Советское жилое наследие: дар или обременение?

Во вторник, 16 ноября в 19.00 в зуме Высшей школы урбанистики будет мощнейшая дискуссия о том, как люди в постсоциалистических странах относятся к наследию эпохи массового жилищного строительства. Почему мы так низко его ценим, и даже «реновацией» называем не реновацию, а снос и постройку нового на старом месте? Участвуют Филипп Мойзер, Куба Снопек и др. замечательные исследователи. Приходите и приглашайте всех, кому интересна эта тема (регистрация тут)!! Разговор будет проходить на русском и английском языках с синхронным переводом.

***
После завершения сталинского правления государство стремилось решить задачу максимально быстро и дешево обеспечить жильем огромное количество граждан, которые переселились в города во время довоенной урбанизации и индустриализации. Несколько десятилетий новые горожане лишь в малой степени пользовались городскими благами, живя в предельно некомфортных условиях. Идеология СССР подразумевала единый стандарт жилья для советских граждан. Процесс и особенности работы системы по созданию такого жилья детально описан в книге немецкого архитектора Филиппа Мойзера «Жилищное строительство в СССР 1955–1985. Архитектура хрущевского и брежневского времени», которая вышла на русском в 2021 году.

В условиях плановой экономики, бесплатной (принадлежащей государству) земли и всеобщей бедности решением задачи массового жилищного строительства стали типовые проекты с низкой плотностью расселения. Здания сооружались из материалов, которые были плохого качества и в дефиците. Эти черты массового жилищного строительства в СССР до сих пор мешают россиянам воспринимать панельную архитектуру хрущевского и брежневского времени как нечто ценное. В России, в отличие от стран Восточной Европы, почти не реализуются проекты, делающие это жилье более комфортным и приспособленным к современным требованиям.

Многие в России уверены, что лучший вариант – снести «морально устаревшее» жилье, построив на его месте новое. Однако, например, вместе с «хрущевками» уходит дух времени, исчезают уютные зеленые дворики, в которых за 60 лет выросли большие деревья и разрослись кустарники, уменьшается количество малогабаритных дешевых квартир в районах с развитой инфраструктурой. Ликвидируется неплотная застройка, где многие жители знакомы друг с другом и вступают в добрососедские отношения. Заслуживает ли архитектура массового жилищного строительства такого отношения? Возможны ли альтернативные сценарии развития районов массовой застройки советского периода?

В дискуссии участвуют:
Филипп Мойзер, исследователь советской архитектуры, автор книги «Жилищное строительство в СССР 1955-1985. Архитектура хрущевского и брежневского времени», основатель издательства DOM Publishers, руководитель архитектурное бюро Meuser Architekten BDA;

Мария Мельникова, городская планировщица, научная сотрудница Центра компетенций по крупным жилым массивам (Берлин), участница урбанистической команды UrbanБайрам (Уфа), выпускница магистратуры Высшей школы урбанистики НИУ ВШЭ, автор книги «Не просто панельки: немецкий опыт работы с районами массовой застройки»;

Иван Митин, доцент факультета городского и регионального развития Высшей школы урбанистики им. А.А.Высоковского НИУ ВШЭ, исследователь в области культурной и гуманитарной географии, автор проекта «Мое Ясенево»;

Александра Пиир, социальный антрополог, выпускающий редактор журнала «Антропологический форум», исследователь ленинградской дворовой культуры;

Куба Снопек, исследователь городов и урбан-дизайнер. Автор книг «Беляево навсегда», «Архитектура 7 дня», общественного пространства «Сцена» в Днепре. Ведёт телеграм-канал Urban Paradoxes;

Виталий Стадников, доцент Высшей школы урбанистики им. Высоковского НИУ ВШЭ;

Бернд Хунгер, городской планировщик и социолог, председатель Берлинского центра компетенции по крупным жилым массивам, исследователь и участник проектов модернизации массовой застройки.

Модератор – Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts

Материалы к разговору:

История панелек: без излишеств, но не без иллюзий. Ольга Кабанова о книге Филиппа Мойзера «Жилищное строительство в СССР 1955-1985».

Филипп Мойзер: «Важно разделять технологию и архитектуру».

Филипп Мойзер: «Я преданный сторонник советского модернизма».

Филипп Мойзер: «Все разрушить и построить новое – просто, но дорого для общества».

Филипп Мойзер: «Москве не хватает дискуссий о типологии городской структуры».

Архитектурное чтение. Немецкое чтение о панельных домах в СССР.

Мария Мельникова. Не просто панельки: немецкий опыт работы с районами массовой застройки.

Кирилл Бросалин. Обитаемый памятник эпохи социализма.

Мария Мельникова. Москва против ГДР: есть альтернативы всеобщей реновации.

Мария Мельникова. Немецкое панельное чудо. Как Германия превратила хрущевки в комфортное и современное жилье.

«Беляево навсегда»: чем уникальны спальные районы Москвы.

Личный опыт: как включить советский микрорайон в список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Куба Снопек. Концептуальный микрорайон.

Куба Снопек о советском модернизме, хрущевках и Москве.

Архитектура седьмого дня.

Александра Пиир. Для чего нужен двор? Возрастные сообщества ленинградских дворов.

Александра Пиир. «Утраченный двор». К описанию феномена ленинградской дворовой культуры.

Александра Пиир. Благоустройство и «образцовый быт» ленинградских дворов: диалог властей и жильцов.

Иван Митин. Увидеть невидимое: в поисках локальной идентичности района Ясенево в Москве.

Иван Митин. Новая Москва: конструирование нового локального дискурса.

Иван Митин. Ментальные карты городов: история понятия и разнообразие подходов.

Иван Митин. Культурная география СССР и постсоветской России: история (вос)становления и факторы самобытности.

Нина Барковская. Двор как пространство первичной социализации в современной русской популярной литературе.

Сергей Никитин. Паутинка, резиночка и классики: как дворы стали частью нашего детства.

В последнее время суды активно засекречивают по политическим делам существенную для процесса информацию, прикрываясь грифом ДСП. На днях доклад об этом выпустил Институт публичной политики и права, его обсуждение будет проходить в зуме 18 ноября, в четверг в 19.00. Приходите плиз и приглашайте тех, кому важна эта тема! Регистрация тут.

Информация ДСП: законодательство и правоприменительная практика
Дискуссия о противоречивых нормах и о том, как они применяются в судах

18 ноября, зум, 19.00

Какую информацию российское законодательство позволяет относить к служебной, ограничивая ее распространение (ДСП)? Противоречит ли это регулирование праву человека на доступ к информации? Как складывается правоприменительная практика по делам, в которых появляется информация, помеченная грифом ДСР? Эти вопросы рассматриваются в докладе Дарьяны Грязновой, который на днях опубликовал Институт права и публичной политики.

При помощи отметки ДСП органы госвласти скрывают информацию, затрагивающую права и свободы граждан, и даже нормативные акты, регулирующие права и обязанности граждан. Суды сугубо формально относятся к делам, в которых граждане пытаются оспорить акт с пометкой ДСП или само проставление грифа. Регулирование порядка распространения информации ДСП нуждается в коренных переменах. Но без политической воли законодателя и правоприменителя рассчитывать на это невозможно.

Институт права и публичной политики приглашает адвокатов, юристов, правозащитников присоединиться к дискуссии, посвященной этим проблемам. Она начнется 18 ноября в 19.00 на платформе Zoom. Чтобы принять участие в дискуссии, необходима регистрация.

В дискуссии участвуют:
Дарьяна Грязнова, юристка, магистр права;
Ирина Бирюкова, адвокат фонда «Общественный вердикт»;
Вера Гончарова, адвокат Адвокатской палаты Москвы;
Виталий Исаков, старший юрист Института права и публичной политики;
Яна Теплицкая, член ОНК Санкт-Петербурга в 2016-2019 гг.

Модератор – Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала «EventsAndTexts»

Материалы к разговору:
Что скрывается за пометкой «Для служебного пользования»: Доклад Дарьяны Грязновой о правовом статусе служебной информации ограниченного распространения и правоприменительных проблемах.

Двуликий Минюст. Адвокат АП Москвы Вера Гончарова о противоречивых сигналах ведомства.

«Для служебного пользования»: можно ли оспорить ведомственные приказы.

Приказ с грифом «ДСП» - нормативный акт? Спор о праве адвокатов проносить телефоны в учреждения МВД Саратовской области.

За «Крепость» ответил главк. Столичное ГУВД поддержало в суде недопуск адвоката.

«Скопление граждан, представляющихся адвокатами». Полицейские и защитники поспорили о «Крепости» в суде.

💬 Борис Грозовский, обозреватель, ведет телеграм-канал @EventsAndTexts и дискуссии в Сахаровском центре

Мёртвый сезон

Советская однопартийная коммунистическая диктатура существовала почти три четверти века и была основана на тотальном насилии. Партию большевиков привёл к власти революционный террор, ставший основой ее государственной политики. «Революционная диктатура пролетариата есть власть, завоеванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, — власть, не сдерживаемая никакими законами», — напоминает слова Владимира Ленина (1918) Евгения Лёзина в опубликованной только что книге «XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах».

Машина террора и убийств, подавления гражданского сопротивления и инакомыслия создавалась одновременно с самим советским режимом. Главной функцией его тайной полиции, ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ было выявление врагов (революции, Родины, партии). Их казнили, ссылали, изолировали в концентрационных лагерях. Состязательность сторон в суде заменяли пытки, призванные добиться от обвиняемых самооговора и свидетельств против «сообщников». Для защиты политического режима все средства хороши, поэтому спецслужба получила гигантскую свободу действий.

Она платила преданностью, оставаясь верна хозяину, компартии, пока у той была «воля к власти», неуклонно ослабевавшая в 1987-1991. Однако, напоминает в своей книге Лёзина, еще в 1988–1989 годах КГБ препятствовала созданию и деятельности «Мемориала», ставшего основным центром памяти о жертвах государственного насилия в СССР. В воздухе тогда носилась идея создать памятник жертвам репрессий и крипторий — хранилище списков жертв, обвинительных приговоров и других свидетельств. Такие комплексы возникают во многих странах, переживших эпохи террора и беззакония. КГБ вела «оперативную работу», чтобы пресечь и не допустить: препятствовала официальной регистрации «Мемориала», пыталась перехватить или взять под контроль инициативу, одухотворявшую общественное движение, расколоть его.

Память о репрессиях нельзя стереть, но ликвидировать организацию можно. КГБ/ФСБ и «Мемориал» все эти годы оставались смертными врагами. «Мемориалу» удалось осуществить далеко не все, ради чего он был создан Андреем Сахаровым и другими врагами машины террора. Не было суда над всесильной спецслужбой и признания ее организацией, чьи действия противоречат правам человека. Лишь на короткое время и не полностью приоткрыли архивы. О рассекречивании тайных стукачей и доносчиков, о недопущении к власти людей с опытом работы в КГБ речи в России почти не было.

После короткого периода турбулентности (1992-1993), изобразив «мышление по-новому», КГБ реинкарнировалась в ФСБ, не став подотчетной обществу. Как пела тогда «Гражданская оборона»:

Сладкие конфеты минутных послаблений
Нейтрализуют горечь несбывшихся надежд.

Сбыться надеждам помешала политика Бориса Ельцина и Ко в начале 1990-х, быстро оставившая его «без друзей». Ельцин понял, что спецслужба придумана не зря, она нужна как одна из немногих опор слабой и шаткой власти. Так траектория развития постсоветской России радикально разошлась с движением стран Восточной Европы, уходящих от тоталитарного прошлого.

Существование «Мемориала» всегда было неприемлемым для ФСБ, активно использующей методы своих прародителей. Но к скорому 30-летию РФ у спецслужбы появилась возможность себя поздравить. Главное торжество — это когда можешь сплясать на могиле своего врага. Нам же остается лишь включить Егора Летова, которого, будь он жив, сейчас бы назначили экстремистом:

Как убивали — так и будут убивать
Как запрещали — так и будут запрещать
Как сажали и сжигали — так и будут сажать
Как ломали и топтали — так и будут впредь.

И хорошо подумать о том, как в следующий раз лучше распорядиться возможностью направить страну к демократии и верховенству права.▪️

Готовясь к сегодняшней беседе о советском жилищном строительстве с Филиппом Мойзером, Кубой Снопеком, Александрой Пиир и др. (регистрация тут https://urban.hse.ru/announcements/527527680.html, трансляция и запись будет здесь - https://youtu.be/SNMdcXYpuZk), вспомнил о том, каким счастьем была для советских семей отдельная (своя!!) квартира.

Филипп в своей книге приводит данные: за 1955-1964 в новые квартиры въехали 105 млн жителей СССР - треть страны. Это беспрецедентные масштабы. На этом всенародном счастье (плюс космос, плюс прочий популизм и бряцание оружием повсюду, минус ерунда в сельском хозяйстве, плюс разоблачение культа) Хрущев бы с запасом выиграл любые конкурентные выборы-1964 («третий срок»). Но речь не о том.

Забылось, как люди жили в городах в 1930-40-е, почему были настолько счастливы получением отдельных квартир, и воспринимали жилплощадь как главный семейный актив, если не смысл жизни. А вот почему. Одна из ветвей моей семьи в те годы в одной комнате коммунальной квартиры в количестве (несколько лет) пяти человеки - трое взрослых и двое детей. Места для кроватей в комнате немного, а на полу холодно, поэтому вечером обеденный стол превращался в кровать, на которой спал взрослый на тот момент мужчина, брат моей бабушки.

Другая ветвь занимала впятером (тоже трое взрослых) 2 комнаты в 4-комнатной коммуналке. На 5-метровой кухне семьи готовили по очереди. И бабушка не покидала кухню во время приготовления пищи, опасаясь, что одни из соседей всыпят в еду какую-нибудь отраву. Отношения с этими соседями были совсем плохие. Детям вход на кухню был запрещён, все разговоры вполголоса.

Отсюда и счастье. И кстати, как замечает в книге Мойзер, это счастье стало для полит режима бомбой замедленного действия, ведь расселенные семьи получили возможность ходить друг к другу в гости и поругивать власть. До Хрущева такой опции не было и близко.

О нестандартных подходах в деле ухаживания и достижения взаимности

Лукашенко выставил ЕС ультиматум по мигрантам
Он требует, что его признали президентом и сняли санкции.
https://ift.tt/3DoSarh
@finanz_ru

Уже в 1994 ФСБ была в полной силе – в ноябре правительство утвердило положение об обращении со служебной информацией. Это регламент определяет, какая информация является ДСП, и сам имеет пометку ДСП. Поэтому это постановление было опубликовано только в 2005 году усилиями Ивана Павлова, обжаловавшего ограничение на доступ к постановлению. Об этом пишет Дарьяна Грязнова в докладе, который будет обсуждаться в зуме Института права и публичной политики сегодня в 19 часов (можно участвовать!)

Еще интересное из доклада:

· Система регулирования законодательства о гостайне в России трехуровневая. Закон о гостайне насчитывает 27 ее видов, постановления правительства – 119, в ведомственных перечнях – сотни и тысячи пунктов, и они растут.

· Основа для отнесения информации к гостайне – «служебная необходимость» (то есть сугубо субъективная оценка).

· В постановлении правительства есть даже перечень видов информации, которые принципиально не могут быть отнесены к служебной (но это не соблюдается).

· Оспаривание в суде проставления пометки ДСП редко заканчивается успехом.

· Поводом к снятию пометки ДСП может служить то, что засекреченный нормативный акт противоречит другим актам, имеющим бОльшую юридическую силу. Но иногда суды решают, что такого противоречия нет, даже без ознакомления с актом с пометкой ДСП.

· В правоприменительной практике ведомства часто мотивируют свои требования или запреты (например, отказать в доступе к информации) ссылкой на неопубликованные ведомственные акты. Проверить это обоснование невозможно, поскольку сами эти акты не опубликованы.

· Постепенно государство стремится перейти к режиму, когда граждане получают только информацию, доступ к которой прямо предусмотрен законом (стремление к закрытости растет). Так, есть стремление ограничить доступ к информации о деятельности госорганов и МСУ той, что прямо указана в соответствующем законе.

· Минобороны и ФСБ легализовали свои списки «профессиональных» и «служебных тайн». Это не составляющие тайну сведения, которые «могут быть использованы против безопасности РФ». За сбор таких сведений можно получить статус иноагента. Закрывается любая личная информация о сотрудниках силовых органов.

· Засекречиваются даже иски, поданные властями в суд.

· К ДСП отнесены акты, регулирующие обращение в заключенными в СИЗО и система ФСИН. Заключенные не могут знать приказы, регламентирующие их жизнь в заключении (например, условия перевозки – такие дела часто попадают в ЕСПЧ). Это же мешает членам ОНК бороться за соблюдение прав человека в системе ФСИН.

· На основании закрытых ведомственных актов адвокатов не пускают в отделение полиции с техническими средствами. Окончательно затрудняет возможность защиты задержанных план «Крепость», порядок введения которого крайне запутан, субъективен (и тоже ДСП). В одном из случаев сотрудники полиции посчитали угрозой «скопление граждан не менее 20 человек, которые пытались передать в отдел еду и воду, а также представлявшихся адвокатами задержанных».

Разговор на следующей неделе - о расцвете авторитаризма в XXI веке. Очень важная тема, разговор будет с синхронным переводом. Только участие Маргариты Завадской to be confirmed.

​​Авторитаризм наступает и выигрывает? Дискуссия 24 ноября

В 1990-е годы переход авторитаризма к демократии представлялся по сути исторически неизбежным. Считалось, что либо авторитарные режимы не способны создать эффективную экономику, — что неминуемо ведет их к краху, — либо успешные экономические преобразования толкают их к демократизации. В политическом плане ненасильственное гражданское сопротивление в сочетании с давлением свободного мира также, казалось, не оставляет авторитарным режимам шанса на выживание.

Однако, последние двадцать лет показали, что такой взгляд был, по крайней мере, преждевременным. В Северной Корее династия Кимов продолжает удерживать власть, несмотря на периоды катастрофического голода. Китай, вопреки впечатляющим экономическим успехам, не только не приступил к реальной демократизации, но и ликвидировал персональную сменяемость власти. В Гонконге и Беларуси масштабные мирные протесты не помогли ни сохранить элементы демократии, ни добиться ухода авторитарного лидера.

Создание многочисленных лояльных и хорошо обученных отрядов специальной полиции, успешное использование современных информационных технологий и политических репрессий снова сделали авторитариев сильными перед лицом мирного гражданского общества.

Развитые демократии, международные институты не обладают достаточными единством, волей и ресурсами для того, чтобы эффективно способствовать демократизации. Ресурсная и промышленная зависимость развитых демократий от авторитарных стран, очевидно, связывает им руки.

Авторитарные режимы, напротив, успешно поддерживают друг друга. Так, северокорейский или белорусский режимы не удержались бы без поддержки соответственно Китая и России. Контроль над выборами, политическим и информационным пространством позволяет авторитарным странам, таким как Россия, относительно легко переносить режим санкций.

В итоге, представители свободного мира (в какой бы стране они ни жили) оказываются перед фундаментальными вопросами: что гражданское общество, следующее идеалам Ганди и Кинга, может противопоставить обновленным полицейским режимам? Стоит ли ожидать радикализации протестных движений и роста числа вооруженных восстаний? Существуют ли какие-либо еще преимущества у демократии, кроме утверждения гражданского достоинства и возможности рядовых граждан влиять на политическую жизнь? Что необходимо свободным странам, чтобы вновь стать «белыми рыцарями» демократии для других обществ?

Дискуссию проводят Сахаровский центр и Немецкое Сахаровское общество.

В разговоре принимают участие:

— Татьяна Ворожейкина, профессор Свободного университета;

— Андрей Колесников, руководитель программы «Внутренняя политика» Московского центра Карнеги;

— Маргарита Завадская, научныи‌ сотрудник факультета политических наук Европеи‌ского университета СПб, старшии‌ научныи‌ сотрудник Лаборатории сравнительных социальных исследовании‌ НИУ ВШЭ (ожидается подтверждение);

— Ян Клаас Берендс, Центр исследований современной истории Ассоциации Лейбница, Потсдам;

— Мартин Шульце Вессель, профессор кафедры истории Восточной и Юго-Восточной Европы, Мюнхенский Университет имени Людвига и Максимилиана, Мюнхен.

Модератор — Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts.

Зарегистрируйтесь, и мы пришлем вам ссылку на конференцию в зуме за час до ее начала.

Сахаровский Центр в Москве и Немецкое Сахаровское общество в Берлине имеют общие цели: сохранять и распространять интеллектуальное наследие Академика Андрея Сахарова, лауреата Нобелевской премии мира. Одной из главных идей Сахарова было утверждение интеллектуальной свободы — свободного обмена информацией и мнениями. Мы убеждены, что свободный обмен мнениями и честная интеллектуальная дискуссия непременное условие построения свободного мира, в котором у каждого человека есть возможность самореализации в общем движении к гуманному будущему.

Премия «Просветитель». Поздравляю любимого автора и дорогого друга!) @nieundwieder

И the last but not the least. В номинации «Гуманитарные науки» главная премия решением жюри присуждена Николаю Эппле "Неудобное прошлое: память о государственных преступлениях в России и других странах". — М.: Новое литературное обозрение, 2020.

Поздравляем лауреатов!

​​Историческая среда городов: сохранить нематериальное

Во всем мире для сохранения исторических центров эксперты применяют методы соучастия и уделяют нематериальному наследию и культуре не меньше внимания, чем зданиям.
 
Через какие механизмы подход исторического городского ландшафта (HUL) реализуется в разных городах? Ответы на этот вопрос можно найти в книге «Reshaping Urban Conservation. The Historic Urban Landscape Approach in Action», изданной в 2019 г. издательством Springer. Это сборник статей, в которых рассказывается о применении подхода HUL во всём мире, механизмах, через которые он реализуется, об участии в этом разных городских акторов, о проблемах, с которыми сталкиваются старые города.
 
Подход HUL очень гибкий и меняется в зависимости от контекста и локальных ресурсов. Он реализуется через инструменты соучастия, планирования, регулирования и финансовые инструменты. Инструменты соучастия, объединяющие ученых, властей, жителей, экспертов разные социальные группы, позволяют наладить между ними диалог и учесть различные интересы. Соучастие помогает определить ключевые ценности исторического ландшафта, видение того, как может развиваться город, цели и действия для реализации этого видения.
 
Инструменты планирования защищают целостность и подлинность наследия, культурное разнообразие, помогают проводить мониторинг и управлять наследием. Регулирование через нормативные механизмы позволяет сохранять и управлять материальным и нематериальным наследием. Финансовые инструменты стимулируют бизнес вкладывать инвестиции на локальном уровне и поддерживать развитие, которое укоренено в традициях и при этом приносит доходы.
 
Книга очень полезна для практиков в области управления историческими центрами, из неё можно узнать о локальных механизмах множества городов – от Европейских до Африканских. Вот лишь несколько примеров:

·      В городе Мухаррак (Бахрейн) работает программа совместного восстановления государством и арендаторами старых домов, отданных под снос. Государство делает ремонт и минимальные реставрационные работы, затем здание попадает на аукцион, где находится арендатор, который продолжает восстановление.
 
·      В городе Роли (штат Северная Каролина, США) жители, которые долго живут в исторических районах, освобождены от налога на собственность, а местные организации поддерживаются грантами.
 
·      В Сент-Луисе (США) разработан мастер-план исторического центра, а семьям, живущим в старых районах, выдаются микрокредиты.
 
·      В городе Дженне (Мали, Западная Африка) эксперты сделали карту экономического ландшафта города, чтобы измерить рыночную цену использования наследия. Они оценивали стоимость аренды и проектов восстановления, стоимость сохранения культурных объектов и плату за их посещение, доходы от бизнеса, связанного с наследием.
 
·      В Алеппо (Сирия) власти вместе с международными организациями проводят воркшопы, учебные курсы, выставки, чтобы повысить ценность наследия для жителей. На основе исследования города они разработали комплексный стратегический план его восстановления после военных разрушений.
 
·      В Тимбукту (Мали) в восстановлении разрушенных после войны мавзолеев (памятников ЮНЕСКО) участвовали местные каменщики и ремесленники. Это способствовало возрождению традиционных методов консервации и созданию рабочих мест.
 
·      В Амаравати (Индия) эксперты по наследию занимаются культурным планированием. Для реализации проектов они создают партнерства местных властей и природоохранных учреждений, бизнеса и общественного сектора, а также подключают к проектам местные сообщества. Полученные с проектов средства реинвестируются в инфраструктуру и сервис для местных жителей.
 
#теориянаследия
#механизмы
#книги
#наследие

Очень важный разговор в ближайший понедельник. Евгения Лёзина, автор (имхо) главной книги-2021; Сергей Лебедев; Татьяна Ворожейкина; Николай Бобринский. Ближе к концу беседы, надеемся, присоединится Лев Гудков.

Моя заметка по теме:
Восстановительное правосудие как путь к верховенству права и демократии. https://sapere.online/vosstanovitelnoe-pravosudie-kak-put-k-verhovenstvu-prava-i-demokratii/

​​XX век: проработка прошлого. 22 ноября

Обсуждение книги Евгении Лёзиной

Когда завершается авторитарное правление, сопровождающееся репрессиями против несогласных с режимом, общества получают долгожданную возможность подвести под преступным прошлым черту, восстановив верховенство права. Однако далеко не во всех странах попытки это сделать приводят к успеху. Почему это так, рассказывает опубликованная только что издательством НЛО книга Евгении Лёзиной «XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Россия, страны Центральной и Восточной Европы».

Что помешало России разобраться с тоталитарным прошлым? Какие социальные и правовые институты, какие культурные практики помогают другим странам решать похожие задачи, а какие этому препятствуют? Почему непроработанное прошлое возвращается, и тоталитарные практики воспроизводятся снова? Как связаны проработка прошлого, верховенство права и демократизация? Книга Евгении Лёзиной ставит самые главные для постсоветского этапа развития России вопросы и показывает, в каком направлении следует думать, чтобы следующая попытка оказалась более успешной.

В дискуссии участвуют:

— Евгения Лёзина, политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме, в 2015-2018 — ведущий научный сотрудник Центра Юрия Левады;

— Николай Бобринский, юрист, соавтор доклада «Между местью и забвением» о правосудии переходного периода;

— Татьяна Ворожейкина, политолог, эксперт по проблемам развития и демократизации, преподаватель Свободного университета;

— Лев Гудков (ожидается подтверждение), научный руководитель Левада-Центра, автор предисловия к книге «XX век: проработка прошлого»;

— Сергей Лебедев, писатель, журналист, автор романов «Предел забвения», «Год кометы», «Люди августа», «Гусь Фриц», «Дебютант».

Модератор — Борис Грозовский, обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts.

🔗 Зарегистрируйтесь, и мы пришлем вам ссылку на конференцию в зуме за час до ее начала.

Материалы к разговору:

— Евгения Лёзина. XX век: проработка прошлого. Фрагменты книги на Полит.ру и в Репаблике.

— Евгения Лёзина. ВЧК и ее преемники: методы террора и практики дискриминации к 100-летию основания советской тайной полиции.

— Евгений Лёзина. Украинская люстрация. Два года спустя.

— Евгения Лёзина. Механизмы люстрации и открытия архивов в некоторых странах ЦВЕ.

— Евгения Лёзина. Разница в подходах к расчету с коммунистическим прошлым.

— Евгения Лёзина. Юридическо-правовая проработка прошлого ГДР в объединенной Германии.

— Евгения Лёзина. Люстрация и открытие архивов в странах Центральной и Восточной Европы.

— Евгения Лёзина. Преподавание истории Холокоста и Второй мировой войны в немецких школах.

— Евгения Лёзина. Трансформация политической культуры в посттоталитарных обществах: постсоветская Россия и поствоенная ФРГ в сравнительной перспективе.

— Лев Гудков. Преодолевая равнодушие, страх и молчание. Предисловие к книге Евгении Лёзиной.

— Николай Бобринский, Станислав Дмитриевский. Между местью и забвением.

— Николай Бобринский, Станислав Дмитриевский. После диктатуры.

— Татьяна Ворожейкина. Прощание с авторитаризмом: уроки испанского.

— Елена Фанайлова. Память, говори. Разговор с Сергеем Лебедевым, автором «Предела забвения», и Марией Степановой, автором «Памяти памяти».

— Сергей Лебедев о заброшенных трудовых лагерях на севере России и необходимости похоронить погибших.

— Разговор Сергея Лебедева и Юрия Дмитриева.

— Сергей Лебедев о Юрии Дмитриеве.

— Сергей Лебедев о репрессивном сознании.

«Стать центром сопротивления насилию…». К истории создания общества «Мемориал»
 
(фрагмент из книги Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)! Поразительно, что идеи, бывшие очевидными для демократического движения в Восточной Европе конца 1980-х (Польша, Венгрия, Чехия, ГДР, страны Балтии…), в СССР оставались уделом маргиналов даже внутри «Мемориала», не ставшего основой для формирования демократического движения.

Проект «Мемориала» был рожден из неформального движения, возникшего в СССР в начале перестройки. В июне 1987 года на одном из заседаний Клуба социальных инициатив 35-летний сотрудник Государственного геологического музея, геолог Юрий Самодуров представил идею народного проекта «Памятник». Он предполагал реализацию высказанного еще в хрущевские времена предложения о сооружении мемориала жертвам репрессий. […] Один из организаторов Клуба социальных инициатив, бывший политзаключенный Вячеслав Игрунов предложил […] создать мемориальный комплекс, включающий музей, архив, библиотеку, кино- и конференц-залы. Такой комплекс мог бы стать «центром сопротивления насилию, где бы оно не совершалось. Сегодня, завтра и всегда».
 
[…] Инициатива по сбору подписей на улицах города вызвала жесткую реакцию со стороны милиции и КГБ: акции заканчивались задержаниями и штрафами, некоторые активисты сталкивались с преследованиями на работе. […] 20 января 1988 года в «Литературной газете» появилась статья Юрия Щекочихина, рассказывающая о сборе подписей в фойе им. Ермоловой. Эта публикация привлекла новых активистов, сбор подписей распространился на всю страну. […] На волне растущей поддержки движения со стороны общества и СМИ возникла идея регистрации движения в форме всесоюзной организации. […]
 
25 июня у Дворца спорта Динамо в Москве состоялся организованный «Мемориалом» и согласованный с властями митинг, собравший около 300 человек. В ходе этой беспрецедентной для СССР массовой акции […] Юрию Афанасьеву и Элему Климову было передано 45 тыс подписей в поддержку «Мемориала». Перед участниками митинга выступил Андрей Сахаров.
 
Растущее низовое движение вызвало раздражение у руководства страны, но уровень общественной поддержки сдерживал открытое преследование активистов. Вместо этого власти попытались перехватить инициативу. 1 июля на закрытии XIX Всесоюзной конференции КПСС Горбачев высказал предложение о памятнике, не упоминая, однако, ни о «Мемориале», ни о проекте мемориального комплекса. 4 июля Политбюро ЦК КПСС приняло постановление о необходимости воздвигнуть в Москве памятник жертвам беззаконий и репрессий […].
 
[Далее Евгения рассказывает, как летом 1988 внутри движения шли споры – идти ли на сотрудничество с властями, и если да, то до какого предела. Меньшинство отстаивало идею воссоздания гражданского общества, создания явочным порядком независимых структур, чтобы «Мемориал» не превратился в контролируемую партаппаратом организацию. ]
 
В конце августа 1988 было обнародовано обращение «О мемориале жертвам репрессий» четырех представителей инициативной группы […], заявивших «о невозможности разрыва общества с репрессивным прошлым при сохранении в неприкосновенности государственной основы «подсистемы страха» в лице всесильного советского гестапо КГБ». Они призывали добиваться роспуска КГБ […], прекращения деятельности многомилионной армии стукачей, рассекречивания и широкого опубликования архивов КГБ, чтобы все желающие могли ознакомиться с делами безвинно репрессированных за весь период существования ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ.
 
Авторы обращения призывали «добиваться признания в качестве наиболее подходящего места для размещения общесоюзного мемориального комплекса памяти жертв репрессий нынешней штаб-квартиры КГБ на Лубянке […]» Письмо содержало требования настоящих политических реформ. Однако озвученные требования оказались лишь «особым мнением», не нашедшим поддержки у остальных основателей «Мемориала» и оставшихся на периферии движения.
 
(продолжение следует)

Не могу не поделиться прекрасным, via филолог Олег Проскурин

https://ria.ru/20211119/kniga-1759730777.html

Отвечая на вопросы об актуальности издания и современной русской философии, руководитель сектора Института философии РАН отметил, что "наиболее перспективными могут стать исследования, посвященные осмыслению самобытности цивилизации России, ее традиционных духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей". Актуальным Черняев считает и популяризацию национального идейно-философского наследия, раскрытие его мирового значения.

"Такие исследования должны способствовать укреплению суверенитета нашей страны и повышению ее роли в мировом гуманитарном, культурном, научном и образовательном пространстве. Российская философская школа призвана стать одним из факторов "мягкой силы", обеспечивающей моральное лидерство России в мире", - убежден Черняев.

Вопреки расхожим представлениям, по его словам, философия – не отвлеченная наука, ее достижения востребованы смежными социально-гуманитарными науками. "В частности, история не может развиваться без понимания теории и закономерностей исторического процесса, которые укоренены в философских концепциях", - сказал собеседник агентства. Одна из проблем современной исторической науки, добавил он, заключается в том, что "история России пишется на основе концепций исторического развития, разработанных в западной философии", а "цивилизационный опыт Запада не совпадает с российским".

«Наша история не укладывается в прокрустово ложе западных теорий, в свете которых она выглядит сплошной чередой недоразумений и срывов, что отражается и на проблемах с учебниками русской истории. Историки России нуждаются в методологической помощи философов, которым предстоит разработать аутентичную концепцию исторического развития, соответствующую цивилизационной специфике России. Эта концепция должна способствовать защите исторической правды, обоснованию преемственности в развитии Российского государства и его исторически сложившегося единства, противодействовать фальсификациям", - считает Черняев.

Как правильные идеи не получили большинства
 
(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
 
Большинство создателей «Мемориала» не поддерживали идею свершения правосудия в отношении виновных в преступлениях сталинского времени, при этом выступая за публичное осуждение сталинизма. Такой позиции придерживались Юрий Афанасьев, Андрей Сахаров, Елена Боннэр. В августе 1988 не состоялась учредительная конференция «Мемориала»: КГБ и ЦК давили на учредителей (Союз архитекторов, Союз кинематографистов, Союз театральных деятелей, Союз художников, Союз дизайнеров, «Огонек» и Литературная газета»), которые были необходимы «Мемориалу», ведь по советскому законодательству условием регистрации общественной организации было наличие организаций-учредителей. Учредительную конференцию перенесли на октябрь 1988, но ЦК настаивал, что и она должна быть не учредительной, а подготовительной. Лёзина цитирует записку заведующего Идеологического отдела ЦК КПСС А.Капто:
 
«В результате проведенной работы с руководителями организаций-учредителей Общества была обеспечена договоренность, что они примут участие в проведении намеченного собрания, но не допустят, чтобы оно стало учредительной конференцией, чего добивалась значительная часть инициативной группы. Это условие после бурной дискуссии было принято членами общественного совета «Мемориала» и инициативной группой». В результате в октябре 1988 была проведена подготовительная конференция, на которой выступал Андрей Сахаров и др.
 
На ней звучали и голоса представителей «радикальной фракции», призывавших к свершению правосудия в отношении советского режима – к признанию сталинских преступлений преступлениями против человечности, отмене в отношении них срока давности, привлечению ответственных к суду, и, главное, к запрету деятельности органов государственной безопасности, «выполняющих в обществе функции тайной политической полиции», помещению их «под гласный контроль демократических институтов». Речь шла о необходимости добиться рассекречивания и передачи в общедоступные фонды архивов КГБ с делами жертв политических репрессий за весь период существования органов госбезопасности, звучала критика в адрес политической системы СССР.
 
[Это цитаты из выступления Юрия Скубко. Очень интересное интервью с ним см. тут: «Реально повлиять на ход событий мы не могли. Произошедшие политические изменения готовились в тиши кабинетов. Значительная часть партноменклатуры решила приватизировать для себя госсобственность, сделать ее капиталистической. Произошла своего рода Великая криминальная революция. Так что мы были лишь дымовой завесой. Может быть, отчасти и готовили общество к каким-то переменам, но, на самом деле, ни к каким серьезным изменениям ни “Мемориал”, ни ДС отношения не имели. Слава богу, что получилось так, что в тот момент, для того, чтобы осуществился переход от тоталитарного коммунизма к олигархическому бандитскому капитализму нужно было раскрыть архивы, поменять взгляды общества на недавнюю историю страны. Вся эта пертурбация была и в интересах тех сил, которые осуществили перемены. Благодаря создавшейся нише мы многое успели сделать»].
 
Однако подобные идеи – включая инициативы, касавшиеся привлечения виновных в массовых репрессиях к ответственности, вновь не нашли поддержки у большинства делегатов конференции. Активисты, высказывавшие такие предложения, были подвергнуты жесткой критике со стороны и представителей организаций-учредителей, и коллег по движению, придерживавшихся более умеренных взглядов. Звучали призывы перейти от конфронтации «к нормальной работе» с КГБ. Литературная газета (Е.Евтушенко) писала, что участники конференции «решительно высказались против попыток отдельных лиц, связанных с небезызвестным «Демократическим союзом», использовать святое дело «Мемориала» в своих неблаговидных целях».
(продолжение следует)

Сегодня и завтра буду еще выкладывать фрагменты из главы про создание «Мемориала» по замечательной книге Евгении Лёзиной «ХХ век. Проработка прошлого» (ее обсуждение – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра – приходите). Не потому, что сейчас «Мемо» хотят закрыть, а потому, что здесь Евгения раскрывает, мне кажется, одну из важных причин неудачи постсоветского транзита в России.

В 1991-93 российский политический класс занимался чем угодно, но не переучреждением государства, не попыткой дизайна и имплементации демократической политической системы (см. «Авторитарную Россию» Владимира Гельмана). Конструирование политической системы казалось всем вторичной задачей по сравнению с спасением экономики. В результате и в экономике все было ужасно до 1999 года, и социальный капитал + все институты рухнули в пропасть, и вместо демократии было что-то вроде «войны всех против всех без правил». Неудивительно, что вышли мы из этого периода с сильнейшим спросом на авторитаризм, на «сильную руку», порядок и восстановление статуса «великой державы», (само)удовлетворением которого занимаемся уже 22 года.
 
Траектория трансформации в России очень быстро разошлись со странами Восточной Европы, где, несмотря на те же экономические проблемы, в начале 1990-х происходили не только приватизация свободные цены, но и переучреждение государств на началах демократии и прав человека. Почему так?

Книга Евгении Лёзиной убедительно показывает, что без проработки прошлого невозможен переход к режиму, где главенствует право. Просто логически невозможен: нельзя на обломках тоталитарной системы выстроить нечто иное, не разбираясь параллельно с преступлениями тоталитаризма. Если прошлые преступления не проговорены и не осуждены, если не предпринято усилий, чтобы они не повторились, если параллельно продолжают совершаться новые преступления и безумства (экономическая политика начала 1990-х), то откуда возьмётся правовое государство? Даже для его ростка нет места.
 
Поразительно, но условия для того, чтобы все произошло именно так, возникли уже в 1988-1990. Именно это показывает глава о «Мемориале» из книги Лёзиной. В то время как в странах Восточной Европы и Балтии возникли сильные «Народные фронты», которые на рубеже 1980-90-х выступили двигателем переучреждения государства, у нас демократическое движение толком не сформировалось, оставшись уделом маргиналов.

В 1988-1990 я очень часто бывал на Пушкинской площади (тогдашний московский гайдпарк и центр распространения демократической литературы). В свои 18-19 я был, наверное, одним из самых внимательных читателей всех тогдашних публикаций – и про историю советских репрессий, и про политику с экономикой. Но и тогдашнему мне бородатые дяди-демократы (и тети) годами 20-30 старше, распространявшие на Пушке свою напечатанную черт знает на чем литературу, казались диссидентским анахронизмом, они воспринимались как очень сильно outdated и biased. В их литературе, казалось мне тогда, интересные идеи сильно разбавлены жаждой мести.

Почему правильные идеи, ставшие в ЦВЕ руководствам к реформам, в России совершенно не сыграли? Ведь тогда казалось, что во всей этой части суши идет единый процесс, и козыри на руках одни и те же. Большую роль в этом сыграли предыдущие 70+ лет репрессий и слабость демократического движения. Но, возможно, «Мемориал» мог вырасти в такое движение. Однако КПСС и КГБ тогда сделали все для того, чтобы этого не произошло. Это была, наверное, одна из последних успешных спецопераций, проведенных руководством СССР. Фрагменты из настоятельно рекомендуемой к прочтению книги Евгении Лёзиной показывают, как она была организована.

Как КГБ и КПСС боролись с «Мемориалом»

(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)!

Как свидетельствуют доступные документы того периода, власти были главным образом обеспокоены не столько идеями создания памятника или проведения реабилитации жертв сталинских репрессий (этими вопросами они были готовы заниматься сами, правда на своих условиях), сколько критикой в адрес советской системы и действующего партийного аппарата, а также возможным привлечением к ответственности виновных в нарушении прав человека.
 
Так, в записке заведующего Идеологическим отделом ЦК КПСС Александра Капто, посвященной октябрьской конференции «Мемориала», жестко осуждались участники встречи, выражавшие критику в адрес властей и выступавшие с инициативами, выходившими за рамки дозволенного. «Ряд ораторов, - писал Капто [перечисляются поименно, но я опущу – Б.Г.], - допускали грубые выпады против недавнего утверждения указов о собраниях, […], о правомочиях внутренних войск МВД, высказывались против однопартийной системы, […] предлагали, чтобы общество «Мемориал» занималось сбором и расследованием материалов о репрессиях не только в СССР, но и других социалистических странах. […] В ходе совещания предпринимались попытки провести голосование за придание ему статуса учредительной конференции, которые удалось нейтрализовать благодаря выступлениям представителей организаций-учредителей».
 
Капто вторил председатель КГБ СССР Владимир Крючков в своей записке в ЦК КПСС от 16 ноября 1988: «Работу конференции, ее ярко выраженную политическую, а в отдельных случаях антипартийную направленность определили выступления представителей «московской инициативной группы «Мемориал»», «демократического союза», «московского народного фронта», неофициальных журналов «Гласность», «Экспресс-хроника», а также ряда других лиц, известных своими антиобщественными выступлениями». [Записка эта называется «О провокационных выступлениях отдельных участников конференции…»] Особенно неприятно поразила шефа КГБ речь Юрия Скубко, отметившего, что «действующая в нашей стране политическая система, несмотря на перестройку, остается системой действующего сталинизма» […].
 
Представления о мерах, предпринимаемых властями для нейтрализации независимых активистов, может дать секретная записка, направленная 11 ноября в ЦК КПСС руководителями нескольких отделов ЦК и московского горкома партии. В ней авторы выражают особую обеспокоенность тем, что в «Мемориал» «входят некоторые экстремистски настроенные лица, в т.ч. являющиеся членами незарегистрированных организаций типа так называемого «демократического союза»». Стремление таких активистов «захватить лидерство в движении» могло, по мнению высокопоставленных партийных чиновников, привести «при негативном развитии событий» «к образованию новой общественно-политической организации, которая будет находиться в конфронтации с партийными и советскими органами».
 
Итак, именно независимая гражданская инициатива, неподконтрольная партийному руководству, больше всего страшила представителей партаппарата. В итоге ими предлагался ряд мер, нацеленных на предотвращение развития независимого гражданского движения, «чтобы предотвратить монополию обсуждения и трактовки всего комплекса вопросов, касающихся репрессий».
 
[Меры противодействия были разработаны следующие:
1)     Перехват инициативы (всесоюзный конкурс на проект памятника жертвам репрессий, раскрытие в СМИ работы под руководством ЦК КПСС по раскрытию исторической правды);
2)     Размыть активистское ядро, включив в него «правильных активистов» - Совет ветеранов, Комитет советских женщин, профсоюзы, другие союзы и организации,
3)     Создать не общество, а фонд «Мемориал», чтобы снизить его будущее общественное влияние,
4)     Влиять в выгодную власти сторону через своих ставленников внутри – имена перечислять не буду, но они интересные – см. книгу.]
 
Продолжение следует

«Этот «Мемориал», рвётся, видите, сильно»

(продолжение, по книге Евгении Лёзиной, дискуссия по которой – 22 ноября, в зуме Сахаровского центра (приходите)!
 
В конце ноября 1988 судьба «Мемориала» обсуждалась уже на самом высоком уровне – на заседании Политбюро ЦК КПСС. «Этот «Мемориал» рвётся, видите, сильно. Последние его действия свидетельствуют о попытке стать больше чем обществом», - открыл обсуждение Михаил Горбачев.

Секретарь ЦК Вадим Медведев отметил, что в ходе «довольно шумных собраний», проходивших в течение 2 дней [подготовительная конференция – октябрь 1988], высказывались «в том числе экстремистские» мнения. Медведев выразил сожаление, что «линия, проводимая через учредителей [представители творческих союзов], хотя и играет какую-то стабилизирующую роль, но недостаточно активно, и тон по-прежнему задает инициативная группа». Тем не менее предложения руководителей отделов ЦК и МГК КПСС были взяты на вооружение.
 
«Линия проводится через учредителей, через товарищей, которые работают на то, чтобы это общество было фондом, связанным с сооружением памятника, - докладывал Медведев. – Ведется линия на то, чтобы привлечь к этому начинанию не только те силы, которые вокруг него сгруппировались с самого начала, но и Комитет ветеранов войны и труда, другие общественные организации, жертв, людей, пострадавших от необоснованных репрессий. Таких людей, но занимающих правильные позиции, партийные позиции, абсолютное большинство. […] Вести линию на то, чтобы не превращать эту кампанию в создание нового общества, которое бы обладало всеми правами общественных организаций и могло бы развивать широкую общественную политическую деятельность».
 
[Далее на этом совещании состоялся дивный диалог]:

Капто: На сегодня есть ряд документов, которые они подготовили. Ситуация складывается так, что вряд ли им удастся в конце декабря провести «учредительное собрание».

Горбачев: В этом мы заинтересованы. Подключить надо Комитет ветеранов и др.

Капто: […] Эта идея у нас родилась, расширить количество участников за счет Комитета ветеранов, комсомола, профсоюзов, растворить наиболее экстремистски настроенное ядро и влить туда такие силы, опираясь на которые, мы могли бы проводить политику.

Горбачев: […] И я вам скажу, что если против этого течения сейчас пойти, - это будет конфликт. Но мы должны видеть, товарищи, что эти друзья-инициативники хотят использовать это дело, как некоторая часть экстремистов из «Народного фронта» использует перестройку. Они хотят создать еще одну общественную организацию, а потом потребовать все права. Они уже это делают. Со всеми правами. А что это за организация? При чем тут она? Одно дело – мемориал, память. Все это нужно делать. Нужно правильное направление. Надо над этим работать. […]

Лигачев: Я вот, Михаил Сергеевич, заметил, что подобное движение проявляется уже во многих областях, республиках, районах и городах. Совершенно ясно, что при самозарождении этого движения стояли люди, которые хотят использовать это в своих политических амбициях. В связи с этим я вношу предложение […]: поддержать это дело, но в рамках регионов, областей, краев, городов. Но ни в коем случае не идти на создание централизованной общественной организации с центром в Москве. […] Собирать все сюда – это уже значит создавать еще одну общественную организацию с совершенно непредсказуемыми последствиями. Мы это даже сейчас видим, как оно рождается. А когда начнет работать, то могут быть сложности. […]

Горбачев: Пусть они имеют свой, московский. Ничего. […] Видно, тут не в мемориале дело. Это «крыша» для другого. Правильно написал Капто в своей записке, что они хотят взять на себя миссию говорить и судить от имени народа, […] представить, что они совесть народа. И наконец, вот она – «трибуна». Говорили – обсуждать, смотреть. И вдруг выходит заявление в Америке о документах в дополнение к Конституции. Вот тебе и «московская трибуна!» […] Мы ведем это дело вяло, медленно. Поэтому и начинают эти вещи всплывать».

Продолжение следует