«Всякая красота уже сама по себе есть проекция, эманация потребности в любви, поэтому красоту женщины нельзя отличать от любви мужчины в качестве предмета, на который эта любовь простирается: красота женщины есть то же самое, что и любовь мужчины, это один и тот же, а не два различных факта...

Во всякой любви мужчина любит только себя. Но он любит себя не как субъективное существо, опутанное всякими слабостями и низостями, тяжеловесностью и мелочностью своей натуры. Он любит то, чем он хотел бы, чем он должен бы быть. Он любит свое интимнейшее, глубочайшее, умопостигаемое существо, свободное от гнета необходимости, от груд земного праха. В своих временно пространственных проявлениях это существо смешано с грязью чувственной ограниченности, оно не является чистым первозданным изображением своим. Как бы ни углубился человек в созерцание своего существа, он чувствует в себе тьму и грязь. Он не находит той белой незапятнанной чистоты, которую он так мучительно ищет в себе. И нет у него более сильного, горячего, искреннего желания, чем желание оставаться всецело тем, что он есть. Но эту цель, к которой он так жадно стремится, он не находит в основах собственного существа, а потому переносится своей мыслью в окружающую среду для того, чтобы тем скорее достигнуть ее. Он проектирует свой идеал абсолютно ценного существа, которого не в состоянии выявить в себе самом, на другое человеческое существо, в этом и только в этом кроется значение того, что он любит это существо. Но к этому акту способен только тот человек, который в чем-нибудь провинился и чувствует за собою вину: поэтому ребенок еще не в состоянии любить».

См. «Пол и характер»

Прекрасно образованный для своего юного возраста, осмелившийся спорить с практически мейнстримным на то время махизмом, Вайнингер, покончивший с собой в 1903 году, не успел да и не мог прийти в психоанализ: вряд ли его воспаленное себялюбие — строчка Мирона «Боже, как же я себя люблю — Отто Вайнингер» крайне точна — позволило бы ему стать чьим-то учеником. Потому мы вынуждены читать его как нечто «перед» психоанализом, как один из его корявых приквелов. В текстах Вайнингера цитаты авторитетов перемежаются с откровеннейшей чушью, которую и в его время печатали разве что в дешевых брошюрах, но к которым он относился драматически, по-юношески серьезно; но среди этого можно найти прекрасные фрагменты, тонкие и живые. Например, как представленное выше рассуждение о любви.

#Вайнингер
#Entwurf

как изморозь меж двух оконных рам
так между дней встающий по утрам
я холоден и нелицеприятен

отечество мое когда в окне
прошу тебя — являйся лучше мне
в раскраске солнечных твоих лучей и пятен

кто прожил тут эпоху целиком
кто мял ее нелепый силикон
тот навсегда до почек отморожен

но тем пока не впору зеленеть
камедь здесь точит камень а не медь
чтоб нам не онеметь со страха тоже

как похоть между двух окопных драк
на пять минут заря cменяет мрак
на нового заряда и разлива

— не то чтоб мы боялись — темноту
на полутьмы гремучую me too
на маяту и радио тоскливо

как тот маяк — вещает в пустоту
где спит солдат продрогший на посту
и видит неразборчиво и криво

не только смерть — что курит за углом
врага — на треть берущего числом
но как оно могло бы стать красиво

как снега свет за треснувшим стеклом

#Кудрявцев

«Прочие же заранее были рождены без дара: ума и щедрости чувств в них не могло быть, потому что родители зачали их не избытком тела, а своею ночною тоской и слабостью грустных сил, — это было взаимное забвение двоих спрятавшихся, тайно живущих на свете людей, — если бы они жили слишком явно и счастливо, их бы уничтожили действительные люди которые числятся в государственном населении и ночуют на своих дворах. Ума в прочих не должно существовать — ум и оживленное чувство могли быть только в тех людях, у которых имелся свободный запас тела и теплота покоя над головой, но у родителей прочих были лишь остатки тела, истертого трудом и протравленного едким горем, а ум и сердечно-чувствительная заунывность исчезли как высшие признаки за недостатком отдыха и нежно-питательных веществ. И прочие появились из глубины своих матерей среди круглой беды, потому что матери их ушли от них так скоро, как только могли их поднять ноги после слабости родов, чтобы не успеть увидеть своего ребенка и нечаянно не полюбить его навсегда. Оставшийся маленький прочий должен был самостоятельно делать из себя будущего человека, не надеясь ни на кого, не ощущая ничего, кроме своих теплющихся внутренностей; кругом был внешний мир, а прочий ребенок лежал посреди него и плакал, сопротивляясь этим первому горю, которое останется незабвенным на всю жизнь — навеки утраченной теплоте матери».

См. «Чевенгур»

#Платонов

Лучший фрагмент для утра понедельника.

«Поскольку человек — животное болезненное, любые его высказывания или поступки равнозначны симптомам».

См. «Признания и проклятия»

#Сиоран
#Чоран

С тусклым взором, с мертвым сердцем в море броситься со скалы,
В час, когда, как знамя, в небе дымно-розовая заря,
Иль в темнице стать свободным, как свободны одни орлы,
Иль найти покой нежданный в дымной хижине дикаря!
Да, я понял. Символ жизни — не поэт, что творит слова,
И не воин с твердым сердцем, не работник, ведущий плуг,
— С иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва,
Забывающий игрушки между белых усталых рук.

1911

#Гумилев

А дети порой очень жестоки.

«К счастью для него, ему был неведом кошмар оттенков».

#Fetzen
#Сиоран

К теме протеза как инструмента компенсации человеческой беспомощности вспомнилась цитата Ясперса: «В раю техники быть не может. Техника служит освобождению от нужды, которая заставляет человека трудом поддерживать своё физическое существование, и позволяет ему, освободив его от бремени нужды, расширять своё существование до беспредельности создаваемой им среды».

См. «Современная техника»

#Ясперс
#Фрейд
#Entwurf

Развивая эту мысль, можно сказать, что в раю не будет и культуры: ведь именно она является главным протезом.

«О поэзии могу теперь сказать так: это жертвоприношение, в котором мы приносим в жертву слова. Мы используем слова, превращаем их в орудия преследующих пользу действий. В нас не было бы ничего человеческого, если бы язык был полностью порабощен. Нам не обойтись и без тех действенных отношений, которые слова завязывают между людьми и вещами. В каком-то бреду мы отрываем слова от этих отношений.

Когда в поэме появляются такие слова, как конь или масло, ясно, что они отрезаны от корыстных забот. Сколь часто ни использовались бы эти слова — маслоу конь — в каких-то практических целях, поэтическое их употребление освобождает человеческую жизнь от преследования этих целей. Когда молочница говорит масло, а конюх говорит конь, они знают, о чем говорят. В известном смысле их знание исчерпывает саму идею знания, поскольку молочница, если захочет, может изготовить масло, а конюх — управиться с конем. Производство, скотоводство, труд венчают и даже образуют основу знания (отношения практического использования составляют существо познания; по мысли Жане, знать что-то значит уметь это делать). Поэзия, наоборот, ведет от известного к неизвестному.

Она может то, чего не может ни молочница, ни конюх: сотворить масляного коня. Она ставит лицом к лицу с непостижимостью».

См. «Внутренний опыт»

#Батай

Мало, кто выражал суть поэзии также точно, как Жорж Батай.

Всё один этот тополь
на окраине помысла,
всё один этот перст
на меже.

До него задолго
борозда медлит к вечеру.
Только облако,
оно даль бороздит.

Всё глаза,
всё эти глаза и ресницы
от света ты поднимаешь
опущенных их сестриц.
Всё глаза.

Всё глаза, их взглядом
заткан один этот тополь.

#Целан
#Седакова

Majdanek Waltz и Sal Solaris смогли найти для этого стихотворения такое музыкальное сопровождение, которое делает его настроение еще более пронзительным. Тоска; чистый аффект, растворяющий любые смыслы.

#MajdanekWaltz

Как хорошо заметил Андрей Перцев, политика и производство /политического/ контента — это вещи пересекающиеся, но по сути разные. Это примерно как с разделением писателя и пишущего, предложенным Роланом Бартом. В основе этих практик лежит разная экономика. Политик продает свою готовность рисковать: именно по этой способности люди считывают его претензию на господство. В борьбе за власть он должен быть готов поставить на карту все от собственной жизни до любви и понимания своих сторонников. Власть может свалиться в руки почти кому угодно, но, в конечном счете, удерживает ее тот, кто в состоянии взять на себя ответственность за риск. Криэйтор, наоборот, максимально зависим от той аудитории, которая ему досталась. Его задача — соответствовать ожиданиям и грезам, он капитализирует это соответствие. Иначе говоря, производство политического контента ближе к стримам на Twitch’е или, скорее, к ведению аккаунта на OnlyFans, чем к политике.

«Сейчас контент же можно делать и из-за границы». Это да, но вот заниматься оттуда политикой в долгой и даже средней перспективе — почти невозможно. Хотя бы потому, что там относительно безопасно, а без риска, без существенных постоянных издержек, политики нет. По крайней мере, в глазах людей.

#Entwurf
#проходящее

Антигерой

Эпоха
прошла по нему
как танк по тазу
выдавив наизнанку

Он смог не построить то
чего не мог не построить

Он смог не написать того
что выстрадал
бессонными ночами

Он сжег себя
оставив у дороги
своего пятимесячного сына

Это над ним курганом
воронка от снаряда

в его честь
опоки монументов

Это ему наградой
обратная сторона
вашей медали

#Бурич

«Толку-то, если буквы мертвы, а слова — чешуя вещей?»

#Fetzen
#Никонов

Грех не вспомнить сегодня культовый текст Бодрийяра «Войны в Заливе не было»:

«Вот почему войны в Заливе не будет. То, что война увязла в этом бесконечном саспенсе, не обнадеживает, не утешает. В этом смысле важность [gravité] не-события, ареной которого стал Залив, даже больше, чем само событие войны: происходящее соответствует очень опасному периоду разложения трупа /войны/, что и вызывает тошноту и беспомощность оцепенения. И здесь наши символические механизмы защиты снова оказываются слишком слабыми: у нас пропадает возможность как-то влиять на исход войны, и мы переживаем все происходящее с таким же постыдным безразличием, будто мы все являемся заложниками…

He-война характеризуется дегенеративной формой войны, которая заключается в манипуляциях с заложниками и переговорах…

… Воины пропали в пустоте (пустыне), на сцене остались лишь заложники, в том числе и все мы — в качестве заложников информации на глобальной сцене массмедиа. Заложник — призрачный актер, статист на сцене беспомощности войны. Сегодня заложник что-то вроде стратегического объекта, завтра он станет чем-то вроде рождествен ского подарка, меновой стоимости и ликвидного актива.

Все мы заложники медиаугара, заставляющего нас верить в войну, так же как когда-то в революцию в Румынии, и мы помещены в симулякр войны, словно под домашний арест. Все мы стратегические заложники in situ [на месте]: наше место обязательного пребывания — экран телевизора, где мы ежедневно подвергаемся виртуальной бомбардировке и в то же время выступаем в качестве меновой стоимости…

… Его подлость заключается в вульгаризации всего, к чему он прикоснется: религиозный вызов превратился в имитацию священной войны, заложник из жертвы превратился в прибыль, страстное отрицание западного мира — в националистическую возню, а война — в невозможную комедию. Но мы сами помогли ему в этом».

#Бодрийяр

«Существует широко распространенное убеждение, что между виртуальным и реальным есть логическая связь, в соответствии с которой все имеющееся в распоряжении вооружение не может быть однажды не использовано, а такая концентрация военной силы, с которой мы имеем теперь дело, не может не привести к столкновению. Но это аристотелевская логика, которая к нам больше не имеет никакого отношения. В наши дни виртуальное решительно берет верх над реальным, и нам приходится довольствоваться такой крайней виртуализацией, которая, вопреки Аристотелю, является сдерживающим фактором от перехода к действию. Мы пребываем уже не в логике перехода от возможного-виртуального к реальному, но в гиперреалистической логике апотропии реального виртуальным».

См. «Войны в Заливе не было»

#Бодрийяр

Апотропия — термин, который на русском используется для перевода многозначного французского слова dissuasion: «разубеждение, разуверение, отговаривание» и одновременно «устрашение, отпугивание», а также «сдерживание, удержание, предотвращение». Сдерживание путем убеждения и устрашения, причем угроза по большей части симулятивна.

Мат — последнее, что есть в распоряжении символического. Когда слов, сколь много их бы ни было, уже не хватает. Их уютный и привычный покров был прорван лезвием Реального.

Теперь есть лишь дыра, ужас и стыдное бессилие.

#проходящее

Дискурс любой пропаганды походит по своей структуре на миф, на это в свое время обратил внимание еще Ролан Барт. Позже постструктурализм выявил, что любая знаковая система вторична и не соотносится с означаемым сама по себе, но пропаганда в этом смысле вторична в квадрате. Потому то, что она в довольно сложных отношениях с Реальным, это нормально. Но очень плохо, когда этот миф начинает походить на бред.

Именно в этом проблема дискурса российских властей, причем на всех его уровнях: от главнокомандующего и членов Совбеза до представителей МИДа и лоялистских медиа. Ужасает и даже восхищает, насколько он самодостаточен, сколь в ничтожной мере он нуждается в каких-либо внешних событиях. Манифестацией этого отрыва стало ПОЛНОЕ отрицание каких-либо потерь. Христианство без Христа, кофе без кофеина, война без войны — не взрыв, а хлопок, не война, а «специальная военная операция». На ней не убивают, а ликвидируют, никто не гибнет, уничтожают не Другого, а «объекты» и инфраструктуру. Как всякий бред, этот дискурс отлично внутренне согласован, разворачивается по своей собственной логике, переполнен аффектами и крайне устойчив, противостоя любым попыткам коррекции: доходит до создания ad hoc образований вроде «наркоманов», взявших в заложники Киев, или «нацистских заградотрядов», удерживающих части ВСУ. Прослеживается и фабула, сводящаяся к огрублению советской пропаганды времен ВОВ. Раньше казалось, что все эти реминисценции — политтехнологический трюк, попытка утилизации уже имеющихся у населения нарративов (все в этой стране так или иначе росли на рассказах о той Войне), но сейчас мы видим, что технология давно превратилась в фантазм и в полной мере захватила тех, кто когда-то начал ее использовать. Противоречия — вы строите всю свою риторику на отсылках к Войне, но при этом всячески отрицаете то, что вы именно ВОЮЕТЕ — не проблематизируются, разрывы компенсируются патетикой.

То, что происходит сейчас, так или иначе скоро закончится. Но вот сколько будет длиться наша жизнь в пространстве, где подорвана сама возможность какой-либо коммуникации с государством — большой вопрос. Мы оказались в ситуации, когда любое официальное высказывание воспринимается как речь пусть довольно сохранного, но психотического больного. И это в той или иной степени может коснуться всех, даже самых аполитичных. Бред плох тем, что он стремится к тотальности и требует подчинения: либо ты в него вовлекаешься, либо выдавливаешься из коммуникации. Учитывая то, что вся жизнь человека может быть рассмотрена как коммуникация, все это довольно грустно. Untergang.

#проходящее
#Entwurf

Publius Quinctilius Varus, Plastik von Dr. Wilfried Koch, 2003

Тихо мурлычет
Луны самовар,
Ночь дымоходами стонет:
– Вар, а Вар?
– Вар, отдай легионы!

– Нас приласкают вороны,
Выпьют глаза из голов! –
Молча поют легионы
Тихие песни без слов.

Коршуны мчат опахала
И, соглашаясь прилечь,
Падают верные галлы,
Молкнет латинская речь.

Грузные, спят консуляры.
Здесь триумфатора нет!
– Вар! – не откликнуться Вару –
Кончился список побед.

Тихо мурлычет луны самовар,
Ночь дымоходами стонет:
– Вар, возврати мне их!
– Вар, а Вар?
– Вар, отдай легионы!

См. «Песню легионеров»

#Мандельштам

Роальд Мандельштам — поэт-одиночка, умерший в 1961 году в Ленинграде. При жизни автора не было опубликовано ничего из написанного им.

«Чтоб они не думали, что мы тут в России просто денег украли и стальную дверь поставили. Чтобы такую духовность чувствовали, бляди, как в сорок пятом под Сталинградом, понял?»

#Fetzen
#проходящее
#Пелевин

не только жители москвы
но чёрной памяти подранки
свои читают похоронки
чухны потомки и мордвы
и жаворонки спозаранку
свистят военные негромко
но наши легкие и бронхи
не подпевают им мертвы

мы всё потратили увы
на кренделя и на баранки
на гренки с привкусом халвы
спустили доллары и франки
так долго были не трезвы
что похоронены в сторонке
у края будущей воронки
и корня следующей травы

осталась рифма для вдовы
ее пустой графы на бланке
уже построились по струнке
в тисках крахмальной синевы
чтоб в рамках траурной канвы
но провод вынув из колонки
трубы последней раструб звонкий
задрать не выше головы

#Кудрявцев