#от_лица_клиента
В отношениях с моим терапевтом я осмелилась бунтовать почти через год регулярной работы. На вопросы «как ты себя чувствуешь?» намеренно отвечала «нормально», хотя прекрасно знала, что именно я чувствую и по какому поводу. Знала, что подобные ответы только тормозят работу, но все равно исправно говорила это на протяжении многих встреч. Проверяла. Как тебе такой мой регресс? Чем ты будешь реагировать? Выпнешь меня? Заставишь отвечать по-другому?
Терапевт тепло улыбался и не настаивал на прояснении. Видел, что мне сейчас важно вести себя, как непослушный ребенок, и впитывать в себя его принятие.
— Ты же знаешь, что мы не пройдем дальше, если ты не станешь проживать эту боль, если будешь подавлять свои слезы.
— Знаю. Но я просто не хочу.
И мы не шли дальше. Мы оставались на месте ровно столько, сколько мне было нужно. И принятие я получала в полном объеме.
Все чаще во время сессий мы касаемся наших с ним отношений, хотя ранее обсуждали только мою жизнь вне терапии. При всех потерях, которые случались в моей жизни, мне удалось выстроить невероятно ценные для меня отношения — сквозь влечение и влюбленность в него в самом начале, сквозь идеализацию и разочарование в том, что он не бог и чего-то может не знать и не уметь, а где-то порой ошибается.
Сейчас, так отчетливо ощущая ценность этих отношений, набираясь сил говорить об этом вслух сквозь слезы, боль и страх, я понимаю, что привязанность выстроена. Впереди меня ждет сепарация. И когда я пишу об этом, под боком наглой кошкой устраивается тревога. Потому что сепарация для эмоционально зависимого человека практически равна повторной травматизации. О том, как этот процесс должен проходить в норме (в возрасте от года до трех лет), и о том, как он проходит в терапии (в каком угодно возрасте), будет один из ближайших текстов.
В отношениях с моим терапевтом я осмелилась бунтовать почти через год регулярной работы. На вопросы «как ты себя чувствуешь?» намеренно отвечала «нормально», хотя прекрасно знала, что именно я чувствую и по какому поводу. Знала, что подобные ответы только тормозят работу, но все равно исправно говорила это на протяжении многих встреч. Проверяла. Как тебе такой мой регресс? Чем ты будешь реагировать? Выпнешь меня? Заставишь отвечать по-другому?
Терапевт тепло улыбался и не настаивал на прояснении. Видел, что мне сейчас важно вести себя, как непослушный ребенок, и впитывать в себя его принятие.
— Ты же знаешь, что мы не пройдем дальше, если ты не станешь проживать эту боль, если будешь подавлять свои слезы.
— Знаю. Но я просто не хочу.
И мы не шли дальше. Мы оставались на месте ровно столько, сколько мне было нужно. И принятие я получала в полном объеме.
Все чаще во время сессий мы касаемся наших с ним отношений, хотя ранее обсуждали только мою жизнь вне терапии. При всех потерях, которые случались в моей жизни, мне удалось выстроить невероятно ценные для меня отношения — сквозь влечение и влюбленность в него в самом начале, сквозь идеализацию и разочарование в том, что он не бог и чего-то может не знать и не уметь, а где-то порой ошибается.
Сейчас, так отчетливо ощущая ценность этих отношений, набираясь сил говорить об этом вслух сквозь слезы, боль и страх, я понимаю, что привязанность выстроена. Впереди меня ждет сепарация. И когда я пишу об этом, под боком наглой кошкой устраивается тревога. Потому что сепарация для эмоционально зависимого человека практически равна повторной травматизации. О том, как этот процесс должен проходить в норме (в возрасте от года до трех лет), и о том, как он проходит в терапии (в каком угодно возрасте), будет один из ближайших текстов.
👍1
Как я пришла в психологию
#от_лица_психолога
Тут, наверное, есть смысл сказать, что мои мама и бабушка тоже психологи. Бабушка с кем только ни работала, в основном это были люди с нарушениями в развитии (я в какой-то момент совершенно случайно попала в ту же сферу), а мама всю жизнь проработала школьным психологом. Поэтому с детства меня окружала психологическая атмосфера, нескончаемые тесты личности и интеллекта (я была испытуемым) и разговоры о том, какая у кого акцентуация характера. Но относилась ко всему этому я равнодушно.
Все поменялось, когда близкая подруга выдала мне сакральное «буду поступать на клиническую психологию», а потом подробно и со вкусом рассказывала, чем они там занимаются. Особенно меня зацепили техники медитации-визуализации, из которых можно было докопаться до чего-то бессознательного. Мне стало жутко интересно. Настолько, что я даже внутренне согласилась с необходимостью препарирования лягушек (уже в универе это как-то обошло меня стороной). Моей основной мотивацией стало «узнать себя», а чуть позже, когда я начала изучать теории личности, добавился мотив «узнать, как правильно воспитывать детей, чтобы им было хорошо жить». У меня никогда не было дикого стремления помогать людям, но в помогающих профессиях это скорее плюс, хоть и звучит несколько абсурдно.
Я подавала документы только на эту специальность и даже не думала о том, что будет, если я не пройду. Внутри была уверенность в том, что ничего другого я не хочу.
Что по итогам? Себя я узнала неплохо (и продолжаю это делать). Как растить детей с наименьшим для них вредом — тоже (но до сих пор не смогу смириться с тем, что этот вред в любом случае будет). В профессии остаюсь, потому что это единственная сфера, в которой мне интересно развиваться каждый день. И для меня большое счастье осознавать, что этот аспект моей жизни по большей части мне соответствует. Вот бы и в отношениях все было так же хорошо! (зачеркнуто).
#от_лица_психолога
Тут, наверное, есть смысл сказать, что мои мама и бабушка тоже психологи. Бабушка с кем только ни работала, в основном это были люди с нарушениями в развитии (я в какой-то момент совершенно случайно попала в ту же сферу), а мама всю жизнь проработала школьным психологом. Поэтому с детства меня окружала психологическая атмосфера, нескончаемые тесты личности и интеллекта (я была испытуемым) и разговоры о том, какая у кого акцентуация характера. Но относилась ко всему этому я равнодушно.
Все поменялось, когда близкая подруга выдала мне сакральное «буду поступать на клиническую психологию», а потом подробно и со вкусом рассказывала, чем они там занимаются. Особенно меня зацепили техники медитации-визуализации, из которых можно было докопаться до чего-то бессознательного. Мне стало жутко интересно. Настолько, что я даже внутренне согласилась с необходимостью препарирования лягушек (уже в универе это как-то обошло меня стороной). Моей основной мотивацией стало «узнать себя», а чуть позже, когда я начала изучать теории личности, добавился мотив «узнать, как правильно воспитывать детей, чтобы им было хорошо жить». У меня никогда не было дикого стремления помогать людям, но в помогающих профессиях это скорее плюс, хоть и звучит несколько абсурдно.
Я подавала документы только на эту специальность и даже не думала о том, что будет, если я не пройду. Внутри была уверенность в том, что ничего другого я не хочу.
Что по итогам? Себя я узнала неплохо (и продолжаю это делать). Как растить детей с наименьшим для них вредом — тоже (но до сих пор не смогу смириться с тем, что этот вред в любом случае будет). В профессии остаюсь, потому что это единственная сфера, в которой мне интересно развиваться каждый день. И для меня большое счастье осознавать, что этот аспект моей жизни по большей части мне соответствует. Вот бы и в отношениях все было так же хорошо! (зачеркнуто).
О, а расскажите мне. Если у вас была терапия, и вы ушли — по каким причинам?
Сама я дважды сталкивалась с желанием закончить работу, и в одном случае-таки ушла, а во втором осталась. Если интересно, об этом тоже расскажу.
Сама я дважды сталкивалась с желанием закончить работу, и в одном случае-таки ушла, а во втором осталась. Если интересно, об этом тоже расскажу.
У меня спрашивали, какое направление психотерапии лучше всего работает с пограничным расстройством личности. Но чтобы достоверно ответить на этот вопрос, нужно провести гору лонгитюдных (многолетних) исследований по каждому из направлений и уже на их основании делать какие-то выводы. И не то чтобы этих исследований много.
Раньше всех за эксперименты взялись когнитивщики (как обычно): диалектическая поведенческая терапия продемонстрировала доказанную эффективность для пациентов с ПРЛ.
Сейчас я как раз читаю книжку основательницы этого направления и замечаю, что она очень сильно сдвинулась в сторону гуманизма, многое там перекликается с гештальт-терапией (что, конечно, приятно). Сама она работала в основном с суицидальными пациентками, но, по слухам, сейчас ДПТ расползлась даже на лечение депрессии.
Обидно, что к обучению ДПТ допускаются только терапевты, прошедшие курс классической когнитивно-поведенческой терапии. Это мне уже совсем не интересно.
Разбираюсь дальше. Буду держать вас в курсе. Параллельно размышляю, а не пограничница ли я (потому что очень уж похоже).
#от_лица_психолога
Раньше всех за эксперименты взялись когнитивщики (как обычно): диалектическая поведенческая терапия продемонстрировала доказанную эффективность для пациентов с ПРЛ.
Сейчас я как раз читаю книжку основательницы этого направления и замечаю, что она очень сильно сдвинулась в сторону гуманизма, многое там перекликается с гештальт-терапией (что, конечно, приятно). Сама она работала в основном с суицидальными пациентками, но, по слухам, сейчас ДПТ расползлась даже на лечение депрессии.
Обидно, что к обучению ДПТ допускаются только терапевты, прошедшие курс классической когнитивно-поведенческой терапии. Это мне уже совсем не интересно.
Разбираюсь дальше. Буду держать вас в курсе. Параллельно размышляю, а не пограничница ли я (потому что очень уж похоже).
#от_лица_психолога
Продолжаю писать про пограничность. Здесь больше о диагностике и лечении, механизмы формирования и задачи терапии будут описаны дальше.
#статьи_автора
https://yli.ink/LoIfrI
#статьи_автора
https://yli.ink/LoIfrI
Medium
Пограничное расстройство личности
Темы сепарации и расстройств пограничного спектра пересекаются между собой и являются логичным продолжением истории о нарушенной…
А еще я сегодня дошла-таки до опытного (!) врача-психотерапевта и ощутила на себе все то, о чем вы мне рассказывали: настойчивое желание лечить без запроса, навязчивую религиозность, разговоры не по теме и прочее, и прочее.
Нет, дядечка был очень милый и наверняка в чем-то разбирающийся, но его терапевтическая некомпетентность слишком явно бросается в глаза. Я примерно так же консультировала на третьем курсе, кажется. Соционика, НЛП, всякие релаксационные техники и уверенность в том, что терапевт точно знает рецепт счастья для всякого, кто к нему обратится.
Не дослушал всей симптоматики, с которой я к нему пришла, выписал смешную дозу антидепрессантов и отпустил.
#от_лица_клиента
Нет, дядечка был очень милый и наверняка в чем-то разбирающийся, но его терапевтическая некомпетентность слишком явно бросается в глаза. Я примерно так же консультировала на третьем курсе, кажется. Соционика, НЛП, всякие релаксационные техники и уверенность в том, что терапевт точно знает рецепт счастья для всякого, кто к нему обратится.
Не дослушал всей симптоматики, с которой я к нему пришла, выписал смешную дозу антидепрессантов и отпустил.
#от_лица_клиента
Forwarded from Записки злого терапевта
Последние три недели молчу в канале, потому что пишу три статьи про психологическую помощь, две из которых - лонг-риды (любите ли вы читать простыни текста о том, как все неоднозначно в терапии и в жизни, так же, как я люблю их писать?:) ).
Благодаря диалогам с редакторами крепко призадумалась над фразой "Исследования показывают...". Редакторы справедливо оставляют комментарии: "Ссылку, пожалуйста". В этот момент во мне разливается океан желания написать вбоквелл к статье, тоже тысяч на пятнадцать знаков, в котором шел бы рассказ об изнанке психологических исследований и о том, почему к каждому упоминанию их результатов можно ставить гифку с главой КГБ Чарковым из сериала "Чернобыль": "Но вы же знаете старую русскую поговорку: "Доверяй, но проверяй", а рядом желательно агента ФБР Фокса Малдера из "Секретных материалов": "Trust no one".
Выберите любой тезис о терапии, и вы, скорее всего, найдете хотя бы несколько исследований, результаты которых его подтвердят. И столько же тех, которые опровергнут. И еще те, которые приходят к выводу: "Достоверно можно только сказать, что все сложно и требует дальнейшнего изучения".
Выборка для исследования - это всегда ограниченная группа людей, которые отобраны по определенным признакам. Исследование не может учесть все факторы, которые могут влиять на то, как у человека возникла проблема и каким будет ход и эффект психологической помощи в ее решении. Изучаем такой-то метод и его эффективность в лечении депрессии? Круто, а учитываем при этом наличие/отсутствие заболеваний щитовидки, наследственность или экологию среды, в которой человек родился и живет? Изучаем терапию тревожных расстройств? А учитываем при выборке семейную историю?
(А еще есть такая штука как эпигенетика - клеточная память, которая определяет активность генов, не меняя структуру ДНК. Например, если в семейной истории был голод, то его влияние проявится в "поведении" ген у потомков в разных поколениях - они переживают различные проблемы со здоровьем, словно своеобразную компенсацию за голод в старшем поколении. Влияние опыта предыдущих поколений установлено, но принимается ли оно в расчет при каждом исследовании расстройств пищевого поведения?).
Ну и кроме того, исследование исследованию рознь. Выборка может быть в 20 человек или в несколько тысяч. Оно может длиться разное время (а значит, короткие исследования могут зарегистрировать какое-то немедленное улучшение и показать, что методика Х дает положительный результат, а вот его длительность и устойчивость остается за кадром). Может быть проведено по более простому или сложному плану.
Наконец, целью исследования (хотя никто об этом не напишет в итоговой статье, разумеется) может быть разгром оппонентов и улучшение имиджа определенного подхода.
А о доказательности терапии и о том, можно ли вообще научно измерить ее эффективность, до сих пор ведутся споры. Насколько я знаю, со времен знаменитой лекции Скотта Миллера "Эволюция психотерапии как оксюморон" объем более-менее доказанных данных о терапии так и остается неизменным. Говоря о 30 годах исследований, предшествующих лекции, Миллер объявляет:
"В основном психотерапия работает. Клиент, проходящий терапию, чувствует себя на 80% лучше по сравнению с выборкой из людей, не проходящих терапию. Эффективность терапии, корректирующей поведение (behavioral health services) превышает эффективность медикаментозного лечения. На этом все с хорошими новостями".
Так что если вам нужны научные "зуб-даю" доказательства того, что терапия - штука рабочая, помогает, данные исследований на вашей стороне. Но также они на вашей стороне, если нужно убедиться, что метод, в котором работает ваш терапевт, может быть неэффективным, а для вашей проблемы нужен другой подход. И они однозначно на стороне тревожности и сомнений: не трачу ли я зря время? будет ли от этого толк?
Лайфхак: говорите с терапевтом о ваших сомнениях, если возникают. Обсуждайте, что лично для вас значит "работает" и "не работает". Отмечайте прогресс и успехи - и о них тоже говорите.
Благодаря диалогам с редакторами крепко призадумалась над фразой "Исследования показывают...". Редакторы справедливо оставляют комментарии: "Ссылку, пожалуйста". В этот момент во мне разливается океан желания написать вбоквелл к статье, тоже тысяч на пятнадцать знаков, в котором шел бы рассказ об изнанке психологических исследований и о том, почему к каждому упоминанию их результатов можно ставить гифку с главой КГБ Чарковым из сериала "Чернобыль": "Но вы же знаете старую русскую поговорку: "Доверяй, но проверяй", а рядом желательно агента ФБР Фокса Малдера из "Секретных материалов": "Trust no one".
Выберите любой тезис о терапии, и вы, скорее всего, найдете хотя бы несколько исследований, результаты которых его подтвердят. И столько же тех, которые опровергнут. И еще те, которые приходят к выводу: "Достоверно можно только сказать, что все сложно и требует дальнейшнего изучения".
Выборка для исследования - это всегда ограниченная группа людей, которые отобраны по определенным признакам. Исследование не может учесть все факторы, которые могут влиять на то, как у человека возникла проблема и каким будет ход и эффект психологической помощи в ее решении. Изучаем такой-то метод и его эффективность в лечении депрессии? Круто, а учитываем при этом наличие/отсутствие заболеваний щитовидки, наследственность или экологию среды, в которой человек родился и живет? Изучаем терапию тревожных расстройств? А учитываем при выборке семейную историю?
(А еще есть такая штука как эпигенетика - клеточная память, которая определяет активность генов, не меняя структуру ДНК. Например, если в семейной истории был голод, то его влияние проявится в "поведении" ген у потомков в разных поколениях - они переживают различные проблемы со здоровьем, словно своеобразную компенсацию за голод в старшем поколении. Влияние опыта предыдущих поколений установлено, но принимается ли оно в расчет при каждом исследовании расстройств пищевого поведения?).
Ну и кроме того, исследование исследованию рознь. Выборка может быть в 20 человек или в несколько тысяч. Оно может длиться разное время (а значит, короткие исследования могут зарегистрировать какое-то немедленное улучшение и показать, что методика Х дает положительный результат, а вот его длительность и устойчивость остается за кадром). Может быть проведено по более простому или сложному плану.
Наконец, целью исследования (хотя никто об этом не напишет в итоговой статье, разумеется) может быть разгром оппонентов и улучшение имиджа определенного подхода.
А о доказательности терапии и о том, можно ли вообще научно измерить ее эффективность, до сих пор ведутся споры. Насколько я знаю, со времен знаменитой лекции Скотта Миллера "Эволюция психотерапии как оксюморон" объем более-менее доказанных данных о терапии так и остается неизменным. Говоря о 30 годах исследований, предшествующих лекции, Миллер объявляет:
"В основном психотерапия работает. Клиент, проходящий терапию, чувствует себя на 80% лучше по сравнению с выборкой из людей, не проходящих терапию. Эффективность терапии, корректирующей поведение (behavioral health services) превышает эффективность медикаментозного лечения. На этом все с хорошими новостями".
Так что если вам нужны научные "зуб-даю" доказательства того, что терапия - штука рабочая, помогает, данные исследований на вашей стороне. Но также они на вашей стороне, если нужно убедиться, что метод, в котором работает ваш терапевт, может быть неэффективным, а для вашей проблемы нужен другой подход. И они однозначно на стороне тревожности и сомнений: не трачу ли я зря время? будет ли от этого толк?
Лайфхак: говорите с терапевтом о ваших сомнениях, если возникают. Обсуждайте, что лично для вас значит "работает" и "не работает". Отмечайте прогресс и успехи - и о них тоже говорите.
Ребята. Мне сейчас очень нужна ваша обратная связь. На этом канале я говорю про терапию, делаю какие-то общепсихологические заметки, делюсь личным опытом. Расскажите, что для вас наиболее интересно/полезно из того, о чем я пишу?
В чем суть сепарационного процесса?
#статьи_автора
Сепарация — это отделение себя от внешнего мира, обнаружение себя отдельным, со своими чувствами и желаниями, и способность при этом встречаться с чувствами и желаниями другого человека, его инаковостью и отдельностью. Пик сепарационного процесса приходится на период примерно от года до трех лет. В это время, согласно психоаналитической литературе, с ребенком происходят поистине драматические события.
Внезапно оказывается, что у мамы и у мира в ее лице существуют свои границы. К примеру, прямо сейчас мне нужна моя мама, а ее нет. Или я хочу поиграть с этим замечательным сверкающим предметом, а у меня его отбирают со словами «не трогай — порежешься». При этом желание мое невероятно велико, но по каким-то ужасным и неведомым для меня причинам оно остается неудовлетворенным, из-за чего мне очень плохо.
Здесь пришло время рассказать про такой механизм, как расщепление. Детская психика еще не настолько сформирована, чтобы одновременно обрабатывать противоречивые сигналы от мира, поэтому ребенок может воспринимать их только по отдельности. Если мама делает мне хорошо, вовремя успевает кормить и обнимать меня, когда в том возникает потребность, значит, это моя хорошая мама, и я ее бесконечно люблю. Если по каким-то причинам ее нет рядом, когда мне так нужно, или она не дает мне чего-то, в чем я так нуждаюсь, это совсем другая, плохая мама. Потому что невозможно представить, чтобы кто-то, кто так любит меня, и кого так люблю я, делал со мной настолько ужасные вещи. Уберите ее от меня и верните хорошую маму, я же знаю, она где-то есть! В этом аффекте проявляется сепарационная агрессия. Важно добавить, что ребенок расщепляет не только образ значимого другого, но и свой собственный, поэтому если мама плохая и так плохо ко мне относится, я тоже становлюсь плохим, не значимым и не нужным.
Если события складываются удачно, постепенно на смену этому расщеплению приходят очень тяжелые и болезненные переживания разочарования, горя и отчаяния, позволяющие со временем принять реальность целостной — такой, какова она есть на самом деле: значимый другой не может полностью покрыть мои потребности, но не становится от этого менее значимым, и это так же не делает менее значимым меня самого.
Что означает «события удачно складываются»? Это значит, что в ответ на сепарационную агрессию ребенок получает сразу несколько важных реакций: 1) мама не рушится от его аффекта (не говорит что-то по типу «из-за тебя у меня так сильно разболелась голова!»), но продолжает удерживать границы;
2) мама остается рядом, не оставляя ребенка и не атакуя его в ответ;
3) мама сопереживает и сочувствует ребенку по поводу того, что тот расстроен.
Все это достигается на фоне развитой надежной привязанности.
Через определенное количество повторений данного сценария ребенок понимает, что в мире есть границы, которые ему придется учитывать (и это очень горько), однако эти границы не ставят отношения под угрозу и не делают менее значимым никого из участников процесса.
Гораздо чаще, конечно, происходит совсем не так. Сепарационная агрессия вызывает либо агрессию в ответ («не смей злиться на маму!»), либо реакцию отвержения («не хочу я иметь с тобой дело!»), и тогда человеку в последующем вообще страшно заявлять о своих потребностях, отсоединяться и отстаивать границы. Нарушения на этом этапе приводят к развитию разного рода зависимостей и пограничных расстройств. В этих случаях сепарационный процесс может так никогда и не завершиться или впервые начаться лишь на длительной психотерапии в отношениях с терапевтом. И выглядит все это очень увлекательно.
#статьи_автора
Сепарация — это отделение себя от внешнего мира, обнаружение себя отдельным, со своими чувствами и желаниями, и способность при этом встречаться с чувствами и желаниями другого человека, его инаковостью и отдельностью. Пик сепарационного процесса приходится на период примерно от года до трех лет. В это время, согласно психоаналитической литературе, с ребенком происходят поистине драматические события.
Внезапно оказывается, что у мамы и у мира в ее лице существуют свои границы. К примеру, прямо сейчас мне нужна моя мама, а ее нет. Или я хочу поиграть с этим замечательным сверкающим предметом, а у меня его отбирают со словами «не трогай — порежешься». При этом желание мое невероятно велико, но по каким-то ужасным и неведомым для меня причинам оно остается неудовлетворенным, из-за чего мне очень плохо.
Здесь пришло время рассказать про такой механизм, как расщепление. Детская психика еще не настолько сформирована, чтобы одновременно обрабатывать противоречивые сигналы от мира, поэтому ребенок может воспринимать их только по отдельности. Если мама делает мне хорошо, вовремя успевает кормить и обнимать меня, когда в том возникает потребность, значит, это моя хорошая мама, и я ее бесконечно люблю. Если по каким-то причинам ее нет рядом, когда мне так нужно, или она не дает мне чего-то, в чем я так нуждаюсь, это совсем другая, плохая мама. Потому что невозможно представить, чтобы кто-то, кто так любит меня, и кого так люблю я, делал со мной настолько ужасные вещи. Уберите ее от меня и верните хорошую маму, я же знаю, она где-то есть! В этом аффекте проявляется сепарационная агрессия. Важно добавить, что ребенок расщепляет не только образ значимого другого, но и свой собственный, поэтому если мама плохая и так плохо ко мне относится, я тоже становлюсь плохим, не значимым и не нужным.
Если события складываются удачно, постепенно на смену этому расщеплению приходят очень тяжелые и болезненные переживания разочарования, горя и отчаяния, позволяющие со временем принять реальность целостной — такой, какова она есть на самом деле: значимый другой не может полностью покрыть мои потребности, но не становится от этого менее значимым, и это так же не делает менее значимым меня самого.
Что означает «события удачно складываются»? Это значит, что в ответ на сепарационную агрессию ребенок получает сразу несколько важных реакций: 1) мама не рушится от его аффекта (не говорит что-то по типу «из-за тебя у меня так сильно разболелась голова!»), но продолжает удерживать границы;
2) мама остается рядом, не оставляя ребенка и не атакуя его в ответ;
3) мама сопереживает и сочувствует ребенку по поводу того, что тот расстроен.
Все это достигается на фоне развитой надежной привязанности.
Через определенное количество повторений данного сценария ребенок понимает, что в мире есть границы, которые ему придется учитывать (и это очень горько), однако эти границы не ставят отношения под угрозу и не делают менее значимым никого из участников процесса.
Гораздо чаще, конечно, происходит совсем не так. Сепарационная агрессия вызывает либо агрессию в ответ («не смей злиться на маму!»), либо реакцию отвержения («не хочу я иметь с тобой дело!»), и тогда человеку в последующем вообще страшно заявлять о своих потребностях, отсоединяться и отстаивать границы. Нарушения на этом этапе приводят к развитию разного рода зависимостей и пограничных расстройств. В этих случаях сепарационный процесс может так никогда и не завершиться или впервые начаться лишь на длительной психотерапии в отношениях с терапевтом. И выглядит все это очень увлекательно.
Я долгое время думала, что критерий нестабильных отношений с идеализацией-обесцениванием, указанный в симптомах ПРЛ, ко мне не относится. Я не воспринимаю человека полностью плохим, когда он делает что-то, что причиняет мне сильную боль. Однако, порассуждав на эту тему, я понимаю, что не учла одной важной детали.
Да, я не считаю человека полностью плохим. Но вот мне выставляют жесткие границы, и я делаю очень определенный вывод о его ко мне отношении. Если ты решил прервать общение со мной, то я тебе совершенно не важна, ты не видишь никакой во мне ценности и наши отношения для тебя не значимы. Гораздо проще обесценить отношение человека и решить, что он одномоментно потерял к тебе всякий интерес (а то и вовсе никогда его не испытывал!). Невыносимо осознавать, что человек, для которого ты важен, все-таки причиняет тебе столько боли.
И это то самое место, где, по-хорошему, должен начаться процесс горевания по той прекрасной иллюзии, в которой обоюдно значимые отношения всегда будут отвечать моим потребностям. Потому что нет, не будут. Но при этом они все равно могут оставаться обоюдно значимыми.
#от_лица_клиента
Да, я не считаю человека полностью плохим. Но вот мне выставляют жесткие границы, и я делаю очень определенный вывод о его ко мне отношении. Если ты решил прервать общение со мной, то я тебе совершенно не важна, ты не видишь никакой во мне ценности и наши отношения для тебя не значимы. Гораздо проще обесценить отношение человека и решить, что он одномоментно потерял к тебе всякий интерес (а то и вовсе никогда его не испытывал!). Невыносимо осознавать, что человек, для которого ты важен, все-таки причиняет тебе столько боли.
И это то самое место, где, по-хорошему, должен начаться процесс горевания по той прекрасной иллюзии, в которой обоюдно значимые отношения всегда будут отвечать моим потребностям. Потому что нет, не будут. Но при этом они все равно могут оставаться обоюдно значимыми.
#от_лица_клиента
Спасибо вам всем за обратную связь, это дало мне некоторую устойчивость.
Многие из вас писали, что хотели бы видеть на канале истории про то, как разворачивается работа с моими клиентами. Я заново обдумала для себя этот вопрос, но лишь еще больше уверилась в том, что делать я этого не буду. Конфиденциальность и безопасность в терапевтических отношениях для меня стоит выше, чем желание выставлять свою работу напоказ.
При этом для меня остается важным раскрывать особенности терапии изнутри, поэтому я продолжу делиться личным опытом прохождения терапии и более-менее обобщенными закономерностями, которые можно проследить в работе.
#от_лица_психолога
Многие из вас писали, что хотели бы видеть на канале истории про то, как разворачивается работа с моими клиентами. Я заново обдумала для себя этот вопрос, но лишь еще больше уверилась в том, что делать я этого не буду. Конфиденциальность и безопасность в терапевтических отношениях для меня стоит выше, чем желание выставлять свою работу напоказ.
При этом для меня остается важным раскрывать особенности терапии изнутри, поэтому я продолжу делиться личным опытом прохождения терапии и более-менее обобщенными закономерностями, которые можно проследить в работе.
#от_лица_психолога
Как-то меня довольно сильно поднакрыло седативным эффектом даже от небольшой дозы антидепрессантов. Сонливость, слабость и тяжесть в теле. Вместе с тем стало сложно что-то писать. Что ж, говорят, организм через какое-то время адаптируется, и станет полегче. Жду.
Хотя для работы это, по-моему, даже плюс. Обычно я несусь куда-то вперед и приходится себя сильно притормаживать, чтобы не гнать клиента туда, где он еще не готов быть.
P.S. В планах написать про сепарацию в терапии, но если вам интересно что-то еще — стучитесь боту или мне лично. Буду вылезать из этого овощного состояния.
Хотя для работы это, по-моему, даже плюс. Обычно я несусь куда-то вперед и приходится себя сильно притормаживать, чтобы не гнать клиента туда, где он еще не готов быть.
P.S. В планах написать про сепарацию в терапии, но если вам интересно что-то еще — стучитесь боту или мне лично. Буду вылезать из этого овощного состояния.
Сепарация в терапии
#статьи_автора
Сепарация разворачивается на фоне более-менее развитой привязанности, поэтому описываемые мной процессы чаще всего начинают проявляться уже через какое-то время регулярной работы с терапевтом. Когда выстроено доверие и точно известно, что эти отношения безопасны, стабильны и имеют определенную ценность.
Сепарационный процесс всегда запускается вокруг договоренностей и границ. А границы в терапии очень ясные и четкие. У нас есть 60 минут, за которые я, используя свои профессиональные навыки, помогаю клиенту в решении его сложностей, а клиент, в свою очередь, оплачивает мою работу. Вот и все. В этих отношениях не должно быть никаких других пересечений: терапевт не может быть вам ни другом, ни любовником; вы не можете работать над одним проектом или ходить вместе обедать; вы не должны подвозить своего терапевта до места проведения сессии или «стрелять» у него сигареты и т.п. У всего этого есть довольно четкие обоснования, но это уже отдельная тема. Главное — границы есть. И терапевт их соблюдает.
Понятное дело, что в стабильных и безопасных отношениях у обоих участников процесса запросто могут появляться теплые чувства друг к другу, и это нормально. В конце концов, долгосрочная терапия в том числе рассчитана на работу с отношениями и привязанностью. Однако цель терапевтической работы — не «додать» клиенту все то, что не было дано ему в детстве. Здесь нет безусловной материнской любви (к сожалению, возможность ее получения ушла безвозвратно), но все же есть и надежность, и поддержка, и определенная ценность.
Как я уже писала, сепарация формирует способность встречаться с границами другого, не разрушая при этом ни себя, ни его, ни ваши с ним отношения. И это действительно сложно. Вот пара примеров из моей личной работы.
***
— Ты замечаешь, что я остаюсь рядом с тобой?
— Конечно, ты никуда не уходишь, ведь я плачу тебе за это деньги (это моя «любимая» форма обесценивания, к слову).
— Ты действительно платишь деньги за мою работу, но мое отношение к себе ты купить не сможешь.
— Все равно я для тебя не так значима, как мне бы того хотелось.
***
— Как бы ты могла почувствовать свою значимость?
— Вот если ты проведешь внеочередную бесплатную сессию, когда мне станет очень плохо... тогда я пойму, что тебе на меня не все равно. А пока мы остается в рамках работы, я этого не чувствую.
***
— Как бы я могла тебя поддержать сейчас?
— Не важно, как ты будешь меня поддерживать, потому что время супервизии закончится, и ты уйдешь.
***
Ощущается это так, будто само наличие границ делает невозможным признание важности отношений и удовлетворение потребности в принятии. Здесь клиент попадает в пограничное расщепление: либо значимый другой — терапевт или кто угодно другой — полностью хороший и отвечает всем моим потребностям (и тогда я сам ощущаю себя значимым), либо какие-то важные потребности остаются не удовлетворены, и тогда я вообще ничего для него не значу, да и сам он уже не такой хороший, каким казался ранее. И только с течением времени (и с помощью грамотных реакций терапевта) клиент учится брать то важное, что ему предлагают, несмотря на все ограничения.
#статьи_автора
Сепарация разворачивается на фоне более-менее развитой привязанности, поэтому описываемые мной процессы чаще всего начинают проявляться уже через какое-то время регулярной работы с терапевтом. Когда выстроено доверие и точно известно, что эти отношения безопасны, стабильны и имеют определенную ценность.
Сепарационный процесс всегда запускается вокруг договоренностей и границ. А границы в терапии очень ясные и четкие. У нас есть 60 минут, за которые я, используя свои профессиональные навыки, помогаю клиенту в решении его сложностей, а клиент, в свою очередь, оплачивает мою работу. Вот и все. В этих отношениях не должно быть никаких других пересечений: терапевт не может быть вам ни другом, ни любовником; вы не можете работать над одним проектом или ходить вместе обедать; вы не должны подвозить своего терапевта до места проведения сессии или «стрелять» у него сигареты и т.п. У всего этого есть довольно четкие обоснования, но это уже отдельная тема. Главное — границы есть. И терапевт их соблюдает.
Понятное дело, что в стабильных и безопасных отношениях у обоих участников процесса запросто могут появляться теплые чувства друг к другу, и это нормально. В конце концов, долгосрочная терапия в том числе рассчитана на работу с отношениями и привязанностью. Однако цель терапевтической работы — не «додать» клиенту все то, что не было дано ему в детстве. Здесь нет безусловной материнской любви (к сожалению, возможность ее получения ушла безвозвратно), но все же есть и надежность, и поддержка, и определенная ценность.
Как я уже писала, сепарация формирует способность встречаться с границами другого, не разрушая при этом ни себя, ни его, ни ваши с ним отношения. И это действительно сложно. Вот пара примеров из моей личной работы.
***
— Ты замечаешь, что я остаюсь рядом с тобой?
— Конечно, ты никуда не уходишь, ведь я плачу тебе за это деньги (это моя «любимая» форма обесценивания, к слову).
— Ты действительно платишь деньги за мою работу, но мое отношение к себе ты купить не сможешь.
— Все равно я для тебя не так значима, как мне бы того хотелось.
***
— Как бы ты могла почувствовать свою значимость?
— Вот если ты проведешь внеочередную бесплатную сессию, когда мне станет очень плохо... тогда я пойму, что тебе на меня не все равно. А пока мы остается в рамках работы, я этого не чувствую.
***
— Как бы я могла тебя поддержать сейчас?
— Не важно, как ты будешь меня поддерживать, потому что время супервизии закончится, и ты уйдешь.
***
Ощущается это так, будто само наличие границ делает невозможным признание важности отношений и удовлетворение потребности в принятии. Здесь клиент попадает в пограничное расщепление: либо значимый другой — терапевт или кто угодно другой — полностью хороший и отвечает всем моим потребностям (и тогда я сам ощущаю себя значимым), либо какие-то важные потребности остаются не удовлетворены, и тогда я вообще ничего для него не значу, да и сам он уже не такой хороший, каким казался ранее. И только с течением времени (и с помощью грамотных реакций терапевта) клиент учится брать то важное, что ему предлагают, несмотря на все ограничения.
Сегодня не только о психологии. Последние дни я очень затронута всем происходящим и не могу не высказаться по этому поводу.
***
Еще с подросткового возраста я задумывалась о том, что вообще происходит с обществом, куда мы все движемся, и как можно исправить положение. Задумывалась я об этом в связи с тем, что отчетливо видела, как взрослые, пусть нехотя и не со зла, но калечат психику своим детям. Просто потому, что не знают, как иначе. Просто потому, что с ними делали ровно то же самое. Единственным вариантом, к которому я тогда пришла, стало всеобщее психологическое просвещение и образование, делающее отношение людей друг к другу и к окружающему миру в целом более осознанным. Мне действительно хотелось изменить мир. Такой вот максимализм в отдельно взятой 17-летней девочке.
— Я хочу быть художником, мама.
— Это не профессия, иди в юридический.
— Я люблю свою подругу, мама.
— Выкинь это из головы и найди уже себе мальчика.
— Я хочу прыгать по лужам, мама.
— Не выходи из песочницы, посмотри — все нормальные дети сидят и тихо лепят куличики.
Совершенно бессмысленные для личности ограничения, обслуживающие потребность мамы в том, чтобы она не тревожилась. Поддерживающие ее оторванные от реальности представления о мире. Сдерживающие внутренний огонь и выжигающие из человека жизнь. Не важно, сколько вам лет. Эти ограничения становятся плацдармом для того, чтобы в будущем человек не смел вылезать из песочницы, отведенной ему кем-то извне.
Позже я стала обучаться психологии и психотерапии, и мне открылось совершенно невероятное. Смотревшие только в одну сторону, начинали оглядываться вокруг. Знавшие о себе лишь со слов взрослых, начинали узнавать себя и с удивлением замечать, что они совсем не такие. Что их ценности отличаются. Что их потребности в другом. Что им тесно, душно и хочется на волю.
Я сама прожила это осознание, и то, что казалось несбыточной мечтой, постепенно стало воплощаться в реальность. Мне стало проще глубоко и всей грудью дышать, слышать свои желания, идти туда, куда действительно хочется, и оставлять позади то, что тащить за собой уже не хватало сил.
И это большой прогресс для меня лично. Но. Я хочу видеть такой — свободной, осознанной и счастливой — не только себя, но и людей вокруг. Я хочу, чтобы те, с кем я контактирую, получали удовольствие от своей работы. Чтобы горели их глаза. Чтобы на почве из принятия и поддержки у каждого из нас получилось взрастить в себе то невероятно ценное, что есть. Наверное, несмотря на всю циничность и скептицизм, приобретенные в медуниверситете, я все еще остаюсь идеалисткой.
Для того, чтобы побороть внешние ограничения, нужно договориться со своими внутренними барьерами и оковами. Пока ты являешься заложником собственных страхов, снаружи ничего не изменишь. Желаю нам всем смелости в том, чтобы быть счастливыми. И в том, чтобы заявить право на это счастье. Потому что это и правда сложно.
***
Еще с подросткового возраста я задумывалась о том, что вообще происходит с обществом, куда мы все движемся, и как можно исправить положение. Задумывалась я об этом в связи с тем, что отчетливо видела, как взрослые, пусть нехотя и не со зла, но калечат психику своим детям. Просто потому, что не знают, как иначе. Просто потому, что с ними делали ровно то же самое. Единственным вариантом, к которому я тогда пришла, стало всеобщее психологическое просвещение и образование, делающее отношение людей друг к другу и к окружающему миру в целом более осознанным. Мне действительно хотелось изменить мир. Такой вот максимализм в отдельно взятой 17-летней девочке.
— Я хочу быть художником, мама.
— Это не профессия, иди в юридический.
— Я люблю свою подругу, мама.
— Выкинь это из головы и найди уже себе мальчика.
— Я хочу прыгать по лужам, мама.
— Не выходи из песочницы, посмотри — все нормальные дети сидят и тихо лепят куличики.
Совершенно бессмысленные для личности ограничения, обслуживающие потребность мамы в том, чтобы она не тревожилась. Поддерживающие ее оторванные от реальности представления о мире. Сдерживающие внутренний огонь и выжигающие из человека жизнь. Не важно, сколько вам лет. Эти ограничения становятся плацдармом для того, чтобы в будущем человек не смел вылезать из песочницы, отведенной ему кем-то извне.
Позже я стала обучаться психологии и психотерапии, и мне открылось совершенно невероятное. Смотревшие только в одну сторону, начинали оглядываться вокруг. Знавшие о себе лишь со слов взрослых, начинали узнавать себя и с удивлением замечать, что они совсем не такие. Что их ценности отличаются. Что их потребности в другом. Что им тесно, душно и хочется на волю.
Я сама прожила это осознание, и то, что казалось несбыточной мечтой, постепенно стало воплощаться в реальность. Мне стало проще глубоко и всей грудью дышать, слышать свои желания, идти туда, куда действительно хочется, и оставлять позади то, что тащить за собой уже не хватало сил.
И это большой прогресс для меня лично. Но. Я хочу видеть такой — свободной, осознанной и счастливой — не только себя, но и людей вокруг. Я хочу, чтобы те, с кем я контактирую, получали удовольствие от своей работы. Чтобы горели их глаза. Чтобы на почве из принятия и поддержки у каждого из нас получилось взрастить в себе то невероятно ценное, что есть. Наверное, несмотря на всю циничность и скептицизм, приобретенные в медуниверситете, я все еще остаюсь идеалисткой.
Для того, чтобы побороть внешние ограничения, нужно договориться со своими внутренними барьерами и оковами. Пока ты являешься заложником собственных страхов, снаружи ничего не изменишь. Желаю нам всем смелости в том, чтобы быть счастливыми. И в том, чтобы заявить право на это счастье. Потому что это и правда сложно.
Про свободу, легкость и танцы
Ребята. Я возжелала очередной совместной активности. К свободе можно идти не только через психологию. Можно через танцы. Расскажите, как у вас с этим обстоят дела, а я расскажу, что придумала на этот раз.
Ребята. Я возжелала очередной совместной активности. К свободе можно идти не только через психологию. Можно через танцы. Расскажите, как у вас с этим обстоят дела, а я расскажу, что придумала на этот раз.
Anonymous Poll
24%
Танцую с удовольствием, легко и прытко, и не важно, что вокруг люди
44%
Легко танцую только перед зеркалом (или в одиночестве), чужие взгляды сковывают
32%
Сложно раскрепоститься в танце даже наедине с собой
Когда меня спрашивали, не отягощена ли у меня наследственность (стандартный вопрос психиатра, т.к. многие ментальные заболевания обусловлены в том числе генетически), я сказала только про дедушку с алкоголизмом. А сейчас вот вспомнила, что мои близкие родственники в прошлом очень активно интересовались эзотерикой и всерьез утверждали, что могли видеть ауру.
И вот я думаю. Это результат моды на псевдопсихологическую хтонь того времени и успешное самовнушение, или мне стоит начать беспокоиться?
И вот я думаю. Это результат моды на псевдопсихологическую хтонь того времени и успешное самовнушение, или мне стоит начать беспокоиться?
Признание и стыд (или «я мог бы и лучше»)
#статьи_автора
Этот текст можно рассматривать как подчасть к руководству о добыче дополнительных ресурсов или как способ укрепления собственной самоценности — кому как подходит.
Знакомо вам такое? Хвалиться плохо, нужно быть скромным, и если я буду стараться, люди вокруг сами все увидят и оценят меня по достоинству. Когда кто-то делает мне комплимент, нужно обязательно смутиться и чуть снизить градус напряженности бытовым обесцениванием («да я могла бы и лучше...»). В ситуациях, когда нужно говорить о своих заслугах, во рту пересыхает, начинают подрагивать руки, а голова пустеет.
До сих пор я слегка пренебрежительно отзываюсь о своем красном дипломе. Да, я правда им не пользуюсь и никому не показываю. Да, мне действительно не требовалось прикладывать значительные усилия для его получения. Но все же он у меня есть. И дали мне его не просто так, а за бесконечное количество курсовых работ, которые я всегда писала самостоятельно; за нервотрепку на экзаменах, которые я сдавала без шпаргалок; за активность и бесконечный интерес к психологии, который был далеко не у всех. Будем честны, я его заслужила. Пусть не потом и кровью, но все же. При этом я могу обесценить результат 5,5 лет обучения в медвузе как по щелчку пальца. Автоматическая реакция, конечно. Просто я так привыкла.
Но ведь так привыкли многие. Потребность в признании есть у всех нас, и ее удовлетворение дает нескончаемый поток внутреннего ресурса. Да только как ее удовлетворить, если ты сам постоянно занижаешь свои достоинства и требуешь от себя чего-то большего? Просто остановись и заметь. В чем ты хорош? Что у тебя получается хорошо? (Ответ «ничего» не принимается, сравнения с другими отбрасываются в сторону — здесь нет никого, кроме тебя) Сойдут даже мелочи! Не обязательно строить из себя Эйнштейна, чтобы почувствовать свой вес (верю, что без личной теории относительности это сделать сложновато, но мы будем стараться).
— Я делаю исключительно вкусный рататуй. Мне очень нравится.
— Впервые в жизни я почти две недели живу одна в квартире с котом, и мы оба до сих пор живы и здоровы.
— К своим 25 годам я зарабатываю себе на жизнь и могу накормить себя дыней, когда мне этого захочется.
— Я о себе забочусь и даю себе возможность не писать, когда не пишется. И писать только то, что хочется.
Самое главное, конечно, отмечать сложнее всего. Я с легкостью могу подсчитать деньги и время, вложенные в мое профессиональное обучение гештальт-терапии, привести часы проведенных индивидуальных сессий и групповых занятий, указать количество клиентов, которых я веду единовременно. Но сказать «я — хороший терапевт» с такой легкостью не могу.
Что мешает? То же, что и другим, когда они принижают собственные достижения, когда прячут лицо от чужих комплиментов и неистово сравнивают себя с сыном маминой подруги. На том месте, где могла бы быть гордость, возникает стыд. В попытках избежать это чувство я могу бесконечно заниматься самоедством и неистово качать самые разнообразные навыки, но единственный способ подобраться к признанию своих достижений — это встретиться со стыдом от осознания своей неидеальности и прожить его.
Я не идеальный психотерапевт. Чего-то не замечаю. Где-то спешу и мешаю процессу идти своим чередом. Где-то, наоборот, пугаюсь и не включаюсь (а надо бы). Я хочу, чтобы каждый мой шаг был выверен и отточен, однако реальность другая, и признаваться в этом очень стыдно. Несмотря на это, я люблю свою работу и делаю ее хорошо.
Не идеально. Хорошо.
Фух...
#статьи_автора
Этот текст можно рассматривать как подчасть к руководству о добыче дополнительных ресурсов или как способ укрепления собственной самоценности — кому как подходит.
Знакомо вам такое? Хвалиться плохо, нужно быть скромным, и если я буду стараться, люди вокруг сами все увидят и оценят меня по достоинству. Когда кто-то делает мне комплимент, нужно обязательно смутиться и чуть снизить градус напряженности бытовым обесцениванием («да я могла бы и лучше...»). В ситуациях, когда нужно говорить о своих заслугах, во рту пересыхает, начинают подрагивать руки, а голова пустеет.
До сих пор я слегка пренебрежительно отзываюсь о своем красном дипломе. Да, я правда им не пользуюсь и никому не показываю. Да, мне действительно не требовалось прикладывать значительные усилия для его получения. Но все же он у меня есть. И дали мне его не просто так, а за бесконечное количество курсовых работ, которые я всегда писала самостоятельно; за нервотрепку на экзаменах, которые я сдавала без шпаргалок; за активность и бесконечный интерес к психологии, который был далеко не у всех. Будем честны, я его заслужила. Пусть не потом и кровью, но все же. При этом я могу обесценить результат 5,5 лет обучения в медвузе как по щелчку пальца. Автоматическая реакция, конечно. Просто я так привыкла.
Но ведь так привыкли многие. Потребность в признании есть у всех нас, и ее удовлетворение дает нескончаемый поток внутреннего ресурса. Да только как ее удовлетворить, если ты сам постоянно занижаешь свои достоинства и требуешь от себя чего-то большего? Просто остановись и заметь. В чем ты хорош? Что у тебя получается хорошо? (Ответ «ничего» не принимается, сравнения с другими отбрасываются в сторону — здесь нет никого, кроме тебя) Сойдут даже мелочи! Не обязательно строить из себя Эйнштейна, чтобы почувствовать свой вес (верю, что без личной теории относительности это сделать сложновато, но мы будем стараться).
— Я делаю исключительно вкусный рататуй. Мне очень нравится.
— Впервые в жизни я почти две недели живу одна в квартире с котом, и мы оба до сих пор живы и здоровы.
— К своим 25 годам я зарабатываю себе на жизнь и могу накормить себя дыней, когда мне этого захочется.
— Я о себе забочусь и даю себе возможность не писать, когда не пишется. И писать только то, что хочется.
Самое главное, конечно, отмечать сложнее всего. Я с легкостью могу подсчитать деньги и время, вложенные в мое профессиональное обучение гештальт-терапии, привести часы проведенных индивидуальных сессий и групповых занятий, указать количество клиентов, которых я веду единовременно. Но сказать «я — хороший терапевт» с такой легкостью не могу.
Что мешает? То же, что и другим, когда они принижают собственные достижения, когда прячут лицо от чужих комплиментов и неистово сравнивают себя с сыном маминой подруги. На том месте, где могла бы быть гордость, возникает стыд. В попытках избежать это чувство я могу бесконечно заниматься самоедством и неистово качать самые разнообразные навыки, но единственный способ подобраться к признанию своих достижений — это встретиться со стыдом от осознания своей неидеальности и прожить его.
Я не идеальный психотерапевт. Чего-то не замечаю. Где-то спешу и мешаю процессу идти своим чередом. Где-то, наоборот, пугаюсь и не включаюсь (а надо бы). Я хочу, чтобы каждый мой шаг был выверен и отточен, однако реальность другая, и признаваться в этом очень стыдно. Несмотря на это, я люблю свою работу и делаю ее хорошо.
Не идеально. Хорошо.
Фух...
Позволю себе немножко пассивной агрессии.
Если у вас есть потребность все-все-все чувства и эмоции делить с партнером и не дай бог не растрачивать их на других людей; если вы до смерти боитесь, что партнер будет иметь близкие отношения с кем-то другим; если вы не представляете свою жизнь без текущего партнера; и если это происходит не на этапе бурной влюбленности в первые месяцы отношений, поздравляю — у вас ярко выраженная созависимость. Слезать с нее будет так же сложно, как с тяжелой наркоты. И я не преувеличиваю.
Здоровой автономии всем нам.
Если у вас есть потребность все-все-все чувства и эмоции делить с партнером и не дай бог не растрачивать их на других людей; если вы до смерти боитесь, что партнер будет иметь близкие отношения с кем-то другим; если вы не представляете свою жизнь без текущего партнера; и если это происходит не на этапе бурной влюбленности в первые месяцы отношений, поздравляю — у вас ярко выраженная созависимость. Слезать с нее будет так же сложно, как с тяжелой наркоты. И я не преувеличиваю.
Здоровой автономии всем нам.