Талант важнее всего?

Это размышление по следам расследования журналистки Анастасии Красильниковой об Оксимироне*, которое доказывает, что рэпер целенаправленно и систематически подвергал грумингу и, вероятно, сексуализированному насилию несовершеннолетних, — но не о факте этого и не о самом Оксимироне*.

Всё по сути дела можно узнать здесь:

• Подкаст Анастасии Красильниковой «Дочь разбойника» студии «Либо/либо», сезон «Творческий метод».

• «Почему у Оксимирона* так много защитников» — выпуск Маши Богдановой о подкасте и общественной реакции на новость.

Вот что у меня не вызывает сомнения (коротко):

• недопустимость действий Оксимирона*, вскрытых Красильниковой;

• попытки защитить и размыть его вину со стороны тысяч и тысяч комментаторов и даже публичных персон — это прямо очень плохо;

• подобные расследования нужны, важны и ценны.

На этом преамбула всё, а поразмышлять я хотела о личной культуре отмены и возможности отделить творчество от автора. Вопрос для меня актуальный, хоть и не новый.

Например, с Татьяной Черниговской, которая из-под своего статуса «значимой женщины в науке» распространяет мизогинные миазмы, публично утверждая, что «женщины [по сравнению с мужчинами] гораздо более средние», со ссылкой на то, что якобы мир не видел женщин-эйнштейнов и «даже шеф-повара женщины приличной нет» — вот с ней, которая разрабатывает в том числе вопросы когнитивистики и нейробиологии, я внутренне уже попрощалась.

Но одно дело Черниговская, сколько-то лекций которой я прослушала сколько-то лет назад, а другое — человек, чьи треки лежат у меня в плейлистах, а значит, так или иначе составляют регулярный культурный бэкграунд — а значит, непосредственно влияют на меня.

Я вышла из молодёжной литературной среды провинциального филфака. И вот там-то и тогда-то, знакомясь с писательской жизнью города, впервые осознанно встретилась с подобным диссонансом:

талантлевейшими, тончайшими, гениальнейшими называли тех, кто — что было известно и даже обсуждалось — погрязли в зависимостях, изменяли, били, «сидели на подсосе» у отделов культуры, не гнушались мелких межсоюзписательских дрязг за влияние и как-то в целом были не очень благополучны.

Юной мне объяснили, что «это другое»; дескать, повзрослеешь — поймёшь: откуда бы все эти великолепные строчки взялись, если бы не такая вот поэтичная погружённость в жизнь со всей её прозаичностью? Ну и надо отделять творчество от автора, это чуть ли не профессиональный навык.

Из этого подхода растёт много вредных стереотипов, например о том, что страдание, даже самим собою сгенерированное, — лучшая почва для будущих произведений; что настоящему поэту важно быть непонятным, слегка маргинальным и в целом будто бы умение создавать тексты даёт некоторый карт-бланш на социальную и личностную разнузданность.

А поскольку в те румяные времена никакие разговоры о творчестве никогда не носили теоретический обобщённый характер, всё было личным и всё было учёбой и жизнью, эти поверья очень здорово ложились в неокрепшие умы — чтобы потом так же здорово им навредить. К моей бесконечной горечи, были среди нас и те, кто этот вред так и не смогли переработать.

За талант можно многое простить — главный тезис такого подхода. Я сама — его благополучательница: за общую талантливость и симпатичность, ею вызванной, меня не валили на экзаменах, прощали прогулы, дерзость, неадекватное поведение и кто знает что ещё.

В свое оправдание скажу, что об этом не просила, это какая-то автоматически выдаваемая привилегия, которую в пылу не сильно-то и осознаёшь, но, как любая привилегия, она страшно приятна и никто не спешит от неё отказываться.

На практике работает это так, что средний зачуханный мужичок-выпивоха в прокуренном свитере, который он носит ещё со времён мичманских вахт, будет всегда менее привлекателен, чем средний зачуханный мужичок-выпивоха, который когда-то издал свою книжку стихов.

Так что да, за талант многое прощают. Но, возможно, всё-таки слишком многое?

*Внесен как иноагент в реестр Минюста.

/Продолжение ниже/

Талант важнее всего?
/Продолжение. Начало выше/

Пока писала первую часть, нечаянно разблокировала странное воспоминание из ещё более раннего времени — будет немного жести.

Классе в 8–9 я победила в чём-то краеведческом, и всех призёров наградили недельной поездкой с образовательными целями на Соловки. Там было человек 10–12 вот этих детей и сопровождающие — завкафедрой русского языка пединститута, моей будущей альма-матер, и несколько особо важных для культуры региона граждан: поэты, краеведы с большими по местным меркам именами.

Имена выпивать начали, конечно, ещё у памятка Кирилла и Мефодию, от которого мы и отъехали на автобусе ранним утром из Мурманска. К Кеми они были уже хороши, а к прибытию на архипелаг и вовсе очаровательны. Они квасили все дни поездки; более того, до сих пор не могу забыть, как некоторые из старшеклассниц-призёрш проводили вечера с ними на совместных посиделках, где было много доступного алкоголя. Одна, даже к сожалению помню я, залезла самому талантливому на колени.

Чтобы вы не представляли меня в белом пальто, стоящей посреди Соловков и осуждающе качающей головой, скажу, что в свои 13–14 я не отличалась внятными моральными ориентирами, росла в дисфункциональной семье и сама уже и употребляла алкоголь, и курила. Но даже мне эта картина показалась откровенно стрёмной — хотя та я ни в жизнь бы не сформулировала почему, — и я просто отвалила к себе в номер.

И знаете чем это всё закончилось? Да ничем. А знаете почему? Потому что это норма. Потому что тусить с творческими мужиками — это ок, это ж про культуру, даже если их культура измеряется званием лауреата конкурса «Голоса Кондопоги» (со всем уважением к Кондопоге), даже если рядом есть педагог из университета и даже если тусуются-то с ними несовершеннолетние девочки.

И вот поэтому мне сильно кажется, что теория разделения творца и творчества вообще несостоятельна: творцы с удовольствием используют своё творчество как власть, если мы позволяем им это на уровне общества, на уровне особого отношения.

И именно поэтому никакие начитанности, образованности, достижения в области наук, культур и искусств не дают гарантии в том, что вот этот начитанный-образованный-талантливый ну хотя бы базово соблюдает этику, права человека и не навредит. Но фактически они развязывают ему руки, потому что в народно-бытовых представлениях упорно считается, что потенциальный суммарный вклад в культуру, который он внёс и ещё внесёт, больше и важнее, чем последствия его частных поступков и выборов.

Мне бы очень хотелось, чтобы талантливость перестали воспринимать как жетончик, который можно обменять на возможность сеять зло. Нет таких стихов и таких добрых дел, которые можно списать в счёт, например, сексуализированного насилия или целенаправленно нанесённой ребёнку психической и эмоциональной травмы, особенно если ты стоишь в позиции значимого взрослого для этого ребёнка — и неважно, кто ты именно: мегапопулярный рэпер или звезда регионального краеведения.

Творчество — это власть. Власть умеет делает с людьми ужасные вещи, потому что мало кто рассматривает власть как ответственность, скорее уж как бонус и возможность. Поэтому с талантливых всегда спрос больше, но никак не наоборот.

Что до меня, то выросла — и так и не поняла. У меня не получается слушать песню, написанную человеком, совершившим отвратительно зло, и думать: «Ну, это просто песня, хорошая же; а его самого я, конечно, осуждаю».

Песня никогда не бывает просто песней.

Человек отражается в каждом творческом акте интеллектуально, ценностно, своим опытом и путем познания; если я продолжаю преображать себя этим творчеством, то поддерживаю автора, даю ему кредит доверия, позволяю его словам звучать в своей голове, а его ценностям — менять меня.

К такому я точно не готова. Если возвращаться к «папочке Окси*», то он стал моим большим разочарованием и грустью — и тем больше оттого, что вообще-то он из наших. Мне на самом деле жаль, потому что это хорошие тексты, мощные произведения, огромный талант, всё вообще здорово.

Кроме того, что и кто за ними стоит.

*Внесен как иноагент в реестр Минюста.

Для меня маркетплейсы стали новым сортом guilty pleasure.

Дело не в том, что я ежедневно покупаю миллион важных вещей, без которых жизнь не жизнь, по типу черпачка, который выглядит как динозавр (если что, 0% осуждения: WB — это новое курение), а в том, что обожаю читать карточки, описания товаров и отзывы.

Во-первых, они отражают удивительное языковое явление — формирование нового функционального (точнее, дисфункционального) подстиля речи на пересечении информационного, официально-делового и разговорного стилей и просторечия. Нигде больше мы не увидим такую достоверность облика современной непрофессиональной письменной речи! Ценнейший лингвистический и историографический материал.

Во-вторых, там — вся правда жизни, все коллективные переживания, надежды и горести. Только читая отзывы на лейкопластырь, вы на самом деле поймёте и ощутите всю горечь, которую люди старой формации (это самоназывание, не ярлык) испытывают сегодня, будучи вынужденными существовать в новых правилах экономики и легкой промышленности как таковой.

А видеоотзывы на Ozon? О эта сладкая возможность ощутить себя блогером и снять свою первую распаковку: одной рукой, отчаянно шурша упаковкой, кадр дёргается и заливается белым, поскольку дело происходит напротив окна, телевизор и ребёнок на фоне орут, а из сердца идут самые честные слова: «Вот... Получила заказ... Ну... Всё вроде хорошо... (Долгая пауза.) Пуговицы, по крайней мере, на месте» — на этом видео резко обрывается. Для меня это намного сильнее хоть Линча, хоть Джармуша, хоть Балабанова.

В-третьих, это бывает действительно смешно, особенно когда ребята-бизнесмены, закупив паль, делают вид, что они не челноки из девяностых: придумывают название бренду, пытаются написать «продающий текст» для товаров и сформулировать УТП и УЦП, но при этом забывают избавиться от следов машинного перевода с китайского.

Есть там много ещё чего прекрасного, но сегодня я к вам пришла с отзывом на кое-что, который нечаянно выглядит как загадка — кто отгадает, о каком товаре идёт речь, тому звёздочка:

и пахнет, и шуршит, кто любит жёсткое — оценит.

Вообще ничего не предвещало беды:

сидела себе читала статью про теорию повествования Бахтина, которая сводится к тому, что художественный текст — это свидетельство бытия, а потом вдруг ка-а-а-ак поняла, что метод фокальных объектов можно использовать, чтобы усилить символическую и суггестивную функции места действия в фикшене.

Стройный облик моей понедельничной лекции начинает выходить из-под контроля. Но будет интересно!

А говорила, что не о чем писать. Тю!

#будни_редакторши #редакторша_в_эфире

Угадаете, кто это и из какого произведения?

Самым удалым угадывальщицам и угадывальщикам, как всегда, вручаю звёздочку.

#нейросеть