Цифровая тень – Telegram
Цифровая тень
1.09K subscribers
73 photos
2 videos
10 files
437 links
Интернет как капитализм платформ, общество в эпоху массовой слежки и data harvesting, медиа за стеной цензуры и персональных фильтров, машины манипуляций и алгоритмическая пропаганда

Фидбек: @digitalshadowbot
Download Telegram
Forwarded from someone else's history (Tetiana Zemliakova)
Исследователи в surveillance studies интересуются двумя аспектами расширения чувственного аппарата государства: тем, как государство видит (круговое видеонаблюдение, скрытые камеры, спутниковые данные), и тем, как государство слышит (перехват звонков, прослушка, запись разговоров). Читая статьи, можно даже предположить, что государство не нюхает, однако такое предположение окажется ошибочным.

В 1960-х годах Штази разработали метод сбора «консервированных запахов» (Geruchskonserven). Сотрудники похищали личные вещи активистов и помещали их в герметичные сосуды, а после обучали собак находить носителя запаха. Надписи на баночках гласили следующее: «Имя: [x]. Время: [x]. Объект: подштанники рабочего». Помимо личных вещей, «консервации» подлежали обивки стульев, на которых активисты сидели во время допросов. В 2007 году, когда перед саммитом G8 в Хайлигендамме полицейские занимались сбором «образцов телесных запахов» (Körpergeruchsproben) политических активистов, выяснилось, что метод все еще используется.

В 1993 году вопросом «пронюхивания» подозреваемых занялось ЦРУ, представившее наработки в докладе «Человеческие запахи и их распознавание». Значительная часть документа посвящена эккриновым, апокриновым и сальным железам, предположительно ответственным за «индивидуальные» телесные запахи. Автор доклада представил оценку объема производимых запахов и просчитал дистанции, необходимые для их распознавания собачьим носом. Поскольку дистанции оказались относительно маленькими, в докладе впервые прозвучала идея создания «механической ищейки» — сенсорного устройства, способного автоматически распознавать человека по запаху на большом расстоянии.

Разработки 1990-х годов оказались востребованными после объявления «войны против терроризма» в 2001 году: среди руководителей полиции распространились руководства, призывающие обращать особое внимание на запах подозреваемых, число собак-ищеек возросло в десятки раз, а финансирование проектов идентификации «ароматических отпечатков» — в сотни. В 2007 году Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США (aka DAPRA, о котором мы уже говорили в связи с бомбами-вонючками) взялось за развитие «Проекта по определению уникального запаха», прежде известного как «Программа определения одоротипа». Заявленная цель проекта — вычисление и идентификация людей по телесному запаху (теперь считается, что индивидуальный запах связан с устройством главного комплекса гистосовместимости). Практическое применение — контроль границ и борьба с международным терроризмом. На базе проекта DAPRA совместными усилиями США и Великобритании были разработаны RASCO — система непрямого сбора проб воздуха для проверки собаками, дающая более надежные результаты, чем анализ радужки глаза или распознавание лиц, и IBIS — система идентификации по индивидуальному запаху, также показавшая превосходные результаты.

В 2013 году в Мадридском политехническом университете разработали технологию биометрической идентификации по запаху. В опубликованном отчете утверждается, что погрешность при распознавании составляет не более 15%. Хотя заявленная точность не превосходит распространенные методы идентификации, авторы текста видят конкурентное преимущество технологии в ее «неинвазивности» (для сбора биометрических данных человеку достаточно пройти мимо сенсоров) и надежности (точная идентификация по запаху возможна независимо от болезней, диеты и использования косметических средств). Подобные сенсоры позволят государству нюхать без необходимости останавливать человека, выдвигать ему подозрения или даже приближаться с собаками.

В журнале Radical Philosophy довольно продолжительное время пролежала без нашего внимания статья Марка Неокле(о)уса The smell of power: а contribution to the critique of the sniffer dog. Неоклеус — профессор критики политической экономии в Университете Брунеля, широко известный работами по полицейской власти (см. The Fabrication of Social Order: A Critical Theory of Police Power, 2000). В статье объяснено, как вышеперечисленные «открытия» способствуют укреплению полицейской власти.
New York Times опубликовала интересный – и хорошо иллюстрированный – материал One Nation Tracked: в руки журналистам попал набор данных о геолокации 12 миллионов американских смартфонов в течение нескольких месяцев 2016-2017 годов. Источники информации – анонимные, но руководствовались они, как пишет NYT, благими намерениями: они крайне встревожены тем, как этой информацией можно злоупотреблять, и хотели сообщить об этом общественности и законодателям.

Эти данные не были собраны какой-нибудь телекоммуникационной компанией, одним из технологических гигантов или правительственной спецслужбой. Датасет был создан фирмой, занимающейся данными о местонахождении пользователей. Десятки таких компаний незаметно собирают данные трекинга с помощью программного обеспечения, установленного в приложениях для мобильных телефонов. Вы, вероятно, никогда не слышали о большинстве из этих фирм -- и всё же для тех, кто имеет доступ к этим данным, ваша жизнь -- открытая книга. Они могут видеть места, в которые вы ходите, где вы встречаетесь с кем-то или проводите ночь, посещаете ли вы больницу, кабинет психиатра или массажный кабинет.

Хотя данные деанонимизтированы, журналистам не составило труда связать маршруты и данные о ежедневных перемещениях с вполне реальными людьми. Это касалось как обычных граждан, так и селебритис или высокопоставленных сотрудников правительства США.

В дополнение NYT предлагает крайткий гайд о том, как отключить использование местоположения для приложений, установленных на телефонах Andoid и iPhone.

А вообще советую обратить внимание на спецпроект издания Privacy Project.
На Хабре вышел слегка адаптированный (и дополненный парой аналогичных историй из России) перевод недавней статьи NYT о том, что мобильные телефоны с установленными приложениями, отслеживающими местоположение, позволяют вполне легально следить за миллионами людей. Пресловутая "анонимизация" собираемых приложениями данных не является реальным препятствием для определения личности пользователя.
https://habr.com/ru/company/dcmiran/blog/481336/
Как акселерационизм превратился в платформенный капитализм

В 2019 году в Издательском доме Высшей школы экономики вышла книга «Капитализм платформ» Ника Срничека — знаменитого канадского и британского экономиста и социального теоретика.

Цифровая экономика на сегодняшний день — наиболее динамично развивающийся сектор, при этом имеющий важное значение в системном смысле, так как ее инфраструктура проникает во все точки современной экономической системы и становится не менее важна, чем сырьевое обеспечение или электричество.

Образ цифровой экономики как чего-то умного, прорывного, бережливого, экологичного легитимирует капитализм в целом. Срничек разрушает этот образ, последовательно показывая нам, что за интерфейсами, во взаимодействии с которыми мы проводим огромную часть нашей жизни, скрываются огромные, стремящиеся к монополии корпорации, превращающие каждую минуту, проведенную нами на интернет-сайте, сервисе,—или же всякое движение мышкой —в биты данных.

«Платформы» — это цифровые инфраструктуры, которые позволяют двум и более группам взаимодействовать. Это может быть как взаимодействие между пользователями непосредственно на территории платформы (социальные сети, поисковики), так и использование платформы как посредника (Uber, AirBnB).

Сам феномен возникновения подобного бизнеса Срничек представляет как логическое следствие двух исторических предпосылок.

Во-первых, это линия, берущая начало в массовом производстве, идущая сквозь кризис 1970-х годов с его атакой на профсоюзы и заканчивающаяся в сегодняшнем дне, когда мы наблюдаем такие явления, как прекарный труд, аутсорсинг, гибкая занятость и рост давления со стороны менеджмента. Во-вторых, это большие офшорные резервы крупных корпораций и поиск новых инвестиционных возможностей, ставшие результатом значительного снижения процентных ставок по вкладам.

Таким образом, дешевый рабочий труд и большое количество наличности позволили капиталу переключиться с владения средствами производства на владение информацией.

Данные — краеугольный камень платформенной экономики. Сама архитектура платформ строится ради извлечения данных, их хранения, обработки и анализа. Зачастую платформа специально проектируется под эти нужды. Так, внимательно посмотрев на то, как работает Google, невозможно не заметить, что это не просто интернет-компания, а глобальная «сеть» для сбора наших данных: множество сервисов, поисковик, собственная операционная система, голосовой помощник, социальная сеть, огромные дата-центры и невероятные вычислительные мощности, созданные для ежесекундной обработки огромного массива информации. Именно сетевой эффект, реализуемый с помощью перекрестного субсидирования, позволяет платформам охватывать как можно больше пользователей.

Срничек выделяет пять типов платформ: рекламные (Google, Facebook), облачные (Amazon), промышленные (GE), продуктовые (Spotify), бережливые (Uber). Это разделение не обусловливает четкую оппозицию одних платформ другим: скорее, это способ монетизации, так как многие платформы могут охватывать сразу несколько типов получения прибыли.

Бережливые платформы представляют собой наиболее аутентичную реализацию платформенного капитализма, так как имеют все присущие ему признаки и являются прямым следствием генеалогии, описанной выше. Но при этом они же и наиболее уязвимы в долгосрочной перспективе. Эти компании (Uber, AirBnB) владеют лишь платформой, которая предоставляет пользователям возможность связаться с поставщиком определенной услуги, и систему анализа данных.

http://www.logosjournal.ru/arch/107/Logos%203-2019_Press-287-297.pdf
В США и во всем мире любой протестующий, который приносит телефон на публичную демонстрацию, отслеживается, и присутствие этого человека на мероприятии фиксируется в коммерческих базах данных. В то же время политические партии начинают собирать и приобретать данные о местонахождении телефонов для более эффективного убеждения избирателей.

New York Times продолжает серию материалов в рамках The Privacy Project.

Располагая датасетом о местоположении 12 млн. пользователей мобильных телефонов в США (эти данные были собраны мобильными приложениями и переданы изданию анонимным источником), "в течение нескольких минут, без специальной подготовки и с помощью поиска в Google журналисты смогли выделить и идентифицировать людей на публичных демонстрациях, больших и малых, по всей стране".

Данные о местоположении уже являются частью президентской гонки 2020 года в Америке. Штабы республиканцев и демократов вложили деньги в приобретение данных о местоположении, чтобы агитировать избирателей на основе их интересов.

Например, политики платят брокерам данных, чтобы помочь отслеживать перемещения церковных прихожан — так можно выделить более консервативных избирателей и повлиять на их голоса.
Forwarded from data stories
Технологии на Глобальном Юге

Инновации только в Кремниевой долине? А вот и нет! 

Замечательная колонка на The Wired о технологиях на Глобальном Юге от Рамеша Сринивасана (Ramesh Srinivasan). Нам кажется, что дебаты об интернете и технологиях сосредоточены на единственном противопоставлении: им приписывается либо роль спасения человечества от всех мировых проблем, либо они несут в себе потенциал разрушения всех наших демократических институтов. 

Автор говорит, что вообще-то смотря на глобальный Юг мы можем увидеть другое видение инноваций, простирающееся "за пределы Кремниевой долины". Пользователи в Африке, Азии и Южной Америке – это не просто пассивные потребители западных технологий, но они сами активные мейкеры, хакеры и создатели. В тексте есть про 3D принтеры на улицах Найроби, проекты общественных мобильных сетей и другие кейсы заставляют нас ставить вопрос о сущности «инновации». Что же это такое? Обязательно ли это то, что рождается в модных американских стартапах? 

Это также показывает, что технологии могут быть устроены по-другому и помогает переосмыслить отношение между производителями и потребителями. У Рамеша Сринивасана в октябре 2019 вышла книга «За пределами Кремниевой долины».
К вопросу об использовании данных пользователей для агитации (и, возможно, манипуляции) в политике. Майкл Блумберг, один из самых богатых людей мира и кандидат в президенты США на выборах 2020 года, недавно основал компанию Hawkfish – она должна помочь ему (и демократам) противостоять республиканцам и Трампу с помощью анализа данных и других цифровых технологий.

Блумберг не афиширует существование Hawkfish, куда, к слову, были наняты экс-сотрудники Facebook и Foursquare, и вопросов со стороны регулирующих органов к нему пока нет.

Компания Cambridge Analytica использовала персональные профили американцев, основанные на их онлайн-поведении, для политической рекламы за Дональда Трампа во время кампании 2016 года. Это спровоцировало масштабный политический скандал — руководству Facebook, Twitter и Google пришлось давать показания в Конгрессе США.

https://www.cnbc.com/2019/12/23/mike-bloomberg-campaign-uses-tech-firm-he-founded-earlier-this-year.html
Ручные хакеры, экстравагантные миллионеры

Meduza опубликовала расследование об Evil Corp — хакерской группировке, связанной с российскими силовиками.

5 декабря США выдвинули официальные обвинения против российской хакерской группировки Evil Corp. Ее называют «самой вредоносной в мире»: ущерб от атак Evil Corp против банков оценивается в сотни миллионов долларов.

Организатором группировки американский Минюст считает Максима Якубца — он остается на свободе и в марте 2019 года еще активно участвовал в хакерской деятельности. За него назначена награда в пять миллионов долларов.

В июле 2009 года хакерскую группировку, участником которой был Максим Якубец, начали одолевать коллеги. «Ну, поздравляю! ********* [сойти с ума] можно, про тебя в новостях пишут», — звучало одно из сообщений в чате группы (позднее его вскрыло ФБР). Незадолго до этого в The Washington Post вышла статья о «киберпреступниках из Украины, которые украли 415 тысяч долларов из казны округа Буллитт штата Кентукки». Хакеров, скорее, шокировала эта публикация: они не ожидали, что к ним придет мировая известность — хотя некоторым из них эта слава польстила. Однако 22-летний Максим Якубец — под ником aqua — отреагировал максимально жестко: «Они описали всю схему! Ублюдки. <…> Реально бесит».

Десять лет спустя Якубец сам возглавил группу хакеров, которую назвал Evil Corp, начал воровать с помощью нового банковского трояна — и ездить по Москве на суперкаре Lamborghini Huracan.
Forwarded from data stories
Интервью с Кариной Прункл об этике алгоритмов

Сделал небольшое интервью с Кариной Прункл, занимающейся философией в Оксфорде, об этике алгоритмов и связанных с этим социальных и политических проблемах. Я сам не до конца доволен интервью: оно получилось достаточно коротким, много интересных тем и вопросов остались незатронутыми. Но некоторые важные темы про прозрачность, предвзятость и последствия этических решений обсудить получилось.

— А в чем проблема с тем, чтобы сделать работу алгоритмов понятной и прозрачной?
— Традиционные алгоритмы работают более-менее в логике ручного программирования определенных условий («если… то…»). Но более современные алгоритмы, особенно построенные на машинном обучении, начинают обладать определенной самостоятельностью. В нейронных сетях очень сложно с полной уверенностью объяснить, на основе чего алгоритм делает свои предсказания, потому что этому предшествует большое количество сложных статистических выводов. Тогда алгоритм становится «черным ящиком», механизмом, остающимся для нас непонятным.
Необходимо спроектировать такую архитектуру алгоритма, которая позволила бы людям понять, какие факторы он принимает в расчет и как приходит к выводам. Но можно вообразить себе алгоритм, оперирующий такими категориями и классами, которые либо слишком сложны, либо вообще непознаваемы для человека.
Документальный фильм по мотивам популярной книги Шошаны Зубофф «The Age of surveillance capitalism» (Эпоха надзорного капитализма).

В этом видео с участием Зубофф пересказываются основные тезисы книги. Если коротко, то это история о том, как крупнейшие технологические компании используют данные пользователей. Ну и, главное, можно ли что-либо поменять в этой ситуации.

Всё началось двадцать лет назад – тогда кризис доткомов потряс технологические компании, включая Google. В поисках новых моделей монетизации основатели компании, Ларри Пейдж и Сергей Брин, обнаружили что «остаточные данные», которые люди оставляют при поиске в Интернете, очень ценны и могут принести прибыль. Их можно использовать для прогнозирования поведения пользователей в Интернете – это позволит сделать онлайн-рекламу весьма точной и эффективной. Так родилась совершенно новая бизнес-модель: «надзорный капитализм» (или капитализм всеобщей слежки).
​​«The Age of surveillance capitalism» — это важнейшая книга о политическом смысле современного капитализма от Шошаны Зубофф. Ее смело можно ставить на одну полку с «Капиталом в 21 веке» Томаса Пикетти. Книга представляет собой глубочайший анализ политического смысла капитализма больших данных. В частности, очень грамотно развенчивается миф о том, что тотальная слежка — это неизбежная часть экономики больших данных, которая, следовательно, политически легитимна. Зубофф уверенно демонстрирует, что слежка — это вопрос не экономический, а политический.

В частности, она сравнивает завоевание капитализмом недавно открытого пространства больших данных с периодом колонизации, когда европейские державы включали открытые земли в свои империи путем декларации лишь на основе того, что они первыми оказались на этих землях. Технологические кампании декларативным путем зарезервировали за собой право «знать; решать кто знает; решать кто решает кто, знает». Имея в виду знаменитую формулу Фуко «власть-знание», можно однозначно сказать, что территория больших данных — это территория политического конфликта, а не просто часть экономической статистики. Дальше — больше. Учитывая, что современные технологии превращают в оцифрованное знание абсолютно все явления нашей жизни, включая поведение, вещи и различного рода процессы, оказывается, что масштаб территории политического конфликта поистине колоссальный. Причем этот конфликт включает в себя сразу все три политических измерения: конфликт по поводу распределения, проблема управления, проблема власти.
Forwarded from data stories
Век Капитализма Наблюдения

Новая книга Шошаны Зубофф «The Age of Surveillance Capitalism» уже наделала много шума своим хорошим маркетингом (недаром автор работает в бизнес-школе Гарварда) и сейчас широко обсуждается в сообществе технических гиков, исследователей и активистов: эта внушительная 700-страничная работа о том, как Apple, Google, Amazon, Facebook и другие платформы изменили индустриальный капитализм, превратив его в то, что она называет «капитализмом наблюдения». Эта новая форма «радикального экономического порядка» использует инструменты сбора пользовательских данных и поведенческих модификаций (например, в таргетированной рекламе) как двигатели современного состояния капитализма. Тут в записи ее лекции в институте Data & Society можно послушать о том, как Зубофф рассказывает о своей собственной книге, а вот тут почитать.

Работа сразу привлекала большое внимание внутри академии, так в новом выпуске журнала Surveillance & Society вышло целых три рецензии, по-разному критикующие подход Зубофф:
1. Коуэн критикует книгу, за то, что она игнорирует вопросы права, говоря о них как о несущественных, в то время как следовало бы внимательней отнестись к тому, как сейчас изменяются правовые рамки, в которых осуществляется регулирование платформ.
2. Эванджелиста пишет о том, что перспектива Зубофф может быть полностью понята и принята только при условии того, что ты находишься с ней в одном и том же контексте. Иными словами, в книге не уделяется большого внимания позиции глобального Юга в новом капиталистическом укладе, порожденном платформами.
3. Болл в свою очередь достаточно пространно пишет о том, что работе Зубофф не достает обращения к более широкому корпусу критических работ в социальной теории.
Forwarded from data stories
Однако вышеуказанные рецензии все же являются достаточно немногословными и «мягкими» по сравнению с огромным обзором (около 16к слов!) книги от Евгения Морозова. Он, впрочем, предупреждает после большого вступления, что также практикуется здесь в многословии, как и Зубофф со своими 700 страницами. Обстоятельно рассказывать о критике, которую выдвигает Морозов, не кажется рациональным, но несколько его ключевых тезисов можно описать следующим образом: работа прибегает к неубедительным функционалистским объяснениям (проще говоря, объясняет через понятие «капитализм наблюдения» только то, что удобно объяснять), слишком пунктурно и неосторожно говорит о причинно-следственных связях, выдвигает спорный политический проект возврата к предыдущим формам капитализма и фокусируется исключительно на потребителях, не придавая внимания коллективной организации.

Кроме этого, что еще более важно с точки зрения Морозова, Зубофф упускает из своего анализа капитализм сам по себе: «Но ее [Зубофф] двойное движение не победит, пока управленческий капитализм и капитализм наблюдения не будут теоретизированы как ‘капитализм’ — сложный набор исторических и социальных отношений между капиталом и трудом, государством и денежной системой, метрополией и периферией — и не только как совокупность отдельных фирм, отвечающих на требования технологических и социальных изменений». Очень рекомендую найти силы и почитать эту обстоятельную критику.
Vice рассказывает историю модератора Facebook Валеры Зайцева, который несколько лет трудился в дублинском офисе компании.

Жесткий и неудобоваримый контент, с которым приходится иметь дело модераторам социальной сети, – не единственная проблема на рабочем месте. Facebook сурово нормирует рабочее время, и Зайцеву, как и другим его коллегам, приходилось отчитываться за «каждую лишнюю секунду», проведенную за ланчем, на тренинге или даже в туалете.

Качество работы модераторов контролируется и оценивается – они не могут ошибаться чаще, чем в 2% случаев. А еще персональные данные 1000 модераторов были слиты тем, чьи аккаунты они заблокировали. Данные Зайцева, к примеру, оказались в руках ДНР и ЛНР. Facebook, конечно, извинился перед своими сотрудниками и пообещал лучше защищать их в будущем.

Бывшие модераторы намереваются подать судебный иск против социальной сети, поскольку получили психологическую травму из-за плохих условий труда и отсутствия надлежащей подготовки сотрудников к просмотру жуткого контента, который они должны были модерировать.
​​Титанический спецпроект про эпл от Tortoise.

Первый материал из серии, где они обещают рассмотреть крупнейшие технологические компании как страны. Это оправдано: капитализация Эпла превышает капитализацию Дании, 26 по богатству страны на свете. Пользователей - 1.5 миллиарда - как жителей Китая, а глава Эпл общается с руководителями стран на равных.

Эпл авторы сравнивают с Китаем: жесткая иерархия и полное подчинение в важных вопросах и при этом свобода и самовыражение в других.

Анализ (по мне так книга) разбит на 8 глав: I. Политбюро (руководство) II. Конституция (появилась после смерти Джобса) III. Экономика (кто богатеет) IV. Культура V. Внешняя политика VI. Внутренняя политика VII. Безопасности VIII. Искусственный интеллект. Бонус трек: история Эпл через ее рекламу.

Отдельного внимания достоен раздел «ссылки для дальнейшего чтения», редко встречаю его у других медиа.



Сам Tortoise — очень интересный проект: «медленный и мудрый ньюсрум». «Здоровая пища по сравнению с фастфудом современных медиа» обещали на кикстартере и собрали полмиллиона фунтов с 2500 участников в рекордные сроки (планировали 75 тысяч фунтов). Зарабатывают на членстве, которое кроме доступа к сайту и приложениям (конечно, никакой рекламы) даёт приоритетные билеты на мероприятия. Стандартная подписка - 50 фунтов в год, ровно как у NYT и WaPo. Пытаются привлекать независимых авторов, которые не являются классическими журналистами. Достойны внимания.
в 2018 «на полях» всемирного экономического форума в давосе неизвестные собрали урожай салфеток, чашек, окурков, выпавших волосков и прочего мусора. теперь анонимы из earnest project предлагают их на аукцион, обещая пустить выручку на поддержку активистов, борющихся с «капитализмом тотальной слежки»

https://www.theearnestproject.com

каждый желающей получить днк политиков и звезд наверняка найдет что-нибудь подходящее из полного каталога «давосской коллекции». на встрече присутствовали макрон и меркель, элтон джон и джек ма, джордж сорос и даже дональд трамп (российскую делегацию возглавлял аркадий дворкович, – вдруг и он кому-нибудь понадобится)

https://news.1rj.ru/str/furherring/415
Forwarded from data stories
​​Вышло исследование протестов платформенных работников – людей, получающих зарплату благодаря труду на платформе (например, это водители Uber). Труд на этих платформах часто характеризуется низкой заработной платой, нестабильными условиями труда, давлением пользовательских рейтингов, отсутствием прозрачности и подотчетности платформ. Эти условия труда приводят к разным формам несогласия работников: протестам, забастовкам, правовым диспутам. 

Тут исследователи из European Trade Union Institute выпустили исследование о таких протестах. Они пытаются собирать базу данных и сделать индекс, который мог бы показывать масштаб и причины разных протестов на мировом уровне. Исследование еще идет, но пока основные выводы авторов такие: 

– Во всем мире главной причиной протестов трудящихся является заработная плата, но когда речь идет о других причинах споров, то существует значительная географическая вариация
– Типы протестов платформенных трудящихся, по-видимому, более существенно различаются между регионами, чем между отраслями.
– Главные (mainstream) профсоюзы играют жизненно важную роль в отстаивании интересов платформенных работников, особенно в Западной Европе, в то время как на глобальном Юге протесты с гораздо большей вероятностью будут проходить под руководством низовых профсоюзов.
– Главные профсоюзы чаще прибегают к правовому оспариванию, в то время как неофициальные профсоюзы чаще прибегают к забастовкам.
Герт Ловинк — директор и основатель амстердамского Института сетевых культур, известный критик современного состояния интернета. Он является автором многих книг и публикаций о сети и медиа, дизайне и технологиях. Недавно вышли книги Ловинка «Грусть по умолчанию», «Сделано в Китае, разработано в Калифорнии, раскритиковано в Европе» и сборник переводов на русский «Критическая теория Интернета».

Поговорил с ним для hromadske:

Вы известны как человек, который проблематизирует и критикует современные формы интернета. Что именно волнует вас больше всего?

Проблема централизации. Из-за нее контроль становится намного легче. Если есть только один или два игрока, правительству очень легко, если вы им не нравитесь, вас могут отключить или цензурировать. Это можно сделать за считанные минуты. Мы видели много таких примеров.

Контролировать децентрализованную систему гораздо сложнее. Поэтому вопрос в том, существует ли глубоко внутри стека, как это называет Бенджамин Браттон (американский социолог, исследователь цифровых медиа и политических эффектов программного обеспечения, автор книги The Stack: On Software and Sovereignty — ред.), за многослойной инфраструктурой интернета, сохранилась ли там хорошая сердцевина? Ядро, которое позволило бы раскрыть потенциал децентрализованных систем. Мое предположение состоит в том, что ядро интернет-инфраструктуры и сетевые протоколы все еще дают возможность строить децентрализованные сети.

Кто-то может сказать, что это ностальгическая позиция, которая уже не актуальна. Но я происхожу из поколения, движения активистов, которые все еще считают, что мы можем бороться с капитализмом платформ, с централизованными тенденциями, которые двигают все к тотальному контролю со стороны очень небольшого количества игроков.

Сейчас мы даже не знаем, кто владеет самой инфраструктурой интернета — много настоящих владельцев нам неизвестны. Мне нравится миф Платона о пещере, жители которой в состоянии увидеть только тени. И эти тени называются Google, Facebook или ВКонтакте. Но это лишь приложения на больших платформах, поэтому мы никогда не говорим о самой инфраструктуре: о кабелях, центрах обработки данных или технических протоколах. Но ядром интернета может быть общественная инфраструктура. Я выступаю за то, чтобы двигать дискуссию в этом направлении, а не только критиковать Facebook. Наша критика должна быть принципиальной, она не должна иметь ничего общего с полицией нравов. Мы являемся сторонниками кардинального изменения инфраструктуры, вопрос собственности, а не дискуссии о том, стоит использовать Instagram или нет.

Ранние теоретики и сетевые энтузиасты видели интернет как децентрализованное демократическое пространство, которое никто не контролирует. Как так случилось, что монопольные платформы, такие как Facebook и Google, получили почти полный контроль над сетью?

Кремниевая долина только использовала возможности, появившиеся за последние 20-30 лет. С помощью модели венчурного капитала (высокорискованные финансовые инвестиции в технологической сфере — ред.) они разработали что-то вроде «Искусства войны» Сунь-цзы, макиавеллиевский тип войны. Собственно, платформы сами так изображают свои методы. Они просто входят, уничтожают все и как можно быстрее устанавливают монополию. Питер Тиль, главный идеолог этого, подробно объясняет, как работает венчурный капитал. Не стоит быть наивными по этому поводу.
Рената Салецл - Искусство больших данных: невежество, мифы и фантазия прогресса

В мире больших данных мы имеем дело не только с потенциальными сбоями компьютеров, но и с высокой степенью непрозрачности, связанной с тем, как эти данные собираются, интерпретируются, кто имеет к ним доступ и возможность манипулировать ими. Также нельзя исключать ошибку выборки и не учитывать возросшее желание увидеть в данных то, что мы хотим увидеть. Сверх того, способ использования фирмами алгоритмов для прочесывания данных, как правило, является закрытой информацией.

Поэтому неудивительно, что большие данные открывают новые просторы для слепоты. Как это ни парадоксально, когда мы собираем большие объемы информации, люди внезапно начинают видеть паттерны в случайных данных. Исследователи больших данных, соответственно, указывают на то, что мы испытываем апофению: наблюдаем паттерны там, где их на самом деле нет, проcто потому, что огромный объем данных может предложить связи, которые распространяются во всех направлениях

http://moscowartmagazine.com/issue/93/article/2072