О нестандартных подходах в деле ухаживания и достижения взаимности
Forwarded from Finanz
Лукашенко выставил ЕС ультиматум по мигрантам
Он требует, что его признали президентом и сняли санкции.
https://ift.tt/3DoSarh
@finanz_ru
Он требует, что его признали президентом и сняли санкции.
https://ift.tt/3DoSarh
@finanz_ru
Уже в 1994 ФСБ была в полной силе – в ноябре правительство утвердило положение об обращении со служебной информацией. Это регламент определяет, какая информация является ДСП, и сам имеет пометку ДСП. Поэтому это постановление было опубликовано только в 2005 году усилиями Ивана Павлова, обжаловавшего ограничение на доступ к постановлению. Об этом пишет Дарьяна Грязнова в докладе, который будет обсуждаться в зуме Института права и публичной политики сегодня в 19 часов (можно участвовать!)
Еще интересное из доклада:
· Система регулирования законодательства о гостайне в России трехуровневая. Закон о гостайне насчитывает 27 ее видов, постановления правительства – 119, в ведомственных перечнях – сотни и тысячи пунктов, и они растут.
· Основа для отнесения информации к гостайне – «служебная необходимость» (то есть сугубо субъективная оценка).
· В постановлении правительства есть даже перечень видов информации, которые принципиально не могут быть отнесены к служебной (но это не соблюдается).
· Оспаривание в суде проставления пометки ДСП редко заканчивается успехом.
· Поводом к снятию пометки ДСП может служить то, что засекреченный нормативный акт противоречит другим актам, имеющим бОльшую юридическую силу. Но иногда суды решают, что такого противоречия нет, даже без ознакомления с актом с пометкой ДСП.
· В правоприменительной практике ведомства часто мотивируют свои требования или запреты (например, отказать в доступе к информации) ссылкой на неопубликованные ведомственные акты. Проверить это обоснование невозможно, поскольку сами эти акты не опубликованы.
· Постепенно государство стремится перейти к режиму, когда граждане получают только информацию, доступ к которой прямо предусмотрен законом (стремление к закрытости растет). Так, есть стремление ограничить доступ к информации о деятельности госорганов и МСУ той, что прямо указана в соответствующем законе.
· Минобороны и ФСБ легализовали свои списки «профессиональных» и «служебных тайн». Это не составляющие тайну сведения, которые «могут быть использованы против безопасности РФ». За сбор таких сведений можно получить статус иноагента. Закрывается любая личная информация о сотрудниках силовых органов.
· Засекречиваются даже иски, поданные властями в суд.
· К ДСП отнесены акты, регулирующие обращение в заключенными в СИЗО и система ФСИН. Заключенные не могут знать приказы, регламентирующие их жизнь в заключении (например, условия перевозки – такие дела часто попадают в ЕСПЧ). Это же мешает членам ОНК бороться за соблюдение прав человека в системе ФСИН.
· На основании закрытых ведомственных актов адвокатов не пускают в отделение полиции с техническими средствами. Окончательно затрудняет возможность защиты задержанных план «Крепость», порядок введения которого крайне запутан, субъективен (и тоже ДСП). В одном из случаев сотрудники полиции посчитали угрозой «скопление граждан не менее 20 человек, которые пытались передать в отдел еду и воду, а также представлявшихся адвокатами задержанных».
Еще интересное из доклада:
· Система регулирования законодательства о гостайне в России трехуровневая. Закон о гостайне насчитывает 27 ее видов, постановления правительства – 119, в ведомственных перечнях – сотни и тысячи пунктов, и они растут.
· Основа для отнесения информации к гостайне – «служебная необходимость» (то есть сугубо субъективная оценка).
· В постановлении правительства есть даже перечень видов информации, которые принципиально не могут быть отнесены к служебной (но это не соблюдается).
· Оспаривание в суде проставления пометки ДСП редко заканчивается успехом.
· Поводом к снятию пометки ДСП может служить то, что засекреченный нормативный акт противоречит другим актам, имеющим бОльшую юридическую силу. Но иногда суды решают, что такого противоречия нет, даже без ознакомления с актом с пометкой ДСП.
· В правоприменительной практике ведомства часто мотивируют свои требования или запреты (например, отказать в доступе к информации) ссылкой на неопубликованные ведомственные акты. Проверить это обоснование невозможно, поскольку сами эти акты не опубликованы.
· Постепенно государство стремится перейти к режиму, когда граждане получают только информацию, доступ к которой прямо предусмотрен законом (стремление к закрытости растет). Так, есть стремление ограничить доступ к информации о деятельности госорганов и МСУ той, что прямо указана в соответствующем законе.
· Минобороны и ФСБ легализовали свои списки «профессиональных» и «служебных тайн». Это не составляющие тайну сведения, которые «могут быть использованы против безопасности РФ». За сбор таких сведений можно получить статус иноагента. Закрывается любая личная информация о сотрудниках силовых органов.
· Засекречиваются даже иски, поданные властями в суд.
· К ДСП отнесены акты, регулирующие обращение в заключенными в СИЗО и система ФСИН. Заключенные не могут знать приказы, регламентирующие их жизнь в заключении (например, условия перевозки – такие дела часто попадают в ЕСПЧ). Это же мешает членам ОНК бороться за соблюдение прав человека в системе ФСИН.
· На основании закрытых ведомственных актов адвокатов не пускают в отделение полиции с техническими средствами. Окончательно затрудняет возможность защиты задержанных план «Крепость», порядок введения которого крайне запутан, субъективен (и тоже ДСП). В одном из случаев сотрудники полиции посчитали угрозой «скопление граждан не менее 20 человек, которые пытались передать в отдел еду и воду, а также представлявшихся адвокатами задержанных».
Доклады Института права и публичной политики - Трансформация правового сознания
Что скрывается за пометкой «Для служебного пользования» - Доклады Института права и публичной политики
В докладе представлены результаты исследования правового регулирования такой категории как «служебная информация ограниченного распространения», более известная как информация с пометкой «Для служебного пользования»
Разговор на следующей неделе - о расцвете авторитаризма в XXI веке. Очень важная тема, разговор будет с синхронным переводом. Только участие Маргариты Завадской to be confirmed.
Forwarded from Радио Сахаров
Авторитаризм наступает и выигрывает? Дискуссия 24 ноября
В 1990-е годы переход авторитаризма к демократии представлялся по сути исторически неизбежным. Считалось, что либо авторитарные режимы не способны создать эффективную экономику, — что неминуемо ведет их к краху, — либо успешные экономические преобразования толкают их к демократизации. В политическом плане ненасильственное гражданское сопротивление в сочетании с давлением свободного мира также, казалось, не оставляет авторитарным режимам шанса на выживание.
Однако, последние двадцать лет показали, что такой взгляд был, по крайней мере, преждевременным. В Северной Корее династия Кимов продолжает удерживать власть, несмотря на периоды катастрофического голода. Китай, вопреки впечатляющим экономическим успехам, не только не приступил к реальной демократизации, но и ликвидировал персональную сменяемость власти. В Гонконге и Беларуси масштабные мирные протесты не помогли ни сохранить элементы демократии, ни добиться ухода авторитарного лидера.
Создание многочисленных лояльных и хорошо обученных отрядов специальной полиции, успешное использование современных информационных технологий и политических репрессий снова сделали авторитариев сильными перед лицом мирного гражданского общества.
Развитые демократии, международные институты не обладают достаточными единством, волей и ресурсами для того, чтобы эффективно способствовать демократизации. Ресурсная и промышленная зависимость развитых демократий от авторитарных стран, очевидно, связывает им руки.
Авторитарные режимы, напротив, успешно поддерживают друг друга. Так, северокорейский или белорусский режимы не удержались бы без поддержки соответственно Китая и России. Контроль над выборами, политическим и информационным пространством позволяет авторитарным странам, таким как Россия, относительно легко переносить режим санкций.
В итоге, представители свободного мира (в какой бы стране они ни жили) оказываются перед фундаментальными вопросами: что гражданское общество, следующее идеалам Ганди и Кинга, может противопоставить обновленным полицейским режимам? Стоит ли ожидать радикализации протестных движений и роста числа вооруженных восстаний? Существуют ли какие-либо еще преимущества у демократии, кроме утверждения гражданского достоинства и возможности рядовых граждан влиять на политическую жизнь? Что необходимо свободным странам, чтобы вновь стать «белыми рыцарями» демократии для других обществ?
Дискуссию проводят Сахаровский центр и Немецкое Сахаровское общество.
В разговоре принимают участие:
— Татьяна Ворожейкина,
Сахаровский Центр в Москве и Немецкое Сахаровское общество в Берлине имеют общие цели: сохранять и распространять интеллектуальное наследие Академика Андрея Сахарова, лауреата Нобелевской премии мира. Одной из главных идей Сахарова было утверждение интеллектуальной свободы — свободного обмена информацией и мнениями. Мы убеждены, что свободный обмен мнениями и честная интеллектуальная дискуссия непременное условие построения свободного мира, в котором у каждого человека есть возможность самореализации в общем движении к гуманному будущему.
В 1990-е годы переход авторитаризма к демократии представлялся по сути исторически неизбежным. Считалось, что либо авторитарные режимы не способны создать эффективную экономику, — что неминуемо ведет их к краху, — либо успешные экономические преобразования толкают их к демократизации. В политическом плане ненасильственное гражданское сопротивление в сочетании с давлением свободного мира также, казалось, не оставляет авторитарным режимам шанса на выживание.
Однако, последние двадцать лет показали, что такой взгляд был, по крайней мере, преждевременным. В Северной Корее династия Кимов продолжает удерживать власть, несмотря на периоды катастрофического голода. Китай, вопреки впечатляющим экономическим успехам, не только не приступил к реальной демократизации, но и ликвидировал персональную сменяемость власти. В Гонконге и Беларуси масштабные мирные протесты не помогли ни сохранить элементы демократии, ни добиться ухода авторитарного лидера.
Создание многочисленных лояльных и хорошо обученных отрядов специальной полиции, успешное использование современных информационных технологий и политических репрессий снова сделали авторитариев сильными перед лицом мирного гражданского общества.
Развитые демократии, международные институты не обладают достаточными единством, волей и ресурсами для того, чтобы эффективно способствовать демократизации. Ресурсная и промышленная зависимость развитых демократий от авторитарных стран, очевидно, связывает им руки.
Авторитарные режимы, напротив, успешно поддерживают друг друга. Так, северокорейский или белорусский режимы не удержались бы без поддержки соответственно Китая и России. Контроль над выборами, политическим и информационным пространством позволяет авторитарным странам, таким как Россия, относительно легко переносить режим санкций.
В итоге, представители свободного мира (в какой бы стране они ни жили) оказываются перед фундаментальными вопросами: что гражданское общество, следующее идеалам Ганди и Кинга, может противопоставить обновленным полицейским режимам? Стоит ли ожидать радикализации протестных движений и роста числа вооруженных восстаний? Существуют ли какие-либо еще преимущества у демократии, кроме утверждения гражданского достоинства и возможности рядовых граждан влиять на политическую жизнь? Что необходимо свободным странам, чтобы вновь стать «белыми рыцарями» демократии для других обществ?
Дискуссию проводят Сахаровский центр и Немецкое Сахаровское общество.
В разговоре принимают участие:
— Татьяна Ворожейкина,
профессор Свободного университета;
— Андрей Колесников, руководитель программы «Внутренняя политика» Московского центра Карнеги;
— Маргарита Завадская, научныи сотрудник факультета политических наук Европеиского университета СПб, старшии научныи сотрудник Лаборатории сравнительных социальных исследовании НИУ ВШЭ (ожидается подтверждение);
— Ян Клаас Берендс, Центр исследований современной истории Ассоциации Лейбница, Потсдам;
— Мартин Шульце Вессель, профессор кафедры истории Восточной и Юго-Восточной Европы, Мюнхенский Университет имени Людвига и Максимилиана, Мюнхен.
Модератор — Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts.
Зарегистрируйтесь, и мы пришлем вам ссылку на конференцию в зуме за час до ее начала.Сахаровский Центр в Москве и Немецкое Сахаровское общество в Берлине имеют общие цели: сохранять и распространять интеллектуальное наследие Академика Андрея Сахарова, лауреата Нобелевской премии мира. Одной из главных идей Сахарова было утверждение интеллектуальной свободы — свободного обмена информацией и мнениями. Мы убеждены, что свободный обмен мнениями и честная интеллектуальная дискуссия непременное условие построения свободного мира, в котором у каждого человека есть возможность самореализации в общем движении к гуманному будущему.
Премия «Просветитель». Поздравляю любимого автора и дорогого друга!) @nieundwieder
Forwarded from trvscience / Троицкий вариант
И the last but not the least. В номинации «Гуманитарные науки» главная премия решением жюри присуждена Николаю Эппле "Неудобное прошлое: память о государственных преступлениях в России и других странах". — М.: Новое литературное обозрение, 2020.
Поздравляем лауреатов!
Поздравляем лауреатов!
Forwarded from Urban Heritage
Историческая среда городов: сохранить нематериальное
Во всем мире для сохранения исторических центров эксперты применяют методы соучастия и уделяют нематериальному наследию и культуре не меньше внимания, чем зданиям.
Через какие механизмы подход исторического городского ландшафта (HUL) реализуется в разных городах? Ответы на этот вопрос можно найти в книге «Reshaping Urban Conservation. The Historic Urban Landscape Approach in Action», изданной в 2019 г. издательством Springer. Это сборник статей, в которых рассказывается о применении подхода HUL во всём мире, механизмах, через которые он реализуется, об участии в этом разных городских акторов, о проблемах, с которыми сталкиваются старые города.
Подход HUL очень гибкий и меняется в зависимости от контекста и локальных ресурсов. Он реализуется через инструменты соучастия, планирования, регулирования и финансовые инструменты. Инструменты соучастия, объединяющие ученых, властей, жителей, экспертов разные социальные группы, позволяют наладить между ними диалог и учесть различные интересы. Соучастие помогает определить ключевые ценности исторического ландшафта, видение того, как может развиваться город, цели и действия для реализации этого видения.
Инструменты планирования защищают целостность и подлинность наследия, культурное разнообразие, помогают проводить мониторинг и управлять наследием. Регулирование через нормативные механизмы позволяет сохранять и управлять материальным и нематериальным наследием. Финансовые инструменты стимулируют бизнес вкладывать инвестиции на локальном уровне и поддерживать развитие, которое укоренено в традициях и при этом приносит доходы.
Книга очень полезна для практиков в области управления историческими центрами, из неё можно узнать о локальных механизмах множества городов – от Европейских до Африканских. Вот лишь несколько примеров:
· В городе Мухаррак (Бахрейн) работает программа совместного восстановления государством и арендаторами старых домов, отданных под снос. Государство делает ремонт и минимальные реставрационные работы, затем здание попадает на аукцион, где находится арендатор, который продолжает восстановление.
· В городе Роли (штат Северная Каролина, США) жители, которые долго живут в исторических районах, освобождены от налога на собственность, а местные организации поддерживаются грантами.
· В Сент-Луисе (США) разработан мастер-план исторического центра, а семьям, живущим в старых районах, выдаются микрокредиты.
· В городе Дженне (Мали, Западная Африка) эксперты сделали карту экономического ландшафта города, чтобы измерить рыночную цену использования наследия. Они оценивали стоимость аренды и проектов восстановления, стоимость сохранения культурных объектов и плату за их посещение, доходы от бизнеса, связанного с наследием.
· В Алеппо (Сирия) власти вместе с международными организациями проводят воркшопы, учебные курсы, выставки, чтобы повысить ценность наследия для жителей. На основе исследования города они разработали комплексный стратегический план его восстановления после военных разрушений.
· В Тимбукту (Мали) в восстановлении разрушенных после войны мавзолеев (памятников ЮНЕСКО) участвовали местные каменщики и ремесленники. Это способствовало возрождению традиционных методов консервации и созданию рабочих мест.
· В Амаравати (Индия) эксперты по наследию занимаются культурным планированием. Для реализации проектов они создают партнерства местных властей и природоохранных учреждений, бизнеса и общественного сектора, а также подключают к проектам местные сообщества. Полученные с проектов средства реинвестируются в инфраструктуру и сервис для местных жителей.
#теориянаследия
#механизмы
#книги
#наследие
Во всем мире для сохранения исторических центров эксперты применяют методы соучастия и уделяют нематериальному наследию и культуре не меньше внимания, чем зданиям.
Через какие механизмы подход исторического городского ландшафта (HUL) реализуется в разных городах? Ответы на этот вопрос можно найти в книге «Reshaping Urban Conservation. The Historic Urban Landscape Approach in Action», изданной в 2019 г. издательством Springer. Это сборник статей, в которых рассказывается о применении подхода HUL во всём мире, механизмах, через которые он реализуется, об участии в этом разных городских акторов, о проблемах, с которыми сталкиваются старые города.
Подход HUL очень гибкий и меняется в зависимости от контекста и локальных ресурсов. Он реализуется через инструменты соучастия, планирования, регулирования и финансовые инструменты. Инструменты соучастия, объединяющие ученых, властей, жителей, экспертов разные социальные группы, позволяют наладить между ними диалог и учесть различные интересы. Соучастие помогает определить ключевые ценности исторического ландшафта, видение того, как может развиваться город, цели и действия для реализации этого видения.
Инструменты планирования защищают целостность и подлинность наследия, культурное разнообразие, помогают проводить мониторинг и управлять наследием. Регулирование через нормативные механизмы позволяет сохранять и управлять материальным и нематериальным наследием. Финансовые инструменты стимулируют бизнес вкладывать инвестиции на локальном уровне и поддерживать развитие, которое укоренено в традициях и при этом приносит доходы.
Книга очень полезна для практиков в области управления историческими центрами, из неё можно узнать о локальных механизмах множества городов – от Европейских до Африканских. Вот лишь несколько примеров:
· В городе Мухаррак (Бахрейн) работает программа совместного восстановления государством и арендаторами старых домов, отданных под снос. Государство делает ремонт и минимальные реставрационные работы, затем здание попадает на аукцион, где находится арендатор, который продолжает восстановление.
· В городе Роли (штат Северная Каролина, США) жители, которые долго живут в исторических районах, освобождены от налога на собственность, а местные организации поддерживаются грантами.
· В Сент-Луисе (США) разработан мастер-план исторического центра, а семьям, живущим в старых районах, выдаются микрокредиты.
· В городе Дженне (Мали, Западная Африка) эксперты сделали карту экономического ландшафта города, чтобы измерить рыночную цену использования наследия. Они оценивали стоимость аренды и проектов восстановления, стоимость сохранения культурных объектов и плату за их посещение, доходы от бизнеса, связанного с наследием.
· В Алеппо (Сирия) власти вместе с международными организациями проводят воркшопы, учебные курсы, выставки, чтобы повысить ценность наследия для жителей. На основе исследования города они разработали комплексный стратегический план его восстановления после военных разрушений.
· В Тимбукту (Мали) в восстановлении разрушенных после войны мавзолеев (памятников ЮНЕСКО) участвовали местные каменщики и ремесленники. Это способствовало возрождению традиционных методов консервации и созданию рабочих мест.
· В Амаравати (Индия) эксперты по наследию занимаются культурным планированием. Для реализации проектов они создают партнерства местных властей и природоохранных учреждений, бизнеса и общественного сектора, а также подключают к проектам местные сообщества. Полученные с проектов средства реинвестируются в инфраструктуру и сервис для местных жителей.
#теориянаследия
#механизмы
#книги
#наследие
Очень важный разговор в ближайший понедельник. Евгения Лёзина, автор (имхо) главной книги-2021; Сергей Лебедев; Татьяна Ворожейкина; Николай Бобринский. Ближе к концу беседы, надеемся, присоединится Лев Гудков.
Моя заметка по теме:
Восстановительное правосудие как путь к верховенству права и демократии. https://sapere.online/vosstanovitelnoe-pravosudie-kak-put-k-verhovenstvu-prava-i-demokratii/
Моя заметка по теме:
Восстановительное правосудие как путь к верховенству права и демократии. https://sapere.online/vosstanovitelnoe-pravosudie-kak-put-k-verhovenstvu-prava-i-demokratii/
Sapere Aude
Восстановительное правосудие как путь к верховенству права и демократии — Sapere Aude
На протяжении последних десятилетий множество стран проделывали переход от авторитарных и тоталитарных политических режимов к демократическим.
Forwarded from Радио Сахаров
XX век: проработка прошлого. 22 ноября
Обсуждение книги Евгении Лёзиной
Когда завершается авторитарное правление, сопровождающееся репрессиями против несогласных с режимом, общества получают долгожданную возможность подвести под преступным прошлым черту, восстановив верховенство права. Однако далеко не во всех странах попытки это сделать приводят к успеху. Почему это так, рассказывает опубликованная только что издательством НЛО книга Евгении Лёзиной «XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Россия, страны Центральной и Восточной Европы».
Что помешало России разобраться с тоталитарным прошлым? Какие социальные и правовые институты, какие культурные практики помогают другим странам решать похожие задачи, а какие этому препятствуют? Почему непроработанное прошлое возвращается, и тоталитарные практики воспроизводятся снова? Как связаны проработка прошлого, верховенство права и демократизация? Книга Евгении Лёзиной ставит самые главные для постсоветского этапа развития России вопросы и показывает, в каком направлении следует думать, чтобы следующая попытка оказалась более успешной.
В дискуссии участвуют:
— Евгения Лёзина,
Материалы к разговору:
— Евгения Лёзина. XX век: проработка прошлого. Фрагменты книги на Полит.ру и в Репаблике.
— Евгения Лёзина. ВЧК и ее преемники: методы террора и практики дискриминации к 100-летию основания советской тайной полиции.
— Евгений Лёзина. Украинская люстрация. Два года спустя.
— Евгения Лёзина. Механизмы люстрации и открытия архивов в некоторых странах ЦВЕ.
— Евгения Лёзина. Разница в подходах к расчету с коммунистическим прошлым.
— Евгения Лёзина. Юридическо-правовая проработка прошлого ГДР в объединенной Германии.
— Евгения Лёзина. Люстрация и открытие архивов в странах Центральной и Восточной Европы.
— Евгения Лёзина. Преподавание истории Холокоста и Второй мировой войны в немецких школах.
— Евгения Лёзина. Трансформация политической культуры в посттоталитарных обществах: постсоветская Россия и поствоенная ФРГ в сравнительной перспективе.
— Лев Гудков. Преодолевая равнодушие, страх и молчание. Предисловие к книге Евгении Лёзиной.
— Николай Бобринский, Станислав Дмитриевский. Между местью и забвением.
— Николай Бобринский, Станислав Дмитриевский. После диктатуры.
— Татьяна Ворожейкина. Прощание с авторитаризмом: уроки испанского.
— Елена Фанайлова. Память, говори. Разговор с Сергеем Лебедевым, автором «Предела забвения», и Марией Степановой, автором «Памяти памяти».
— Сергей Лебедев о заброшенных трудовых лагерях на севере России и необходимости похоронить погибших.
— Разговор Сергея Лебедева и Юрия Дмитриева.
— Сергей Лебедев о Юрии Дмитриеве.
— Сергей Лебедев о репрессивном сознании.
Обсуждение книги Евгении Лёзиной
Когда завершается авторитарное правление, сопровождающееся репрессиями против несогласных с режимом, общества получают долгожданную возможность подвести под преступным прошлым черту, восстановив верховенство права. Однако далеко не во всех странах попытки это сделать приводят к успеху. Почему это так, рассказывает опубликованная только что издательством НЛО книга Евгении Лёзиной «XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Россия, страны Центральной и Восточной Европы».
Что помешало России разобраться с тоталитарным прошлым? Какие социальные и правовые институты, какие культурные практики помогают другим странам решать похожие задачи, а какие этому препятствуют? Почему непроработанное прошлое возвращается, и тоталитарные практики воспроизводятся снова? Как связаны проработка прошлого, верховенство права и демократизация? Книга Евгении Лёзиной ставит самые главные для постсоветского этапа развития России вопросы и показывает, в каком направлении следует думать, чтобы следующая попытка оказалась более успешной.
В дискуссии участвуют:
— Евгения Лёзина,
политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме, в 2015-2018 — ведущий научный сотрудник Центра Юрия Левады;
— Николай Бобринский, юрист, соавтор доклада «Между местью и забвением» о правосудии переходного периода;
— Татьяна Ворожейкина, политолог, эксперт по проблемам развития и демократизации, преподаватель Свободного университета;
— Лев Гудков (ожидается подтверждение), научный руководитель Левада-Центра, автор предисловия к книге «XX век: проработка прошлого»;
— Сергей Лебедев, писатель, журналист, автор романов «Предел забвения», «Год кометы», «Люди августа», «Гусь Фриц», «Дебютант».
Модератор — Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts.
🔗 Зарегистрируйтесь, и мы пришлем вам ссылку на конференцию в зуме за час до ее начала.Материалы к разговору:
— Евгения Лёзина. XX век: проработка прошлого. Фрагменты книги на Полит.ру и в Репаблике.
— Евгения Лёзина. ВЧК и ее преемники: методы террора и практики дискриминации к 100-летию основания советской тайной полиции.
— Евгений Лёзина. Украинская люстрация. Два года спустя.
— Евгения Лёзина. Механизмы люстрации и открытия архивов в некоторых странах ЦВЕ.
— Евгения Лёзина. Разница в подходах к расчету с коммунистическим прошлым.
— Евгения Лёзина. Юридическо-правовая проработка прошлого ГДР в объединенной Германии.
— Евгения Лёзина. Люстрация и открытие архивов в странах Центральной и Восточной Европы.
— Евгения Лёзина. Преподавание истории Холокоста и Второй мировой войны в немецких школах.
— Евгения Лёзина. Трансформация политической культуры в посттоталитарных обществах: постсоветская Россия и поствоенная ФРГ в сравнительной перспективе.
— Лев Гудков. Преодолевая равнодушие, страх и молчание. Предисловие к книге Евгении Лёзиной.
— Николай Бобринский, Станислав Дмитриевский. Между местью и забвением.
— Николай Бобринский, Станислав Дмитриевский. После диктатуры.
— Татьяна Ворожейкина. Прощание с авторитаризмом: уроки испанского.
— Елена Фанайлова. Память, говори. Разговор с Сергеем Лебедевым, автором «Предела забвения», и Марией Степановой, автором «Памяти памяти».
— Сергей Лебедев о заброшенных трудовых лагерях на севере России и необходимости похоронить погибших.
— Разговор Сергея Лебедева и Юрия Дмитриева.
— Сергей Лебедев о Юрии Дмитриеве.
— Сергей Лебедев о репрессивном сознании.
«Стать центром сопротивления насилию…». К истории создания общества «Мемориал»
(фрагмент из книги Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)! Поразительно, что идеи, бывшие очевидными для демократического движения в Восточной Европе конца 1980-х (Польша, Венгрия, Чехия, ГДР, страны Балтии…), в СССР оставались уделом маргиналов даже внутри «Мемориала», не ставшего основой для формирования демократического движения.
Проект «Мемориала» был рожден из неформального движения, возникшего в СССР в начале перестройки. В июне 1987 года на одном из заседаний Клуба социальных инициатив 35-летний сотрудник Государственного геологического музея, геолог Юрий Самодуров представил идею народного проекта «Памятник». Он предполагал реализацию высказанного еще в хрущевские времена предложения о сооружении мемориала жертвам репрессий. […] Один из организаторов Клуба социальных инициатив, бывший политзаключенный Вячеслав Игрунов предложил […] создать мемориальный комплекс, включающий музей, архив, библиотеку, кино- и конференц-залы. Такой комплекс мог бы стать «центром сопротивления насилию, где бы оно не совершалось. Сегодня, завтра и всегда».
[…] Инициатива по сбору подписей на улицах города вызвала жесткую реакцию со стороны милиции и КГБ: акции заканчивались задержаниями и штрафами, некоторые активисты сталкивались с преследованиями на работе. […] 20 января 1988 года в «Литературной газете» появилась статья Юрия Щекочихина, рассказывающая о сборе подписей в фойе им. Ермоловой. Эта публикация привлекла новых активистов, сбор подписей распространился на всю страну. […] На волне растущей поддержки движения со стороны общества и СМИ возникла идея регистрации движения в форме всесоюзной организации. […]
25 июня у Дворца спорта Динамо в Москве состоялся организованный «Мемориалом» и согласованный с властями митинг, собравший около 300 человек. В ходе этой беспрецедентной для СССР массовой акции […] Юрию Афанасьеву и Элему Климову было передано 45 тыс подписей в поддержку «Мемориала». Перед участниками митинга выступил Андрей Сахаров.
Растущее низовое движение вызвало раздражение у руководства страны, но уровень общественной поддержки сдерживал открытое преследование активистов. Вместо этого власти попытались перехватить инициативу. 1 июля на закрытии XIX Всесоюзной конференции КПСС Горбачев высказал предложение о памятнике, не упоминая, однако, ни о «Мемориале», ни о проекте мемориального комплекса. 4 июля Политбюро ЦК КПСС приняло постановление о необходимости воздвигнуть в Москве памятник жертвам беззаконий и репрессий […].
[Далее Евгения рассказывает, как летом 1988 внутри движения шли споры – идти ли на сотрудничество с властями, и если да, то до какого предела. Меньшинство отстаивало идею воссоздания гражданского общества, создания явочным порядком независимых структур, чтобы «Мемориал» не превратился в контролируемую партаппаратом организацию. ]
В конце августа 1988 было обнародовано обращение «О мемориале жертвам репрессий» четырех представителей инициативной группы […], заявивших «о невозможности разрыва общества с репрессивным прошлым при сохранении в неприкосновенности государственной основы «подсистемы страха» в лице всесильного советского гестапо КГБ». Они призывали добиваться роспуска КГБ […], прекращения деятельности многомилионной армии стукачей, рассекречивания и широкого опубликования архивов КГБ, чтобы все желающие могли ознакомиться с делами безвинно репрессированных за весь период существования ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ.
Авторы обращения призывали «добиваться признания в качестве наиболее подходящего места для размещения общесоюзного мемориального комплекса памяти жертв репрессий нынешней штаб-квартиры КГБ на Лубянке […]» Письмо содержало требования настоящих политических реформ. Однако озвученные требования оказались лишь «особым мнением», не нашедшим поддержки у остальных основателей «Мемориала» и оставшихся на периферии движения.
(продолжение следует)
(фрагмент из книги Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)! Поразительно, что идеи, бывшие очевидными для демократического движения в Восточной Европе конца 1980-х (Польша, Венгрия, Чехия, ГДР, страны Балтии…), в СССР оставались уделом маргиналов даже внутри «Мемориала», не ставшего основой для формирования демократического движения.
Проект «Мемориала» был рожден из неформального движения, возникшего в СССР в начале перестройки. В июне 1987 года на одном из заседаний Клуба социальных инициатив 35-летний сотрудник Государственного геологического музея, геолог Юрий Самодуров представил идею народного проекта «Памятник». Он предполагал реализацию высказанного еще в хрущевские времена предложения о сооружении мемориала жертвам репрессий. […] Один из организаторов Клуба социальных инициатив, бывший политзаключенный Вячеслав Игрунов предложил […] создать мемориальный комплекс, включающий музей, архив, библиотеку, кино- и конференц-залы. Такой комплекс мог бы стать «центром сопротивления насилию, где бы оно не совершалось. Сегодня, завтра и всегда».
[…] Инициатива по сбору подписей на улицах города вызвала жесткую реакцию со стороны милиции и КГБ: акции заканчивались задержаниями и штрафами, некоторые активисты сталкивались с преследованиями на работе. […] 20 января 1988 года в «Литературной газете» появилась статья Юрия Щекочихина, рассказывающая о сборе подписей в фойе им. Ермоловой. Эта публикация привлекла новых активистов, сбор подписей распространился на всю страну. […] На волне растущей поддержки движения со стороны общества и СМИ возникла идея регистрации движения в форме всесоюзной организации. […]
25 июня у Дворца спорта Динамо в Москве состоялся организованный «Мемориалом» и согласованный с властями митинг, собравший около 300 человек. В ходе этой беспрецедентной для СССР массовой акции […] Юрию Афанасьеву и Элему Климову было передано 45 тыс подписей в поддержку «Мемориала». Перед участниками митинга выступил Андрей Сахаров.
Растущее низовое движение вызвало раздражение у руководства страны, но уровень общественной поддержки сдерживал открытое преследование активистов. Вместо этого власти попытались перехватить инициативу. 1 июля на закрытии XIX Всесоюзной конференции КПСС Горбачев высказал предложение о памятнике, не упоминая, однако, ни о «Мемориале», ни о проекте мемориального комплекса. 4 июля Политбюро ЦК КПСС приняло постановление о необходимости воздвигнуть в Москве памятник жертвам беззаконий и репрессий […].
[Далее Евгения рассказывает, как летом 1988 внутри движения шли споры – идти ли на сотрудничество с властями, и если да, то до какого предела. Меньшинство отстаивало идею воссоздания гражданского общества, создания явочным порядком независимых структур, чтобы «Мемориал» не превратился в контролируемую партаппаратом организацию. ]
В конце августа 1988 было обнародовано обращение «О мемориале жертвам репрессий» четырех представителей инициативной группы […], заявивших «о невозможности разрыва общества с репрессивным прошлым при сохранении в неприкосновенности государственной основы «подсистемы страха» в лице всесильного советского гестапо КГБ». Они призывали добиваться роспуска КГБ […], прекращения деятельности многомилионной армии стукачей, рассекречивания и широкого опубликования архивов КГБ, чтобы все желающие могли ознакомиться с делами безвинно репрессированных за весь период существования ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ.
Авторы обращения призывали «добиваться признания в качестве наиболее подходящего места для размещения общесоюзного мемориального комплекса памяти жертв репрессий нынешней штаб-квартиры КГБ на Лубянке […]» Письмо содержало требования настоящих политических реформ. Однако озвученные требования оказались лишь «особым мнением», не нашедшим поддержки у остальных основателей «Мемориала» и оставшихся на периферии движения.
(продолжение следует)
Не могу не поделиться прекрасным, via филолог Олег Проскурин
https://ria.ru/20211119/kniga-1759730777.html
Отвечая на вопросы об актуальности издания и современной русской философии, руководитель сектора Института философии РАН отметил, что "наиболее перспективными могут стать исследования, посвященные осмыслению самобытности цивилизации России, ее традиционных духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей". Актуальным Черняев считает и популяризацию национального идейно-философского наследия, раскрытие его мирового значения.
"Такие исследования должны способствовать укреплению суверенитета нашей страны и повышению ее роли в мировом гуманитарном, культурном, научном и образовательном пространстве. Российская философская школа призвана стать одним из факторов "мягкой силы", обеспечивающей моральное лидерство России в мире", - убежден Черняев.
Вопреки расхожим представлениям, по его словам, философия – не отвлеченная наука, ее достижения востребованы смежными социально-гуманитарными науками. "В частности, история не может развиваться без понимания теории и закономерностей исторического процесса, которые укоренены в философских концепциях", - сказал собеседник агентства. Одна из проблем современной исторической науки, добавил он, заключается в том, что "история России пишется на основе концепций исторического развития, разработанных в западной философии", а "цивилизационный опыт Запада не совпадает с российским".
«Наша история не укладывается в прокрустово ложе западных теорий, в свете которых она выглядит сплошной чередой недоразумений и срывов, что отражается и на проблемах с учебниками русской истории. Историки России нуждаются в методологической помощи философов, которым предстоит разработать аутентичную концепцию исторического развития, соответствующую цивилизационной специфике России. Эта концепция должна способствовать защите исторической правды, обоснованию преемственности в развитии Российского государства и его исторически сложившегося единства, противодействовать фальсификациям", - считает Черняев.
https://ria.ru/20211119/kniga-1759730777.html
Отвечая на вопросы об актуальности издания и современной русской философии, руководитель сектора Института философии РАН отметил, что "наиболее перспективными могут стать исследования, посвященные осмыслению самобытности цивилизации России, ее традиционных духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей". Актуальным Черняев считает и популяризацию национального идейно-философского наследия, раскрытие его мирового значения.
"Такие исследования должны способствовать укреплению суверенитета нашей страны и повышению ее роли в мировом гуманитарном, культурном, научном и образовательном пространстве. Российская философская школа призвана стать одним из факторов "мягкой силы", обеспечивающей моральное лидерство России в мире", - убежден Черняев.
Вопреки расхожим представлениям, по его словам, философия – не отвлеченная наука, ее достижения востребованы смежными социально-гуманитарными науками. "В частности, история не может развиваться без понимания теории и закономерностей исторического процесса, которые укоренены в философских концепциях", - сказал собеседник агентства. Одна из проблем современной исторической науки, добавил он, заключается в том, что "история России пишется на основе концепций исторического развития, разработанных в западной философии", а "цивилизационный опыт Запада не совпадает с российским".
«Наша история не укладывается в прокрустово ложе западных теорий, в свете которых она выглядит сплошной чередой недоразумений и срывов, что отражается и на проблемах с учебниками русской истории. Историки России нуждаются в методологической помощи философов, которым предстоит разработать аутентичную концепцию исторического развития, соответствующую цивилизационной специфике России. Эта концепция должна способствовать защите исторической правды, обоснованию преемственности в развитии Российского государства и его исторически сложившегося единства, противодействовать фальсификациям", - считает Черняев.
РИА Новости
Институт философии РАН опубликовал новые факты об Ильине и Шпильрейн
Институт философии РАН, отмечающий 100-летие, издал книгу о своих первых сотрудниках, в которой раскрыты новые факты о жизни и трудах основателя - Густава... РИА Новости, 19.11.2021
Как правильные идеи не получили большинства
(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
Большинство создателей «Мемориала» не поддерживали идею свершения правосудия в отношении виновных в преступлениях сталинского времени, при этом выступая за публичное осуждение сталинизма. Такой позиции придерживались Юрий Афанасьев, Андрей Сахаров, Елена Боннэр. В августе 1988 не состоялась учредительная конференция «Мемориала»: КГБ и ЦК давили на учредителей (Союз архитекторов, Союз кинематографистов, Союз театральных деятелей, Союз художников, Союз дизайнеров, «Огонек» и Литературная газета»), которые были необходимы «Мемориалу», ведь по советскому законодательству условием регистрации общественной организации было наличие организаций-учредителей. Учредительную конференцию перенесли на октябрь 1988, но ЦК настаивал, что и она должна быть не учредительной, а подготовительной. Лёзина цитирует записку заведующего Идеологического отдела ЦК КПСС А.Капто:
«В результате проведенной работы с руководителями организаций-учредителей Общества была обеспечена договоренность, что они примут участие в проведении намеченного собрания, но не допустят, чтобы оно стало учредительной конференцией, чего добивалась значительная часть инициативной группы. Это условие после бурной дискуссии было принято членами общественного совета «Мемориала» и инициативной группой». В результате в октябре 1988 была проведена подготовительная конференция, на которой выступал Андрей Сахаров и др.
На ней звучали и голоса представителей «радикальной фракции», призывавших к свершению правосудия в отношении советского режима – к признанию сталинских преступлений преступлениями против человечности, отмене в отношении них срока давности, привлечению ответственных к суду, и, главное, к запрету деятельности органов государственной безопасности, «выполняющих в обществе функции тайной политической полиции», помещению их «под гласный контроль демократических институтов». Речь шла о необходимости добиться рассекречивания и передачи в общедоступные фонды архивов КГБ с делами жертв политических репрессий за весь период существования органов госбезопасности, звучала критика в адрес политической системы СССР.
[Это цитаты из выступления Юрия Скубко. Очень интересное интервью с ним см. тут: «Реально повлиять на ход событий мы не могли. Произошедшие политические изменения готовились в тиши кабинетов. Значительная часть партноменклатуры решила приватизировать для себя госсобственность, сделать ее капиталистической. Произошла своего рода Великая криминальная революция. Так что мы были лишь дымовой завесой. Может быть, отчасти и готовили общество к каким-то переменам, но, на самом деле, ни к каким серьезным изменениям ни “Мемориал”, ни ДС отношения не имели. Слава богу, что получилось так, что в тот момент, для того, чтобы осуществился переход от тоталитарного коммунизма к олигархическому бандитскому капитализму нужно было раскрыть архивы, поменять взгляды общества на недавнюю историю страны. Вся эта пертурбация была и в интересах тех сил, которые осуществили перемены. Благодаря создавшейся нише мы многое успели сделать»].
Однако подобные идеи – включая инициативы, касавшиеся привлечения виновных в массовых репрессиях к ответственности, вновь не нашли поддержки у большинства делегатов конференции. Активисты, высказывавшие такие предложения, были подвергнуты жесткой критике со стороны и представителей организаций-учредителей, и коллег по движению, придерживавшихся более умеренных взглядов. Звучали призывы перейти от конфронтации «к нормальной работе» с КГБ. Литературная газета (Е.Евтушенко) писала, что участники конференции «решительно высказались против попыток отдельных лиц, связанных с небезызвестным «Демократическим союзом», использовать святое дело «Мемориала» в своих неблаговидных целях».
(продолжение следует)
(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
Большинство создателей «Мемориала» не поддерживали идею свершения правосудия в отношении виновных в преступлениях сталинского времени, при этом выступая за публичное осуждение сталинизма. Такой позиции придерживались Юрий Афанасьев, Андрей Сахаров, Елена Боннэр. В августе 1988 не состоялась учредительная конференция «Мемориала»: КГБ и ЦК давили на учредителей (Союз архитекторов, Союз кинематографистов, Союз театральных деятелей, Союз художников, Союз дизайнеров, «Огонек» и Литературная газета»), которые были необходимы «Мемориалу», ведь по советскому законодательству условием регистрации общественной организации было наличие организаций-учредителей. Учредительную конференцию перенесли на октябрь 1988, но ЦК настаивал, что и она должна быть не учредительной, а подготовительной. Лёзина цитирует записку заведующего Идеологического отдела ЦК КПСС А.Капто:
«В результате проведенной работы с руководителями организаций-учредителей Общества была обеспечена договоренность, что они примут участие в проведении намеченного собрания, но не допустят, чтобы оно стало учредительной конференцией, чего добивалась значительная часть инициативной группы. Это условие после бурной дискуссии было принято членами общественного совета «Мемориала» и инициативной группой». В результате в октябре 1988 была проведена подготовительная конференция, на которой выступал Андрей Сахаров и др.
На ней звучали и голоса представителей «радикальной фракции», призывавших к свершению правосудия в отношении советского режима – к признанию сталинских преступлений преступлениями против человечности, отмене в отношении них срока давности, привлечению ответственных к суду, и, главное, к запрету деятельности органов государственной безопасности, «выполняющих в обществе функции тайной политической полиции», помещению их «под гласный контроль демократических институтов». Речь шла о необходимости добиться рассекречивания и передачи в общедоступные фонды архивов КГБ с делами жертв политических репрессий за весь период существования органов госбезопасности, звучала критика в адрес политической системы СССР.
[Это цитаты из выступления Юрия Скубко. Очень интересное интервью с ним см. тут: «Реально повлиять на ход событий мы не могли. Произошедшие политические изменения готовились в тиши кабинетов. Значительная часть партноменклатуры решила приватизировать для себя госсобственность, сделать ее капиталистической. Произошла своего рода Великая криминальная революция. Так что мы были лишь дымовой завесой. Может быть, отчасти и готовили общество к каким-то переменам, но, на самом деле, ни к каким серьезным изменениям ни “Мемориал”, ни ДС отношения не имели. Слава богу, что получилось так, что в тот момент, для того, чтобы осуществился переход от тоталитарного коммунизма к олигархическому бандитскому капитализму нужно было раскрыть архивы, поменять взгляды общества на недавнюю историю страны. Вся эта пертурбация была и в интересах тех сил, которые осуществили перемены. Благодаря создавшейся нише мы многое успели сделать»].
Однако подобные идеи – включая инициативы, касавшиеся привлечения виновных в массовых репрессиях к ответственности, вновь не нашли поддержки у большинства делегатов конференции. Активисты, высказывавшие такие предложения, были подвергнуты жесткой критике со стороны и представителей организаций-учредителей, и коллег по движению, придерживавшихся более умеренных взглядов. Звучали призывы перейти от конфронтации «к нормальной работе» с КГБ. Литературная газета (Е.Евтушенко) писала, что участники конференции «решительно высказались против попыток отдельных лиц, связанных с небезызвестным «Демократическим союзом», использовать святое дело «Мемориала» в своих неблаговидных целях».
(продолжение следует)
Сегодня и завтра буду еще выкладывать фрагменты из главы про создание «Мемориала» по замечательной книге Евгении Лёзиной «ХХ век. Проработка прошлого» (ее обсуждение – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра – приходите). Не потому, что сейчас «Мемо» хотят закрыть, а потому, что здесь Евгения раскрывает, мне кажется, одну из важных причин неудачи постсоветского транзита в России.
В 1991-93 российский политический класс занимался чем угодно, но не переучреждением государства, не попыткой дизайна и имплементации демократической политической системы (см. «Авторитарную Россию» Владимира Гельмана). Конструирование политической системы казалось всем вторичной задачей по сравнению с спасением экономики. В результате и в экономике все было ужасно до 1999 года, и социальный капитал + все институты рухнули в пропасть, и вместо демократии было что-то вроде «войны всех против всех без правил». Неудивительно, что вышли мы из этого периода с сильнейшим спросом на авторитаризм, на «сильную руку», порядок и восстановление статуса «великой державы», (само)удовлетворением которого занимаемся уже 22 года.
Траектория трансформации в России очень быстро разошлись со странами Восточной Европы, где, несмотря на те же экономические проблемы, в начале 1990-х происходили не только приватизация свободные цены, но и переучреждение государств на началах демократии и прав человека. Почему так?
Книга Евгении Лёзиной убедительно показывает, что без проработки прошлого невозможен переход к режиму, где главенствует право. Просто логически невозможен: нельзя на обломках тоталитарной системы выстроить нечто иное, не разбираясь параллельно с преступлениями тоталитаризма. Если прошлые преступления не проговорены и не осуждены, если не предпринято усилий, чтобы они не повторились, если параллельно продолжают совершаться новые преступления и безумства (экономическая политика начала 1990-х), то откуда возьмётся правовое государство? Даже для его ростка нет места.
Поразительно, но условия для того, чтобы все произошло именно так, возникли уже в 1988-1990. Именно это показывает глава о «Мемориале» из книги Лёзиной. В то время как в странах Восточной Европы и Балтии возникли сильные «Народные фронты», которые на рубеже 1980-90-х выступили двигателем переучреждения государства, у нас демократическое движение толком не сформировалось, оставшись уделом маргиналов.
В 1988-1990 я очень часто бывал на Пушкинской площади (тогдашний московский гайдпарк и центр распространения демократической литературы). В свои 18-19 я был, наверное, одним из самых внимательных читателей всех тогдашних публикаций – и про историю советских репрессий, и про политику с экономикой. Но и тогдашнему мне бородатые дяди-демократы (и тети) годами 20-30 старше, распространявшие на Пушке свою напечатанную черт знает на чем литературу, казались диссидентским анахронизмом, они воспринимались как очень сильно outdated и biased. В их литературе, казалось мне тогда, интересные идеи сильно разбавлены жаждой мести.
Почему правильные идеи, ставшие в ЦВЕ руководствам к реформам, в России совершенно не сыграли? Ведь тогда казалось, что во всей этой части суши идет единый процесс, и козыри на руках одни и те же. Большую роль в этом сыграли предыдущие 70+ лет репрессий и слабость демократического движения. Но, возможно, «Мемориал» мог вырасти в такое движение. Однако КПСС и КГБ тогда сделали все для того, чтобы этого не произошло. Это была, наверное, одна из последних успешных спецопераций, проведенных руководством СССР. Фрагменты из настоятельно рекомендуемой к прочтению книги Евгении Лёзиной показывают, как она была организована.
В 1991-93 российский политический класс занимался чем угодно, но не переучреждением государства, не попыткой дизайна и имплементации демократической политической системы (см. «Авторитарную Россию» Владимира Гельмана). Конструирование политической системы казалось всем вторичной задачей по сравнению с спасением экономики. В результате и в экономике все было ужасно до 1999 года, и социальный капитал + все институты рухнули в пропасть, и вместо демократии было что-то вроде «войны всех против всех без правил». Неудивительно, что вышли мы из этого периода с сильнейшим спросом на авторитаризм, на «сильную руку», порядок и восстановление статуса «великой державы», (само)удовлетворением которого занимаемся уже 22 года.
Траектория трансформации в России очень быстро разошлись со странами Восточной Европы, где, несмотря на те же экономические проблемы, в начале 1990-х происходили не только приватизация свободные цены, но и переучреждение государств на началах демократии и прав человека. Почему так?
Книга Евгении Лёзиной убедительно показывает, что без проработки прошлого невозможен переход к режиму, где главенствует право. Просто логически невозможен: нельзя на обломках тоталитарной системы выстроить нечто иное, не разбираясь параллельно с преступлениями тоталитаризма. Если прошлые преступления не проговорены и не осуждены, если не предпринято усилий, чтобы они не повторились, если параллельно продолжают совершаться новые преступления и безумства (экономическая политика начала 1990-х), то откуда возьмётся правовое государство? Даже для его ростка нет места.
Поразительно, но условия для того, чтобы все произошло именно так, возникли уже в 1988-1990. Именно это показывает глава о «Мемориале» из книги Лёзиной. В то время как в странах Восточной Европы и Балтии возникли сильные «Народные фронты», которые на рубеже 1980-90-х выступили двигателем переучреждения государства, у нас демократическое движение толком не сформировалось, оставшись уделом маргиналов.
В 1988-1990 я очень часто бывал на Пушкинской площади (тогдашний московский гайдпарк и центр распространения демократической литературы). В свои 18-19 я был, наверное, одним из самых внимательных читателей всех тогдашних публикаций – и про историю советских репрессий, и про политику с экономикой. Но и тогдашнему мне бородатые дяди-демократы (и тети) годами 20-30 старше, распространявшие на Пушке свою напечатанную черт знает на чем литературу, казались диссидентским анахронизмом, они воспринимались как очень сильно outdated и biased. В их литературе, казалось мне тогда, интересные идеи сильно разбавлены жаждой мести.
Почему правильные идеи, ставшие в ЦВЕ руководствам к реформам, в России совершенно не сыграли? Ведь тогда казалось, что во всей этой части суши идет единый процесс, и козыри на руках одни и те же. Большую роль в этом сыграли предыдущие 70+ лет репрессий и слабость демократического движения. Но, возможно, «Мемориал» мог вырасти в такое движение. Однако КПСС и КГБ тогда сделали все для того, чтобы этого не произошло. Это была, наверное, одна из последних успешных спецопераций, проведенных руководством СССР. Фрагменты из настоятельно рекомендуемой к прочтению книги Евгении Лёзиной показывают, как она была организована.
Как КГБ и КПСС боролись с «Мемориалом»
(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
Как свидетельствуют доступные документы того периода, власти были главным образом обеспокоены не столько идеями создания памятника или проведения реабилитации жертв сталинских репрессий (этими вопросами они были готовы заниматься сами, правда на своих условиях), сколько критикой в адрес советской системы и действующего партийного аппарата, а также возможным привлечением к ответственности виновных в нарушении прав человека.
Так, в записке заведующего Идеологическим отделом ЦК КПСС Александра Капто, посвященной октябрьской конференции «Мемориала», жестко осуждались участники встречи, выражавшие критику в адрес властей и выступавшие с инициативами, выходившими за рамки дозволенного. «Ряд ораторов, - писал Капто [перечисляются поименно, но я опущу – Б.Г.], - допускали грубые выпады против недавнего утверждения указов о собраниях, […], о правомочиях внутренних войск МВД, высказывались против однопартийной системы, […] предлагали, чтобы общество «Мемориал» занималось сбором и расследованием материалов о репрессиях не только в СССР, но и других социалистических странах. […] В ходе совещания предпринимались попытки провести голосование за придание ему статуса учредительной конференции, которые удалось нейтрализовать благодаря выступлениям представителей организаций-учредителей».
Капто вторил председатель КГБ СССР Владимир Крючков в своей записке в ЦК КПСС от 16 ноября 1988: «Работу конференции, ее ярко выраженную политическую, а в отдельных случаях антипартийную направленность определили выступления представителей «московской инициативной группы «Мемориал»», «демократического союза», «московского народного фронта», неофициальных журналов «Гласность», «Экспресс-хроника», а также ряда других лиц, известных своими антиобщественными выступлениями». [Записка эта называется «О провокационных выступлениях отдельных участников конференции…»] Особенно неприятно поразила шефа КГБ речь Юрия Скубко, отметившего, что «действующая в нашей стране политическая система, несмотря на перестройку, остается системой действующего сталинизма» […].
Представления о мерах, предпринимаемых властями для нейтрализации независимых активистов, может дать секретная записка, направленная 11 ноября в ЦК КПСС руководителями нескольких отделов ЦК и московского горкома партии. В ней авторы выражают особую обеспокоенность тем, что в «Мемориал» «входят некоторые экстремистски настроенные лица, в т.ч. являющиеся членами незарегистрированных организаций типа так называемого «демократического союза»». Стремление таких активистов «захватить лидерство в движении» могло, по мнению высокопоставленных партийных чиновников, привести «при негативном развитии событий» «к образованию новой общественно-политической организации, которая будет находиться в конфронтации с партийными и советскими органами».
Итак, именно независимая гражданская инициатива, неподконтрольная партийному руководству, больше всего страшила представителей партаппарата. В итоге ими предлагался ряд мер, нацеленных на предотвращение развития независимого гражданского движения, «чтобы предотвратить монополию обсуждения и трактовки всего комплекса вопросов, касающихся репрессий».
[Меры противодействия были разработаны следующие:
1) Перехват инициативы (всесоюзный конкурс на проект памятника жертвам репрессий, раскрытие в СМИ работы под руководством ЦК КПСС по раскрытию исторической правды);
2) Размыть активистское ядро, включив в него «правильных активистов» - Совет ветеранов, Комитет советских женщин, профсоюзы, другие союзы и организации,
3) Создать не общество, а фонд «Мемориал», чтобы снизить его будущее общественное влияние,
4) Влиять в выгодную власти сторону через своих ставленников внутри – имена перечислять не буду, но они интересные – см. книгу.]
Продолжение следует
(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
Как свидетельствуют доступные документы того периода, власти были главным образом обеспокоены не столько идеями создания памятника или проведения реабилитации жертв сталинских репрессий (этими вопросами они были готовы заниматься сами, правда на своих условиях), сколько критикой в адрес советской системы и действующего партийного аппарата, а также возможным привлечением к ответственности виновных в нарушении прав человека.
Так, в записке заведующего Идеологическим отделом ЦК КПСС Александра Капто, посвященной октябрьской конференции «Мемориала», жестко осуждались участники встречи, выражавшие критику в адрес властей и выступавшие с инициативами, выходившими за рамки дозволенного. «Ряд ораторов, - писал Капто [перечисляются поименно, но я опущу – Б.Г.], - допускали грубые выпады против недавнего утверждения указов о собраниях, […], о правомочиях внутренних войск МВД, высказывались против однопартийной системы, […] предлагали, чтобы общество «Мемориал» занималось сбором и расследованием материалов о репрессиях не только в СССР, но и других социалистических странах. […] В ходе совещания предпринимались попытки провести голосование за придание ему статуса учредительной конференции, которые удалось нейтрализовать благодаря выступлениям представителей организаций-учредителей».
Капто вторил председатель КГБ СССР Владимир Крючков в своей записке в ЦК КПСС от 16 ноября 1988: «Работу конференции, ее ярко выраженную политическую, а в отдельных случаях антипартийную направленность определили выступления представителей «московской инициативной группы «Мемориал»», «демократического союза», «московского народного фронта», неофициальных журналов «Гласность», «Экспресс-хроника», а также ряда других лиц, известных своими антиобщественными выступлениями». [Записка эта называется «О провокационных выступлениях отдельных участников конференции…»] Особенно неприятно поразила шефа КГБ речь Юрия Скубко, отметившего, что «действующая в нашей стране политическая система, несмотря на перестройку, остается системой действующего сталинизма» […].
Представления о мерах, предпринимаемых властями для нейтрализации независимых активистов, может дать секретная записка, направленная 11 ноября в ЦК КПСС руководителями нескольких отделов ЦК и московского горкома партии. В ней авторы выражают особую обеспокоенность тем, что в «Мемориал» «входят некоторые экстремистски настроенные лица, в т.ч. являющиеся членами незарегистрированных организаций типа так называемого «демократического союза»». Стремление таких активистов «захватить лидерство в движении» могло, по мнению высокопоставленных партийных чиновников, привести «при негативном развитии событий» «к образованию новой общественно-политической организации, которая будет находиться в конфронтации с партийными и советскими органами».
Итак, именно независимая гражданская инициатива, неподконтрольная партийному руководству, больше всего страшила представителей партаппарата. В итоге ими предлагался ряд мер, нацеленных на предотвращение развития независимого гражданского движения, «чтобы предотвратить монополию обсуждения и трактовки всего комплекса вопросов, касающихся репрессий».
[Меры противодействия были разработаны следующие:
1) Перехват инициативы (всесоюзный конкурс на проект памятника жертвам репрессий, раскрытие в СМИ работы под руководством ЦК КПСС по раскрытию исторической правды);
2) Размыть активистское ядро, включив в него «правильных активистов» - Совет ветеранов, Комитет советских женщин, профсоюзы, другие союзы и организации,
3) Создать не общество, а фонд «Мемориал», чтобы снизить его будущее общественное влияние,
4) Влиять в выгодную власти сторону через своих ставленников внутри – имена перечислять не буду, но они интересные – см. книгу.]
Продолжение следует
«Этот «Мемориал», рвётся, видите, сильно»
(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
В конце ноября 1988 судьба «Мемориала» обсуждалась уже на самом высоком уровне – на заседании Политбюро ЦК КПСС. «Этот «Мемориал» рвётся, видите, сильно. Последние его действия свидетельствуют о попытке стать больше чем обществом», - открыл обсуждение Михаил Горбачев.
Секретарь ЦК Вадим Медведев отметил, что в ходе «довольно шумных собраний», проходивших в течение 2 дней [подготовительная конференция – октябрь 1988], высказывались «в том числе экстремистские» мнения. Медведев выразил сожаление, что «линия, проводимая через учредителей [представители творческих союзов], хотя и играет какую-то стабилизирующую роль, но недостаточно активно, и тон по-прежнему задает инициативная группа». Тем не менее предложения руководителей отделов ЦК и МГК КПСС были взяты на вооружение.
«Линия проводится через учредителей, через товарищей, которые работают на то, чтобы это общество было фондом, связанным с сооружением памятника, - докладывал Медведев. – Ведется линия на то, чтобы привлечь к этому начинанию не только те силы, которые вокруг него сгруппировались с самого начала, но и Комитет ветеранов войны и труда, другие общественные организации, жертв, людей, пострадавших от необоснованных репрессий. Таких людей, но занимающих правильные позиции, партийные позиции, абсолютное большинство. […] Вести линию на то, чтобы не превращать эту кампанию в создание нового общества, которое бы обладало всеми правами общественных организаций и могло бы развивать широкую общественную политическую деятельность».
[Далее на этом совещании состоялся дивный диалог]:
Капто: На сегодня есть ряд документов, которые они подготовили. Ситуация складывается так, что вряд ли им удастся в конце декабря провести «учредительное собрание».
Горбачев: В этом мы заинтересованы. Подключить надо Комитет ветеранов и др.
Капто: […] Эта идея у нас родилась, расширить количество участников за счет Комитета ветеранов, комсомола, профсоюзов, растворить наиболее экстремистски настроенное ядро и влить туда такие силы, опираясь на которые, мы могли бы проводить политику.
Горбачев: […] И я вам скажу, что если против этого течения сейчас пойти, - это будет конфликт. Но мы должны видеть, товарищи, что эти друзья-инициативники хотят использовать это дело, как некоторая часть экстремистов из «Народного фронта» использует перестройку. Они хотят создать еще одну общественную организацию, а потом потребовать все права. Они уже это делают. Со всеми правами. А что это за организация? При чем тут она? Одно дело – мемориал, память. Все это нужно делать. Нужно правильное направление. Надо над этим работать. […]
Лигачев: Я вот, Михаил Сергеевич, заметил, что подобное движение проявляется уже во многих областях, республиках, районах и городах. Совершенно ясно, что при самозарождении этого движения стояли люди, которые хотят использовать это в своих политических амбициях. В связи с этим я вношу предложение […]: поддержать это дело, но в рамках регионов, областей, краев, городов. Но ни в коем случае не идти на создание централизованной общественной организации с центром в Москве. […] Собирать все сюда – это уже значит создавать еще одну общественную организацию с совершенно непредсказуемыми последствиями. Мы это даже сейчас видим, как оно рождается. А когда начнет работать, то могут быть сложности. […]
Горбачев: Пусть они имеют свой, московский. Ничего. […] Видно, тут не в мемориале дело. Это «крыша» для другого. Правильно написал Капто в своей записке, что они хотят взять на себя миссию говорить и судить от имени народа, […] представить, что они совесть народа. И наконец, вот она – «трибуна». Говорили – обсуждать, смотреть. И вдруг выходит заявление в Америке о документах в дополнение к Конституции. Вот тебе и «московская трибуна!» […] Мы ведем это дело вяло, медленно. Поэтому и начинают эти вещи всплывать».
Продолжение следует
(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
В конце ноября 1988 судьба «Мемориала» обсуждалась уже на самом высоком уровне – на заседании Политбюро ЦК КПСС. «Этот «Мемориал» рвётся, видите, сильно. Последние его действия свидетельствуют о попытке стать больше чем обществом», - открыл обсуждение Михаил Горбачев.
Секретарь ЦК Вадим Медведев отметил, что в ходе «довольно шумных собраний», проходивших в течение 2 дней [подготовительная конференция – октябрь 1988], высказывались «в том числе экстремистские» мнения. Медведев выразил сожаление, что «линия, проводимая через учредителей [представители творческих союзов], хотя и играет какую-то стабилизирующую роль, но недостаточно активно, и тон по-прежнему задает инициативная группа». Тем не менее предложения руководителей отделов ЦК и МГК КПСС были взяты на вооружение.
«Линия проводится через учредителей, через товарищей, которые работают на то, чтобы это общество было фондом, связанным с сооружением памятника, - докладывал Медведев. – Ведется линия на то, чтобы привлечь к этому начинанию не только те силы, которые вокруг него сгруппировались с самого начала, но и Комитет ветеранов войны и труда, другие общественные организации, жертв, людей, пострадавших от необоснованных репрессий. Таких людей, но занимающих правильные позиции, партийные позиции, абсолютное большинство. […] Вести линию на то, чтобы не превращать эту кампанию в создание нового общества, которое бы обладало всеми правами общественных организаций и могло бы развивать широкую общественную политическую деятельность».
[Далее на этом совещании состоялся дивный диалог]:
Капто: На сегодня есть ряд документов, которые они подготовили. Ситуация складывается так, что вряд ли им удастся в конце декабря провести «учредительное собрание».
Горбачев: В этом мы заинтересованы. Подключить надо Комитет ветеранов и др.
Капто: […] Эта идея у нас родилась, расширить количество участников за счет Комитета ветеранов, комсомола, профсоюзов, растворить наиболее экстремистски настроенное ядро и влить туда такие силы, опираясь на которые, мы могли бы проводить политику.
Горбачев: […] И я вам скажу, что если против этого течения сейчас пойти, - это будет конфликт. Но мы должны видеть, товарищи, что эти друзья-инициативники хотят использовать это дело, как некоторая часть экстремистов из «Народного фронта» использует перестройку. Они хотят создать еще одну общественную организацию, а потом потребовать все права. Они уже это делают. Со всеми правами. А что это за организация? При чем тут она? Одно дело – мемориал, память. Все это нужно делать. Нужно правильное направление. Надо над этим работать. […]
Лигачев: Я вот, Михаил Сергеевич, заметил, что подобное движение проявляется уже во многих областях, республиках, районах и городах. Совершенно ясно, что при самозарождении этого движения стояли люди, которые хотят использовать это в своих политических амбициях. В связи с этим я вношу предложение […]: поддержать это дело, но в рамках регионов, областей, краев, городов. Но ни в коем случае не идти на создание централизованной общественной организации с центром в Москве. […] Собирать все сюда – это уже значит создавать еще одну общественную организацию с совершенно непредсказуемыми последствиями. Мы это даже сейчас видим, как оно рождается. А когда начнет работать, то могут быть сложности. […]
Горбачев: Пусть они имеют свой, московский. Ничего. […] Видно, тут не в мемориале дело. Это «крыша» для другого. Правильно написал Капто в своей записке, что они хотят взять на себя миссию говорить и судить от имени народа, […] представить, что они совесть народа. И наконец, вот она – «трибуна». Говорили – обсуждать, смотреть. И вдруг выходит заявление в Америке о документах в дополнение к Конституции. Вот тебе и «московская трибуна!» […] Мы ведем это дело вяло, медленно. Поэтому и начинают эти вещи всплывать».
Продолжение следует
Мемориал и КГБ: подружиться в регионах
(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – сегодня, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
В итоге Политбюро решило противодействовать созданию «Мемориала» как общественной, политической организации, и ускорить подготовку документов о политической оценке репрессий […]. Было предложено рекомендовать партийным органам на местах возглавить работу […] по увековечению памяти жертв репрессий […].
[Аналогичные меры применялись на местном уровне. Лёзина рассказывает, как Управление КГБ по Томской области разработало и провело «мероприятия, направленные на перехват инициативы и упреждение событий». Тогдашний сотрудник Томского УКГБ Валерий Уйманов (сейчас директор Томского областного краеведческого музея по работе с исторической памятью, руководитель Центра по изучению истории ГУЛАГа и музея «Следственная тюрьма НКВД, созданного активистами «Мемориала») рассказывает, что в деятельности созданного в декабре 1988 в Томске «Мемориала» поначалу превалировала «линия на конфронтацию с местными чекистами». Усилиями последних удалось этот тренд переломить, развив «отношения сотрудничества по проблемам взаимной заинтересованности». Избрание в совет томского «Мемориала» начальника 10-й архивной группы УКГБ подполковника Петрухина открыло «возможность влиять на обстановку в данной общественной организации».
Тактика КГБ была такая: активисты привлекались для работы с архивными материалами, «публикация которых была признана целесообразной в пропагандистских целях». Например, о пребывании в Томске в ссылке поэта Николая Клюева, о репрессированных в 30-е ученых, чекистах, представителях партийных и советских органов. Это позволило, пишет Уйманов, значительно нейтрализовать «аргумент об абсолютной закрытости архивов КГБ». В Томское УКГБ пригласили журналистов, показали архив, отдельные уголовные дела, в т.ч. на отца одного из участников встречи, сотрудники УКГБ опубликовали несколько материалов, отражающих работу по реабилитации. На этом фоне «действия Мемориала выглядели не столь убедительно».
Такая же работа проводилась в Омске – мероприятия «по повышению доверия трудящихся к деятельности органов госбезопасности и укреплению связи с общественностью (!! – Б.Г.) в условиях развития демократии и гласности». От отдельных членов «Мемориала» исходили «негативные тенденции»: они были недовольны «проводимой по инициативе КПСС работе по реабилитации граждан», собирались выступить «с требованием немедленного доступа ко всем архивам, наказания сотрудников НКВД». Но «позитивно настроенная часть группы, зная ясную позицию чекистов в этом вопросе, высказалась за необходимость тесного контакта с УКГБ в ходе подготовки учредительного собрания».
Настороженность отдельных членов инициативной группы в отношении сотрудников УКГБ удалось переломить за счет «заинтересованного отношения к содержанию работы будущего общества, достаточной открытости и компетентности в ответах на вопросы». «С пониманием значительной частью присутствующих было воспринято разъяснение о нецелесообразности полного открытия архивов КГБ ввиду возможных актов мести и других нежелательных последствий для будущего нашего общества». Напряжение упало, фамилии следователей не были оглашены. Далее Евгения Лёзина пишет:]
Одним из важнейших приоритетов для компартии и органов госбезопасности было не допустить выхода обсуждения советских репрессий за хронологические рамки сталинского периода. Ранее глава КГБ Чебриков заявил, что о реабилитации диссидентов, амнистированных в 1987-88 годах, не может быть и речи. Тайная полиция с тревогой следила за тем, чтобы в публичной сфере не возникал вопрос о привлечении к ответственности следователей НКВД и других лиц, причастных к репрессиям. Чекисты стремились пресечь любые попытки поднять вопрос об открытии архивов. Они и партийные органы заботились о недопущении любой независимой инициативы по выявлению преступников и поиску мест массовых захоронений жертв сталинского террора.
Окончание следует
(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – сегодня, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
В итоге Политбюро решило противодействовать созданию «Мемориала» как общественной, политической организации, и ускорить подготовку документов о политической оценке репрессий […]. Было предложено рекомендовать партийным органам на местах возглавить работу […] по увековечению памяти жертв репрессий […].
[Аналогичные меры применялись на местном уровне. Лёзина рассказывает, как Управление КГБ по Томской области разработало и провело «мероприятия, направленные на перехват инициативы и упреждение событий». Тогдашний сотрудник Томского УКГБ Валерий Уйманов (сейчас директор Томского областного краеведческого музея по работе с исторической памятью, руководитель Центра по изучению истории ГУЛАГа и музея «Следственная тюрьма НКВД, созданного активистами «Мемориала») рассказывает, что в деятельности созданного в декабре 1988 в Томске «Мемориала» поначалу превалировала «линия на конфронтацию с местными чекистами». Усилиями последних удалось этот тренд переломить, развив «отношения сотрудничества по проблемам взаимной заинтересованности». Избрание в совет томского «Мемориала» начальника 10-й архивной группы УКГБ подполковника Петрухина открыло «возможность влиять на обстановку в данной общественной организации».
Тактика КГБ была такая: активисты привлекались для работы с архивными материалами, «публикация которых была признана целесообразной в пропагандистских целях». Например, о пребывании в Томске в ссылке поэта Николая Клюева, о репрессированных в 30-е ученых, чекистах, представителях партийных и советских органов. Это позволило, пишет Уйманов, значительно нейтрализовать «аргумент об абсолютной закрытости архивов КГБ». В Томское УКГБ пригласили журналистов, показали архив, отдельные уголовные дела, в т.ч. на отца одного из участников встречи, сотрудники УКГБ опубликовали несколько материалов, отражающих работу по реабилитации. На этом фоне «действия Мемориала выглядели не столь убедительно».
Такая же работа проводилась в Омске – мероприятия «по повышению доверия трудящихся к деятельности органов госбезопасности и укреплению связи с общественностью (!! – Б.Г.) в условиях развития демократии и гласности». От отдельных членов «Мемориала» исходили «негативные тенденции»: они были недовольны «проводимой по инициативе КПСС работе по реабилитации граждан», собирались выступить «с требованием немедленного доступа ко всем архивам, наказания сотрудников НКВД». Но «позитивно настроенная часть группы, зная ясную позицию чекистов в этом вопросе, высказалась за необходимость тесного контакта с УКГБ в ходе подготовки учредительного собрания».
Настороженность отдельных членов инициативной группы в отношении сотрудников УКГБ удалось переломить за счет «заинтересованного отношения к содержанию работы будущего общества, достаточной открытости и компетентности в ответах на вопросы». «С пониманием значительной частью присутствующих было воспринято разъяснение о нецелесообразности полного открытия архивов КГБ ввиду возможных актов мести и других нежелательных последствий для будущего нашего общества». Напряжение упало, фамилии следователей не были оглашены. Далее Евгения Лёзина пишет:]
Одним из важнейших приоритетов для компартии и органов госбезопасности было не допустить выхода обсуждения советских репрессий за хронологические рамки сталинского периода. Ранее глава КГБ Чебриков заявил, что о реабилитации диссидентов, амнистированных в 1987-88 годах, не может быть и речи. Тайная полиция с тревогой следила за тем, чтобы в публичной сфере не возникал вопрос о привлечении к ответственности следователей НКВД и других лиц, причастных к репрессиям. Чекисты стремились пресечь любые попытки поднять вопрос об открытии архивов. Они и партийные органы заботились о недопущении любой независимой инициативы по выявлению преступников и поиску мест массовых захоронений жертв сталинского террора.
Окончание следует
Они победили
(окончание, по книге Евгении Лёзиной, ее обсуждение – сегодня, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
Резюмируя архивные изыскания, Лёзина отмечает:
Стоит признать определенный успех предпринятых властями усилий. После разногласий, возникших внутри инициативной группы «Мемориала» из-за невозможности проведения учредительной конференции в октябре 1988 года, группа фактически распалась. Активисты, выступавшие за радикальный разрыв с советским прошлым, за свершение правосудия, видевшие «Мемориал» общенациональным движением, со временем оказались отстранены от участия в его деятельности.
В силу разных причин, включая продолжающееся давление властей, победили более умеренные тенденции: вместо борьбы за открытие архивов органов госбезопасности, люстрацию и правосудие в отношении виновных в преступлениях советского режима была избрана линия на создание мемориала жертвам репрессий, увековечение памяти жертв и реализацию просветительских проектов.
[В январе 1989, перед мемориальской конференцией, Политбюро ЦК постановило организовать комиссии при советах народных депутатов для помощи реабилитированным, установления памятников жертвам репрессий и «содержания в надлежащем порядке мест их захоронения». ЦК ожидал, что местные группы «Мемориала» вольются в комиссии при райисполкомах, и отдельной организации «Мемориал» вообще не будет. Об этом в идеологическом отделе ЦК 13 января 1989 сказали Сахарову, Афанасьеву, Карякину. Были высказаны «замечания по проекту устава «Мемориала» […].
Представители «Мемориала» в ответ заявили (Сахаров), что «конференция состоится в любом случае, даже если ее придется проводить по квартирам»). И Идеологическому отделу ЦК было дано задание доработать с «Мемориалом» устав, а такому же отделу МГК – «провести беседы с коммунистами, членами оргкомитета конференции, общественного совета «Мемориала», ориентируя их на создание организации, деятельность которой проводилась бы в тесном сотрудничестве с советскими и партийными органами».]
В середине декабря 1988 года члены «Мемориала» были лишены доступа к банковскому счету, на который собирались деньги на памятник. В январе 1989, вспоминал Сахаров, замзав идеологическим отделом Александр Дегтярев в агрессивной форме заявил: Политбюро поручило создание памятника жертвам сталинских репрессий Минкультуры, а значит, деньги, собранные «Мемориалом», принадлежат ему.
[29-30 янв 1989 «Мемориал» провел учредительную конференцию – 462 делегата – 250 организаций и групп из 103 городов. Они приняли устав, согласованный с организациями-учредителями и ЦК.]
Одна из резолюций конференции призывала «провести общественный суд на Сталиным», но провозглашала отказ от уголовного преследования оставшихся в живых виновных в репрессиях советского времени «в интересах гуманности и милосердия». Другая говорила о необходимости участия представителей «Мемориала» в работе комиссий при советах народных депутатов. Но «Мемориал» не зарегистрировали, его положение, словами Сахарова, продолжало «оставаться крайне сложным и неопределенным». Московский «Мемориал» зарегистрировали в январе 1990, через месяц после смерти Сахарова, а всесоюзный – в апреле 1991. Основным направлением работы «Мемориала» стала историко-просветительское и правозащита.
После распада СССР советский тоталитарный режим так и не был публично осужден, его главные репрессивные органы не были запрещены, объявлены вне закона и распущены, высокопоставленные руководители компании и госбезопасности не были лишены возможности заниматься политической и иной публичной деятельностью. […] Ни один виновный в советских преступлениях не был привлечен к ответственности, а архивы секретных служб до сих пор фактически закрыты для исследователей. […] Российские улицы, города […] продолжают носить названия, увековечивающие память об октябрьском перевороте, советском режиме и его вождях. Как и три десятилетия назад, вопрос о декоммунизации России и проработке советского прошлого по-прежнему стоит на повестке дня.
(окончание, по книге Евгении Лёзиной, ее обсуждение – сегодня, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
Резюмируя архивные изыскания, Лёзина отмечает:
Стоит признать определенный успех предпринятых властями усилий. После разногласий, возникших внутри инициативной группы «Мемориала» из-за невозможности проведения учредительной конференции в октябре 1988 года, группа фактически распалась. Активисты, выступавшие за радикальный разрыв с советским прошлым, за свершение правосудия, видевшие «Мемориал» общенациональным движением, со временем оказались отстранены от участия в его деятельности.
В силу разных причин, включая продолжающееся давление властей, победили более умеренные тенденции: вместо борьбы за открытие архивов органов госбезопасности, люстрацию и правосудие в отношении виновных в преступлениях советского режима была избрана линия на создание мемориала жертвам репрессий, увековечение памяти жертв и реализацию просветительских проектов.
[В январе 1989, перед мемориальской конференцией, Политбюро ЦК постановило организовать комиссии при советах народных депутатов для помощи реабилитированным, установления памятников жертвам репрессий и «содержания в надлежащем порядке мест их захоронения». ЦК ожидал, что местные группы «Мемориала» вольются в комиссии при райисполкомах, и отдельной организации «Мемориал» вообще не будет. Об этом в идеологическом отделе ЦК 13 января 1989 сказали Сахарову, Афанасьеву, Карякину. Были высказаны «замечания по проекту устава «Мемориала» […].
Представители «Мемориала» в ответ заявили (Сахаров), что «конференция состоится в любом случае, даже если ее придется проводить по квартирам»). И Идеологическому отделу ЦК было дано задание доработать с «Мемориалом» устав, а такому же отделу МГК – «провести беседы с коммунистами, членами оргкомитета конференции, общественного совета «Мемориала», ориентируя их на создание организации, деятельность которой проводилась бы в тесном сотрудничестве с советскими и партийными органами».]
В середине декабря 1988 года члены «Мемориала» были лишены доступа к банковскому счету, на который собирались деньги на памятник. В январе 1989, вспоминал Сахаров, замзав идеологическим отделом Александр Дегтярев в агрессивной форме заявил: Политбюро поручило создание памятника жертвам сталинских репрессий Минкультуры, а значит, деньги, собранные «Мемориалом», принадлежат ему.
[29-30 янв 1989 «Мемориал» провел учредительную конференцию – 462 делегата – 250 организаций и групп из 103 городов. Они приняли устав, согласованный с организациями-учредителями и ЦК.]
Одна из резолюций конференции призывала «провести общественный суд на Сталиным», но провозглашала отказ от уголовного преследования оставшихся в живых виновных в репрессиях советского времени «в интересах гуманности и милосердия». Другая говорила о необходимости участия представителей «Мемориала» в работе комиссий при советах народных депутатов. Но «Мемориал» не зарегистрировали, его положение, словами Сахарова, продолжало «оставаться крайне сложным и неопределенным». Московский «Мемориал» зарегистрировали в январе 1990, через месяц после смерти Сахарова, а всесоюзный – в апреле 1991. Основным направлением работы «Мемориала» стала историко-просветительское и правозащита.
После распада СССР советский тоталитарный режим так и не был публично осужден, его главные репрессивные органы не были запрещены, объявлены вне закона и распущены, высокопоставленные руководители компании и госбезопасности не были лишены возможности заниматься политической и иной публичной деятельностью. […] Ни один виновный в советских преступлениях не был привлечен к ответственности, а архивы секретных служб до сих пор фактически закрыты для исследователей. […] Российские улицы, города […] продолжают носить названия, увековечивающие память об октябрьском перевороте, советском режиме и его вождях. Как и три десятилетия назад, вопрос о декоммунизации России и проработке советского прошлого по-прежнему стоит на повестке дня.
Первое предварительное заседание суда по «Мемориалу». Трансляция - в мемориальском канале @polniypc. «Мемориал» защищают замечательные адвокаты и юристы:
Илья Новиков, Мария Эйсмонт, Михаил Бирюков.
Григорий Вайпан, Татьяна Глушкова, Анастасия Гарина, Наталья Морозова, Наталья Секретарёва.
Фрагмент начала:
Адвокат Эйсмонт объясняет, что в резолютивной части были доказательства того, что "Мемориал" вовремя исполнил решения.
Прокурор: истец никогда не говорил, что общество не исправляло своих нарушений.
А вот тут https://m.youtube.com/watch?v=QmRlgERkong см подготовленное Сахаровским центром видео, где около 70 друзей «Мемориала» говорят о нем: по 3-5 мин каждый. Ким, Немировская, Рубинштейн, Морозов, Рогов, Медведев, Гельман, Ворожейкина, Романова, Панфилова, Травин, Юдин, Гаазе, Венявкин, Прохорова, Сидорович, Ростова,,Солдатов и Бороган, Немцев,,Архангельский, Гонтмахер, Аузан, Гусейнов и многие другие.
#МыМемориал
#MeMemorial
Илья Новиков, Мария Эйсмонт, Михаил Бирюков.
Григорий Вайпан, Татьяна Глушкова, Анастасия Гарина, Наталья Морозова, Наталья Секретарёва.
Фрагмент начала:
Адвокат Эйсмонт объясняет, что в резолютивной части были доказательства того, что "Мемориал" вовремя исполнил решения.
Прокурор: истец никогда не говорил, что общество не исправляло своих нарушений.
А вот тут https://m.youtube.com/watch?v=QmRlgERkong см подготовленное Сахаровским центром видео, где около 70 друзей «Мемориала» говорят о нем: по 3-5 мин каждый. Ким, Немировская, Рубинштейн, Морозов, Рогов, Медведев, Гельман, Ворожейкина, Романова, Панфилова, Травин, Юдин, Гаазе, Венявкин, Прохорова, Сидорович, Ростова,,Солдатов и Бороган, Немцев,,Архангельский, Гонтмахер, Аузан, Гусейнов и многие другие.
#МыМемориал
#MeMemorial
YouTube
Мы поддерживаем Мемориал
Накануне судов о ликвидации правозащитного центра “Мемориал” и “Международного Мемориала” 74 правозащитника, политолога, социолога, историка, журналиста, общественных и культурных деятеля рассказывают о том, почему "Мемориал" это важно для всей страны, а…
Forwarded from Радио Сахаров
Почему Россия отстала? Обсуждение новой книги Дмитрия Травина. 25 ноября
В ноябре 2021 года, когда стало совсем очевидно, что Россия провалила очередную попытку модернизации, издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге выпустило новую книгу известного исследователя модернизации Дмитрия Травина, озаглавленную актуальным вопросом: «Почему Россия отстала?». Она рассказывает о том, что позволило европейским странам вырваться вперёд, заложив фундамент современной экономики и общества, и почему Россия шла другим путём.
По-журналистски увлекательная, очень поэтичная и легко написанная, но в то же время концептуально выверенная, новая работа Дмитрия Травина объясняет российское отставание на старте ее периферийным положением и незащищенностью от набегов с юга и востока. Эти факторы сформировали специфику исторического пути России, породив в дальнейшем новые проблемы и одновременно желание преодолеть отсталость. Но это не приговор, в обоих факторах ничего фатального, уверен Травин: петляя, ошибаясь, ища собственную дорогу, мы вновь и вновь выходили на магистральный путь социального развития, и наверняка сделаем это еще раз.
В разговоре участвуют:
— Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в СПб, научный руководитель Центра исследований модернизации;
— Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts.
Зарегистрируйтесь, и мы пришлем вам ссылку на зум-конференцию за час до ее начала.
Материалы к разговору:
‣ «Опоздавшая держава». Радио Свобода
‣ «Россия много веков не может угнаться за лидерами, но "культурный код" здесь ни при чем». Росбалт
‣ «Православие не вредит экономике». Медиапроект S-T-O-L
‣ «О книге "Почему Россия отстала?"». Радио Эхо Москвы
‣ «Особые истории с Дмитрием Травиным: почему Россия отстала?». Радио Эхо Москвы
В ноябре 2021 года, когда стало совсем очевидно, что Россия провалила очередную попытку модернизации, издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге выпустило новую книгу известного исследователя модернизации Дмитрия Травина, озаглавленную актуальным вопросом: «Почему Россия отстала?». Она рассказывает о том, что позволило европейским странам вырваться вперёд, заложив фундамент современной экономики и общества, и почему Россия шла другим путём.
По-журналистски увлекательная, очень поэтичная и легко написанная, но в то же время концептуально выверенная, новая работа Дмитрия Травина объясняет российское отставание на старте ее периферийным положением и незащищенностью от набегов с юга и востока. Эти факторы сформировали специфику исторического пути России, породив в дальнейшем новые проблемы и одновременно желание преодолеть отсталость. Но это не приговор, в обоих факторах ничего фатального, уверен Травин: петляя, ошибаясь, ища собственную дорогу, мы вновь и вновь выходили на магистральный путь социального развития, и наверняка сделаем это еще раз.
В разговоре участвуют:
— Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в СПб, научный руководитель Центра исследований модернизации;
— Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts.
Зарегистрируйтесь, и мы пришлем вам ссылку на зум-конференцию за час до ее начала.
Материалы к разговору:
‣ «Опоздавшая держава». Радио Свобода
‣ «Россия много веков не может угнаться за лидерами, но "культурный код" здесь ни при чем». Росбалт
‣ «Православие не вредит экономике». Медиапроект S-T-O-L
‣ «О книге "Почему Россия отстала?"». Радио Эхо Москвы
‣ «Особые истории с Дмитрием Травиным: почему Россия отстала?». Радио Эхо Москвы