«Я думаю, в целом эти события дают понимание ценности нашей работы. А кто ещё, если не мы? Владимирские журналисты, которые остаются в России, скованы цензурой. Я их понимаю и не осуждаю. Я бы сам на их месте действовал так же, потому что альтернативой является тюрьма. Мы иногда на «Доводе» называем такие медиа «подцензурными», но это же реальность. Это не оскорбление, это не значит, что они хуже нас. Мы просто называем вещи своими именами, чтобы наши читатели понимали, что речь идёт о СМИ, которые работают из России.

Я благодарен людям, которые сейчас продолжают заниматься журналистикой в России. Они являются ценным источником для нас. Разумеется, эти журналисты с удовольствием бы писали правду и не соблюдали цензуру, но они просто не могут.

Для журналистов «Довода» эмиграция позволяет быть свободными и независимыми, в том числе от властей тех государств Евросоюза, в которых мы сейчас проживаем. Никакие государственные органы не говорят, о чём нам писать, а о чем – нет. Мы пользуемся свободой слова.

Вообще сам факт, что «Довод» до сих пор существует – это своего рода чудо. Я думаю, организаторы репрессий, российские силовики смотрят на нас и думают: «Блин, чуваки, мы же вас так гнобили. Мы чего только не делали, а они нам не подчиняются». Я думаю, само наше существование – это их недоработка, что они нас упустили, дали нам уехать. Сейчас, наверное, силовики об этом жалеют. Вопреки их ожиданиям, мы не погибли и продолжаем заниматься журналистикой», – рассказал Илья Косыгин.

«Рядовой Горюнов И.В. проходил службу в должности стрелка штурмовой роты», – уточняется в публикации.

«Меня так бесит, что половина интернета мне доступна только через дорогущий ВПН. Люди себя ведут так, как будто начался апокалипсис.

[Живу] перебежками от кафешки до кафешки с вай-фаем. А если далеко надо — то у меня есть скаченный плейлист и несколько книг как раз на случай наступления армагеддона», – поделилась в комментариях журналистка Наталья Баранова.

«Указанные деяния Чемоданова причинили потерпевшему физическую боль и моральные страдания, а также телесное повреждение в виде: «закрытой черепно-мозговой травмы с сотрясением головного мозга, кровоподтека в области правого глаза», которое причинило легкий вред здоровью, по признаку кратковременного расстройства здоровья на срок в пределах трех недель», – отмечается в приговоре.

«У тюрьмы, где я оказался, плохая репутация: оттуда в основном только депортируют. Всего там содержалось около 1 500 человек. В нашей камере стояло 50 двухъярусных кроватей, нас было 100 человек – в основном, молодые люди из Латинской Америки: Колумбия, Никарагуа, Гондурас, Гватемала, Мексика. У меня был друг из Венесуэлы, он начал с моей помощью учить русский язык. А он помогал мне учить испанский.

Сотрудники и заключенные иногда спрашивали меня про Россию: есть ли там снег, какая еда, как выглядит Москва. Россиян в камере было человек пять, говорили о себе немного. Я про себя вкратце рассказывал: что участвовал в митингах, что есть решение Европейского суда.

Распорядок дня был такой. Завтрак в 5:30. Обед в 11:00. Ужин в 18:00. Отбой в 22:30. В пятницу и субботу – отбой в час ночи. Бывало, соседи галдели и до трех ночи, а в пять утра уже вставать на завтрак. Офицеры, в основном, были веселые и постоянно шутили. Отношения с ними складывались нормально.

Спать нам разрешали в любое время, но постоянный шум напрягал. Я просил соседей быть потише, некоторые слушались. Офицерам на дисциплину было наплевать, они ничего не делали — такая у них система. Часто случались драки, людей быстро разнимали и, как правило, переселяли в другую камеру.

Из-за шума у меня начались проблемы со сном. Один человек, например, громко кукарекал ночью.

В итоге его переселили на кровать подальше от меня. А я записался к психологу и попросил дать какое-нибудь снотворное. Психолог дала мне беруши, стало лучше. А моему сокамернику почему-то в берушах отказала.

Кормили там ужасно, я всегда был голодный. В каждом приеме пищи были бобы. Брокколи, вареная морковь, листья, салат. Три раза в месяц давали курицу. Рыбу — ни разу. Картошка — нечищенная, даже пюре было с кожурой. Можно было заказать всякую вредную еду через планшет, за деньги: печенья, чипсы. Пачка печенья стоила 1 доллар 45 центов.

Прогулки [по территории тюрьмы] были примерно раз в 7-10 дней. Выводили, если наберется хотя бы человек десять. Бывало, офицер позовет на прогулку в 7 утра, а все спят. Много прогулок срывалось. В жару и дождь не выводили.

Чтобы выходить из камеры, последние полгода я работал развозчиком еды. Кто-то мыл полы в коридорах, кто-то — готовил на кухне. Можно было парикмахером еще работать. Каждый день с четырех до семи вечера я развозил еду по бункерам — так мы называли наши камеры. Мне платили три доллара за вечер и еще подкармливали на кухне.

Мы много играли в шахматы, шашки, карты. В камере висели телевизоры — как правило, мы смотрели фильмы, иногда новости.

Ощущение изоляции все равно было сильное: интернетом и мобильными телефонами мы не могли пользоваться. В библиотеке был компьютер, но без интернета. Новости я узнавал, когда звонил друзьям: в камере висели 10 телефонов, нам было разрешено 12 бесплатных звонков по 10 минут каждый месяц. Через полгода звонки сделали платные, позвонить в Россию стоило 5 долларов за 10 минут — а у меня зарплата в день была три доллара», – говорит Машинин.

«Основу обвинения по делу составляют факты, доказывающие причастность обвиняемого к организации деятельности «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами». В уголовном деле «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» называется террористической организацией – в таком качестве она запрещена Верховным Судом РФ 14 февраля 2003 года.

Однако ни в решении Верховного Суда о запрете ХТ, ни в материалах уголовных дел, расследовавшихся в России и странах СНГ, нет конкретных фактов, свидетельствующих о террористической или какой-либо насильственной деятельности организации. Также нет данных о причастности партии к деятельности джихадистских групп в Европе или на Ближнем Востоке, более того, организация подвергается критике со стороны радикалов за «уклонение от джихада». По нашей информации, единственной страной помимо России, в которой ХТ запрещена как террористическая организация, является Узбекистан, но и там соответствующее решение суда датировано 2016 годом, то есть появилось после решения Верховного Суда России от 14 февраля 2003 года», – отмечают правозащитники.