У меня теперь есть новый дом рядом с морем, целая толпа растений, за которыми нужно ухаживать в отсутствие хозяйки, и деньги в пяти валютах (по которым вообще невозможно понять общую сумму без долгих просчетов). Стресс от новизны с лихвой перекрыл тот стресс, от которого я уезжала. Хотя от регулярных салютов меня все еще выкидывает в тревогу, но пусть это будет такая десенсибилизация.

Еще словила себя на том, чего уже давным давно не ощущала. Вроде бы головой понимаю, что адаптация жрет неимоверное количество ресурсов и нужно просто жить и потихоньку привыкать к новому, не обращая внимания на эффективность, ведь энергия со временем обязательно появится. Но голос внутри все равно вкрадчиво напоминает о том, сколько дел хорошо было бы сделать. Может, пары недель в новой стране достаточно, чтобы вернуться в свое обычное состояние? Ага, да.

Но вроде бы спустя месяц энергия и правда понемножку появляется. Посему в ближайшее время допилю цикл статей про исследование травмы и посмотрим, куда двигаться дальше.

Часть 3. ДОМАШНЕЕ НАСИЛИЕ И ТРАВМА

Помните ранние исследования Фрейда, от которых он в конце 19 века решил откреститься? В тот момент общество не было готово признать повсеместность домашнего насилия и сексуальной эксплуатации женщин и детей. Но почти через сто лет мы вновь к ним возвращаемся, и связано это с женским освободительным движением в 1970-е годы. Первоначальным методом их работы стали группы повышения осознанности, создаваемые женщинами для женщин. На группе можно было рассказать о своем опыте сексуального и физического насилия, почувствовать доверие, принятие и признание травматического опыта другими участницами.

Примерно в то же время впервые произошли: публичное обсуждение темы изнасилований, международный трибунал по преступлениям против женщин, открытие первого кризисного центра для жертв изнасилований, законодательные реформы по изнасилованиям в США. Женское движение так же дало импульс к новым исследованиям. В 1975 году был создан центр исследований изнасилований внутри Национального института психического здоровья.

В начале 80-х Диана Рассел в своем исследовании 900 женщин обнаружила, что каждая четвертая из них подверглась изнасилованию, а каждая третья - сексуальной эксплуатации в детстве. Стандартный же учебник по психиатрии того времени гласил, что инцест в США - чрезвычайно редкое явление, затрагивающее лишь одну женщину на миллион. Бессел ван дер Колк (автор книги "Тело помнит все") пишет, что при такой статистике в его кабинете в Массачусетском центре психического здоровья оказалась почти половина всех женщин - жертв инцеста в США. Или с официальной статистикой все же что-то не так?

В исследовании психологических исследований изнасилования было выявлено, что симптомы выживших - такие как диссоциация, тревога, тошнота, бессонница, психическое онемение - были подозрительно схожи с симптомами ветеранов, прошедших военные действия. А если учесть, что изнасилование зачастую описывали как угрожающее жизни событие, сходство выходило удивительным. Исследования травматизации женщин внутри семьи логичным образом привели к исследованию насилия и сексуальной эксплуатации детей. И это особенно трагично, ведь очень сложно оправиться от полученной травмы, когда источник боли и ужаса не вражеский солдат, а люди, под чьей опекой ты находишься.

Когда в 1980 году диагноз ПТСР стал официальным, стало ясно следующее. Во-первых, боевой невроз у мужчин, истерия у женщин и травма ребенка, подвергшегося инцесту, суть одно и то же. А во-вторых, масштаб этого ужасает и вызывает желание закрыться и не смотреть. Но мы не будем этого делать, ибо зачем мы пошли в психологию, если не за надеждой исцеления?

***

Ну что, по истории исследования травмы пока все. Дальше, вероятно, было бы уместным рассказать про феномены травмы, ее влияние на организм человека (ура, моя любимая психофизилогия!) и переходить к лечению. Я тут даже немного подучилась ДПДГ, но никак не решусь опробовать этот метод на живых людях, потому что выглядит он как шаманизм, а я никак не отойду от своих стереотипов.

Какой год, такие и итоги

Шок. Ужас. Потерянность. Ощущение ирреальности происходящего. Уверенность, что это не может просто так продолжаться и скоро все закончится.

Я провожу группу в первый день полномасштабных военных действий только потому, что мы договорились о ней за пару дней до. Такие похожие чувства у всех, вне зависимости от места жительства. Я работаю в состоянии ретравматизации, хотя пойму это гораздо позже. Чувство, что уже нет времени ни на что, и сейчас нужно просто любым способом это вывезти. Понимаю, что нужно писать и говорить, что может поддержать, но у меня просто нет на это сил. Я слышу звуки истребителей над своим домом. Понимаю, куда они летят. Меня трясет несколько дней подряд, я не могу ни спать, ни есть, и вывозит только работа и чувство, что я делаю что-то полезное. Расползается огромное чувство вины, я вижу это по обе стороны. За то, что ты на территории агрессора. За то, что ты на западе страны (или в другой стране), когда как твои близкие в самом пекле. За то, что ты еще жив, а кто-то уже нет.

Я жду, что чувство сопричастности от ужаса происходящего скоро пройдет и появится ярость, которую невозможно направить по адресу. И эта ярость польется во все стороны, на любые безопасные объекты. В какой-то момент перестает быть возможным писать для тех, кто стал жертвой. Чуть позже в этом уже нет внутренней потребности, потому что и в моей стране круговорот насилия ускорился стократ.

В какой-то момент уровень фоновой тревоги доходит до того, что выдерживать это становится невозможно. Когда за один день ты разговариваешь с тем, чьих родственников бомбили, в чей дом попал снаряд, чьего близкого вызывают в военкомат, кто просто боится и не может ничего сделать, и для каждого ты должен быть контейнером, надежным, стабильным и спокойным, твой лимит заканчивается.

И вот ты сидишь в другой стране, покупаешь сковородку, ищешь на рынке гирлянду, учишь новый язык. И можно сделать вид, что теперь-то все в порядке. Иногда даже получается. Только никуда не деть все сломанное, разграбленное, отнятое и уничтоженное, все то, что произошло на твоих глазах и продолжает происходить.

Спасает - замечать то ценное, что осталось. В первую очередь это ты сам, со своим телом, чувствами, взглядами, способностями и желаниями. Несмотря ни на что, жизнь у тебя одна, и никто ее за тебя не проживет. И свет - в тебе, в других, он есть и сейчас. Сейчас его особенно видно.

В связях с другими людьми проявляются как самые чудовищные травмы, так и самые чудесные истории исцелений.

Изменения в работе, контенте и группа по поддержке (наконец-то)

Самое большое изменение в плане работы случилось на фоне супервизионной группы с психоаналитическим уклоном. Я в ней с осени, она очень камерная и направлена на разборы конкретных случаев. Чистый восторг, особенно если учесть, что ведет ее моя любимая специалистка еще со времен обучающей группы по зависимостям.

А изменение это связано с тем, что в фокус зрения начали попадать вещи, которые раньше особенного внимания не получали. Ну то есть клиент-терапевтические отношения в фокусе и в гештальт-терапии, но здесь важное место занял великий родительский перенос и вопросы по типу: а где клиент взял деньги, которые он тебе платит? (то бишь какое его поведение ты поддерживаешь), а как ты предупреждаешь его об отпуске? (внезапно, за неделю-две, или прям очень задолго, чтобы он успел подготовиться), а какое отношение к тебе имеют те истории, которые он рассказывает? (потому что есть шанс, что самое прямое). В общем, стало больше вещей, на которые можно прицельно смотреть.

Окончательно сформировалось нежелание писать слишком личное, т.к. держать в фокусе работы еще и это — слишком утомительно, а держать, конечно, придется. Славное времечко написания текстов про порушенную сексуальность и завершение зависимых отношений закончилось. Хотя, возможно, стоит создать для этого отдельный закрытый канал. Есть ли еще на это запрос?

А еще я, кажется, дозрела до ведения группы про поддержку. Написан план, теория и практика уже давным-давно отлежались, осталось проконсультироваться с коллегами и можно запускать. Будем с вами создавать новые нейронные цепи, позволяющие понять, что за поддержка нужна, в какой форме, как ее брать. И, собственно, брать. Если хотите поучаствовать, маякните в личку @genhor_reithen. Займет это пару-тройку часов в неделю, 4-5 встреч в марте. Когда составлю точную инфу по времени и наполнению, я вам напишу.

А чтобы был понятен уровень моего профессионального задротства: при переезде самым тяжелым в сумках было вот это.

Рассказала в видео о группе по поддержке: что мы там будем делать, какова она будет по структуре и всякие подробности. Если хотите записаться, пишите сюда @genhor_reithen

Надеюсь, погода за вашим окном радует вас больше, чем меня хэштегсерость

https://youtu.be/dV6GMZyGkVM

А давайте я вам поописываю случаи из практики! У Карла Бриша клево описаны варианты нарушения привязанности во взрослом возрасте и то, в каком виде они могут проявляться. Про что интереснее начать?

ниже будет опрос

Бриш описывает случаи, с которыми он работал в стационаре. Начнем с описания симптоматики зависимого поведения.

Пациентка С., 17 лет, пришла в сопровождении сотрудницы по делам молодежи. Несколько раз она попадалась при проведении полицейских облав в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.

На первичной беседе С. создает впечатление автономной и независимой персоны, старается не ударить в грязь лицом, стремится поменяться ролями, задавая вопросы по типу «Как дела? Что я могу для вас сделать?». И тем самым уже терапевт отлавливает у себя чувство беспомощности и необходимости обратиться за советом (в этом виден контрперенос, то есть те чувства, которые пациентка вытесняет). По ее словам, никакая помощь ей не нужна, и если бы только ее возлюбленный мог любить ее так, как ей нужно, не бросая и не обманывая ее с другими женщинами, прибегать к веществам не было бы нужды.

Описание ранней истории и возникновение сложностей

Мать с самого начала была больше увлечена собственной карьерой, и в основном об С. заботились бесконечно сменяющиеся няни. Даже когда ей удалось провести с матерью какое-то время, девушка не была удовлетворена качеством проведенного времени («по-настоящему она не присутствовала сердцем и душой»). В подростковом возрасте С. постоянно влюблялась в разных мальчиков и от тоски не могла думать об учебе. Каждая влюбленность приносила все большее разочарование.

Мать вышла замуж уже в третий раз, и С. не знает, где она сейчас. Со своим родным отцом С. не поддерживает отношения уже около двух лет. С. переводили по многочисленным интернатам, сейчас она живет в молодежном центре, однако все попытки наладить успеваемость рушились, так как она «была безумно влюблена». Посещая вечеринки, пациентка пристрастилась к алкоголю, так как это позволяло ей снизить интенсивность боли, когда ее бросал очередной парень. В состоянии подавленности она стала пробовать наркотики. Это не происходит регулярно, лишь тогда, когда ей особенно плохо и она не может больше выдерживать боль и тоску.

Соображения относительно динамики привязанности

С. не была вовлечена в реальную эмоциональную привязанность ни с родителями, ни с замещающими лицами (нянями), поскольку они постоянно менялись и не создавали надежной базы. Со временем С. отучила себя надеяться и ждать, что кто-то из них останется с ней надолго. Попытки построить привязанность с объектами влюбленности заканчивается разочарованиями, и это выносит на поверхность весь спектр скорби и печали по непрожитой привязанности к своим родителям. В отсутствии надежной привязанности становится невозможным выносить всю возникающую боль, и С. заглушает чувства сначала алкоголем, а потом и наркотиками, которые становятся объектами зависимости и псевдопривязанности (в отличие от людей, вещество всегда можно достать, и его проще контролировать).

Эти рассуждения и данные с первичной встречи свидетельствуют скорее об избегающем отношении к привязанности.

Ход терапии

После первых бесед С. очень хочет продолжать терапию даже чаще, чем предлагает ей терапевт (возможно, на сознательном уровне пациентка и разуверилась в надежной привязаннности, но бессознательно все еще стремится найти в ком-то надежную базу). Однако Бриш, несмотря на разочарование пациентки, все же устанавливает 2 встречи в неделю и не увеличивает их количество. «Если у пациентов с ненадежной привязанностью, испытывающих голод по привязанности, их потребности в этом удовлетворяются слишком быстро, то у них еще не успевает сформироваться надежная база, позволяющая справиться с фрустрацией» в значимых отношениях. Такие отношения быстро заканчиваются.

В контрпереносе Бриш долго ощущал, что его не воспринимают как объект привязанности, и в любой момент могут заменить кем-то другим: сегодня используют, завтра выбросят (это тоже вытесненные переживания пациентки). Для установления надежной привязанности потребовалось 60 часов работы, после которых началась собственно терапия: пациентка проживала бурный процесс скорби, расставания с напрасными надеждами, горя по всему тому, чего никогда не было и уже не будет в ее отношениях с родителями. В надежных отношениях стало возможным прожить все то, что приносило ей нестерпимую боль.

В дальнейшем встречи становились реже. Пациентка смогла окончить школу и получить аттестат, она все лучше справлялась с планированием своей жизни. Острой опасности развития химической зависимости больше не было. С расставаниями и разочарованиями С. справлялась уже более успешно, не погружаясь в употребление наркотиков.

P.S. А я напомню, что у меня есть совершенно прекрасная методичка по зависимостям и работе с ними, в том числе самостоятельной. Мне многие возвращали, что ознакомиться с ней было полезно. Ну и да, она в свободном доступе, так что можете поискать ее по каналу или написать мне, я вам скину.

А давайте вы анонимно (кто хочет) поделитесь самыми значительными осознаниями, инсайтами и изменениями в поведении и в жизни, полученными благодаря психотерапии, а я соберу из этого отдельный пост.

Писать боту вот сюда @focuse_on_bot

Одно из последних моих осознаний состоит в том, что как бы хорошо я ни устроилась за границей, все равно хочется домой. Через три месяца меня все же прикрыло эмигрантской тоской.

Ваши инсайты и достижения (мне так понравилось это читать, такая радость возникает, когда человеку становится полнее жить)

Мой самый важный инсайт из психотерапии — он про отношение к жизни. Я могу страдать, бесконечно искать и находить минусы своей жизни и не любить её, и она всё равно будет идти и когда-нибудь пройдёт. Но я могу начать относиться к моей реальности по-другому: не с презрением, а с уважением. Начать замечать положительные стороны и отыскивать в них зоны роста. Искать из маленьких хороших вещей ресурс, чтобы приближать жизнь мечты, при этом не унижая себя сейчас и не откладывая жизнь на потом, когда всё наладится. Просто медленно расти, эволюционировать из хорошего состояния в ещё более классное.

Жизнь — это процесс, и как бы я себя ни подгоняла ментальным кнутом, она закончится. Но я могу выбрать, с каким настроем по жизни идти.

***

Постоянная психотерапевт как-то сказала: «С тобой всегда можно договориться» - это при том, что в семье абьюзивный родитель постоянно твердил, что у меня ужасный характер. И оказалось, что я могу не падать на эмоции, когда что-то идёт не так, а мягко и постепенно приводить к удовлетворению своих интересов. Со мной всегда можно договориться!

***

Самое значительное осознание, полученное благодаря психотерапии, можно выразить всего тремя словами: «Я хороший человек».

***

Для меня самым ярким и важным осознанием стало, что я до 40 лет принимая решения о чем либо не учитывал свои чувства. То есть в «системе уравнений» или на «чаше весов» мои чувства при принятии моих решений отсутствовали.
Было все что угодно: целесообразность, эффективность, безопасность, практичность, но о хочу, нравится, интересно, люблю речи и не шло, так как это в моей системе ценностей считалось чем-то несущественным.

***

Долго страдала от одиночества вдвоём с супругом, но боялась порвать отношения, было страшно остаться одной. А потом до меня дошло... я же уже одна. Отношения на это вообще не влияли. Чего бояться-то? Ну и развелась, чему до сих пор очень рада.

***

Проработку осознанности делала сама, так как нет денег на психотерапию. Моя тревожность оказалась триггером из детства. Родители не додали той защищенности, которая была необходима. Травма детства переложилась на прошлые отношения, в которых меня предали. И это переводилось на отношения сегодняшние. Я понимаю, что родители ни в чем не виноваты, прошлое уже не вернуть, понимаю, что парень мне не родитель и не может мне дать ту защиту или любовь, которую мне не додали. Я прорабатываю свою самооценку, продолжаю писать дневник и анализировать свои триггеры и эмоции, поняла почему возникает тревожность и гнев. Так мой организм защищается, потому что по-другому не умеет.

Формат с описанием случаев вам понравился, смотрю. Давайте я тогда возьмусь за вторую часть (вы там выбрали клиента с пограничной симптоматикой).

А вместе с тем добавлю, что в группе по поддержке еще есть места! Так что жду вас в личке 🌿

Описание случая работы с пациенткой с пограничной симптоматикой

Пациентка Н., 21 год. На первичный прием ее записывает мать, и уже по телефону складывается впечатление, что терапия, скорее всего, нужна им обеим. На первой встрече мать выражает намерение находиться рядом с дочерью, однако Бриш просит остаться ее за дверью кабинета, указывая на правила терапии. Мать раздосадована, Н. же, наоборот, воспринимает это как признак уважения. Взгляд пациентки кажется критичным, скептическим, требовательным. Она молчит, ожидая инициативы со стороны терапевта. Сильный аромат ее духов заполняет все пространство помещения и остается в кабинете еще долгие часы после, напоминая о ней. Еще не прояснен запрос, но уже складывается запутанная динамика отношений. В конце сеанса терапевт долго выясняет, хочет ли Н. снова прийти на прием, но вопрос об этом пациентка оставляет открытым, что, конечно, так же вызывает много интенсивных чувств у терапевта. Работа с клиентами с пограничной симптоматикой наполнена интенсивными чувствами с самого начала, и это в свою очередь позволяет терапевту приблизительно понять, что происходит во внутреннем мире пришедшего к нему человека.

Мать снова пытается поговорить с терапевтом сразу после первой сессии дочери, звонит ему в тот же день вечером с целью рассказать важные подробности. Снова и снова Бриш указывает на правила терапии, рекомендует подобрать женщине своего терапевта. И по этому поведению (когда любые границы вызывают злость матери и нежелание их учитывать) уже можно представить, в какой атмосфере происходило взросление Н.

На вторую встречу пациентка все же приходит (что демонстрирует ее нуждаемость), но при этом всячески демонстрирует отвергающее поведение: опаздывает на 20 минут, размышляет о том, что, вероятно, ей не нужна терапия, а если и нужна, то с терапевтом-женщиной.

Через день Н. звонит Бришу и просит о срочной встрече. Терапевт, вопреки правилам, назначает внеочередную сессию. В этот раз Н. приходит на 15 минут раньше положенного времени и рассказывает о бурном конфликте с матерью: та против лечения Н., так как Бриш не захотел встречаться с ней лично и разговаривать по телефону. Однако Н., чувствуя в терапевте способность к удержанию и уважению границ, выражает ясное желание продолжать терапию.

Описание ранней истории и возникновение сложностей

Историю своей жизни Н. рассказывает очень отрывочно. Н. единственный ребенок в семье, ее зачатие было «несчастным случаем», и матери пришлось выйти за муж за ее отца. Н. приходилось слышать, что своим существованием и рождением она «испортила» ей жизнь. Отец Н. - авторитарный, «не дает ей никакой свободы». Мать и дочь часто объединяются против отца, протестуя против его указаний. Однако когда это вскрывается, мать никак не защищает дочь и позволяет обрушить весь гнев на нее. Воспринимается это как «предательство». Горячие споры и стычки периодически сопровождаются физическим насилием. В такие моменты больше всего Н. хочется убежать и покончить жизнь самоубийством (у пациентки было уже 4 попытки).

Соображения относительно динамики привязанности

Уже история зачатия и рождения предполагает у матери наличие амбивалентных чувств к своему ребенку. Логичным образом амбивалентность проявилась и в том, как Н. построила отношения с терапевтом, начиная уже с первой встречи. Она искала близости, но не была уверена, можно ли вообще на кого-то положиться, не предадут ли ее. Н. боролась с переходящим все границы поведением матери и ограничивающей, сдерживающей, авторитарной позицией отца. Пациентке казалось, что сделать это можно только через побег и аутоагрессию. В восприятии Н. так же явно было заметно расщепление образа матери на хорошую («поддерживающую, сверхзаботящуюся») и плохую («предающую»).

Ход терапии

На протяжении первого года терапии Н. снова и снова ставила под вопрос организацию и правила терапии, то опаздывая на сеансы, то забывая о назначенном времени, то требуя «срочно» принять ее. Сложность заключалась в том, что терапевту нужно было организовать достаточно надежное и постоянное пространство (что обеспечивало бы чувство безопасности и предсказуемости), не сваливаясь ни в сторону чрезмерно заботливой матери (позволяя сильно расшатывать границы работы), ни в сторону авторитарного отца (не идя на уступки и не позволяя никакой гибкости в договоренностях).

На второй год работы Н. стала более цельно воспринимать терапевта, не расщепляя его на хорошего, поддерживающего и злого, отвергающего. Она убедилась, что границы терапии нужны не для ее отвержения, а для создания предсказуемости, которой ей так не хватало в детстве. Параллельно с этим пациентка наконец начала разбираться в отношениям со своими родителями: дифференцировать себя от матери в ее хаотичном внутреннем мире, отграничиться от отца и ощутить в себе силы не подчиняться ему.

Надежные отношения с терапевтом позволили приобрести Н. столько уверенности в привязанности, что со временем ей удалось построить стабильные партнерские отношения. Терапия на этом этапе перестала быть такой значимой.

P.S. Интересная штука есть в терапии, основанной на теории привязанности. Если в классическом психоанализе терапевт очень четко следит за соблюдением правил и договоренностей, не позволяя переносить встречи или отменять их, то здесь правилами допустимо пожертвовать во благо установления надежной привязанности. Правильного варианта нет, разные стили используются в зависимости от личности терапевта и личности клиентов, к нему приходящих.

Нашла себе новую супервизорку из психоаналитического подхода. В процессе супервизии случился такой диалог:

- А вот здесь Вам можно использовать методы для стабилизации состояния клиента. Есть книжка - структурная диссоциация, вот там про это хорошо написано.
- О, да, я ее как раз читаю!
- Да? Ну, хорошо. Я ее переводила.
- …
- …
- Клево.

Так что теперь у меня что-то вроде культурного шока и хорошая супервизия.

Читаем с @fivetoone51 книжку о травмах и диссоциации. Разбираем ее вместе, потому что по отдельности не вывезли, больно сложная. В процессе бывает весело. У нас есть даже воображаемая группа, с которой мы якобы обсуждаем прочитанное.


- Ты вообще осознаешь, что, читая книжку по диссоциации, мы придумали группу людей, от лица которых разговариваем?

***

- А прикинь, если люди без травм и диссоциации могут прочитать эту книгу с первого раза, и им все понятно, и восприятие цельное получается?

***

- Тут написано, что симптомы, типичные для шизофрении, могут быть диссоциативными, и как это вообще отличать?!? Ладно, оставим это для психиатров.
- ... Психиатры тоже могут быть не в курсе.
- ...
- Хотя есть у меня один, он знает про кПТСР*.
- Отлично, всех клиентов будем направлять в Петербург.

*кПТСР - комплексное посттравматическое стрессовое расстройство

Почему терапевтические сессии хорошо делать в одно и то же время, а ваш психолог неизбежно заговорит с вами о пользе агрессии

Параллельно дочитываю Сапольски про психологию стресса (и радуюсь тому, что вообще хочется читать). У него очень много про связь психологии и физиологии, а я уже докручиваю выводы в отношении психотерапии.

Социальная поддержка

Если организм после воздействия на него болезненного раздражителя имеет возможность дотянуться до своей мамы и плакать у нее на руках, стрессовая реакция у этого организма будет более слабой. Избавиться от нуждаемости в людях не выйдет, даже если очень хочется.

Проявление агрессии

В эксперименте, где крыс из двух групп подвергали серии слабых ударов электрическим током, выяснилось, что меньше шансов заработать язву (результат в том числе длительного стресса) у тех крыс, кто имеет возможность после воздействия стрессора запрыгнуть на деревянный брусок и погрызть его. Кстати, если крыса после удара током имеет возможность куснуть другую особь, уровень стресса так же снижается.

Ощущение контроля

Дальше крысу учат нажимать на рычаг, чтобы избежать последующего удара током. Если рычаг впоследствии убрать, реакция на стресс взлетит вверх. Но если убрать только связь рычага с механизмом, подающим ток, простое наличие возможности влиять на боль (даже если оно иллюзорное) снова очень сильно снизит стресс. Крысе будет казаться, что нажатия на рычаг все равно каким-то образом снижают ее страдания.

Если посадить двух человек в соседние комнаты и подвергнуть их воздействию шумового стрессора, уровень стресса будет ниже у того, кто имеет под рукой кнопку и полагает, что, нажимая на нее, шум уменьшается (даже если это не так). Важен не сам контроль, а уверенность в том, что он у вас есть.

Предсказуемость

Снова крысы, но в этот раз им никто не делает больно. Просто экспериментатор в отмеренные интервалы времени регулярно подает им в клетку пищу, а чуть позже дает то же количество еды, но в произвольном порядке, без какой-либо выраженной системы. Никаких физических стрессов не происходит: крыса не голодна, ей не больно, просто она утратила ощущение предсказуемости, и ее физиологические показатели сообщают о резком повышении уровня стресса.

"Убить Фрейда" - фильм, саркастично обрисовывающий психиатров первой половины прошлого века. Я осталась в восторге и притащила вам особенно понравившийся кусок.

#зацепило

Ребятки, а есть ли у вас интерес в изучении психической травмы и работы с ней с точки зрения специалистов или самопомощи для клиентов? Потому что я как юный гештальтист, советующий всем знакомым пройти терапию, загорелась идеей полезности и повсеместности этих знаний. С той лишь разницей, что мой опыт работы прям-таки вопит о том, как сильно и в каких порой неожиданных местах травматический опыт вылезает и мешает обычной жизни.

Есть у вас есть какие-то вопросы по теме? Что хочется узнать?

Я выхожу из отпуска и готова вещать вам о травмах. После годовой специализации, подробного анализа своей работы и кучи литературы мне кажется, что я уже могу сконструировать свой курс по этой теме. Но, как и с зависимостями, лучше всего структурировать информацию у меня получается в процессе объяснения ее кому-то еще (вопросы я ваши учла).

Так что ниже будет опрос, поучаствуйте.