«Я верю в бессмертие души, я не могла бы жить без этой веры. Но я не верю, что все души бессмертны. Или что все люди воскреснут. Вот Икс, например, — вы знаете его. Ну как это представить себе, что он вдруг воскреснет. Чему в нем воскресать? На него дунуть, никакого следа не останется, а туда же, воскреснуть собирается».

#Fetzen
#Гиппиус
#Лосский

Кто именно и как воскреснет — одна из главных тем русской философии начала XX века. Вот Николай Лосский, к примеру, считал, что воскреснут не только такие, как Икс, но и те души, которые в своем эгоизме зашли столь далеко, что оказались обреченными на жизнь металлов, минералов, атомов и даже электронов.

За бессмыслицу! За неудачи!
За потерю всего дорогого!
И за то, что могло быть иначе,
И за то — что не надо другого!

#Иванов
#Fetzen

Психоанализ вскрывает, что казавшаяся столь очевидной разница между «воображаемым объектом» и «объектом реальным» (или, вернее, «объектом реальности») не так уж значительна. Что в мастурбации, что в буквальном соитии человек имеет дело преимущественно с своими собственными фантазмами. Вплоть до того, что тот, кого он физически трахает, может не иметь почти никакого отношения к тому, кого он видит в этот момент перед собой. На этом в общем-то все и держится.

Иначе говоря, оборотной стороной фразы Лакана «Любовь всегда взаимна» является его же максима «Сексуальных отношений не существует».

#Entwurf
#Лакан

Чтобы не отставать от главного союзника, в России теперь просто обязаны изъять из школьной программы историю Крымской войны.

#проходящее

«Тот, кто видит себя таким, каков он есть, поднимается выше того, кто воскрешает мертвых. Это высказывание принадлежит одному святому. Незнание самого себя — закон для каждого, и нельзя нарушить его без риска. Истина в том, что ни у кого нет смелости нарушить этот закон, и этим объясняется преувеличение в словах святого».

См. «Признания и проклятия»


#Сиоран
#Чоран
#Entwurf

Проблема не в отсутствии смелости: ее часто с избытком. А в том, что радикальное схождение с самим собой лежит за пределом человеческого. Поэтому полный самоанализ невозможен по определению.

«Я называю его русским фатализмом, тем фатализмом без возмущения, с каким русский солдат, когда ему слишком тяжел военный поход, ложится наконец в снег. Ничего вообще больше не принимать, не допускать к себе, не воспринимать в себя — вообще не реагировать больше... Глубокий смысл этого фатализма, который не всегда есть только мужество к смерти, но и сохранение жизни при самых опасных для жизни обстоятельствах, выражает ослабление обмена веществ, его замедление, род воли к зимней спячке».

См. «Ecce homo»

#Ницше
#проходящее

Знаменитый триптих Верещагина «На Шипке все спокойно» — хорошая иллюстрация к происходящему. Винтовки поновее, вместо Шипки Чернобаевка, но отношение все то же. И все давно привыкли. Здесь смерть всегда была лучше, чем жизнь. На этом фронте без перемен.

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.

Так пел её голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, — плакал ребёнок
О том, что никто не придёт назад.

1905

#Блок

Иначе говоря, Просвещение — это не милые рассуждения о равенстве, рационально построенной морали и справедливом общественном договоре. Просвещение — это диктатура Закона, регламентирующего, как дрочить, кого любить и во что верить. Его для вас заботливо напишут люди, живущие грезой, что их рациональность способна объять собой само Реальное. А потому именно на нем будут лежать все издержки. Ведь все ради вашего же блага.

Когда мы говорим о Просвещении, всегда следует помнить, что Энциклопедия не может существовать без гильотины, а Кант — без де Сада.

#Entwurf

«Из прежних рассуждений мы уже можем заимствовать одно утешение, что наша обида и болезненное разочарование из-за некультурного поведения наших сограждан на этой войне были неправомерны. Они основывались на иллюзии, которой мы поддались. На самом деле они опустились не так глубоко, как мы опасаемся, по­скольку они и не поднялись так высоко, как мы про них думали».

См. «В духе времени о войне и смерти», 1915.

#Фрейд

Война оказывается состоянием, освобождающим человека от необходимости лицемерить — следовать навязанной культурой норме. Для большинства людей, по мысли Фрейда, мораль поддерживается исключительно за счет подавления со стороны задающей закон инстанации. Война освобождает от этого страха наказания, что открывает простор для проживания самых архаичных влечений. Война все спишет.

Frozen Forest. Matazō Kayama

«… вот перевод, но перевод невозможен. Всегда есть нечто переведенное – пере-веденное изнутри… Речь идет не столько о той форме, которую мы называем переводом, сколько о том, что опыт перевода есть наипервейший опыт самого автора. Он переживает опыт перевода и одновременно — сопротивления ему. И он старается написать то, что могло бы сопротивляться переводу; стихотворение, которое не сопротивляется переводу, разве это стихотворение? Но только испытывая подобное сопротивление, и пишут… переживая опыт перевода как таковой. Иначе говоря, сопротивление переводу и есть опыт самого перевода, но это и опыт другого языка».

См. Философия и литература: беседа с Ж.Деррида

#Деррида

Молодая женщина и смерть (насильник). Альбрехт Дюрер, 1495

В тексте 1915 года, посвященном осмыслению опыта войны, Фрейд с горечью констатирует, что народы и государства, «великие индивиды человечества», намного более склонны к ненависти, желанию смерти в отношении Другого, чем отдельные люди. Они живут, опираясь на «самые при­митивные, самые древние и самые грубые душевные установки». Модели международных отношений, построенные в штирнеровско-шмиттовских координатах, действительно выглядят как будто более наглядными и эффективными. Ни о каком единстве, построенном на неком общем наборе ценностей, не идет и речи.

Из этой логики соотношения больших и малых индивидов рождается очевидная метафора на тему общеевропейской солидарности. Вы просыпаетесь от того, что ваш сосед по коммуналке за стеной пытается изнасиловать свою бывшую жену. Она орет, с грохотом отбивается, чем может, носится по комнате. Участковый на их разборки давно забил и не приедет, пока кто-либо не умрет. Вы, конечно, можете надеть наушники и сделать вид, что ничего не слышите. Можете записать ей аудио с самыми теплыми словами поддержки. Можете прокричать соседу через дверь, что он, если не прекратит, больше не получит от вас сигарет. Можете объявить, что вы, если все-таки случится проникновение, кинете ей свой ржавый молоток. Можете собрать других жильцов и вместе выразить осуждение. Или выразить осуждение, но заметить, что все не так однозначно, и что она, как говорят, та еще шлюха, могла сама спровоцировать своего бывшего. Словом, вы можете делать абсолютно все, что угодно: каждый субъект волен сам определять долю своего участия. Но, если вы не остановите соседа, не стоит потом удивляться тому, что буквальное насилие в вашем доме будет использоваться в качестве инструмента все чаще, а категория солидарности вскоре потеряет какое-либо значение.

#Entwurf
#проходящее

Всякая любовь — сделка.
Шкуру — за деньги.
Шкуру — за шкуру.
Шкуру — за душу.
Когда не получаешь ни того, ни другого, ни третьего, — даже такой олух-купец как я прекращает кредит.

См. записные книжки

#Цветаева

Душный мир /объектных/ отношений.

«Внезапное молчание посреди разговора вдруг напоминает нам о главном: оно показывает нам, какую цену мы вынуждены платить за изобретение слова».

См. «Признания и проклятия»

#Сиоран
#Чоран
#Entwurf

И слово, и касание амбивалентны: они притягивают, стягивают, но при этом реактуализируют разрывы. Каждое слово недостаточно точно, любое касание слишком поверхностно. Они нужны не для того, чтобы разрешить проблему, они — для того, чтобы хотя бы ненадолго забыться.

Лежа в постели, он болтал с ней о том о сем. За окном спальни шел дождь. Цветы от этого дождя, видимо, стали гнить. Ее лицо по-прежнему казалось озаренным луной. Но разговаривать с ней ему было скучновато. Лежа ничком, он не спеша закурил и подумал, что встречается с ней уже целых семь лет.

«Люблю ли я ее?» — спросил он себя. И его ответ даже для него, внимательно наблюдавшего за самим собой, оказался неожиданным: «Все еще люблю».

См. «Жизнь идиота»

#Fetzen
#Акутагава

Разгребая сохраненки, наткнулся на старый скриншот. Почему-то эта история напомнила мне ту сцену из советского фильма про Мюнхгаузена, финальный монолог, который герой произносил, стоя у веревочной лестницы: «Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезные». Так и этот мужик видится мне стоящим в дверном проеме, говорящим что-то ничего не понимающему пьяному другу и отлично знающим, что за окном нет никакой трубы.

#Entwurf

«Чего стоит жизнь распутницы, если она не открыта всем ветрам и прежде всего пустоте желания? Пьяная от удовольствия сука испытывает тщетность удовольствия более глубоко, чем нравственный аскет. ... Тщетность удовольствия является основой вещей; ее не удалось бы достичь, знай мы о ней с самого начала. Непосредственная видимость — вот удовольствие, которому тебе следует предаваться... Все — тщетно, все — обман, сам Бог сотрясение пустоты, если мы вступаем на путь желания. Желание пребывает в нас как вызов миру, который постоянно лишает желание его объекта. Желание в нас подобно смеху: обнажаясь, без конца предаваясь желанию желать, мы надсмехаемся над миром.

На эту непостижимую судьбу нас обрекает отказ принять судьбу (или невозможность это сделать). Нам остается пуститься на поиски знаков, за которые крепится пустота, поддерживающая желание. Мы можем существовать только на гребне волны, цепляясь за обломки потерпевшего крушение корабля. За малейшим расслаблением бесцветное удовольствие или скука. Мы можем дышать лишь на пределе, где раскрываются тела — вызывающая желание нагота там непристойна. Другими словами, единственная возможность, которая нам остается, — это невозможность».

См. «Алиллуйя. Катехизис Диануса»

#Батай