Начался второй день конференции «Тревога и надежда. XXI век. Ее ведёт Сергей Медведев, историк, писатель, профессор Свободного университета. Видеотрансляция тут (https://m.youtube.com/watch?v=Acu-4_aCZSA), текстовая - в канале @caxap.

Во вступительном слове Сергей сказал о том, насколько выросло в последние годы значение научного знания, и о том, как сильно в то же время ощущается его недостаточность. И о том, что вести разговор об этом сейчас в России особенно важно на фоне репрессий, которым подвергаются учёные.

Леонид Марголис, профессор МГУ, руководитель отдела Национального института здоровья США:

Если вы жулик в науке, вас быстро разоблачат. У политиков все не так, они могут продолжать жульничать долго. Поэтому Сахаров подчёркивал, что он не политик. Между честными учёными и политиками всегда неразрешимое противоречие.

Во время Сахарова основной угрозой была ядерная война. Сейчас - эпидемии. И сейчас в Китае учёный, пытавшийся первым сказать правду о ковиде, был подвергнут репрессиям. Трамп тоже не прислушивался к ученым, как и руководство Бразилии, Индии и др. Страны, не прислушивавшиеся к учёным во время нынешней эпидемии, заплатили за это большим числом смертей.

Говорить правду ученым сложно - даже в демократических странах, не говоря об авторитарных режимах. С этим в США столкнулся доктор Фауччи [главный эпидемиолог]. Это всегда встречает неприятие. Вчера я спросил у Фауччи, знает ли он Сахарове. Оказалось, что знает и читал.

Сахарову было сложнее донести правду до нас в эпоху, когда соцсетей не было. Зато теперь те же соцсети выливают на учёных, говорящих правду, тонны негатива.

Однако мир меняют не учёные, а политики. Поэтому Сахаров пытался говорить с политиками, заставляя их сверять свои действия с моральными часами.

Йенс Райх, профессор, активист гражданского движения в ГДР, член Германского совета по этике при Правительстве ФРГ:

Сахаров сильно повлиял на целое поколение учёных. И не только научными работами, но и личным примером, своей искренностью и целостностью - и в качестве учёного, и как публичный интеллектуал.

Сергей напоминает, что у нас, ссылаясь на модель гумбольдтианского университета, часто говорят, что университеты должны быть вне политики. Что думает про это Йенс?

В ГДР университеты были очень политизирована. Сейчас, в демократической Германии в университетах могут обсуждаться любые социальные и политические проблемы. [В автократиях университеты политизируются правящей элитой, монополизирующей право на политику, а в демократиях политика есть везде, в т.ч. в университетах].

Мартин Рис, космолог и астрофизик, заслуженный профессор Кембриджского университета, президент Лондонского королевского общества (2005–2010):

Угроза мировой войны с времён Сахарова никуда не ушла. Угроз стало больше, часть из них производится самой наукой и развитием технологий (напр., использование искусственно созданных вирусов злоумышленниками). В глобальной деревне всегда найдутся глобальные безумцы.

Так что надо защищать мир, и тут очень велика роль учёных. Активность учёных побуждает и политиков включиться в эту борьбу. У академиков есть привилегия и честь влиять на следующие поколения - через студентов. Мы пытаемся это делать. Мы, технооптимисты, верим в пользу развития технологий. Но нужно ещё очень многое сделать, чтобы эти плоды были более равномерно распределены между людьми, и чтобы наш мир не был истощён и уничтожен.

Виктор Васильев, академик Российской академии наук, президент Московского математического общества:

Я буду говорить о научной свободе и открытом обществе - в т.я. связи с последними российскими законами, ограничивающими просвещение и научную работу, свободу учёных. Роль науки в мире определяется не только ее практическими результатами, но и - в большей степени - ее способом отвечать на вопросы о мире.

Этот способ - достигать консенсуса посредством честного исследования и дискуссии, основанной на экспериментах, верифицируемых фактах и рациональных рассуждений. Это более подходящий для исследования мира способ, чем голосование, авторитарные приказы или агрессивные медиа-кампании, которыми легко манипулировать. Но для свободной научной дискуссии необходимо открытое общество.

Необходимо настаивать на принципах открытой дискуссии, свободном распространении научного знания и просвещения (исключая случаи секретности). Нужно отметать попытки утверждать или отрицать научные факты при помощи административных или законодательных мер (из этого получится борьба с генетикой или казнь Галилея). Исторические факты не могут и не должны устанавливаться на основе идеологических максим. Но именно это у нас и делается...

Требуя открытости от других, учёные и сами не должны скрывать от обществ неприятную правду, в т.ч. в связи с экологическими и энергетическими проблемами. Учёные легко диагностируют и опровергают антинаучные притязания и теории, но увы, эти опровержения часто остаются доступны лишь внутри научного сообщества, не достигая широкой публики и политиков. Это ещё один аргумент за свободу просвещения, которое учит людей доверять корректным аргументам, а не персоналиям.

Мы живем в проблемное время, неясно даже, что произойдёт в политике в ближайшие месяцы. Во время существования «железного занавеса» свободный переток информации был очень значим для нас, это была связующая нить с человечеством, позволявшая не забывать о его единстве. Конструктивная часть российского научного сообщества сейчас пытается поддерживать эту связь, чтобы наши учёные оставались органической частью мировой науки и цивилизации.

Однако, к несчастью, наша жизнь и работа все больше зависит от действий власти, которая всеми способами усложняет научную коммуникацию. Эти действия, по-видимому, вдохновлены той частью российского общества, которая чувствует свою неспособность, свою неконкурентоспособность, не может кооперироваться и конкурировать в глобальном мире и поэтому заинтересована в изоляции. Кроме ограничения просвещения, все это выражается в ограничении свободы мнения и собраний, в деле против Мифтахова и т.д.

Запреты и ограничения гражданских и научных свобод становятся всемирным трендом. Но я надеюсь, что научное сообщество сумеет эти тренды преодолеть и остаться объединённым.

В ходе общей дискуссии обсуждался, в частности, вопрос о том, как вести себя ученым в авторитарных государствах.

Леонид Марголис: Проблема в том, что наука не может существовать без государства. Приходится сотрудничать с государством - вопрос в том, до какой степени. В любом случае, не надо поддерживать авторитарные устремления государств. Авторитарные государства всегда враждебны науке.

В ответ на вопрос об ответственности учёных Марголис отметил:
В заповедях говорится «не воруй», «не убий», но везде воруют и убивают. Сейчас научное сообщество осуждает учёных, занимающихся редактированием генома, но теперь это можно делать в совсем небольших лабораториях. Проконтролировать это вряд ли можно, вся надежда на то, что учёные будут придерживаться заповеди «не редактируй геном» добровольно.

К вопросу об изоляции российских учёных от мировой науки:

Марголис: Коррупция проникает и в науку. Научные фонды распределяются по принципу «берём все себе, а остальное друзьям». А иностранные фонды изгнаны. Науке сложно развиваться в таких условиях.

Наука не может быть аполитичной, отметил в заключение Сергей Медведев. Сахаров это доказал своей жизнью. И наука не может не быть неэтичной - особенно когда наука подходит к границам человеческого знания, как, например, биологические науки.

Круг чтения и ивенты

В пятницу вечером в Шанинке неожиданно обсуждаем книгу о замечательном питерском социологе Борисе Фирсове - с Олегом Хархординым, Виктором Вахштайном, Михаилом Соколовым и Андреем Колесниковым (приходите!) Фирсов - это очень важная фигура для понимания 1980-90-х (не только для истории социологии, но и для понимания «духа времени»): https://msses.timepad.ru/event/1654939/

Как работает полиция в непризнанной Абхазии:

https://zona.media/article/2021/05/24/abkhasia

СК заподозрил новосибирского краеведа в оправдании нацизма:

https://itsmycity.ru/2021-05-21/skzapodozril-novosibirskogo-kraeveda-vopravdanii-nacizma-izza-stati-o9may

Ещё одно «историческое» дело: Агнесса Хайкара, изучавшая сталинские репрессии против финно-угров в Карелии:

1 - https://www.opentown.org/news/297943/

2 - https://www.google.ru/amp/s/novayagazeta.ru/amp/articles/2020/12/23/88496-chekisty-uvleklis-chteniem

Иван Крастев о новых границах между демократиями не-демократиями:

https://sapere.online/ivan-krastev-mnogie-iz-segodnyashnih-nedemokraticheskih-stran-eto-byvshie-demokratii/

Александр Даниэль об Андрее Сахарове:

https://sapere.online/aleksandr-daniel-saharov/

Замечательный разговор Оли Проскурниной и Наташи Ростовой об истории (не)свободы медиа в России: история страны через призму истории медиа:

https://republic.ru/posts/100129

Доклад о земстве - Григорий Юдин, Элла Панеях, Кирилл Рогов, Юлия Галямина, Роман Бевзенко и другие герои нашего времени:

https://drive.google.com/file/d/1dtVTmoWPjdWS2Sbd3W7UFD_fxrY1c5Yh/view

Московские новости (ещё существуют, оказывается) о видеоиграх 90-х:

https://www.mn.ru/long/yakubovich-arthaus-i-shariki

Максим Трудолюбов о негражданском обществе:

https://meduza.io/feature/2021/05/10/negrazhdanskoe-obschestvo-glavnaya-opora-rossiyskoy-vlasti

И о том, что список агентов будет велик:

https://meduza.io/feature/2021/05/18/na-meduze-i-vtimes-kreml-ne-ostanovitsya

Шура Буртин о настроениях в Беларуси, тяжелое чтение:

https://meduza.io/feature/2021/05/19/my-tak-mnogo-sdelali-i-ne-smogli-pobedit

В ФОМе - обсуждение по мотивам книге о ковиде - https://covid19.fom.ru/post/sekciya-k-besed

Начинается последняя, расширенная сессия. Модерирует Михаил Фишман, журналист и телеведущий, отметил, что современный мир, в котором столько популизма, антиинтеллектуализма, цензура, подавления свободы мысли, демагогии и тираний, был бы Сахарову отвратителен. Сессия о нынешней России.

Кирилл Рогов, вице-президент фонда «Либеральная Миссия»:

Экономическое преимущество Запада к моменту распада СССР выглядело неоспоримым. Толерантность, демократия, права человека были и на его, и на наших знаменах. Но ключевую роль играла победа Запада в гонке благосостояния. Эта двойственность сыграла роль и дальше: спор идёт между либеральным и нелиберальным капитализмом (во главе с Китаем).

Путь к богатству представители второго лагеря видят не в заимствовании либеральных институтов. Они считают, что взяли все институты, какие им нужны , и жертвуют правами человека и демократией ради суверенитета и экономического развития.

Россия, в отличие от этих стран, находится в стагнации и выступает в противостоянии, в отличие от Китая, с непривычной и неожиданной агрессивностью во внешней политике. В этом Россия сравнима разве что с Ираном и Сев Кореей.

Эта агрессия не ведет к укреплению ни экономики, ни международных позиций. Ровно наоборот. Потенциальные союзники России уходят от неё. Поведение России не вписывается в ряд нелиберального девелопментализма (как Китай).

Эта агрессия - всецело ответ на внутренние вызовы, решение внутренних проблем через внешние действия. Она даёт власти основание для маргинализации и давления на группы, придерживающиеся прозападной ориентации.

Два типа политического и институционального уклада разделяет проблема прав человека. Она возвращается как проблема номер один, которую надо переосмыслить и либеральным политрежимам.

Иван Крастев, председатель Центра либеральных стратегий (София), ведущий научный сотрудник Института наук о человеке:

Россия сильно отличается от СССР. Во времена Сахарова обе стороны противостояния притязали на универсальность, а другую сторону считали не имеющей права быть. А теперь не так: сегодня Путину никто не напишет такое письмо, как Сахаров советским вождям. Считается, что Путин отвечает за Россию, и это ок - мир более расколот на страны-суверены.

Правительство России не допускает никакой политической конкуренции, сажает людей в тюрьмы, но так происходит и в других местах. Считается, что это обусловлено российским прошлым. Но я думаю, что это скорее предвестник нашего общего будущего. Несколько доводов в поддержку этой мысли:

1) И в других странах демократические выборы позволяют менять партии у власти, но не позволяют менять систему. Это опасная ситуация.

2) Слабость среднего класса - характерна и для России, и для развитых стран. Городской средний класс не может добиться изменений, которые считает необходимым. Но это общая проблема.

3) Россия больше не эксплуатирует людей, она эксплуатирует ресурсы. Но и в других странах элиты эмансипировались, не чувствуют никакой ответственности за сограждан, снижается сплоченность. Это характерно для России - но и Европы, и США. Разрыв между элитой и народом виден везде, и он опасен.

4) национализм - Россию сплачивает в основном нелюбовь к Другому, а не позитивные идеалы.

Внешняя политика России мотивирована педагогической целью - научить США, как на самом деле устроен мир. На знамени идея суверенитета («не трогай меня»). Это явно недостаточная идея. Разрыв между «мягкой» и «жёсткой» силой на мировой арене очень чувствуется.

Российская политика во многом мотивируется жаждой признания, уважения. Но если вы смотрите только в прошлое, вы не сможете сформулировать видение для будущего.

Татьяна Ворожейкина, политолог, эксперт по проблемам развития и демократизации в странах Латинской Америки и России, преподаватель Свободного университета:

Множество стран сдвинулись в сторону популизма, изоляционизма, агрессивной лжи. Бывшие эталоны демократии грешат тем же. Популисты, националисты получают мощную поддержку в развитых демократиях. Похоже, это не случайное временное отклонение. Партии, выступающие против системы демократических и либеральных институтов, получают мощную поддержку.

При Путине осуществлялось последовательное выхолащивание всех правовых и политических институтов- демонтаж государства как системы публичных институтов. На ее месте возникла система частной власти, не ограниченная практически ничем. Мы в тупике, выход из которого этот политрежим самостоятельно не найдёт. В развитых демократиях (спорит с Крастевым) ничего похожего не происходит.

Вместе с тем российское общество за последнее время стало намного более солидарным, тогда как власть стремится всех стерилизовать и исключить возможность независимого действия как таковую. Рост репрессивности режима, рост способности к самоорганизации и недовольство экономической стагнацией должны дать рано или поздно дать эффект.

Невозможность институциональной канализации недовольства связана с исключительной ролью спецслужб в управлении страной. Они управляют, владеют - и охраняют они же. Все это ведет к институциональному кризису.

В то же время Запад столкнулся с кризисом либеральной демократии. Новые технологии, нарастание неравенства нарушили баланс между различными группами общества - многие почувствовали себя обделёнными. Партийные системы развитых стран переживают кризис и перестраиваются - много людей ощущают себя лишёнными представительства. Но есть надежда, что эта перестройка произойдёт в рамках демократии.

Окажутся ли существующие политические институты в Бразилии (как в США) достаточно сильными, чтобы маргинализовать потенциального лидера, придерживающегося националистических и антидемократических позиций, оправдывающего репрессии? Эта проблема в ближайшие годы может встать перед многими странами.

Фрэнсис Фукуяма, философ, политолог, старший научный сотрудник Центра по вопросам демократии, развития и верховенства права Стэнфордского Университета:

Спасибо людям в России, берущим на себя личные риски ради борьбы за демократию. Сегодня у России, в отличие от СССР, нет универсалистской идеологии. Путин то говорит, что Россия должна быть частью либерального порядка, то суверенной демократией (я, разговаривая с Сурковым в 2006, и подумал тогда, что это предлог для установления авторитаризма).

Потом подъем популизма сделал Путина главным консерватором мира. Но в России не стоит вопрос об отмене права на аборты и тд. Россия не предъявляет ни «мягкой силы», ни экономической мощи.

Ее внешняя политика преследует сугубо конъюнктурные цели. Гибридность российских войн - вынужденное явление, Россия не может сейчас позволить себе вести настоящих войн. Но российские войска оказались во множестве стран мира, она берет на себя очень высокие риски. Ресурсы истощаются в многочисленных авантюрах.

Российская мощь относительна и видна на фоне нынешней слабости ее оппонентов - США (из-за поляризации и разочарования в демократических институтах) и Европы (не смогла преодолеть изъяны в своих процедурах принятия решений).

В то же время модернизация российского общества даёт надежду, рано или поздно это даст толчок к социальным реформам. Правда, геополитические напряжения, в т.ч. с Китаем, могут этому помешать. Климатические проблемы заставят сократить потребление нефти, это угрожает позициям России.

Надежду дают и демографические изменения. Молодые люди придерживаются более либеральных ценностей, а популистские партии вынуждены в поисках своей базы вынуждены мигрировать из городов в сельскую местность. Поколенческие сдвиги дают надежду, что демократия удержит свои позиции.

Не думаю, что в ближайшем будущем есть сильная угроза большой войны. Скорее, локальные конфликты - например, Китай и Россия одновременно присоединяют Донбасс и Тайвань; США и Европе может оказаться нечего на это ответить - такой кошмарный сценарий пришёл мне в голову несколько лет назад.

У России сейчас нет идеи, которую она могла бы предложить миру. Это оппортунистическая политика: увидел слабость, и ею пользуешься. А вот у Китая есть альтернативная полукапиталистическаямодель, основанная на его истории. Эта модель очень привлекательна для развивающихся стран. Поэтому я думаю, что Китай более опасен в качестве оппонента демократических стран.

А больше всего меня в последнее время беспокоит постоянное нарушение норм и правил, как в случае с посадкой самолета Ryanair в Минске. Авторитарные режимы демонстрируют, что могут до вас везде дотянуться

Преимущество России - энергоресурсы, слабость - недостаток солидарности. Этот разрыв между элитой и народом чреват взрывом. Китай справился с повышением благосостояния населения, России это не удалось. Это делает неизбежными социально-политические изменения в будущем.

Переход России к либеральной демократии будет очень трудным: институты разрушены, даже вопрос с преемственностью власти не подчинён нормам и правилам. В России целина - в отличие от Латинской Америки в конце 1980-х, в России нет базовой инфраструктуры для построения демократии.

Литература к первой части курса «Сложный текст» (идет на Инлиберти, еще можно присоединиться) – несколько текстов, после которых невозможно не влюбиться в анализ текстов. К этому еще можно добавить филологические штудии Гаспарова, Аверинцева, В.Н.Топорова, литературоведческие работы Набокова, У.Эко, М.Унамуно и др. Все книжки очень легко находятся в интернете в полнотекстовом варианте.
1. Философия
Жиль Делёз и Феликс Гваттари «Что такое философия?»
Книга Жиля Делёза и Феликса Гваттари поднимает банальный и при этом неочевидный вопрос – «что такое философия?». Кажется, что ответ на него тривиален, но авторы показывают, насколько на самом деле сложно его сформулировать. История о том, как мыслить, как понимать других авторов и как задавать правильные вопросы к чужим рассуждениям.

К.-О.Апель. Трансформация философии.
Осмысление на языке философии 2-й половины 20 века «герменевтического поворота» в философии – Хайдеггер, семиотика и философия языка, попытка философского синтеза этих направлений.

2. Герменевтика, теория интерпретации
Х.-Г.Гадамер. Истина и метод.
Он же. Актуальность прекрасного.
«Истина и метод» - это фундаментальная история и теория герменевтики. Через историю интерпретации произведений искусства Гадамер анализирует основные проблемы теории понимания (и наоборот). Феномен понимания, пронизывающий все связи человека с миром, становится у Гадамера центральным вопросом всех наук о духе. Начинать чтение лучше со второй (из переведенных на русский) книг Гадамера.

Поль Рикёр. Конфликт интерпретаций. Он же. Время и рассказ
Очерки феноменологической герменевтики (теории понимания). Несмотря на свою открытость миру, человеческий опыт непрозрачен: невозможно знать о человеке все. Но ключевая способность человека – символизация («означивание»); человек – это бытие, говорящее о мире и общающееся с другими субъектами. Текст не существует вне своего прочтения, становясь пространством пересечения автора и читателя.

Ролан Барт. Удовольствие от текста (в кн.: Избранные работы: Семиотика. Поэтика)
и другие работы
Анализ механизмов создания и восприятия культурных и идеологических смыслов.

Михаил Бахтин. Автор и герой в эстетической деятельности (и другие работы, особенно о Достоевском)
Как выстраиваются взаимоотношения автора, героя и читателя (зрителя) в эстетической деятельности – очень тонкий и своеобразный анализ отношений.

3. Анализ литературного текста
Х.-Л. Борхес. Новые расследования (++ филолого-исторические эссе Борхеса в других сборниках)
Борхес, долго работавший библиотекарем, – замечательный филолог (в то же время работающий с текстами как писатель, для которого грань между реальностью и вымыслом почти не существует). У Борхеса можно учиться искусству интерпретации.

Вальтер Беньямин «Рассказчик: Размышления о творчестве Николая Лескова»
Небольшая статья Вальтера Беньямина акцентирует внимание на том, как устроен нарратив классического рассказа, чем он отличается от других форм истории и за счет каких идей и приемов у Лескова получалось то, что не срабатывало в других случаях.

Тимоти Мортон «Лекции о романтизме»
https://www.youtube.com/watch?v=5LFG0aJLNe8
https://www.youtube.com/watch?v=U7s-5rV2_Iw
Достаточно подробный рассказ о литературе романтизма и её влиянии на общество эпохи просвещения и промышленной революции. Самым важным здесь для работы с текстами является демонстрация работы разных «лиц» внутри произведения: появление «третьего лица» в творчестве британских романтиков и его культурных причинах. Кроме того, речь идет о важных пересечениях социального и литературного. Обязательно стоит к прослушиванию.

Нора Галь «Слово живое и мертвое»
Хороший пример редакторской работы для авторов самых разных жанров. В каком-то смысле одно из лучших настольных пособий для тех, кто берется писать тексты. При этом не лишено разговора об образности письма, разных метафорах и сложных стилях, чем выгодно отличается от многих других текстов подобного жанра.

Г.Р. Яусс. История литературы как провокация (глава из книги в НЛО)

История литературы должна стать универсальной формой опосредования прошлого и настоящего. Текст открыт интерпретациям, ни одна из которых не является «конечной», поэтому историю искусства нельзя изучать в отрыве от истории рецепции. Яусс практически не переведен на русский язык, изложение его работ см. тут - http://journals.tsu.ru/philosophy/&journal_page=archive&id=1282&article_id=22255

В.Изер. Акты вымысла, или что фиктивно в фикциональном тексте. (перевод статьи в сборнике, стр 186 и далее)
Как продукт авторской деятельности, литературный текст – форма обращения к миру. Поскольку она не обнаруживается в том мире, на который ссылается автор, она должна быть в него внедрена, чтобы иметь смысл. Для этого автор осуществляет селекцию элементов из окружающего мира. Но селекция – это уже акт вымысла (воображения).

Лотман Ю. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства; О поэтах и поэзии. Анализ поэтического текста; Структура поэтического текста
Выдающийся семиотик и структуралист, Лотман показывает, как анализ формы текста позволяет открывать в нем новые смыслы и одновременно видеть, как сделано произведение. Его беседы о русской культуре (и биография Пушкина) – взгляд на культурные нормы и поведенческие практики как на текст – к ним очень продуктивно прикладывать те же аналитические методы.

Среди старых журналов дома нашёл номер Вопросов социологии 3/1993, посвящённый Зиммелю. Но интересен он не только Зиммелем, а каким-то невнятным следом конфликта, каких тогда, на заре российского книгоиздания, было полно (см. фото). Номер интересный, переводы прекрасны, но что-то, видимо, пошло не так)

Сегодня вечером в Шанинке обсуждаем книгу о замечательном питерском социологе Борисе Фирсове - с Олегом Хархординым, Виктором Вахштайном, Михаилом Соколовым и Андреем Колесниковым (приходите!) Фирсов - это очень важная фигура для понимания и истории социологии, и «духа времени».

Книга вышла в серии ЖЗЛ, и Борис Фирсов точно достоин попадания в нее. Через месяц ему будет 92. Из поколения опоздавших на войну – 1929 г.р. После института 10 лет на комсомольской и партийной работе и 4 года возглавлял Ленинградское ТВ, после увольнения за передачу про порчу Ленинграда советскими названиями улиц с Д.С.Лихачевым (1966) ушел, ближе к 40, ушел в науку. Занимался социологией массовых коммуникаций, возглавлял исследовательский сектор в Институте социально-экономических проблем. В 1984 уволен, «сослан» в Институт этнографии (в результате "конфликта башен": исследование проводилось Ленинградским обкомом, КГБ был недоволен.

Новая эпоха открыла Фирсова как выдающегося организатора науки – сначала он создает Социологический институт СПб (филиал Института социологии РАН), а затем – Европейский университет СПб. В 1990-х Фирсов руководил сначала СИ, а затем ЕУ.

В 1990-2000-е Фирсов сделал самое интересное в науке. Сначала его цикл лекций по истории советской социологии (1950-80-е) стал основной для замечательной одноименной книги, в издании 2012 года значительно расширенной.

В 2008 Издательство ЕУ выпустило еще одну, очень важную работу Фирсова: «Разномыслие в СССР: 1940-60-е годы». Она показывает, как в недрах сталинской системы, на глухо забетонированном поле в людях вызревали ростки свободы, с каким внешним и внутренним сопротивлением они сталкивались, опровергает представления о «ментальной однородности» советских людей.

35-летнее членство Фирсова в КПСС не должно смущать. Вот что писал о нем Владимир Шляпентох, самый критический из российских социологов этого поколения:

«Посмотрите, с какой осторожностью выбирают московские исследователи и журналисты данные, предлагаемые различными опросными фирмами и социологическими институтами! Так вот, если бы директором одного из этих подразделений был Борис Максимович Фирсов, я бы поверил любой цифре».

А вот сам Фирсов – о «времени, которое нельзя назвать своим»: «Одна из важных черт российской истории - наслоение разновременных политических, социальных, социокультурных структур. В этой толще гаснут любые импульсы перемен, на любой тип действия находится свой тип противодействия, своя форма мимикрии, приспособления к внешним обстоятельствам. Ссылаясь на Ю. Леваду, я напомнил о том, что в современной России имеет место периодическое накопление нереализованного потенциала нескольких поколений, принудительно оказывающихся в одном времени, которое они не могут назвать «своим». Так возникают очаги молчаливого сопротивления».

Еще несколько цитат из Фирсова:

О советской социологии и власти: «Советское прошлое по-прежнему с нами, его постоянные рецидивы и всплески напоминают о том, что былое не следует забывать. Независимость любой науки от власти остается условием ее развития и в изменившихся макросоциальных обстоятельствах».

«Поглощение социологии партией было не единственной угрозой ее существованию. Такие же намерения имелись у Комитета госбезопасности. Начиная с 1970-х гг. они стали играть видную роль буквально во всех сферах жизни общества. Их роль в подборе и выдвижении кадров существенно возросла по сравнению со сталинским временем. Связи с социологией были весьма тесными […] стороны не стремились к разглашению этих связей. […] Я, как житель Ленинграда, колыбели пролетарской революции, хорошо помню, что «славные традиции» борьбы с антисоветской агитацией сохраняли свою силу вплоть до конца 1980-х гг. Порукой тому было сотрудничество местных органов цензуры и КГБ, установленное еще в 1920-е гг. Этот тандем отличало единство целей в том, что касалось борьбы с разномыслием».

«Двоемыслие было необходимым условием выживания в условиях авторитарного режима, за ним стояло едва ли не полное отчуждение личности, разорванность ее социальной и индивидуальной, и частной жизни. Оно избавляло от необходимости предъявлять какие-либо требования к режиму и тем более вступать в борьбу за его изменения. Это был особый тип снижения индивидуальных рисков, направленный на сохранение жизни, спасение от преследований, одним словом, безопасность. В наше время роль двоемыслия заняла имитация. Это […] «использование формы вывески, слов, лишенных реального содержания» […] стало знаковым для переживаемого периода истории.
В таком качестве оно оказалось приложимым ко всем явлениям социальной жизни, включая те, что являются противоположными по своему смыслу, направленности, модальности. Имитировать можно и либеральные перемены и отказ от них в пользу государственной монополии; сохранение демократических принципов и стремление к авторитаризму; уважение к правовым институтам и сохранение «телефонного права»; сближение с Западом и отгораживание от него. Имитация легко и надежно обнаруживается едва ли не во всех сферах и на всех уровнях общественной жизни страны. […] Имитация демократии и демократических перемен сильно проигрывает «подлинному искусству», с которым власть, Президент страны возвращаются к авторитаризму. Имитационный характер поддержки бизнеса становится заметным на фоне «настоящего» преследования олигархов.
Она превратилась в особое средство снижения социальных рисков с целью торможения радикальных перемен. По аналогии с двоемыслием, это тоже «щит безопасности». Власть, к примеру, с его помощью укрывается от ответов на главные вопросы развития страны. Потому не в индивидуальном, а в обостренном социальном смысле, имитация заключает в себе опасность сохранения неопределенности, не боюсь сказать, стагнации тем, что мешает обществу осуществить, не имеющий исторического прецедента, «выбор типа политического режима, экономического строя, спектра социальных гарантий, наконец, места в мировом сообществе».

Материалы к разговору:
Беседы Бориса Докторова и Бориса Фирсова: 1, 2, 3, 4.

Докторов о Фирсове.

Разговор с В.Козловским.

Акция отлично сработала, но Unilever теперь могут запретить, а бюджетные учреждения обязать получать согласование вышестоящих организаций на участие в конкурсах коммерческих и некоммерческих организаций, особенно имеющих иностранное финансирование

https://mbk-news.appspot.com/suzhet/deti-u-nas-dazhe-edyat-v-tualetah/

Джеймс Скотт в "Искусстве быть неподвластным" пишет о генезисе государств. Но многое сохранилось и в XX-XXI вв.:

В досовременную эпоху правителя в материковой части Юго-Восточной Азии в меньшей степени волновало то, что мы сегодня назвали бы валовым внутренним продуктом (ВВП) его царства, и в большей — то, что можно обозначить как «доступный государству продукт» (ДГП). До изобретения денег товары, которые доставлялись издалека, должны были быть достаточно ценными в расчете на единицу веса и объема, чтобы оправдать расходы на транспортировку. И такие товары имелись — например, ароматическая древесина, смола, серебро и золото, церемониальные барабаны, редкие лекарства. Чем большее расстояние они преодолевали, тем больше была вероятность, что они станут подарком или предметом добровольного обмена, поскольку способность двора присвоить их уменьшалась практически в геометрической прогрессии с ростом преодоленной ими дистанции. Самое существенное значение имели продовольствие, скот и рабочая сила, в том числе квалифицированная, которые можно было захватить и использовать. Доступный государству продукт должен был легко поддаваться определению, контролю и подсчету (короче говоря, налогообложению), а также находиться достаточно близко географически. [...]

Доступный государству продукт и валовой внутренний продукт — не просто разные, а во многих отношениях противоречащие друг другу вещи. Успешное государственное строительство всегда нацелено на максимизацию доступного продукта. ДГП не гарантирует правителю вообще никакой выгоды, если его номинальные подданные процветают за счет собирательства, охоты или подсечно-огневого земледелия на слишком отдаленных от дворца территориях. Он обеспечивает правителю незначительную прибыль, если его подданные выращивают широкий набор сельскохозяйственных культур с разными сроками вызревания или же культуры, которые быстро портятся, а потому их урожай сложно оценить, собрать и сохранить. Если у правителя есть выбор между хозяйственными практиками, которые достаточно неблагоприятны для земледельцев, но гарантируют государству высокие показатели зернового производства и рабочей силы, и практиками, которые выгодны земледельцам, но обделяют государство, то он всегда предпочтет первые. Тогда правитель максимизирует доступный государству продукт, причем, если это необходимо, за счет общего благосостояния царства и его подданных.
Иными словами, досовременное государство стремилось организовать жизнь подданных и природный ландшафт таким образом, чтобы превратить свою территорию в предсказуемый источник ресурсов. […]

Сердце центрального региона рисового государства формирует наиболее учтенная и доступная концентрация зерна и рабочей силы. Поскольку по прочим показателям этот район не отличается от остальных, самое важное здесь — именно население, из которого проще и эффективнее всего выжимать ресурсы, необходимые государству и его элите. Власть всегда сталкивалась с искушением возложить наиболее тяжелое налоговое бремя на население центра страны, а потому это была самая охраняемая ее территория. Так, в период правления королей Конбауна жители Мандалая и Авы были самыми «обираемыми» (в плане барщины и зерна), тогда как население отдаленных территорий отделывалось небольшой данью. Если вспомнить, что внушительная часть населения центра страны всячески обиралась еще чиновниками и знатью, то становится понятно, что налоговое бремя распределялось по подданным непропорционально, ложась тяжелым грузом на плечи прежде всего королевских слуг, многие из которых были потомками пленников и простолюдинов, вписанных в налоговые реестры. Это население выполняло для государства в целом функцию гомеостатического клапана: если давление на него возрастало, то повышалась и вероятность того, что оно просто-напросто сбежит за пределы досягаемости государства или же, что случалось намного реже, поднимет восстание.

Кто здесь власть? В ближайший четверг обсуждаем книгу Сэма Грина и Грэма Робертсона - с Маргаритой Завадской, Александрой Архиповой и Ильей Яблоковым. Один из последних разговоров перед летним перерывом. Грин и Робертсон прекрасно описывают «танцы с Путиным» - роль общества в становлении путинского режима, настроения и эмоции людей по его поводу.

​​Кто здесь власть? 13 июня

Путин в России не просто президент — он кажется стержнем нации и синонимом самого российского государства. По всему миру журналисты и политики спрашивают не "как поступят русские", а "как поступит Путин". Благодаря поддержке миллионов россиян Путин сумел стать выше обычных политических противоборств. Российское общество сыграло большую роль в укреплении власти Путина.

Издательство Corpus недавно выпустило перевод рассказывающей об этом книги Сэма Грина и Грэма Робертсона «Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию». Авторы пытаются разобраться в причинах поддержки населением Путина, в том, насколько она велика и устойчива. Грин и Робертсон опровергают два стереотипных представления: 1) власть Путина стоит только на силе, страхе и тотальной пропаганде, 2) его популярности ничто не угрожает, оппозиционные настроения — удел маргиналов. Почему же российскому обществу оказался нужен именно такой лидер, и что нужно, чтобы ситуация изменилась?

В разговоре участвуют:

— Сэм Грин, директор Института России при Лондонском королевском колледже, соавтор книги «Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию”;
— Грэм Робертсон, профессор университета Северной Каролины, соавтор книги «Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию”;
— Александра Архипова, старший научный сотрудник Лаборатории теоретической фольклористики ШАГИ ИОН РАНХиГС, научный сотрудник МВШСЭН («Шанинка»), соавтор книги «Опасные советские вещи: городские легенды и страхи в СССР»), автор телеграм-канала (Не)занимательная антропология (@anthro_fun);
— Маргарита Завадская, научный сотрудник факультета политических наук Европейского университета СПб, старший научный сотрудник Лаборатории сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ;
— Илья Яблоков, историк, медиаэксперт, преподаватель университета Лидса, автор книги «Русская культура заговора».

Модератор — Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала @EventsAndTexts.

Зарегистрируйтесь, и мы пришлём вам ссылку на трансляцию в зуме за час до ее начала.

Материалы к разговору:

— Отрывки из книги в «Снобе», Репаблике.
— Сэм Грин и Грэм Робертсон о социальных причинах роста и падения популярности Путина.
— Рецензия Дмитрия Травина.
— Маргарита Завадская о рейтинге Путина.
— Андрей Колесников о книге Грина и Робертсона, и о конформизме россиян.
— Борис Грозовский об исследовании Грина и Робертсона.
— Статьи Сэма Грина в Carnegie.ru, NewTimes.
— Маргарита Завадская о ценностных ориентациях российской молодежи.
— Илья Яблоков о «плане Андропова-Путина» — мифе, оказавшем большое влияние на воображение постсоветского человека.
— Александра Архипова. Традиции и новаторство в анекдотах о Путине.
— Александра Архипова о том, как менялись анекдоты про Путина.
— Александра Архипова. Эволюция анекдота и эволюция общества.
— Маргарита Завадская, Алексей Гилев и Елена Горбачева о том, боится ли Кремль протестов.

И не говорите, что вас не предупреждали). Здесь тоже вполне может быть так, если угрозы политическому режиму будут на сопоставимом уровне. Точнее, даже на порядок меньшем, учитывая осторожность наших лидеров и их стремление ликвидировать угрозы в зародыше.

Да, и чтобы не писать дважды. В предыдущей записи из @caxap была ошибка: беседа с Грином и Ко не 13, а 3 июня!

Временный вид на жительство в иностранном государстве не является основанием для выезда из Беларуси, заявили в Госпогранкомитете.

Напомним, выезд из страны через наземные пункты пропуска временно ограничен как для белорусских граждан, так и для иностранцев, имеющих разрешение на постоянное или временное проживание в Беларуси.

Здесь мы расписали, в каких случаях возможность выехать из Беларуси остается.