Мне давно бы уже пора положить базовую гипотезу «рабочей модели» распада СССР, как я её на данный момент понимаю, а я всё топчусь вокруг да около, на дальних подступах. Поэтому сейчас будет кратко, пока что голо и бездоказательно.

Итак. Из предыдущих двух текстов понимаем вводные, с которыми имела дело «коалиция реванша» на начало 80-х. Контур экономического развития сломался, экономика начала тормозиться и встала. На внешних фронтах нагрузка выросла. Распределение ресурсов оказалось в руках ведомственных и региональных лоббистов. В «гонке потребления» появились привилегированные группы, быстро наращивающиеся ресурсы, в том числе и аппаратные. Попытки перезагрузки системы, самая масштабная из которых — принятие новой Конституции — результатов не дали.

Короткое 15-месячное правление Андропова сейчас почти не анализируется как какое-то отдельное событие, воспринимается разве что как эпизод в контексте «пятилетки пышных похорон». Между тем это была, по сути, альфа-версия будущей Перестройки. Его лейтмотивом внутри страны стала масштабная антикоррупционная кампания — от дела Чурбанова до дела «о злоупотреблениях в органах внутренних дел», приведшего к самоубийству министра Щёлокова. На гражданах она тоже отразилась — кампанией по повышению трудовой дисциплины, пресловутая «ловля прогульщиков». Политический итог был таким: все испугались. Все поняли, что расслабленный «застой» кончился, советская власть вспомнила былое, и в воздухе даже запахло табаком из сталинской трубки. Особенно испугались те, кто в предыдущие годы «устроился» лучше других. Именно поэтому аппарат встал стеной против назначения Горбачёва сразу после смерти Андропова, и генсеком оказался полуживой Константин Устинович. Но это была лишь отсрочка — для многих, однако, жизненно необходимая: люди начали готовить «запасные аэродромы».

Горбачёв и его команда, придя к власти весной 1985-го, вполне понимали шаткость своего положения, а также влияние сил, с которыми им предстояло столкнуться. Но это лишь сделало их игру более отвязной. Практически сразу после прихода Горбачёв начал ковровую замену руководителей среднего уровня — своих постов лишились тысячи людей по всей стране, и на их место встали новые назначенцы. Откуда их брали? С той же «скамейки запасных», с которой вышел и сам Горбачёв — это были «вторые номера».

Почти сразу выяснилось, что у бенефициаров «застоя» есть целый арсенал способов борьбы за сохранение позиций, и они не будут стесняться в средствах. Самый яркий пример — назначение Геннадия Колбина вместо Динмухамеда Кунаева на должность главы Казахстана: «национальные элиты» его попросту смели, результатом чего и стало восхождение товарища Елбасы, будущего отца казахской государственности. В случаях, когда «вторых номеров» брали из нацкадров, дело шло полегче: например, когда детдомовца Ниязова, скорее ленинградца, чем туркменистанца, поставили в Ашхабад, он потом вполне бескатастрофно превратился в Отца Всех Туркмен и умер золотой статуей; но на тот момент он был чем-то вроде марсианского десантника. Но главное веселье было с Узбекистаном, где уже вовсю раскручивался маховик «хлопкового дела» — Тельман Гдлян был назначен его вести ещё при Андропове.

В борьбе с «нацэлитами» (особенно здесь выделяется почти личное противостояние с Алиевым) Горбачёв укреплял позиции, вытаскивая на руководящие должности в центр таких же, как он сам когда-то, секретарей обкомов из различных регионов РСФСР — самые яркие, пожалуй, Лигачёв и Ельцин. Они все были очень разные, но было одно, что их всех объединяло: это пусть и не произносимый прямо, но подразумеваемый лозунг «хватит кормить…» Единственным из всех «националов», кто с самого начала оказался на горбачёвской стороне, был бывший глава Грузии Шеварднадзе, но у него была своя миссия — «внешний контур».

На внешнем контуре Горбачёв искал — и нашёл — новую точку опоры. Запад встретил его с распростёртыми, он какое-то время наслаждался ролью мировой суперзвезды. Но его радикальные инициативы по разоружению были направлены не только во внешний мир. Ещё это была часть стратегии борьбы с другой ключевой группой бенефициаров брежневской эпохи — «красными директорами», в первую очередь с ВПК. Важнейшая функция «разоружения» — это формирование оснований для радикального сокращения затрат на производство и разработку новых вооружений. А значит, перебалансировки всей системы приоритетов при перераспределении ресурсов. И нужно было очень веское политическое обоснование для того, чтобы «заткнуть» всех тех, у кого отнимали гигантский кусок бюджетного пирога.

Но само по себе потепление с Западом никак не решало другую внутриполитическую проблему — с населением. Усилия по повышению дисциплины, борьба со злоупотреблениями, уголовные дела и посадки, антиалкогольная кампания — всё это вызывало в коллективной памяти и у народа, и у элиты самые худшие воспоминания и ассоциации. И в поисках решения для того, чтобы максимально «отстроиться» от мрачных аллюзий на советскую кампанейщину, горбачёвская команда пошла на радикальный шаг — она начала «развинчивать гайки» внутри страны, давая голос вчерашним диссидентам и инакомыслящим, но стараясь натравить их на своих главных врагов — ту самую брежневскую бюрократию, «красных директоров» и руководство республик.

Итак, возник парадоксальный альянс — «силовики», жаждавшие возможности «прижучить» разгулявшуюся номенклатуру, «русские секретари», выступавшие за перебалансировку ресурсов от нацреспублик к русскоязычным регионам, и т.н.«демократы» — диссидентствующая интеллигенция, которой наконец-то дали трибуну для критики. Но вся эта коалиция, замыкавшаяся на фигуру Горбачёва, была в жёстких противоречиях внутри себя самой — и развалилась в ходе событий 1987-89 годов. «Демократы» начали атаковать не только «бюрократию», но и «силовиков», Ельцин взбунтовался и повёл свою игру, Лигачёв и другие выдвиженцы начали защищать систему — уже и от Горбачёва. А противники — в первую очередь республиканские элиты — показали, что уловили суть момента, и что своя прикормленная интеллигенция, отвязная и говорливая, есть не только у товарищей из Политбюро.

Именно так за четыре года сформировался тот бурлящий котёл противоречий, который предсказуемо и взорвался — сначала на XIX партконференции, а затем и на эпохальном Съезде. Практически все силы, которыми Горбачёв попытался воспользоваться для решения задач Перестройки, обернулись против него самого. Включая и «внешний контур» — оборотной стороной дружбы взасос с Западом стало внезапное и обвальное крушение «соцлагеря», и вчерашний триумф обернулся катастрофой.

Финальный добивающий удар нанесли сидевшие до поры до времени тихо «красные директора». Если вы вспомните состав ГКЧП, он сам по себе говорит о многом: это были люди, чья программа сводилась к тому, чтобы, говоря языком того времени, спасти «единый народнохозяйственный комплекс» в условиях политического распада — и советского блока, и уже самого СССР. Но, несмотря на присутствие там целого иконостаса «силовиков», среди них не было никого, кто был политически способен отдать приказ стрелять по людям. Такого, как… Ельцин.

Наверное, в этом и состоял единственный шанс всё же сохранить СССР: Ельцин должен был быть не на танке у Белого Дома, а среди участников той самой пресс-конференции 19 августа. Он бы справился, мы теперь это знаем. Но директора — на то и директора, что не политики.

Итак, ключевое.

1. Неизбежность радикального управленческого и политического манёвра для _любого_ руководства СССР была предопределена в 70-е, когда была утрачена возможность управлять экономическим развитием, возникла коалиция бенефициаров «верхнего» распила, а на внешнем контуре снова замаячила угроза политической изоляции страны и надрыва экономики в очередном витке «гонки вооружений».

2. «Перестройка» реально началась не в 1985, а в 1983 году — с масштабной антикоррупционной кампании, поставленной на паузу вследствие смерти Андропова, но оставившей страну в состоянии «раскола элит».

3. Пришедшая к власти в 1985 году группа «заднескамеечников» во главе с Горбачёвым имела поначалу достаточно ясный план действий и решений, однако не имела достаточных ресурсов (аппаратных и политических) для их реализации и преодоления сопротивления других групп. В борьбе за лидерство она собрала вокруг себя разнородную ситуативную коалицию из силовиков, «русских» секретарей и диссидентствующей интеллигенции, а также попыталась опереться на проактивную внешнюю политику. Все без исключения эти силы спустя недолгое время повели войну уже друг с другом — и против центрального руководства.

4. Руководящие элиты нацреспублик «отзеркалили» манёвр центра, собрав вокруг себя коалиции из местной интеллигенции и нацкадров в аппарате. Это привело к стремительному взрыву националистских и сепаратистских настроений по всей стране, хотя изначально всё происходило исключительно в пространстве внутриаппаратной и внутриэлитной борьбы.

5. Начинавшаяся вполне травоядно кампания по борьбе с «бюрократизмом» и «перегибами» довольно быстро перетекла в кампанию по борьбе с коммунистической идеологией и советским строем как таковыми. На этом фоне усилия по «демократизации сверху» привели к доминированию в повестке идейных антикоммунистов, а в республиках — и националистов. Они, как и большевики в 1917-м, оказались просто наиболее радикальными, а потому и наиболее популярными выразителями того, куда и так шёл весь мейнстрим.

6. Из всех потерь, которые понесла горбачёвская коалиция, самой критичной оказалась потеря Ельцина. Вокруг него начал складываться альтернативный центр — куда включалась и «русская партия» с «хватит кормить», и диссидентствующая интеллигенция, и часть силовиков, которые начали видеть в нём более решительного и последовательного лидера, чем Горбачёв.

7. Финальный добивающий удар по Горбачёву нанесла ещё одна группа бенефициаров брежневской эпохи — «красные директора», решившиеся на авантюру с ГКЧП. Учитывая то, что война с ними шла фактически непрерывно с 1983 года, даже удивительно, что они ждали так долго. Однако их план потерпел крах по одной причине — среди них не нашлось ни одного политика, способного взять на себя ответственность за неизбежную уже в данном случае кровь.

Ну и под конец повторю свой тезис, с которого я начал серию. Беловежские соглашения уже ничего не решали. Игра была сыграна, проект Перестройки потерпел катастрофу на всех фронтах. Но я всё же не готов, как ни странно, бросать камень в его инициаторов и организаторов. В каком-то смысле, у них просто не было выхода. Почти на каждом из этапов.

Но это не последний текст серии. Потому что осталось восстановить последовательность того, как именно происходила потеря контроля над ситуацией.

Сборка https://chadayev.ru/blog/2021/12/13/raspad-sssr-rabochaya-model-rol-lichnosti/

Ну и да, пора возвращаться в сегодня. При всей непохожести начала 80-х и нынешнего времени есть кое-что общее. Есть поколение победителей, которое держит рычаги, ресурсы и официальную картину мира. Есть вторые номера помоложе, которые на камеру говорят протокольные фразы, рассчитанные на уши Первого, в кои сами не верят от слова совсем, и шушукаются по углам, что и как именно у нас не так. Скрепно-державный официоз — фразеология такая же омертвелая и лицемерная, как и марлен сорок лет назад. Есть службы, в которых на уровне среднего звена настроения самые оппозиционные. Есть бенефициары лоббистского распределения — и есть его лузеры. Есть возросшее напряжение на внешнем периметре. Есть перманентное партсобрание по поводу чьего-нибудь морального облика. И, самое ключевое — наглухо сломан контур управления развитием: экономика не растёт с 2013 года и не даёт даже признаков, что собирается. И да, разные группы потихоньку строят планы, «а что потом». И по всем признакам оно, это поколение заднескамеечников во власти, тупо ждущих своего часа, состоит из людей ничуть не более компетентных и решительных, чем были Горбачёв и его соратники. Но ничуть не менее подверженных наркотику тщеславия — они все до одного инста-нарциссы. Так что параллели уместны.

Вот, позвали поучаствовать, начитавшись моих недавних реконструкций про распад СССР. Но всё-таки было бы хорошо, чтобы от ВЦИОМа кто-то попробовал замахнуться на историческую социологию — рассказал, как менялось отношение к распаду в обществе с конца 80-х до наших дней, по возможности на цифрах. ВЦИОМ же уже существовал тогда. Очень надеюсь, что.

Быстрый конспект по итогам… одного там разговора.

1. Вес института в системе определяется количеством типов Вопросов, которые этот институт Решает. То, действительно решает или нет, проверяется экспериментально: ставишь Вопрос и смотришь, может Решить или не может. Тогда ищешь то место, где могут.

2. Это две разные шкалы: «решает/не решает» и «может/не может». Есть те, кто по идее решает, но не может, а есть и те, кто вообще-то не решает, но может.

3. Итог нынешнего года — значительное усиление Правительства в ущерб всем остальным институтам. Закон Клишаса — резкое ослабление АП: теперь губернатор вынужден Решать Вопрос по своим ключевым замам в Белом Доме. И если у него есть там Свой Человек, на АП он в общем может даже забить: отныне не там будут Решать, останется он вообще губернатором или нет. Вес губернаторов тоже падает: они остаются всего лишь гарантами потоков, которые пойдут напрямую из правительства через «фигуры двойного подчинения» на территории.

4. То же Дума. ЕР не играет уже никакой самостоятельной роли не только как законотворческий механизм (это уже давно), но теперь и как кадровый: ключевые комитеты в ГД получили тех руководителей, которых подобрали «под себя» профильные министры. Турчак занимается тем, что пытается увеличить представительство членов правительства в руководящих органах партии — но это приводит главным образом к тому, что ВС и ГС превращаются в более декоративные органы, наполняясь людьми, чьё основное место работы и основное начальство — не партия. Какие вопросы решает сейчас партия как партия? Практически никаких.

5. Роль внутриполитического блока АП свелась к роли политтехнологического штаба по обеспечению нужных результатов на выборах, но даже в этом «блоке вопросов» есть потери. Условно говоря: чем в большей степени результат делается неэлекторальными методами, тем меньше роль самой АП. За недопуск неправильных кандидатов отвечают силовики, за коррекцию результатов — мобилизационные машины, задача АП сужается до узко-пропагандистского «сделать, чтобы выглядело более-менее». Кадровая монополия АП слабеет по мере того, как люди с позиций «среднего уровня» простраиваются в башнях, имеющих каждая свой отдельный «домен» и отдельный «ход наверх». Админам остаются только безбашенные, а их всё меньше.

6. В новый цикл мы входим со следующим балансом: аномально сильным правительством, слабыми АП, Думой, партией и губернаторами, растущими по влиянию силовиками. Островком прошлой эпохи остаётся Собянин, который сам себе и АП, и правительство, и отчасти даже силовики; но возглавить губернаторскую фронду, как было на последних госсоветах при Медведеве, он уже не может.

7. Сильное правительство не равно сильному премьеру: Мишустин по-прежнему уязвим, в его адрес нарастают претензии от разных групп, в тч по переизбытку паблика и «наведённого» позитива. В этой ситуации выплывают один за другим конфликты между вице-премьерским и министерским этажами. Задачу перестать быть техническим он пока решил не до конца, и очевидно она осталась на следующий год. Но время объективно играет на него: ковид продолжает быть основанием для дальнейшей перебалансировки в его пользу.

В развитие.

В чём особенность конструкции с аппаратно «тяжёлым» правительством и ослабленной АП? В ней начинает сбоить одна важная функция. Та, которая описана статьёй 80, пунктом 3 Конституции РФ: «Президент Российской Федерации… определяет основные направления внутренней и внешней политики государства».

Что значит — «определяет»? Нельзя это понимать так, что вот В.В.Путин вышел на трибуну, указал куда-то в точку рукой и сказал «все идём вот туда». «Определять направления» — это само по себе большая и трудоёмкая задача, выполнение которой требует работы целого серьёзного государственного института — и в нашей системе это президент-как-институт, то есть президент-и-администрация.

Какие для этого есть инструменты? Во-первых, ежегодное президентское послание. Во-вторых, это возглавляемые им различные консультативные органы, в том числе с недавних пор также прописанный в Конституции, и именно с этими задачами — «содействие президенту в определении направлений…» — Госсовет.

Что касается посланий. В бытность в АП я принимал участие в рабочей группе по подготовке Послания. Выглядит это так: во все федеральные структуры отправляются запросы по предложениям в Послание по своим направлениям; те их присылают кто во что горазд, потом небольшая группа сотрудников АП их сводит, готовит смысловую структуру текста и выверяет цифры, потом эта «болванка» отправляется в спичрайт, который уже «доводит» итоговый текст по формулировкам. Президент активно включается в процесс дважды: первый раз — при формировании структуры содержания, второй — при «доводке» итогового текста.

Ключевой минус — в том, что адекватных экспертных мощностей для того, чтобы критически переосмыслить то, что прислали из правительства и министерств, у рабочей группы под рукой нет. Хорошо, когда кто-то из участников сам работал в правительстве — как, к примеру, сейчас в АП есть Фурсенко, Мединский или Орешкин; хотя бы по своей профильной теме «взгляд намётан». Но всё равно — это взгляд всего лишь одного человека.

Даже у меня был случай, когда обнаружилось, что цифры из одного раздела послания (которые готовило одно министерство) «не бьются» с цифрами из другого (присланные другим министерством) — и когда я на это указал коллегам, была следующая реакция: мы эти цифры из них три месяца выбивали, и что, всё по новой? Соломоново решение было таким: первые оставили, вторые убрали. Помню, как мне было, не побоюсь этого слова, «за державу обидно». Но для себя понял другое: «аппаратные ресурсы» АП критически малы для того, чтобы компетентно корректировать присылаемое; и, значит, по факту Президент не столько «определяет», сколько «озвучивает» — кроме тех нечастых случаев, когда сам лично ткнёт куда-нибудь пальцем и скажет «здесь переделать».

Теперь про Госсовет. Я не поленился и изучил не только закон о Госсовете, но и положение о рабочих органах и секретаре Госсовета, выделенное в отдельный документ. Ключевое там вот что: у этой структуры — в отличие, скажем, от Госдумы или СФ — не предполагается никакого своего собственного аппарата; эта функция от и до возложена на Администрацию Президента (секретарь ГС — тоже её штатный сотрудник). Все члены Госсовета, члены Президиума и т.д. принимают участие в его работе «на общественных началах» — в законе зачем-то несколько раз это повторено. Такой вот клуб добровольных помощников Первого Лица. При этом, что опять же бросается в глаза, задачи и функции ГС прописаны и в Конституции, и, куда более подробно, в федеральном законе — а вот задачи и функции АП по-прежнему не прописаны нигде — «на усмотрение», так сказать.

Будучи более-менее знаком с тем, что представляет из себя Управление по работе с Государственным Советом АП, я могу сказать одно — по жизни оно занимается множеством разных действительно важных задач, но большинство из них имеет очень косвенное отношение к «определению приоритетных направлений внутренней и внешней политики страны», и вообще к заявленной в законе сфере компетенций Госсовета. Вся «аппаратная» и особенно экспертная часть работы ГС по жизни в основном ложится на аппараты губернаторов, входящих в рабочие группы ГС — и тут уже опять кто во что горазд, у кого какой стиль и методы. Опять же везёт, когда у того или иного губернатора был до отъезда в регион опыт работы в федеральных структурах власти — тогда у него есть соответствующий горизонт мышления и кругозор, позволяющий что-то предложить дельное «в масштабах страны». Иначе всё сваливается в заурядный лоббизм — благо ГС это прекрасная возможность что-нибудь попросить непосредственно у Первого для своего региона, затащить именно к себе какую-нибудь федеральную тему или программу, и утереть нос соседям.

Всё это может показаться малозначимой бюрократической абракадаброй — но в сухом остатке то же, что и с Посланиями: структура, предназначенная «определять приоритетные направления внутренней и внешней политики», организована так, что никаких направлений она всерьёз определить не может. Всё, что она действительно может — дать Президенту более-менее качественную обратную связь по поводу того, как различные федеральные инициативы правительства по факту реализуются в территориях; проще говоря, губернаторы могут аргументированно нажаловаться президенту на того или иного федерального министра. Именно так в 2019 году «дожали» правительство Медведева: из раза в раз на Госсовете выставляли идиотами то Скворцову, то Васильеву, то Акимова, и вуаля — вот вам новый премьер и новое правительство. Которое, памятуя судьбу предшественников, сделало всё для того, чтобы обезопасить себя от той же участи — вплоть до закрепления за вице-премьерами «кураторства» за отдельными территориями, чтобы гасить проблемы, что называется, «на дальних подступах».

Но эта возня, повторяю, не имеет ровно никакого отношения к основной задаче — «определять направления». Которая так и остаётся как дитя у семи нянек — по остаточному принципу. И это, в аппаратной механике, означает ровно одно: точка решения вопроса «того, как будет», опять-таки оказывается в министерствах — просто потому, что больше-то некому. А те, в свою очередь, самозабвенно плодят всё новые и новые «стратегии развития» и «национальные проекты», единственный сущностный «движок» которых — борьба за увеличение доли своего бюджетного пирога.

И здесь я снова возвращаюсь к своему экспресс-расследованию причин и хронологии распада СССР, которое недавно публиковал в трёх частях. Те, кто читал, могли обратить внимание, что в получившейся реконструкции отправной точкой процессов распада стала утрата высшим руководством страны рычагов управления приоритетами развития, ставшая фактом примерно в первой половине 1970-х. Всё остальное ещё долго было под полным контролем — остальные рычаги выходили из строя медленно, один за другим, ещё целых двадцать лет. Но первые негативные последствия этого вожди ощутили уже к началу 10-й пятилетки, в 1976 году — когда стали заметны невооружённым взглядом процессы торможения экономического роста. Однако, судя по дальнейшим событиям, так и не смогли за оставшиеся годы правильно поставить диагноз.

И это при том, что советская модель была по-своему куда более логично организована с точки зрения распределения сфер ответственности. За вопрос «определения приоритетов внутренней и внешней политики» отвечала, страшно сказать, «руководящая и направляющая сила советского общества» — КПСС; а непосредственно — её главный руководящий орган под названием ЦК, сидевший, кстати сказать, ровно в том комплексе зданий, который сейчас занимает АП. Ключевыми документами, в которых эти направления фиксировались, были: на долгосрочном уровне Программа КПСС (их было всего три за всю её историю), а на среднесрочном — Пятилетний план, утверждаемый каждый раз партийным съездом. На более краткосрочном горизонте это были решения Пленумов, собственно ЦК и, совсем уже в текущем режиме — Политбюро.

Собственно, с формальной точки зрения весь ЦК только и именно этим и занимался — «определял приоритеты» и контролировал их соблюдение; а уже на исполнительную власть — Совмин и структуру подведомственных ему органов — ложилась задача их практической реализации. А на собственно советскую составляющую — систему Советов — приходилось законодательное оформление принимаемых на верхнем партийном уровне решений.

И тем не менее, даже такая модель в какой-то момент дала сбой по своей ключевой функции — «определение приоритетов». Случилось это не в последнюю очередь потому, что система к тому моменту выросла и усложнилась до такой степени, что удержать единую логику управления стало задачей не для слабых умов — а в пришедшем к власти в 1964-м «поколении победителей» героев было много, а вот гениев — ни одного. Сталин тоже был далеко не гением, сколько бы его ни пытались представить таковым тогдашняя пропаганда и её нынешние ретроадепты, но в его время приоритеты диктовались в основном жёсткой логикой выживания. А к середине 60-х планка была поднята уже до борьбы за мировое лидерство — и её взять не удалось.

Постсоветская модель, увы, унаследовала ту же родовую травму. Она неплохо справляется с ситуациями, когда ценой вопроса является выживание — доказав это в 1993-м, и в 1999-м. Однако когда задача становится менее витальной — типа «выхода на долгосрочный устойчивый рост» — тут её начинает клинить.

Начинаем мероприятие во ВЦИОМе

Трансляция тут https://www.facebook.com/wciom/videos/3189612491362685

Придумал понятие «комбикарма». Это когда накрывает обратка сразу за несколько различных и разновекторных деяний в прошлом, и кармический эффект суммируется по законам сложения векторов. Например, история с антиваксерским бунтом - типичная комбикарма за пересол конспирологии в госагитпропе и облизывание мракобесов, всю кампанейщину реформ от гайдаровской до пенсионной и предыдущие годы рубилова в фарме что аж за ушами трещало у некоторых.

Тут такое дело. Я проиграл одно пари и в качестве платы за проигрыш оказался вынужден написать и опубликовать рецензию на какую-нибудь корейскую дораму для домохозяек. Выполняю.

Надо понимать, что сериалы я вообще не смотрю никакие, и вообще видеоконтент для меня не самый привычный способ насыщения информационного голода — предпочитаю буквы. Из значимых исключений за последнее десятилетие только «Шерлок» и часть первого сезона «Игры престолов», когда было интересно, как выглядят на экране некоторые персонажи книжки Мартина. Даже кальмаров пресловутых я так и не видел, а их, казалось бы, все видели. Ну вот не моё и всё.

Но один корейский сериал я всё же видел — это «Мисэн», «Неполная жизнь»: про человека, не сумевшего стать профессиональным игроком в Го (Бадук) и вынужденного с нуля устраиваться в «обычной» жизни по ту сторону мира проф-игры. Тоже не целиком, но, конечно, серия, где пьяный босс логистической компании орёт с крыши сеульского небоскрёба с жутким корейским акцентом «Чуть помедленнее, кони» В.С.Высоцкого, оставила у меня в памяти неизгладимый след.

Но зато у меня есть преимущество: я немножко видел Сеул. Играл на деньги в тот же самый Бадук в игровых клубах в районе Каннамгу, известный теперь всему миру благодаря Gangnam Style. Напивался вусмерть с корейцами в кабаках в центре после работы. Бродил по дворцовому комплексу Кёнбоккун и набережным каналов. Пил в чайных отвратительный (другого, на мой сформированный Шанхаем вкус, там почти и нет) корейский чай. Общался с их депутатами и даже сгонял дружескую партию опять же в Бадук с вице-спикером парламента. Ходил смотреть, как устроены детские кружки в школах на окраине. Чокался пивом с памятником Пушкину, стоящим там зачем-то на одной из площадей возле Лотте-плазы. Даже умею читать хангыль — правда, и только, потому что язык не учил. И т.д.

Ну и поскольку дораму можно было выбирать самому, я выбрал «Легенду синего моря», которая есть даже на ivi в русской озвучке. Всё-таки что-то более понятное европейцам: попытка рассказать на языке современной корейской культуры сказку Андерсена «Русалочка». Благо первая серия снималась не в Сеуле, а вовсе даже в Ла-Корунье, возле построенного ещё римлянами Геркулесова маяка.

Это, конечно, отдельный цирк с конями — видеть толпу корейских мафиози, гоняющихся друг за другом со стволами на джипах и велосипедах по туристическим местам испанской Галисии. Ну, не знаю, это примерно как разборка гангстерских банд из Конго возле новогоднего суздальского кремля. Но такая роскошь была только в первой серии — дальше действие уехало опять-таки в центр Сеула и там уже до конца и осталось.

Вкратце сюжет: корейская Русалочка выходит из вод почему-то Атлантики и влюбляется в корейского же шулера и афериста, скрывающегося в гостинице в Испании от обчищенных им других жуликов. Прынц почти сразу же улетает на самолёте обратно в Сеул, но упорная хвостатая фемина плывёт за ним через три океана, выныривает из реки Хан и дальше пятнадцать серий уже ногами бегает за ним по корейской столице. Пока не находит способ героически спасти ему жизнь, после чего тому уже не отвертеться — приходится жениться. А попутно из столичного афериста превращаться в честного и небогатого провинциального мента — хэппи-энд.

Корейские дорамы устроены примерно так: три четверти бюджета уходят на гонорары местным суперзвёздам актёрского состава, четверть — на всё остальное. Суперзвёзды, хоть и ещё нестарые, уже совершенно обленившиеся мажоры, вальяжные и играющие на отъебись, снимаясь явно в промежутках между съёмками в рекламе шампуня и отдыхом в Дубае. Но именно эта вальяжность и создаёт тот неповторимый шик и лоск, который иногда «выстреливает» за пределы варящегося в себе корейского социума, превращаясь в объект зависти для поклонников стиля «Барвиха Рублёвка Гламур Шик Лакшери VIP» в любой точке планеты — что, собственно, и продемонстрировал тот же PSY.

Чтобы растянуть эту ботву на двадцать серий, сценаристы добавили ещё один параллельный сюжет. Та же пара героев (и актёров), но пятьсот лет назад, в эпоху Чосон, проживают примерно ту же историю любви человека и русалки, в конце которой героически гибнут, безуспешно спасая друг друга — с тем примерно посланием, что в новом перерождении задача парочки такой же гибели избежать, переиграв фатум. Тут, понятное дело, раздолье для костюмированного шоу исторической реконструкции, в соответствующих интерьерах.

Я, конечно, пока комментирую иронически, но не могу не сказать, что мне дорама (хоть и просмотренная всё же кусками) в целом-то понравилась. Прямо даже хочется, чтобы что-то такое умели делать у нас, на нашем материале. С огромной любовью и вкусом показан Сеул — видно, что и продюсеры, и актёры знают, любят и чувствуют ритм его повседневной жизни, они все такие горожане-горожане. Вся эта текстура повседневности. Вечерний автобус, увозящий человека из офиса в центре в спальный район на окраине, мимо светящихся неоном небоскрёбов. Городские развлечения — будь то парк, горнолыжный комплекс, смотровая на телебашне или аквариум с шоу русалок, который явно и натолкнул авторов на сценарий: они наверняка ходили его смотреть ещё детьми. Тотальное ежевечернее пьянство всего офисного планктона в едальнях, откуда их потом дровами развозят таксисты по домам. Культ еды и способов её приготовления, в которых каждый считает себя мегаэкспертом. Социалка — городские больницы, бомжи, родительские чаты или полицейские участки. Вечный, почти во всех сериях, дождь либо снег — как будто это вообще не про Сеул, а про Москву.

Ну и конечно, когда главный герой с главной героиней, в качестве аферистов, выдающих себя за миллионеров, идут по бутикам в модном шмоте, сметая с прилавков все новейшие коллекции мировых брендов, как-то сразу чувствуешь, что Русалочка не из океана приплыла — она сама выросла в этом городе, школьницей ходила по этим улицам, а последние лет десять с каждого второго биллборда ещё и смотрит её лицо, рекламирующее новую линию местной косметики. И что на момент съёмок она сама уже не мажорка из Каннама, которой была лет десять назад, а добропорядочная корейская мамаша с двумя детьми и мужем, но почему бы иногда не тряхнуть стариной.

И, конечно, вот эти явно больные и важные для их общества темы: отношения между старшими и младшими, сыновняя почтительность, уважение и иерархия, конфликт отцов и детей, проблема неполных семей. То, по поводу чего они находятся в вечной и странноватой для нас рефлексии — насколько низко надо поклониться Начальнику Отдела при встрече, и стоит ли терпеливо сносить его ор и подзатыльники или всё же после работы пойти и напиться с горя (максимальная степень бунта).

Корейские женщины мне не очень нравятся — они какие-то на мой вкус, ну, не секси, даже и особенно их самые-пресамые модели с кучей пластических операций. Забавная деталь. Знакомые дипломаты из нашего посольства по пьяни рассказывали душераздирающую историю, как они повели какого-то знакомого поляка в квартал красных фонарей (расположенный, понятное дело, рядом с американской военной базой). И там обнаружили расовую сегрегацию по ценникам на услуги жриц любви: самая низкая цена для азиатов и индусов, выше для белых и самая высокая — для чернокожих. Оказалось, дело в размере полового члена: у кореянок узкие и маленькие вагины, и слишком большие для них инорасовые хуи наносят им травмы, из-за чего рабочий орган быстрее изнашивается и выходит из строя. Что до корейских мужчин, то никогда не забуду, как во время своего первого приезда во Владивосток, заселившись в гостиницу Хёнде, я не мог спать в номере, потому что во всех соседних очередной господин Пак из Сеула очень громко и эмоционально воплощал свою мечту — поиметь настоящую белую женщину, в роли которой выступала обычная русская проститутка из глубинки — с синими коленками, бывшим мужем-алкоголиком, детьми на содержании и тонной косметики, скрывающей синяки. Такое, на что не встанет вообще никогда, сколько ни выпьешь, но это если ты русский; а для господина Пака это всё-таки ещё и аспект расового самоутверждения — за то и платит.

Применительно к корейской Русалочке — ну я вообще не знаю, это же как с мороженой скумбрией спать. Ещё будет смотреть этим вот рыбьим взглядом и задавать вечный немой вопрос про любишь-не любишь: ну, блин, «кушать да, а так нет». Но именно эта выраженная асексуальность, удивительным образом, создаёт нужную дистанцию доверия к персонажам — начинаешь думать о них как о тех, с кем, в общем-то, можно и поговорить по душам при случае. Корейцы ведь — это только кажется, что они совсем другая планета; на самом деле они в чём-то очень как мы; великий русский певец Виктор Робертович Цой не даст соврать.

Не знаю, справился ли, но вот.

Сегодня — 115 лет Леониду Брежневу. ВЦИОМ в среду в исследовании об отношении к СССР сообщил, что он входит в топ-3 самых позитивных персонажей советской истории по мнению ныне живущих сограждан — наряду с Гагариным и… Сталиным, конечно. Но учитывая, что Сталин также входит и в топ-3 самых негативных (ну, раскол у нас в глубинном по вопросу), дорогой Леонид Ильич — безусловный фаворит из лидеров государства.

Для меня это загадка. Я вот думаю — неужели никто не чувствует, насколько неуместен был Брежнев в качестве лидера СССР в середине 60-х? Даже более, чем «волюнтарист» Хрущёв. Именно на правление Брежнева пришёлся пик конкуренции за мировое лидерство, а у нас в лидерах оказалась во всех отношениях посредственность. Средний человек, без каких-либо особых талантов, но и без явных изъянов, не дурак, но и не умный, не трус, но и не герой (хоть и четырежды Герой), не тиран, но и не освободитель; не аскет, но и не патологический сластолюбец; никакой. Если что собой и воплощавший, то острое желание пожить наконец тихо, спокойно, и чтобы никто никого не трогал. Короче, НАИХУДШИЙ вариант для роли лидера страны, претендующей на то, чтобы куда-то там вести человечество: всемирного масштаба Свадебный Генерал. Ну, даже Свадебный Маршал.

Надо ли удивляться, что под конец его правления уже не осталось ни у кого в мире никаких иллюзий, что СССР может быть хоть для кого-то и хоть в чём-то ориентиром. Провинция, периферия, колхоз «Заветы Ильича», хутор на отшибе — где, однако, всегда радушны и наливают, при условии, что есть чего налить: вот образ страны, созданный Брежневым.

Для меня он — один из самых бесполезных вождей в истории Отечества.

Написал для Эксперта https://expert.ru/2021/12/20/suverennaya-tekhnokratiya/

Заметки ко Дню Чекиста.

1. В ходе недавней реконструкции «рабочей модели распада СССР» как-то само собой чуть ли не центральной её фигурой для меня стал Андропов. Пришлось очень подробно изучить и его опыт работы в Будапеште во время событий 1956 г., и попытку собрать «команду вольнодумцев» во время работы в ЦК, где он отвечал за связи с зарубежными компартиями, и, конечно, 15-летний период руководства КГБ, в том числе и противостояние со Щёлоковым. И, да, то, что он успел сделать за короткий период пребывания на посту генсека.

2. Андропову действительно почти удалось создать спецслужбу мирового уровня — из руин сталинского репрессивного аппарата, пережившего к тому же за предыдущие тридцать лет порядка десятка больших и маленьких «чисток». Как часто бывает, на службу в итоге упало множество задач, совсем ей не свойственных — вплоть до подготовки предложений по развитию нефтегазового комплекса в СССР. Безусловно, его блок был наиболее информированным и компетентным во всём советском руководстве, намного опережающим партийную номенклатуру по уровню и качеству понимания процессов — и внутри страны, и в мире. Но, будучи вне реальных рычагов управления (всё-таки полицейская функция — это совсем не то же самое, что управленческая), андроповская «школа» приобрела своего рода «стигму»: «всё понимаю, сделать ничего не могу»; а когда пытались, то лучше б и не делали.

3. Чекисты, начиная ещё аж с Дзержинского, всегда находились на известной дистанции от официального идеологического мейнстрима партии: они даже и в советское время руководствовались скорее чем-то вроде кодекса рыцарского ордена, чем идеологией марксизма-ленинизма. Один из моих учителей, оказавшийся ещё в довольно молодом возрасте в разведшколе КГБ подо Львовом, рассказал мне такой эпизод. На первом же занятии полковник, ветеран СМЕРШа, задаёт студентам такой вопрос. «Ваша группа оказалась на территории противника; связь с центром потеряна. Ваше первое действие?» — все молчат. «Комсомольцы есть?» — в зале поднимается пара рук. «Первое действие — убить комсомольца. В себе тоже». Их Школа скорее видела мир как борьбу сил, чем как борьбу идей.

4. В теме «КГБ и Перестройка» всегда есть две позиции. Одна: «чекисты прохлопали развал страны». Вторая: «они же его и организовали». Обе неверны, но вторая всё же несколько ближе к истине: в позднем СССР сотрудники Службы были одним из наиболее, что называется, «диссидентски» настроенных элементов Системы. Мотивы защищать её от внешнего врага у них были, а вот мотивов бороться за сохранение «строя», каким он был, не было совсем. Характерна презрительная реакция Андропова на антисолженицынскую истерию, поднятую руководством Политбюро: «они несут всякое с трибун, а на нас повесят роль главных церберов».