руководства, но это не происходит резко и одномоментно.
 
Доходы от нефти и газа в первые месяцы войны были на уровне предыдущих лет, дальше начали постепенно снижаться: все больше стран отказываются от российских нефти и газа. Торговля с другими покупателями требует издержке, у этих покупателей появляется дополнительная рыночная власть, они требуют повышенного дисконта. Эти изменения в структуре внешней торговли России могут стать постоянными. Происходит серьезная переориентация получателей российского экспорта на альтернативные источники.
 
Государство в 2022 получило огромные возможности по управлению экономической деятельностью. Пока они полностью не используются. Возвращение к нормальным рыночным законам потребует, если будет проводиться мирным путем, неслыханных по масштабу реформ. Переход от советских к постсоветским институтам происходил за счет распада старых институтов, а не реформ. Растет влияние «параллельных» военизированных структур, падает авторитет спецслужб – это может привести к феномену децентрализованной коррупции 1990-х.
 
Жизнь под санкциями крайне непроста. Иран – значительно более бедная и отсталая страна. Но из опыта Ирана за последние 40 лет видно, что даже жесткие санкции не мешают стабилизации экономики. Но они не дают шансов на устойчивое развитие, даже при огромных запасах нефти.
 
СССР под санкциями существовал в 1960-1990, и эта бОльшая, чем сейчас у России изоляция, была результатом сознательного политического выбора. Россия сейчас в аналогичной ситуации: вывести войска, заплатить за восстановление разрушенной инфраструктуры резервами, которые все равно потеряны, позволило бы вести переговоры о снятии санкций и восстановлении участия России в мировой экономике. В противном случае даже долгосрочная стагнация может стать недостижимым для России сценарием.

Владислав Иноземцев. Ночь простоять и день продержаться: российская попытка 'пережить' санкции и к чему она может привести
 
на конференции "Российские реалии":
 
Российское руководство не ожидало санкций, которые были введены. Основной расчет заключался в том, что они будут введены не сразу и ненадолго. Санкции действительно принимались и вводились в действие долго. Если бы война принесла РФ быстрый успех, это дало бы Кремлю возможность разговаривать с Западом с других позиций.
 
Российские власти сейчас сосредоточены на очень краткосрочных задачах: запасы прочности без запчастей у самолетов, строительной техники и тд не слишком велики. Поэтому надо просто переждать, считают российские власти. Вдобавок они были уверены, что Европа не сможет отказаться от российских энергоресурсов. Это был неверный расчет.
 
Мобилизация и эмиграция нанесли экономике гигантский ущерб. Было наивно предполагать, что санкции могут изменить политическое поведение России. Российская экономика может рухнуть, но желание Путина последними патронами стрелять по украинской территории от этого не исчезнет. Санкции не уничтожат федеральный бюджет и не лишат правительство возможности финансировать военные расходы. Есть и резервы, и возможность заимствований.
 
Действие санкций будет постепенно усиливаться. Перспектив экономического развития и даже восстановительного роста пока не видно. Санкции ударяют не в момент своего объявления, а через некоторое время после того, как они введены в силу. Тактика «подождем, а там посмотрим» (и в военной, и в экономической сфере), оказывается губительной. Действия экономических ведомств дублируют эту логику.
 
Скорее всего, мы увидим ускорение экономического спада. Пока население ощущает его не очень сильно. Потребительский рынок жив, инфляция умеренная, курс рубля вырос, границы по-прежнему открыты – экономика продолжает работать. Кризис виден только в глубине – удар нанесен по производящему сектору (приходится снижать качество, искать новых поставщиков).
 
А на поверхности большие выплаты «героям» и жертвам войны, перевозка мобилизованных различным транспортом через всю страну – в статистике все это отражается как прирост ВВП. Поэтому реальный сектор скукоживается намного сильнее, чем это отражается в официальной статистике. А власти будут до последнего надеяться, что «нас пронесет, и все образуется». Но добиться таких масштабов военного производства, как в СССР при переходе к мобилизационной экономике, не удастся. Для этого нет ни кадров, ни ресурсов.

Наталья Зубаревич. Регионы России в новых экономических условиях: темпы спада и возможности адаптации
 
на конференции "Российские реалии":
 
Кризис будет долгим. Но у российского бизнеса большие запасы, это позволило пережить трудные месяцы, пока не были выстроены поставки по параллельному импорту. Кризис сильнее ударит по развитым регионам, включенным в цепочки создания добавленной стоимости. Регионы-лидеры российской экономики получили наибольший удар.
 
Реальный сектор под ударом сильнее всего. Сбербанк вышел на прибыльности уже в июле, а промышленность в больших убытках. В нефтедобывающих регионах динамика восстановилась к осени: смена путей продажи работает, хотя пока непонятно, насколько они окажутся долгосрочными. В части угля и руды санкции сработали. Санкции работают, только не кувалдой стучат, а молоточком постукивают.
 
Регионы с сильным автопромом либо лежат, либо заместили иностранные производства упрощенными собственными. Черная металлургия, лесопереработка (северо-запад, поставлявший древесину в Европу) в большом минусе. Переориентация на других потребителей происходит медленно. А в регионах с сильным ВПК и цветной металлургией все прекрасно. Продолжает расти строительство (кроме Урала и Северо-Запада). И с инвестициями все неплохо: +6% в январе-сентябре (в 2021 - +8%). Доля Москвы выросла до 21%, доля Тюменской области – 13%.
 
В лесопереработке, черной металлургии (европейская часть страны), угле, автопроме санкции состоялись. В жилищном строительстве начинается спад, вызванный сокращением ипотеки. Но за счет индивидуального жилищного строительства спад не так заметен. Ритейл упал, но только за счет непродовольственной торговли. Это дает населению возможность экономить. Пока мы не видим, как этот спад может прекратиться. Любой кризис приводит к сдвигу потребления в сторону продовольствия. Услуги при этом оказались достаточно устойчивыми, в конце лета они вышли в зону роста.
 
Живая экономика не грохнулась: на рынке труда радикальных изменений не было. В показателях безработицы, неполной занятости почти ничего не поменялось. В крупном и среднем бизнесе заработки продолжали расти. Этот кризис мы встречаем в удивительной ситуации: на рынок выходит малочисленное поколение, уходит с него многочисленное поколение. У нас дефицит на рынке труда, дополняемый мобилизацией и эмиграцией. Сжатие рабочей силы сопровождается снижением спроса на нее. В Кирове не хватает людей даже на вторую смену. Голод на рабочую силу будет нарастать.
 
Спад реальных доходов – не 9-10%, а 2-3%. Повышение пенсий, МРОТ, прожиточного минимума поддержало доходы населения. Дефицит в федеральном бюджете составит 2% ВВП. У региональных бюджетов до сих пор рост за счет налога на прибыль. Бюджетам очень помог рост цен на экспортную продукцию. В черной металлургии праздник жизни уже закончился (цены снижаются), но это процесс постепенный. Федеральный бюджет готов увеличить помощь регионам, у которых будут трудности. Обвала никакого не будет.
 
Половина регионов к концу года уйдет в дефицит, но его можно покрыть. У регионов немало долгов, но в основном это бюджетные кредиты, которыми управляет Минфин. С ним можно договориться.
 
Основные риски: металлургия, лесопереработка, добыча угля и газа. Растущий риск – сокращение ввода жилья, особенно в Москве. Потребление услуг стагнирует, но резко не упадет. Медленный спад доходов позволяет населению приспособиться к новой ситуации, сдвинув потребление в сторону продовольствия.

Численность занятость будет сокращаться все 2020-е годы, возникает новый баланс спроса и предложения рабочей силы на более низком уровне. Аграрные регионы юга и черноземья пройдут кризис мягче, центр сможет поддержать регионы, а Москва может пройти кризис мягче, чем другие регионы, за счет своих преимуществ и инвестиционных возможностей. Перспектив развития нет, но перспектива адаптации просматривается очень хорошо.

Владимир Гимпельсон. Труд под санкциями и контрсанкциями
 
на конференции "Российские реалии":
 
Даже при значительном снижении ВВП (под 10%) Ростислав Капелюшников и я весной 2022 не ожидали большого роста безработицы. Намного серьезнее отток человеческого капитала. Импортзамещение ведет к технологическому упрощению, деградации. Но на рынке труда это не должно было вызвать больших катаклизмов. Российский рынок труда адаптируется к спадам не через увольнения, а сокращениями зарплат и неполной занятостью.
 
Имеющая статистика не видит даже размеры заработных плат (мы видим лишь фонд зарплаты крупных и средних предприятий). Это не статистика зарплат во всей экономике, а лишь освещенная фонарями часть улицы. В динамике промышленного производства мы тоже видим лишь то, что происходит на крупных и средних предприятиях (а это лишь 32 млн занятых из 72 млн).
 
Статистика не видит серьезных изменений на рынке труда в 2022. В статистике «занятый» - это человек, имеющий трудовой доход и работавший хотя бы 1 час на предыдущей неделе. Это так же, как наполовину освещенной улицей. Около 30 млн – самозанятые, индивидуальные предприниматели и т.д. Теряя работу на крупном предприятии, человек может переместиться в неформальный сектор. Он как губка абсорбирует любое количество занятых. Гибкость зарплаты, низкое пособие по безработице обеспечивают абсорбирование рынком труда таких перетоков рабочей силы.
 
При этом весь ТЭК – лишь 1.5% занятости. Из 32 млн, занятых на крупных и средних предприятиях, половина – бюджетники. Всего 5 млн человек заняты в обрабатывающей промышленности (пищепром. Текстиль и тд). Но даже падение этого сектора на 30% вызовет рост безработицы всего на 1.5 млн. А гибкая зарплата позволяет сокращать издержки без высвобождения работников. Более сильное влияние на рынок труда оказывает то, что предприятия сильно сокращают новый найм. Но данных по зарплатам всех занятых в России мы просто не видим. Номинальные и реальные зарплаты тоже никакого резкого спада не показывают. А накачка деньгами бюджетников и ВПК позволяет экономике держаться на плаву. Есть представление, что российский рынок труда очень немобилен. В 2022 наймы и увольнения заметно выросли – мобильность активизировалась.
 
Сильный удар нанесен по науке, образованию. Люди, работающие с более простыми технологиями, накапливают меньше человеческого капитала. Мобилизация и эмиграция уменьшают количество в экономике людей с ключевыми навыками в различных областях экономики. Даже 300 тыс мобилизованных и столько же уехавших – это не очень много. Но в соотношении с цифрой мужчин в соответствующей возрастной группе это внушительная пропорция. Когда все ухудшается, уезжают лучшие профессора, затем их ученики, затем ученики учеников… Опустошение советской физики происходило с конца 1980-х: первая линия ученых, затем вторая, третья… Самоподдерживающиеся процессы отрицательного отбора оказываются очень существенны. В таких условиях на поверхность стремится та субстанция, которая не тонет. Будучи патриотами, они поднимутся на поверхность и будут очень влиятельны на рынке труда.
 
Даже повышение зарплаты не приведет девушку работать из офиса на станкостроительный завод. Вся обрабатывающая промышленность – лишь 5 млн, и привлечение к ней работников может оказаться нерешаемой задачей.

Максим Алюков. Расколотая Россия: как военная пропаганда поляризует общество
 
на конференции "Российские реалии":
 
Пропаганда усиливает поляризацию, в то же время поляризация подкрепляет эффекты пропаганды. Когда Россия вторглась в Украину, это сильно поляризовало общество. Рушились семьи – эти разногласия воспринимались как экзистенциальные. В то же время был заметен бум гайдов о том, как общаться с теми, с кем вы испытываете разногласия по поводу войны. Многие старались «опрокинуть» аргументы оппонентов, в основном такие попытки заканчивались неудачей.
 
Российская, как и другие современные автократии – «информационные». Они не оправдывают насилие напрямую, полагаясь на манипуляции информацией больше, чем на репрессии. Даже в сильно цензурированной среде люди встречают нарративы, которые ставят под сомнение их взгляды, согласованные с кремлевской пропагандой. В этой ситуации пропаганда может не скрывать свою предвзятость. Так, пропаганда демонстрирует количество ресурсов, которым обладает режим, и его контроль за информационной средой, и представление, что аналогичные воззрения разделяет большинство. Наконец, пропаганда усиливает цинизм, в т.ч. через «никому нельзя доверять». Это сильно снижает готовность людей к протесту.
 
Поляризация – один из результирующих эффектов всего этого. Люди оперируют схемами, просеивая информацию через стереотипные репрезентации («так говорит типичный либерал». Свои политические аргументы людям свойственно воспринимать как основанные на фактах и логике, в то время как противники «подвержены эмоциям и пропаганде». Людям кажется, что сами они влиянию пропаганды не подвержены. Политизированные люди вообще прекращают дискуссии, плюс работает социальный конформизм: когда несогласие с официальной линией стигматизируется, люди больше склонны поддерживать консенсусные точки зрения.
 
Сторонники войны чаще полагаются на комбинацию из ТВ, новостных агрегаторов и провластные тг-каналы, а еще просматривают источники типа BBC, «чтобы знать аргументы врага». Большинство не доверяет в т.ч. и своей собственной пропаганде. Социальный круг сторонников войны в целом гомогенный – все придерживаются сходного мнения. Они редко пытаются переубедить тех, кто думает иначе. Превращая оппонентов как зомбированных, пропаганда упрощает разрыв с теми, кто придерживается другой точки зрения.
 
Противники войны тоже не доверяют пропаганде, они читают независимые медиа, и тоже не доверяют в т.ч. «своим» медиа. Их социальный круг тоже гомогенный. Они чаще избегают споров о войне, возможно – понимая, что они в меньшинстве, и желательно сохранить отношения и со сторонниками войны. Своих оппонентов считают «оболваненными» и избегают втягиваться с ними в споры.
 
Сомневающиеся в своем отношении к войне опираются на разные источники информации, у них тоже присутствует скептицизм в отношении к пропаганде. Но у этой группы не хватает опыта и интереса, чтобы разобраться в потоке разнородной информации, поэтому они просто «отключаются» от нее или теряют к ней интерес. Эта группа тоже не вовлекается в споры, но видит правду за разными сторонами конфликта.
 
В цифровом глобализированном мире информационную среду изолировать невозможно. Поэтому госпропаганда спокойно демонстрирует свою предвзятость, релятивизируя другим точки зрения. Поляризация становится важным эффектом: люди полагают, что оппоненты находятся под влиянием противоположной пропаганды, дискуссия с ними становится бессмысленной, а люди формируют свои мнения с оглядкой на то, что думают другие.

Нурия Фатыхова. Гражданское общество России: диверсификация, расколы и новые проекты
 
на конференции "Российские реалии":
 
Сейчас нужно начинать то, что происходит с гражданскими инициативами и активностями после начала войны. Российское общество за последнее время (10 лет) стало более гражданским. До 2012 это было совсем другое общество. Ушла монополия на занятие благотворительностью и правозащитой. Изменились способы подключения к волонтерству. В 2011-12 все удивлялись солидарности – мы можем выйти на улицу. Власть ответила на это усилением репрессий. Институты гражданского общества оказались расколоты.
 
Люди поняли, что заниматься гражданской деятельностью можно просто собравшись с друзьями и занимаясь тем, чем ты считаешь нужным. Власть стала поощрять социально ориентированные, неполитические НКО: до 2012 они вообще были на периферии общественного и медийного внимания. Это вовлекло многих в активизм и разные гражданские инициативы. Процессы с иностранными агентами повергли гражданское общество в шок и заставило задавать вопросы о том, что мы делали не так. За последние 10 лет качественно улучшился доступ к правозащитной помощи, инициативы стали лучше контактировать со своими бенефициарами. Произошла диверсификация институтов гражданского общества, это сыграло большую роль.
 
Власти сделали ставку на дигитализацию страны. Это используется в интересах Кремля, но зато российское и беларуское гражданское общество в очень сильной степени дигитализированы. Усиление репрессивных законов повысила солидарность НКО друг с другом и их связи с медиа, которые, в свою очередь, стали намного ближе к активизму. Стал работать механизм обнаружения проблемы, распространения информации о ней, которое подталкивает к поиску решения.
 
К началу войны гражданские институты были сильно диверсифицированы, но после начала войны произошел бум гражданских инициатив. Дигитализация этому очень помогает. Есть небольшие гражданские организации, помогающие клиентам через чат-боты. Сильно вырос запрос, но помощь людям со стороны юридических инициатив тоже очень сильно расширилась. Российское гражданское общество живет в цифровом формате, это позволяет помогать очень многим.
 
Между тем власть постепенно стала выдавать гранты лишь тем, кто ему подконтролен. Даже многие социальные НКО оказались за бортом. Другие столкнулись с моральным выбором: «Могу ли я брать деньги у государства? И если нет, то что делать дальше?» Такие инициативы (например, восстановление деревянных домов в сибирских деревнях) сейчас зачастую не имеет ресурсов для своей основной деятельности. Поддержку от граждан после начала войны тоже стало получить сложнее. Кто будет давать деньги на небольшие проекты?
 
Руководители и сотрудники НКО говорят о расколе между уехавшими и оставшимся. Проблемой становится сохранение командного духа. Трудно получить деньги в России. А уехавшие сталкиваются с большим количеством проблем по легализации своей деятельности за пределами страны. Едва ли общество может быстро перестать столь же гражданским, каким оно было перед войной. Но смогут ли уехавшие продолжать заниматься гражданскими проектами в России? Возможно, на какое-то время российское общество станет менее гражданским.

Григорий Охотин. Гражданское общество: идея и практика в условиях путинского государства
 
на конференции "Российские реалии":
 
После начала горячей фазы войны анализировать ситуацию крайне сложно. Гражданское общество действительно бурно развивалось в 2010-е годы, но существует ли оно после 24/02? Раз оно не остановило войну, может быть, его просто нет? Гражданское общество практически никогда не останавливало войны, это непосильная для него задача. Но есть еще другие вопросы к гражданскому обществу. Теряется субъектность. Для кого мы работаем и чего хотим добиться? Мы в ОВД-Инфо сконцентрировались на помощи людям, не занимаясь сценариями далекого будущего.
 
Коренным, фундаментальным образом после 24/02 российское гражданское общество радикально не изменилось. Все тренды сложились задолго до войны. Российское гражданское общество было нежелательным, нежеланным для государства, и это отношение с каждым годом ужесточалось. Это было попыткой сдержать быстрое развитие гражданственности. Между зимой 2019 и зимой 2021 от сдерживания государство перешло к уничтожению – ФБК, Мемориала, университетов и тд. Это было подготовкой к войне? Или естественным укреплением авторитарного государства? Или самой войной (например, с США)?
 
Поэтому гражданская сфера подошла сильно ослабленной к началу войны. Но ни одна крупная инициатива не прекратила работу, хотя разрыв связей, включая финансовые, и санкции ударили по ним очень сильно. Более неприятное последствие войны – уход в тень: взаимодействовать с малым бизнесом, театрами и тд стало намного сложнее. Это удар, но не смертельный. Хуже – взаимодействие с государством. Если речь не идет о культурной автономии и адресной помощи, ты во многих инициативах должен взаимодействовать с государством. До войны какие-то взаимодействия были возможны. Мы добивались изменений по плану «Крепость» (допуск адвокатов в отделения полиции). После начала войны все это было полностью обрублено.
 
Закрытие «Эха Москвы» и «Новой газеты» стало еще одним ударом – Венедиктов и Муратов были модераторами взаимодействия гражданского общества и государства. Как можно развиваться в таких условиях? Государство и гражданское общество взаимно друг друга легитимизируют. Сейчас государство, наоборот, делегитимизирует гражданское общество, и наоборот. Может ли гражданское общество вырасти до такой степени, чтобы дать ростки для нового государства? Возможно, но нет ни субъектности, ни опыта системных трансформаций.
 
Права человека – наднациональный конструкт. Нарушение прав человека внутри страны приводит к экспорту насилия. Война в Украине стало следствием 20-летнего подавления гражданских свобод в России. Поэтому нужна трансформации глобальной системы защиты прав человека и санкций за их подавление.

Маргарита Завадская. Политическое участие мигрантов из России: интеграция или политизация
 
на конференции "Российские реалии":
 
Политический и гражданский активизм в контексте эмиграции после начала войны сильно пересекаются. Эмигрантское сообщество сыграло большую роль в нациестроительстве множества стран. Поэтому исследовать эмиграцию очень важно. Мы хотели узнать, кто уехал, и как они отличаются от оставшихся; временно или навсегда они уехали; как и почему изменился формат политического активизма; почему россияне остаются политически вовлеченными и после эмиграции (обычно для эмигрантов это не характерно).
 
Мы опираемся на панельный опрос и интервью, но не знаем, какова генеральная совокупность уехавших. Выборка может быть скошена в сторону более молодых и оппозиционных людей. 2300 интервью через 60 разных каналов и чатов, 2 волны панельного опроса (март-апрель и сентябрь 2022, до мобилизации).
 
Уехали наиболее ресурсные люди – более образованные, богатые, младше (оставшихся в среднем: медианный возраст 32 против 46 у оставшихся). Это более свободные и мобильные люди (ниже доля имеющих детей и находящихся в браке). Больше всех выехали в Турцию, Грузию, Армению, другие страны, не требующие виз. Многие не собираются рвать связи с Россией, что нетипично для предыдущих волн российской эмиграции.
 
45% респондентов – IT, в науке и образовании работают почти 14% респондентов, искусство и культура – 16%, в медиа – 8%. Большинство очень часто разговаривают со своими родственниками в России, мысленно продолжая жить там, а не в стране, где находятся.
 
Многие из эмигрантов-2022 участвовали в политическом активизме в России, поддерживали НКО. После отъезда они в основном продолжили это делать, меньше участвуя в протестных акциях, но добавив к прежним активностям помощь украинским беженцам и российским эмигрантам. Волонтерство и донаты – основные формы вовлечения.
 
Активнее всего российские эмигранты в Германии. Тут может играть роль самоотбор и визовая политика. Здесь у эмигрантов больше возможностей. Основные факторы политического участия на новом месте: мужчины реже вовлекаются в гражданскую активность, чем женщины (в т.ч. в помощь украинцам). IT-специалисты редко участвуют в донатах. Те, кто испытал репрессии на своей шкуре, остаются более политически активными и после эмиграции. Давление вызывает не «уход в свою нору», а попытку реализовать свой потенциал.
 
Есть сценарии, при которых эмигранты могут сыграть позитивную роль в изменениях в своей родной стране. Для этого нужно поддерживать постоянную связь с оставшимся. Во-вторых, уехавшие должны сталкиваться с минимальным числом препятствий для своей деятельности. Наконец, страны, где находятся эмигранты, должны быть либеральными демократиями, допускать возможность создания политических организаций в странах, где оказались эмигранты. Это ингредиенты возможности влияния эмигрантов на ситуацию в стране исхода.
 
С препятствиями в организации коллективных действий, с коммуникативными сложностями сталкиваемся не только мы, но и эмигранты из Сирии, Ирана и тд. Успешный кейс: украинская диаспора сделала огромный вклад в медийность того, что происходит во время войны и помощь Украине.

​Коллективная травма, молчание и мобилизация:
разговор с Кевином М.Ф.Платтом

15 декабря, четверг в 19.00 по московскому времени

Эйфория россиян по поводу “возвращения Крыма домой”, а 8 лет спустя – готовность многих поучаствовать в попытке вернуть всю Украину стали результатом непроработанности травм ХХ века – трудных страниц российского прошлого. Болезненные переживания россиян на темы истории и анализ современных социальных и политических проблем был подменен грезами о восстановлении разорванного когда-то единства. Это не освобождает от травмы и реального страдания, а только маскирует ее. Но длящаяся боль подталкивает людей к поиску национального единства, которым воспользовалась пропаганда.

Государство черпает свою мобилизационную силу в реальных переживаниях травмированного населения. Люди, получившие выгоду от распада СССР, мобилизовали пострадавших от его распада на поддержку несправедливого политического режима, выросшего в России. Фантазия коллективного единства скрывает реальное разделение политического сообщества.

Советский и постсоветский публичный дискурс не признает травматичных страниц истории страны. Умалчивая о травме, пряча свою боль и страдание, индивид обретает место в социальном целом. Наказание за неповиновение правилу молчания – нанесение новых ран, которые повторяют изначальное насилие и сами будут подвергаться режиму дисциплинарного умолчания. Дезавуируя исторические раны, поддерживая режим молчания по отношению к ранам прошлого, индивид приобщается к обществу, становится членом коллектива. Молчание о трудном прошлом становится способом дисциплинировать и мобилизовывать людей сейчас.

В разговоре участвуют:

— Кевин Платт, историк культуры, профессор кафедры славянских языков и литературы, заведующий программой по компаративистике и литературной теории Университета Пенсильвании (Филадельфия);

— Борис Грозовский, обозреватель, автор телеграм-канала EventsAndTexts.

Разговор организован телеграм-каналом «О стране и мире». Трансляция и видеозапись разговора будет доступна в YouTube-канале «О стране и мире».

Зарегистрируйтесь, чтобы получить ссылку на мероприятие за час до его начала.

Материалы к разговору:

➤К.Платт. Целостность и фрагменты народа: к психоистории русского патриотизма.

➤К.Платт. Гегемония без господства / диаспора без эмиграции: русская культура в Латвии.

➤“Дом на набережной” Ю.Трифонова и позднесоветская память о сталинском политическом насилии: дезавуирование и социальная дисциплина.

➤Статьи Кевина М.-Ф.Платта в журналах НЛО и НЗ.

Новый российский отдых

Горные лыжи в северной корее. Фрагменты программы:

После завтрака — выезд на обзорную экскурсию по столице страны идей Чучхе. Посещение архитектурного ансамбля Мансудэ с 20-метровыми бронзовыми статуями Ким Ир Сена и Ким Чен Ира, Музея отечественной войны (с очень любопытной озвученной панорамой); захваченный корабль-шпион США «Пуэбло» и поездка в пхеньянском метро. Обед. Посещение памятника Трудовой партии Кореи. Знакомство с монументом идей Чучхе.

По желанию: билеты в Цирк Народной Армии

800 евро / 7 дней, не считая авиабилетов и визы

https://www.otkrytie.ru/korea-north/gornye-lyzhi-v-severnoj-koree

"Все действительное разумно": подразумеваемое оправдание, или рационализация войны

Очень важную вещь сделали социологи Анатолий Кропивницкий и Аля Денисенко: сопоставили результаты большого исследования PS Lab (интервью с противниками, сторонниками войны и сомневающимися) с находками когнитивной эвристики - анализом механизмов усвоения / сопротивления новой информации. Собственно, Канеман-Тверски показали, что нам свойственно рационализировать происходящее (у всего должна быть причина, иначе бы этого не было).

Применительно к социально-политическим явлениям, интерпретация которых противоречит знаниям/ценностям людей, рационализация (в трактовке Моники Прасад) происходит через подразумеваемое оправдание (inferred justification). Для оправдания своей политической позиции или моральной оценки людям не нужны конкретные факты. Достаточно презюмировать, что такие факты в принципе могут существовать (даже если неизвестно, в чем именно они заключаются). Кропивницкий и Денисенко об этом не пишут, но такое оправдание - явно частный случай рационализации, которую Канеман-Тверски проследили во множестве разных ситуаций.

"Почему нужно поддерживать действия РФ на войне? Да потому, что войну начал президент, а у него наверняка было достаточно информации, чтобы принять правильное решение. Значит, нужно довериться и поддерживать". Это "ему виднее" не предполагает личной ответственности. Если потом отношение к войне у человека меняется, то это не лично он ошибся (зря убивал, был ранен, поддерживал), а у президента не было достаточной информации, или он принял неверное решение. Сам же "человек маленький" ни при чем, он выносит себя за скобки и действует "как если бы" (as if) у войны была причина.

Прасад обсуждает этот механизм на примере поддержки вторжения в Ирак (сторонники Буша были уверены, что президент не мог начать войну без достаточных оснований, и поддерживали его несмотря на отсутствие доказательств связи Хусейна с "Аль-Каидой", терактами 11/09/2001 и наличием у Ирака ядерного оружия). Чистая рационализация: все происходит не просто так, а большие события тем более. У президента не могло не быть причин начать войну, даже если мне они не известны. Сама ситуация войны - основание для вывода о ее оправданности.

При столкновении с информацией, противоречащей этой логике, респонденты а) ее игнорят, б) подыскивают другие оправдания (неважно, какие), в) сомневаются, что связь (между "Аль-Каидой" и Хусейном и тп) в принципе доказуема, или г) отрицают, что раньше верили в наличие этой связи. Способы противодействия разные, но "подразумеваемое оправдание" очень устойчиво к опровержениям. Для людей важны не конкретные факты и доводы, а вера в их наличие, которую ничем не перешибить.

Ошибка, прихоть, корысть, случайность, помешательство, - все такие "причины" кажутся нашему разуму недостаточным основанием для больших событий. Наоборот, чем разрушительнее происходящее, тем более серьезные причины, значит, лежат в его основе (пусть мы их не знаем).

Отличие между американцами и россиянами лишь в том, что первые хотя бы сделали свой выбор - проголосовали за Буша, и последующими рационализациями его оправдывали. Россияне свой политический выбор не делали, поэтому не так уверены в здравомыслии правительства, а на войну смотрят как на событие, происходящее помимо их воли. Рационализации это не отменяет, но подразумеваемая связь между тезисом и предпосылкой становится менее уверенной.

Избиратели Буша были уверены, что он выбрал правильную альтернативу. Российские сторонники войны уверены, что альтернатив не было. А сомневающиеся - надеются, что сделан правильный выбор. Это показывает глубину отчуждения людей от власти.

Фактами "подразумеваемое оправдание" не победить. Повышение ставок ("мобилизация", разрушения) лишь увеличивает его достоверность. Информация, которая воспринимается как угроза идентичности или мировоззрению, отторгается или не убеждает. Поэтому тут поможет только убедительный проект пересборки собственной идентичности.

Всеволод Бедерсон начинает набор на новый обзорный курс "Что вообще происходит? Введение в политические процессы и институты". Это тем, кому интересно, что и почему происходит в политике, и что с этим делать: как устроены государство, власть, политика, демократии и диктатуры. 14 занятий начиная с 12 января 2 раза в неделю, стоимость 5000 руб.

Также Всеволод запускает второй курс "Люди и институты. Почему общество и политика устроены так, как они устроены?": об институтах, доверии, протестах, социальном капитале (тоже 14 занятий начиная с 14 января, стоимость такая же). При записи на оба курса - скидка в 40%.

Всеволод Бедерсон - политолог, кандидат политических наук, научный сотрудник Центра сравнительных исторических и политических исследований, соорганизатор просветительских проектов, соавтор научно-популярного подкаста про общество и политику «День тишины», автор колонок на Republic и Riddle, ведущий курса «Словарь гражданского активиста: как связаны научные понятия и общественные действия».

Запись на первый курс тут, на второй - здесь. Уточнить детали: @vsevolodbederson или  vsbederson@gmail.com.

Ну вот и за нашим домом пришла гебня

Премию Политпросвет, влившуюся в лоно Просветителя, получает в этом году Евгения Лёзина, автор замечательной книги «XX век: Проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы». Я счастлив этим выбором.

Книга Евгении, изданная НЛО, - о главном, что помешало постсоветскому транзиту России к демократии и капитализму. Не удалась работа над ошибками. Без неё сложно выдержать последующие экзамены - и нам это не удалось.

Трудное прошлое есть у всех стран (годом раньше Политпросвет получила книга Николая Эппле; Лёзина продолжает эту линию, но значительно более жестко). Страны - не ангелы, у всех в истории есть стыдные, мерзкие и трагические страницы. Этим страны не отличаются друг от друга. Но они отличаются тем, как они работают с этим прошлым.

Проанализировав опыт нескольких постстциалистических стран, Лёзина очень четко показывает: успешность демократического транзита напрямую зависит от того, как страны, пережившие тоталитарный режим, разбираются с прошлыми преступлениями. Инструменты для этого - открытие архивов, компенсации жертвам, наказание преступников, люстрации.

Казалось бы, почему? Разве это обязательно? Вспоминать дурное прошлое не хочется. «Кто старое помянет, тому глаз вон». «Какие люстрации, если сотрудничеством с советской властью замазаны практически все?» Примерно такие настроения были на рубеже 1980-90-х даже у мемориальцев. Компартия и КГБ до последнего сопротивлялись суду над прошлым, а потом уже было поздно: всех захватила борьба за существование в процессе перехода к капитализму.

Именно это позволило передать власть и собственность после краха СССР так, что экономика стала конкурентной лишь в ограниченной степени и ненадолго. А политика не стала конкурентной почти совсем. Не возникло устойчивой демократической системы.

Логическое основание этой связи (не разобрался с прошлым - не получишь вменяемого будущего) состоит вот в чем. Авторитарные страны отличаются от демократических прежде всего тем, что право в них подчиняется власти, а не наоборот. Демократию невозможно сделать устойчивой, если она не опирается на верховенство права.

Но систему с rule of law невозможно построить, если не наказаны преступления, составлявшие самую суть предыдущего режима. Системная безнаказанность в этом случае просто переходит из старого режима в новый. Искривлённое социальное состояние не исправляется: применять перечисленные выше инструменты работы с прошлым мы побоялись. А сами собой такие травмы не заживают даже у кошек.

В какой-то момент у нас или наших детей будет второй подход. В России так и остались безнаказанными преступлениями времён Ленина-Сталина-Хрущева-Брежнева-…Горбачева, а в будущем, неизвестно скором ли, надо будет разбираться с преступлениями времён Ельцина-Путина. Книга Лёзиной показывает, как это делать, и какие на этом пути возникают проблемы.

К вопросу о сохранении и развитии русского языка на территории Российской Федерации в границах Российской Федерации, утверждённых законами и правилами Российской Федерации, изданных в Российской Федерации на русском языке с использованием электронных вычислительных машин на русском языке, в обязательном порядке