От начальника Петербургского охранного отделения Л. Н. Кременецкого директору Департамента полиции А. А. Лопухину
8 января 1905 г.
Совершенно секретно
По полученным агентурным сведениям, предполагаемым на завтра, по инициативе отца Гапона, шествием на Дворцовую площадь забастовавших рабочих намерены воспользоваться и революционные организации столицы для производства противоправительственной демонстрации.
Для этой цели сегодня изготовляются флаги с преступными надписями, причем флаги эти будут скрыты до того момента, пока против шествия рабочих не станет действовать полиция; тогда, воспользовавшись замешательством, флагоносцы вынут флаги, чтобы создать обстановку, что рабочие идут под флагами революционных организаций.
Затем социалисты-революционеры намерены воспользоваться беспорядком, чтобы разграбить оружейные магазины по Большой Конюшенной улице и Литейному проспекту.
8 января 1905 г.
Совершенно секретно
По полученным агентурным сведениям, предполагаемым на завтра, по инициативе отца Гапона, шествием на Дворцовую площадь забастовавших рабочих намерены воспользоваться и революционные организации столицы для производства противоправительственной демонстрации.
Для этой цели сегодня изготовляются флаги с преступными надписями, причем флаги эти будут скрыты до того момента, пока против шествия рабочих не станет действовать полиция; тогда, воспользовавшись замешательством, флагоносцы вынут флаги, чтобы создать обстановку, что рабочие идут под флагами революционных организаций.
Затем социалисты-революционеры намерены воспользоваться беспорядком, чтобы разграбить оружейные магазины по Большой Конюшенной улице и Литейному проспекту.
8 января.
Из дневника Николая II:
"Ясный морозный день. Было много дела и докладов. Завтракал Фредерикс. Долго гулял. Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120.000 ч. Во главе рабочего союза какой-то священник — социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах."
Из дневника Николая II:
"Ясный морозный день. Было много дела и докладов. Завтракал Фредерикс. Долго гулял. Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120.000 ч. Во главе рабочего союза какой-то священник — социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах."
В день трагедии, 9 января, Николай II напишет:
"Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело! Мамá приехала к нам из города прямо к обедне. Завтракали со всеми. Гулял с Мишей."
"Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело! Мамá приехала к нам из города прямо к обедне. Завтракали со всеми. Гулял с Мишей."
Из воспоминаний Гапона:
"В начале одиннадцатого часа мы двинулись с юго-западной части города к центру, Зимнему дворцу. Это была первая из всех процессий, когда-либо шедших по улицам Петербурга, которая имела целью просить государя признать права народа.
Утро было сухое, морозное. Я предупреждал людей, что те, которые понесут хоругви, могут пасть первыми, когда начнут стрелять, но в ответ на это толпа людей бросилась вперед, оспаривая опасную позицию.
Одна старушка, очевидно, желавшая доставить своему 17-летнему сыну случай видеть царя, дала ему в руки икону и поставила в первый ряд. В первом же ряду стояли и несшие царский портрет в широкой раме, во втором ряду несли хоругви и образа, а посредине шел я.
За нами двигалась толпа, около 20 тысяч человек мужчин, женщин, старых и молодых. Несмотря на сильный холод, все шли без шапок, исполненные искреннего желания видеть царя, чтобы, по словам одного из рабочих, «подобно детям», желающим выплакать свое горе на груди царя-батюшки."
"В начале одиннадцатого часа мы двинулись с юго-западной части города к центру, Зимнему дворцу. Это была первая из всех процессий, когда-либо шедших по улицам Петербурга, которая имела целью просить государя признать права народа.
Утро было сухое, морозное. Я предупреждал людей, что те, которые понесут хоругви, могут пасть первыми, когда начнут стрелять, но в ответ на это толпа людей бросилась вперед, оспаривая опасную позицию.
Одна старушка, очевидно, желавшая доставить своему 17-летнему сыну случай видеть царя, дала ему в руки икону и поставила в первый ряд. В первом же ряду стояли и несшие царский портрет в широкой раме, во втором ряду несли хоругви и образа, а посредине шел я.
За нами двигалась толпа, около 20 тысяч человек мужчин, женщин, старых и молодых. Несмотря на сильный холод, все шли без шапок, исполненные искреннего желания видеть царя, чтобы, по словам одного из рабочих, «подобно детям», желающим выплакать свое горе на груди царя-батюшки."
Послание к рабочим, написанное Гапоном после расстрела мирного шествия 9 января 1905 года
"Родные, кровью спаянные братья, товарищи-рабочие!
Мы мирно шли 9-го к царю за правдой. Мы предупредили об этом его опричников-министров, просили убрать войска, не мешать нам идти к нашему царю. Самому царю я послал 8-го письмо в Царское Село, просил его выйти к своему народу с благородным сердцем, с мужественной душой.
Ценой собственной жизни мы гарантировали ему неприкосновенность его личности. И что же? Невинная кровь все-таки пролилась. Зверь-царь, его чиновники-казнокрады и грабители русского народа сознательно хотели быть и сделались убийцами безоружных наших братьев, жен и детей. Пули царских солдат, убивших за Нарвской заставой рабочих, несших царские портреты, простреливали эти портреты и убили нашу веру в царя.
Так отомстим же, братья, проклятому народом царю, всему его змеиному царскому отродью, его министрам и всем грабителям несчастной русской земли! Смерть им всем!... "
"Родные, кровью спаянные братья, товарищи-рабочие!
Мы мирно шли 9-го к царю за правдой. Мы предупредили об этом его опричников-министров, просили убрать войска, не мешать нам идти к нашему царю. Самому царю я послал 8-го письмо в Царское Село, просил его выйти к своему народу с благородным сердцем, с мужественной душой.
Ценой собственной жизни мы гарантировали ему неприкосновенность его личности. И что же? Невинная кровь все-таки пролилась. Зверь-царь, его чиновники-казнокрады и грабители русского народа сознательно хотели быть и сделались убийцами безоружных наших братьев, жен и детей. Пули царских солдат, убивших за Нарвской заставой рабочих, несших царские портреты, простреливали эти портреты и убили нашу веру в царя.
Так отомстим же, братья, проклятому народом царю, всему его змеиному царскому отродью, его министрам и всем грабителям несчастной русской земли! Смерть им всем!... "
ГОРЬКИЙ К ПЕШКОВСКОЙ
9 января 1905, Петербург
"Сегодня с утра рабочие Петербурга в количестве около 150 т. двинулись к Зимнему дворцу для представления Государю своих требований общественных реформ.
С Путиловского завода члены основанного под Зубатова «О-ва русских рабочих» шли с церковными хоругвями, с портретами царя и царицы, их вел священник Гапон с крестом в руке.
У Нарвской заставы войска встретили их девятью залпами, — в больнице раненых 93 ч., сколько убитых — неизвестно, сколько развезено по квартирам — тоже неизвестно. После первых залпов некоторые из рабочих крикнули было — «Не бойся, холостые!» — но — люди, с десяток, уже валялись на земле. Тогда легли и передние ряды, а задние, дрогнув, начали расходиться. По ним и по лежащим, когда они пытались встать и уйти, — дали еще шесть залпов.
Гапон каким-то чудом остался жив, лежит у меня и спит. Он теперь говорит, что царя больше нет, нет Бога и церкви, в этом смысле он говорил только сейчас в одном собрании публично и — так же пишет... "
9 января 1905, Петербург
"Сегодня с утра рабочие Петербурга в количестве около 150 т. двинулись к Зимнему дворцу для представления Государю своих требований общественных реформ.
С Путиловского завода члены основанного под Зубатова «О-ва русских рабочих» шли с церковными хоругвями, с портретами царя и царицы, их вел священник Гапон с крестом в руке.
У Нарвской заставы войска встретили их девятью залпами, — в больнице раненых 93 ч., сколько убитых — неизвестно, сколько развезено по квартирам — тоже неизвестно. После первых залпов некоторые из рабочих крикнули было — «Не бойся, холостые!» — но — люди, с десяток, уже валялись на земле. Тогда легли и передние ряды, а задние, дрогнув, начали расходиться. По ним и по лежащим, когда они пытались встать и уйти, — дали еще шесть залпов.
Гапон каким-то чудом остался жив, лежит у меня и спит. Он теперь говорит, что царя больше нет, нет Бога и церкви, в этом смысле он говорил только сейчас в одном собрании публично и — так же пишет... "
Из воспоминаний видного государственного деятеля Сергея Витте:
"За несколько дней до 9 января было известно, что рабочие приготовляют петицию Государю Императору, в которой они предъявляют различные не то просьбы, не то требования, касающиеся их бытия. Конечно, требования эти были крайне односторонни, преувеличенны и не без известного оттенка революционизма, хотя они и были написаны в довольно приличной форме."
"За несколько дней до 9 января было известно, что рабочие приготовляют петицию Государю Императору, в которой они предъявляют различные не то просьбы, не то требования, касающиеся их бытия. Конечно, требования эти были крайне односторонни, преувеличенны и не без известного оттенка революционизма, хотя они и были написаны в довольно приличной форме."
В другом месте Витте пишет:
"...Вечером 8-го ко мне явилась депутация переговорить по поводу дела чрезвычайной важности. Я ее принял. Между ними я не нашел ни одного знакомого. Из них по портретам я узнал почетного академика Арсеньева, писателя Анненского, Максима Горького, а других не узнал.
Они начали мне говорить, что я должен, чтобы избегнуть великого несчастия, принять меры, чтобы Государь явился к рабочим и принял их петицию, иначе произойдут кровопролития. Я им ответил, что дела этого совсем не знаю и потому вмешиваться в него не могу; кроме того оно до меня, как председателя комитета министров, совсем не относится. Они ушли недовольные, говоря, что в такое время я привожу формальные доводы и уклоняюсь."
"...Вечером 8-го ко мне явилась депутация переговорить по поводу дела чрезвычайной важности. Я ее принял. Между ними я не нашел ни одного знакомого. Из них по портретам я узнал почетного академика Арсеньева, писателя Анненского, Максима Горького, а других не узнал.
Они начали мне говорить, что я должен, чтобы избегнуть великого несчастия, принять меры, чтобы Государь явился к рабочим и принял их петицию, иначе произойдут кровопролития. Я им ответил, что дела этого совсем не знаю и потому вмешиваться в него не могу; кроме того оно до меня, как председателя комитета министров, совсем не относится. Они ушли недовольные, говоря, что в такое время я привожу формальные доводы и уклоняюсь."
Пётр Гнедич, литератор
"9 января 1905 года разыгралась гнусная сцена на Дворцовой площади перед Зимним дворцом.
Священник Гапон уверил рабочих, что они должны идти к Зимнему дворцу и вручить лично просьбу государю. Он сам пойдет с ними, они на коленях вымолят у "царя-батюшки" льготы для рабочих!
Надо было быть очень наивной натурой, чтобы верить в успешность такого маневра. Может быть, много лет тому назад он и мог бы дать какой-нибудь результат. Но не теперь, в XX веке, при Николае II!"
"9 января 1905 года разыгралась гнусная сцена на Дворцовой площади перед Зимним дворцом.
Священник Гапон уверил рабочих, что они должны идти к Зимнему дворцу и вручить лично просьбу государю. Он сам пойдет с ними, они на коленях вымолят у "царя-батюшки" льготы для рабочих!
Надо было быть очень наивной натурой, чтобы верить в успешность такого маневра. Может быть, много лет тому назад он и мог бы дать какой-нибудь результат. Но не теперь, в XX веке, при Николае II!"
Речь Николая II к депутации рабочих 19 января 1905 года:
«Я вызвал вас для того, чтобы вы могли лично от Меня услышать слово Мое и непосредственно передать его вашим товарищам.
Прискорбные события с печальными, но неизбежными последствиями смуты произошли от того, что вы дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменниками и врагами нашей родины.
Приглашая вас идти подавать Мне прошение о нуждах ваших, они поднимали вас на бунт против Меня и Моего Правительства, насильственно отрывая вас от честного труда в такое время, когда все истинно-русские люди должны дружно и не покладая рук работать на одоление нашего упорного внешнего врага.
Стачки и мятежные сборища только возбуждают безработную толпу к таким беспорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызывает и неповинные жертвы.
Знаю, что не легка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами по совести понимаете, что следует быть справедливым и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять Мне о своих нуждах — преступно.
В попечениях Моих о рабочих людях озабочусь, чтобы все возможное к улучшению быта их было сделано и чтобы обеспечить им впредь законные пути для выяснения назревших их нужд.Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их Мне, а потому прощаю им вину их.
Теперь возвращайтесь к мирному труду вашему, благословясь, принимайтесь за дело вместе с вашими товарищами, и да будет Бог вам в помощь»
«Я вызвал вас для того, чтобы вы могли лично от Меня услышать слово Мое и непосредственно передать его вашим товарищам.
Прискорбные события с печальными, но неизбежными последствиями смуты произошли от того, что вы дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменниками и врагами нашей родины.
Приглашая вас идти подавать Мне прошение о нуждах ваших, они поднимали вас на бунт против Меня и Моего Правительства, насильственно отрывая вас от честного труда в такое время, когда все истинно-русские люди должны дружно и не покладая рук работать на одоление нашего упорного внешнего врага.
Стачки и мятежные сборища только возбуждают безработную толпу к таким беспорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызывает и неповинные жертвы.
Знаю, что не легка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами по совести понимаете, что следует быть справедливым и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять Мне о своих нуждах — преступно.
В попечениях Моих о рабочих людях озабочусь, чтобы все возможное к улучшению быта их было сделано и чтобы обеспечить им впредь законные пути для выяснения назревших их нужд.Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их Мне, а потому прощаю им вину их.
Теперь возвращайтесь к мирному труду вашему, благословясь, принимайтесь за дело вместе с вашими товарищами, и да будет Бог вам в помощь»
Газета «Искра» - по поводу речи Николая II к рабочей депутации после событий 9 января 1905 года в Петербурге
"Когда народ к нему шел, он бежал от народа.
Когда из груди сотен тысяч рабочих людей вырвался вздох, прозвучавший мольбой, он послал свинец в эту грудь.
И только тогда, когда военная челядь его спохватилась, расстреляв последний остаток верноподданной мысли и верноподданного чувства народа, он вдруг пожелал — призвать свой народ чрез участок.
Народ был собран, рассажен в кареты, приведен пред царские очи. Не тот, конечно, народ, которым — 9 января — кишели улицы, предместья Петербурга; не народ, приподнятый волной возбуждения, который надеялся, верил, мечтал... нет, по знаку генеральской руки перед ним вытягивался во фронт и говорил ему «здравие желаю» — дрессированный бутафорский народ, народ Трепова и присных его. И через головы этих статистов он кинул истории в лицо свое отныне незабвенное — «прощаю».
Он прощает! — Этот малограмотный, глупый офицер, всю жизнь свою проведший в парадах, он прощает великий народ в его бессмертном движении.
Он прощает ту громаду — толпу, которая несла к подножию престола свою запоздалую веру в него, видя в нем защитника правды.
Он прощает тех, кто искал лучшей доли и за это спит теперь вечным сном — на кладбищах столицы.
Он прощает оставшихся в живых, осиротелые семьи, больных и увечных, которых била жизнь и, наконец, добил солдатский приклад.
Он их всех поучает — «терпению».
Он их всех наставляет — «справедливости».
Он им всем толкует о своем «попечении» о них."
"Когда народ к нему шел, он бежал от народа.
Когда из груди сотен тысяч рабочих людей вырвался вздох, прозвучавший мольбой, он послал свинец в эту грудь.
И только тогда, когда военная челядь его спохватилась, расстреляв последний остаток верноподданной мысли и верноподданного чувства народа, он вдруг пожелал — призвать свой народ чрез участок.
Народ был собран, рассажен в кареты, приведен пред царские очи. Не тот, конечно, народ, которым — 9 января — кишели улицы, предместья Петербурга; не народ, приподнятый волной возбуждения, который надеялся, верил, мечтал... нет, по знаку генеральской руки перед ним вытягивался во фронт и говорил ему «здравие желаю» — дрессированный бутафорский народ, народ Трепова и присных его. И через головы этих статистов он кинул истории в лицо свое отныне незабвенное — «прощаю».
Он прощает! — Этот малограмотный, глупый офицер, всю жизнь свою проведший в парадах, он прощает великий народ в его бессмертном движении.
Он прощает ту громаду — толпу, которая несла к подножию престола свою запоздалую веру в него, видя в нем защитника правды.
Он прощает тех, кто искал лучшей доли и за это спит теперь вечным сном — на кладбищах столицы.
Он прощает оставшихся в живых, осиротелые семьи, больных и увечных, которых била жизнь и, наконец, добил солдатский приклад.
Он их всех поучает — «терпению».
Он их всех наставляет — «справедливости».
Он им всем толкует о своем «попечении» о них."
Из дневника художника Владимира Серова (тема: Кровавое Воскресение):
"То, что пришлось видеть мне из окон Академии художеств 9 января, не забуду никогда. Сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу, — зрелище ужасное."
"То, что пришлось видеть мне из окон Академии художеств 9 января, не забуду никогда. Сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу, — зрелище ужасное."
Воспоминания современников об императоре Александре I
Наполеон:
"Александр умен, приятен, образован. Но ему нельзя доверять. Он неискренен. Это истинный византиец, тонкий притворщик, хитрец".
М. М. Сперанский:
"Все, что он ни делает, он делает наполовину. Он слишком слаб, чтобы управлять, и слишком силен, чтобы быть управляемым".
Граф де Ля Ферроннэ (посол Франции в России в 1820–1827 гг.):
Самые существенные свойства его — тщеславие и хитрость или притворство; если бы надеть на него женское платье, он мог бы представить тонкую женщину".
Николай Греч, писатель:
"Нет ни одной отрасли государственного управления, которая не была бы преобразована, исправлена, дополнена в его царствование; многие части созданы им совершенно".
Франсуа Шатобриан, французский писатель:
"У императора России были сильная душа и слабый характер".
Наполеон:
"Александр умен, приятен, образован. Но ему нельзя доверять. Он неискренен. Это истинный византиец, тонкий притворщик, хитрец".
М. М. Сперанский:
"Все, что он ни делает, он делает наполовину. Он слишком слаб, чтобы управлять, и слишком силен, чтобы быть управляемым".
Граф де Ля Ферроннэ (посол Франции в России в 1820–1827 гг.):
Самые существенные свойства его — тщеславие и хитрость или притворство; если бы надеть на него женское платье, он мог бы представить тонкую женщину".
Николай Греч, писатель:
"Нет ни одной отрасли государственного управления, которая не была бы преобразована, исправлена, дополнена в его царствование; многие части созданы им совершенно".
Франсуа Шатобриан, французский писатель:
"У императора России были сильная душа и слабый характер".
Отрывок из статьи Льва Толстого
"Не могу молчать".
1908 год.
"...Недавно еще не могли найти во всем русском народе двух палачей. Еще недавно, в 80-х годах, был только один палач во всей России. Помню, как тогда Соловьев Владимир с радостью рассказывал мне, как не могли по всей России найти другого палача, и одного возили с места на место. Теперь не то.
В Москве торговец-лавочник, расстроив свои дела, предложил свои услуги для исполнения убийств, совершаемых правительством, и, получая по 100 рублей с повешенного, в короткое время так поправил свои дела, что скоро перестал нуждаться в этом побочном промысле, и теперь ведет по-прежнему торговлю.
В Орле в прошлых месяцах, как и везде, понадобился палач, и тотчас же нашелся человек, который согласился исполнять это дело, срядившись с заведующим правительственными убийствами за 50 рублей с человека.
Но, узнав уже после того, как он срядился в цене, о том, что в других местах платят дороже, добровольный палач во время совершения казни, надев на убиваемого саван-мешок, вместо того чтобы вести его на помост, остановился и, подойдя к начальнику, сказал: "Прибавьте, ваше превосходительство, четвертной билет, а то не стану". Ему прибавили, и он исполнил."
"Не могу молчать".
1908 год.
"...Недавно еще не могли найти во всем русском народе двух палачей. Еще недавно, в 80-х годах, был только один палач во всей России. Помню, как тогда Соловьев Владимир с радостью рассказывал мне, как не могли по всей России найти другого палача, и одного возили с места на место. Теперь не то.
В Москве торговец-лавочник, расстроив свои дела, предложил свои услуги для исполнения убийств, совершаемых правительством, и, получая по 100 рублей с повешенного, в короткое время так поправил свои дела, что скоро перестал нуждаться в этом побочном промысле, и теперь ведет по-прежнему торговлю.
В Орле в прошлых месяцах, как и везде, понадобился палач, и тотчас же нашелся человек, который согласился исполнять это дело, срядившись с заведующим правительственными убийствами за 50 рублей с человека.
Но, узнав уже после того, как он срядился в цене, о том, что в других местах платят дороже, добровольный палач во время совершения казни, надев на убиваемого саван-мешок, вместо того чтобы вести его на помост, остановился и, подойдя к начальнику, сказал: "Прибавьте, ваше превосходительство, четвертной билет, а то не стану". Ему прибавили, и он исполнил."
Из доклада главного идеолога партии, второго секретаря ЦК А.А.Жданова.
1946 год.
«Анна Ахматова принадлежит к так называемой литературной группе акмеистов, вышедших в свое время из рядов символистов, и является одним из знаменосцев пустой, безыдейной аристократическо-салонной поэзии, абсолютно чуждой советской литературе...
Акмеисты, как и символисты, декаденты и прочие представители разлагающейся буржуазной идеологии были проповедниками упадочничества, пессимизма, веры в потусторонний мир...
Наша литература — не частное предприятие, рассчитанное на то, чтобы потрафлять различным вкусам литературного рынка... В.И. Ленин в своей статье "Партийная организация и партийная литература" писал, что литература должна стать партийной в противовес буржуазным нравам, в противовес буржуазной предпринимательской, торгашеской печати, в противовес буржуазному литературному карьеризму и индивидуализму, "барскому анархизму" и погоне за наживой.
Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания. Ныне весь сонм буржуазных литераторов, кинорежиссеров, театральных режиссеров старается отвлечь внимание передовых слоев общества от острых вопросов политической и социальной борьбы и отвести внимание в русло пошлой безыдейной литературы и искусства, наполненных гангстерами, девицами из восхвалением адюльтера и похождений всяких авантюристов и проходимцев».
1946 год.
«Анна Ахматова принадлежит к так называемой литературной группе акмеистов, вышедших в свое время из рядов символистов, и является одним из знаменосцев пустой, безыдейной аристократическо-салонной поэзии, абсолютно чуждой советской литературе...
Акмеисты, как и символисты, декаденты и прочие представители разлагающейся буржуазной идеологии были проповедниками упадочничества, пессимизма, веры в потусторонний мир...
Наша литература — не частное предприятие, рассчитанное на то, чтобы потрафлять различным вкусам литературного рынка... В.И. Ленин в своей статье "Партийная организация и партийная литература" писал, что литература должна стать партийной в противовес буржуазным нравам, в противовес буржуазной предпринимательской, торгашеской печати, в противовес буржуазному литературному карьеризму и индивидуализму, "барскому анархизму" и погоне за наживой.
Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания. Ныне весь сонм буржуазных литераторов, кинорежиссеров, театральных режиссеров старается отвлечь внимание передовых слоев общества от острых вопросов политической и социальной борьбы и отвести внимание в русло пошлой безыдейной литературы и искусства, наполненных гангстерами, девицами из восхвалением адюльтера и похождений всяких авантюристов и проходимцев».
Из египетской "Книги мертвых"
"Языческое египетское богословие — явление поистине величественное: оно развивалось дольше, чем существует вся европейская цивилизация, — более 3600 лет".
"Языческое египетское богословие — явление поистине величественное: оно развивалось дольше, чем существует вся европейская цивилизация, — более 3600 лет".
Из воспоминаний маршала Жукова о начале Великой Отечественной Войны: «Внезапный переход границы сам по себе еще ничего не решал. Главная опасность внезапности состояла в том, что на решающих направлениях противник имел шести-восьмикратное превосходство сил и средств. Внезапным оказался масштаб сосредоточения войск противника и сила их ударов. Это и есть главное, что предопределило наши потери первого периода войны».