«Лав ю форевер!» — кричала
ты, и ноги сбивала
Ты умерла, ушла в цветы.
И было мало
Мало мы съели устриц.
И роз мы нюхали мало
Тринадцать лет, и всего-то
слез, лишь миновало...
Ай лав форевер твое лицо.
И красный волос
О если б знал я в конце
концов, что значит твой
страшный голос
А значил он вот что:
смерть в феврале,
под одеялом
Мы мало жили и ног в тепле
мне было мало.
#Лимонов
ты, и ноги сбивала
Ты умерла, ушла в цветы.
И было мало
Мало мы съели устриц.
И роз мы нюхали мало
Тринадцать лет, и всего-то
слез, лишь миновало...
Ай лав форевер твое лицо.
И красный волос
О если б знал я в конце
концов, что значит твой
страшный голос
А значил он вот что:
смерть в феврале,
под одеялом
Мы мало жили и ног в тепле
мне было мало.
#Лимонов
«Нам, кинематографистам, нужно сегодня учиться у таких педагогов, как Брейгель, Архипов, Нестеров, Корин, Леже, Ривера, у примитивистов — у них цвет был не только настроением, дополнительной эмоцией, но частью содержания. Речь идет, в сущности, о всей изобразительной культуре, которую глупо рассматривать, как некий наряд, украшение, но которая сама по себе содержательна, идеологична. Как-то я прочел прекрасный эпизод из жизни Делакруа — в общем-то известный. Некая дама предложила ему сюжет для картины: герцог Веллингтон беседует, уединившись, с князем Меттернихом. Эту сценку она наблюдала в посольстве. Делакруа, отвесив поклон, возразил: «..для истинного художника это было всего лишь синее пятно рядом с красным пятном». И тот же Делакруа, когда его спросили, какой предмет он хотел изобразить в руках воина, ответил: «Я хотел написать блеск сабли». Не саблю, а блеск сабли.
Но, нечего говорить, найти такую содержательную форму не так-то просто. Ведь художнику надо было изобразить не просто два разных пятна — красное и синее, а два конкретных, единственных в своем роде пятна, не просто блеск, а блеск сабли. Несомненно, блеск орудийного ствола, стекла, росы он изобразит иначе. Мы должны что-то узнать и в этих пятнах, и в этом блеске. Это главное. Конечно, проще было бы нарисовать (а лучше сказать, скопировать) саблю, но кто же поверит в нее? В нарисованную саблю или в нарисованных генералов?»
См. «Вечное движение»
#Параджанов
Но, нечего говорить, найти такую содержательную форму не так-то просто. Ведь художнику надо было изобразить не просто два разных пятна — красное и синее, а два конкретных, единственных в своем роде пятна, не просто блеск, а блеск сабли. Несомненно, блеск орудийного ствола, стекла, росы он изобразит иначе. Мы должны что-то узнать и в этих пятнах, и в этом блеске. Это главное. Конечно, проще было бы нарисовать (а лучше сказать, скопировать) саблю, но кто же поверит в нее? В нарисованную саблю или в нарисованных генералов?»
См. «Вечное движение»
#Параджанов
Когда философ всю свою речь строит на поэтизации войны, не стоит удивляться, что в какой-то момент война может прийти к нему в дом. Хватит ли ему мужества выдержать взгляд любимой?
Кто бы ни стоял за произошедшим, эта история — хорошее напоминание о том, что слово имеет вес. Даже в наш век переизбытка означающих. Рано или поздно с всех нас спросят за те слова, что мы говорили. А за цитаты спросят вдвойне.
#проходящее
Кто бы ни стоял за произошедшим, эта история — хорошее напоминание о том, что слово имеет вес. Даже в наш век переизбытка означающих. Рано или поздно с всех нас спросят за те слова, что мы говорили. А за цитаты спросят вдвойне.
#проходящее
Раньше людям казалось, что распространение стриминга — а до этого фотографии — приведет к тому, что ужасы войны станут слишком очевидны. Что война — по крайней мере, война внеконвенциональная, пространство чистого насилия — уйдет, останется в прошлом или сместится на дикую периферию.
Но сейчас мы видим, что происходит иной процесс. Ближе войну делает только боль — своя или близких. Медиа не приближают войну, но превращают её в плоскость — в один длинный сериал, последовательность кадров. Причем сериал инновационный, многомерный. Каждый может потреблять его так, как ему удобнее. Хочешь — смотри его как трагедию, переживай катарсис за катарсисом, хочешь — дрочи на него как на снафф-порно. Даже больше: опциональны не только жанры, тональности, но и сами сюжеты. Для одних это героическая история отстаивания права на собственную субъектность, на самостоятельное определение своей судьбы, для других — эпос о возвращении утраченного величия, для третьих — альманах зарисовок о человеческой подлости или, наоборот, доброте. Разные интерпретации даже не конфликтуют друг с другом, они буквально существуют в разных пространствах. Между вселенной Арестовича и вселенной Стрелкова нет никакого перехода, из пространства Кашина невозможно попасть в пространство «Доксы», и наоборот. Это разные миры, отделенные друг от друга разрывами. Каждый выбирает интертейтмент под себя — под уже сложившийся личный канон.
В войне участвуют, потому что не могут не участвовать. Она сама приходит в твой дом и захватывает твой взгляд. Сериал же смотрят только до тех пор, пока интересно. В этом прикол четвертой стены: ты спокоен, так как знаешь, что можешь выйти из зала в любой момент. Пули и осколки не летают через монитор. В любой момент контент можно поставить на паузу и переключиться на что-то другое. Выключил стрим, пролистал ленту, перешел на другой канал. Смотрел военкора Котенка, а сейчас странная баба готовит большой чупа чупс. Война превратилась в всего лишь еще одну из доступных категорий контента.
У этого есть два следствия: условно хорошее и условно плохое. С одной стороны, такая отстраненность делает невозможной какую-либо мобилизацию. Потому что потреблять контент и участвовать в его производстве — диаметрально противоположные позиции. С другой, это отношение делает невозможным и какое-либо сострадание. Киногерой утилитарен, и зритель в глубине души отлично знает об этом. Сострадание к нему коротко: оно улетучивается, когда на экране появляется что-то другое.
#проходящее
#Entwurf
Но сейчас мы видим, что происходит иной процесс. Ближе войну делает только боль — своя или близких. Медиа не приближают войну, но превращают её в плоскость — в один длинный сериал, последовательность кадров. Причем сериал инновационный, многомерный. Каждый может потреблять его так, как ему удобнее. Хочешь — смотри его как трагедию, переживай катарсис за катарсисом, хочешь — дрочи на него как на снафф-порно. Даже больше: опциональны не только жанры, тональности, но и сами сюжеты. Для одних это героическая история отстаивания права на собственную субъектность, на самостоятельное определение своей судьбы, для других — эпос о возвращении утраченного величия, для третьих — альманах зарисовок о человеческой подлости или, наоборот, доброте. Разные интерпретации даже не конфликтуют друг с другом, они буквально существуют в разных пространствах. Между вселенной Арестовича и вселенной Стрелкова нет никакого перехода, из пространства Кашина невозможно попасть в пространство «Доксы», и наоборот. Это разные миры, отделенные друг от друга разрывами. Каждый выбирает интертейтмент под себя — под уже сложившийся личный канон.
В войне участвуют, потому что не могут не участвовать. Она сама приходит в твой дом и захватывает твой взгляд. Сериал же смотрят только до тех пор, пока интересно. В этом прикол четвертой стены: ты спокоен, так как знаешь, что можешь выйти из зала в любой момент. Пули и осколки не летают через монитор. В любой момент контент можно поставить на паузу и переключиться на что-то другое. Выключил стрим, пролистал ленту, перешел на другой канал. Смотрел военкора Котенка, а сейчас странная баба готовит большой чупа чупс. Война превратилась в всего лишь еще одну из доступных категорий контента.
У этого есть два следствия: условно хорошее и условно плохое. С одной стороны, такая отстраненность делает невозможной какую-либо мобилизацию. Потому что потреблять контент и участвовать в его производстве — диаметрально противоположные позиции. С другой, это отношение делает невозможным и какое-либо сострадание. Киногерой утилитарен, и зритель в глубине души отлично знает об этом. Сострадание к нему коротко: оно улетучивается, когда на экране появляется что-то другое.
#проходящее
#Entwurf
Мы не молоды. Но и не стары.
Мы не мертвые. И не живые.
Вот мы слушаем рокот гитары
И романса «слова роковые».
О беспамятном счастье цыганском,
Об угарной любви и разлуке,
И — как вызов бокалы — с шампанским
Подымают дрожащие руки.
За бессмыслицу! За неудачи!
За потерю всего дорого!
И за то, что могло быть иначе,
И за то — что не надо другого!
1949
#Иванов
Все ещё самый русский призыв из всех возможных.
Мы не мертвые. И не живые.
Вот мы слушаем рокот гитары
И романса «слова роковые».
О беспамятном счастье цыганском,
Об угарной любви и разлуке,
И — как вызов бокалы — с шампанским
Подымают дрожащие руки.
За бессмыслицу! За неудачи!
За потерю всего дорого!
И за то, что могло быть иначе,
И за то — что не надо другого!
1949
#Иванов
Все ещё самый русский призыв из всех возможных.
Душа мира
Вечной
тучкой несется,
улыбкой
беспечной,
улыбкой зыбкой
смеется.
Грядой серебристой
летит над водою —
- лучисто-
волнистой
грядою.
Чистая,
словно мир,
вся лучистая —
золотая заря,
мировая душа.
За тобой бежишь,
весь
горя,
как на пир,
как на пир
спеша.
Травой шелестишь:
«Я здесь,
где цветы...
Мир
вам…»
И бежишь,
как на пир,
но ты —
Там...
Пронесясь
ветерком,
ты зелень чуть тронешь,
ты пахнёшь
холодком
и, смеясь,
вмиг
в лазури утонешь,
улетишь на крыльях стрекозовых.
С гвоздик
малиновых,
с бледно-розовых
кашек —
ты рубиновых
гонишь букашек.
1902
#Белый
Вечной
тучкой несется,
улыбкой
беспечной,
улыбкой зыбкой
смеется.
Грядой серебристой
летит над водою —
- лучисто-
волнистой
грядою.
Чистая,
словно мир,
вся лучистая —
золотая заря,
мировая душа.
За тобой бежишь,
весь
горя,
как на пир,
как на пир
спеша.
Травой шелестишь:
«Я здесь,
где цветы...
Мир
вам…»
И бежишь,
как на пир,
но ты —
Там...
Пронесясь
ветерком,
ты зелень чуть тронешь,
ты пахнёшь
холодком
и, смеясь,
вмиг
в лазури утонешь,
улетишь на крыльях стрекозовых.
С гвоздик
малиновых,
с бледно-розовых
кашек —
ты рубиновых
гонишь букашек.
1902
#Белый
Stoff
Various Artists – Какой-то паукан
Внезапно самым интересным исполнением этого стихотворения оказывается парт Славы КПСС в композиции «Какой-то паукан» от группы «Ежемесячные». Парт практически полностью составлен из фрагментов «Души мира», но сделано это таким образом, что Слава не просто исполняет текст Белого, а развивает его, придает ему дополнительное измерение.
Часть строчек выпадает, некоторые слова почти невозможно разобрать на слух, но это не ощущается как потеря: все возмещено насыщенным звучанием. Именно через него раскрывается определяющий для символистской поэзии фантазм слияния. Единственное слово извне стихотворения — «бирюзовый» — появляется в последней строчке парта. Эта вставка позволяет достичь максимальной концентрации фантазма: цвета — то, благодаря чему человек способен различать границы объектов, отделять внутреннее от внешнего — смешиваются, очертания Я уходят и оно тает, растворяется в всеобщей полноте. И ты либо выключаешь запись через пару секунд, либо тонешь в ней.
«И жизнь моя скоморошья утонет в пучине снов».
#Entwurf
#СлаваКПСС
Часть строчек выпадает, некоторые слова почти невозможно разобрать на слух, но это не ощущается как потеря: все возмещено насыщенным звучанием. Именно через него раскрывается определяющий для символистской поэзии фантазм слияния. Единственное слово извне стихотворения — «бирюзовый» — появляется в последней строчке парта. Эта вставка позволяет достичь максимальной концентрации фантазма: цвета — то, благодаря чему человек способен различать границы объектов, отделять внутреннее от внешнего — смешиваются, очертания Я уходят и оно тает, растворяется в всеобщей полноте. И ты либо выключаешь запись через пару секунд, либо тонешь в ней.
«И жизнь моя скоморошья утонет в пучине снов».
#Entwurf
#СлаваКПСС
«Ни мужчина, ни женщина, ни ребенок, ни старик не имеют ни морального, ни физического права предавать свою семью, клан, воинское подразделение, народ и человека, с которыми (которым) они связаны узами крови, постели, духовного содружества, воинского или идеологического товарищества.
Так как в мире идет постоянная война всех против всех, подобное предательство должно расцениваться как Каиново, Иудино деяние. Совершивший (ая) его, достоин (а) страшнейшего презрения и физической либо моральной кары и адских мук. Ибо своим предательством он принес верившим в него и любившим его тягчайшие муки и космическую тоску. И выбил из-под ног их веру в преданность, выбил навсегда, как табурет из-под ног осужденного на повешение. И тот остался висеть, не дотягиваясь до земли, но и не в небе, навсегда.
В реальной жизни только сверхчеловек имеет мужество для выполнения этой Заповеди. Беда с людьми не в том, что они плохи, — лишь часть людей негативны от рождения, но в том, что люди ужасающе слабы. Предают они от слабости».
См. «Анатомия героя»
#Лимонов
#Entwurf
Сам факт наличия подобного призыва — это буквальная констатация того, что в любой человеческой коммуникации всегда уже присутствует аспект предательства и измены. И Лимонову это было отлично известно. Будь реалистом — требуй невозможного.
Почти всегда все равно или поздно упирается в выбор: либо ты предаешь чьи-то ожидания, либо позволяешь себя заживо сожрать.
Так как в мире идет постоянная война всех против всех, подобное предательство должно расцениваться как Каиново, Иудино деяние. Совершивший (ая) его, достоин (а) страшнейшего презрения и физической либо моральной кары и адских мук. Ибо своим предательством он принес верившим в него и любившим его тягчайшие муки и космическую тоску. И выбил из-под ног их веру в преданность, выбил навсегда, как табурет из-под ног осужденного на повешение. И тот остался висеть, не дотягиваясь до земли, но и не в небе, навсегда.
В реальной жизни только сверхчеловек имеет мужество для выполнения этой Заповеди. Беда с людьми не в том, что они плохи, — лишь часть людей негативны от рождения, но в том, что люди ужасающе слабы. Предают они от слабости».
См. «Анатомия героя»
#Лимонов
#Entwurf
Сам факт наличия подобного призыва — это буквальная констатация того, что в любой человеческой коммуникации всегда уже присутствует аспект предательства и измены. И Лимонову это было отлично известно. Будь реалистом — требуй невозможного.
Почти всегда все равно или поздно упирается в выбор: либо ты предаешь чьи-то ожидания, либо позволяешь себя заживо сожрать.
«Желание умереть — это наиболее часто не что иное, как желание истребить себя в любви...
Посреди большого поля вырастите дуб и напишите: я тоже однажды была существом мыслящим и страдающим, меня звали Сабина Шпильрайн…»
#Шпильрайн
#Fetzen
У истока всякого мышления лежит страдание.
В августе 1942 года Сабина Шпильрайн вместе с двумя своими дочерьми была убита немцами в Змиёвской балке вместе с тысячами других евреев во время второй оккупации Ростова-на-Дону. К тому моменту трое ее братьев и муж уже были расстреляны — советской властью во время репрессий конца 30-х. В 2004 году на месте казни Шпильрайн были посажены дубы. Страдания, как и мышления, в ее жизни было с избытком.
Посреди большого поля вырастите дуб и напишите: я тоже однажды была существом мыслящим и страдающим, меня звали Сабина Шпильрайн…»
#Шпильрайн
#Fetzen
У истока всякого мышления лежит страдание.
В августе 1942 года Сабина Шпильрайн вместе с двумя своими дочерьми была убита немцами в Змиёвской балке вместе с тысячами других евреев во время второй оккупации Ростова-на-Дону. К тому моменту трое ее братьев и муж уже были расстреляны — советской властью во время репрессий конца 30-х. В 2004 году на месте казни Шпильрайн были посажены дубы. Страдания, как и мышления, в ее жизни было с избытком.
Не знаю, как в ремейке от Netfix, а в оригинальном шоу телепузики существовали в абсолютно шизофреническом мире.
«Героями сериала являются четыре плюшевых существа с антеннами на головах и телемониторами в животах: Тинки-Винки, Дипси, Ляля и По. Основные их занятия — играть, танцевать, есть пузи-блинчики и пузи-творожок и запивать их пузи-сливками. Кроме телепузиков в сериале появляются пылесос Ну-Ну, солнце с лицом младенца и закадровый голос, отдающий телепузикам распоряжения».
Вероятно, потому шоу и было таким популярным у целевой аудитории. Между мышлением психотических больных и мышлением маленьких детей (а также, гипотетически, архаическим мышлением древних людей) имеется структурное подобие.
Параноидный психоз Тинки-Винки. Правда телепузикам, в отличие от реальных больных, практически всегда очень кайфово.
#проходящее
«Героями сериала являются четыре плюшевых существа с антеннами на головах и телемониторами в животах: Тинки-Винки, Дипси, Ляля и По. Основные их занятия — играть, танцевать, есть пузи-блинчики и пузи-творожок и запивать их пузи-сливками. Кроме телепузиков в сериале появляются пылесос Ну-Ну, солнце с лицом младенца и закадровый голос, отдающий телепузикам распоряжения».
Вероятно, потому шоу и было таким популярным у целевой аудитории. Между мышлением психотических больных и мышлением маленьких детей (а также, гипотетически, архаическим мышлением древних людей) имеется структурное подобие.
Параноидный психоз Тинки-Винки. Правда телепузикам, в отличие от реальных больных, практически всегда очень кайфово.
#проходящее
👍2
«Весной 1937 года, когда я прогуливался в саду психиатрической больницы в городе Сибиу в Трансильвании, ко мне подошел один из ее обитателей. Мы обменялись несколькими словами, а затем я сказал ему:
— Хорошо здесь.
— Еще бы. Стоит быть сумасшедшим, — ответил он мне.
— И все же вы находитесь в своего рода тюрьме.
— Если угодно, да, но здесь живешь без всяких забот. К тому же скоро война, — вы, как и я, это знаете. А здесь спокойно. Нас не мобилизуют, и потом никто не станет бомбить сумасшедший дом. На вашем месте я бы сразу туда лег.
Взволнованный и очарованный, покинув его, я постарался разузнать о нем побольше. Меня заверили, что он действительно сумасшедший. Правда это или нет, но никто и никогда не дал мне более разумного совета».
См. «Признания и проклятия»
#Сиоран
#Чоран
— Хорошо здесь.
— Еще бы. Стоит быть сумасшедшим, — ответил он мне.
— И все же вы находитесь в своего рода тюрьме.
— Если угодно, да, но здесь живешь без всяких забот. К тому же скоро война, — вы, как и я, это знаете. А здесь спокойно. Нас не мобилизуют, и потом никто не станет бомбить сумасшедший дом. На вашем месте я бы сразу туда лег.
Взволнованный и очарованный, покинув его, я постарался разузнать о нем побольше. Меня заверили, что он действительно сумасшедший. Правда это или нет, но никто и никогда не дал мне более разумного совета».
См. «Признания и проклятия»
#Сиоран
#Чоран
👍3
«Счастливую и великую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно, когда она слаба, мала, унижена, наконец, глупа, наконец, даже порочна. Именно, именно, когда наша «мать» пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, мы и не должны отходить от нее... Но и это еще не последнее: когда она наконец умрет и, обглоданная евреями, будет являть одни кости, тот будет «русский», кто будет плакать около этого остова, никому не нужного и всеми плюнутого. Так да будет...»
См. «Опавшие листья»
#Розанов
#Entwurf
Василий Розанов яснее всех видел ветхозаветные нотки в русском национализме. Эта Мать не принимает и не понимает; она капризна и жестока, ее грудь пуста, а действия почти всегда вызывающе бессмысленны. Любовь к ней иррациональна, она требует от любящего слишком многого, ничего не давая взамен. Потому весь комплекс этих отношений слишком часто обваливается в банальное садомахохистское месиво. Сейчас это видно, вероятно, настолько же ясно, как и век с лишним назад — во время написания «Апокалипсиса нашего времени».
См. «Опавшие листья»
#Розанов
#Entwurf
Василий Розанов яснее всех видел ветхозаветные нотки в русском национализме. Эта Мать не принимает и не понимает; она капризна и жестока, ее грудь пуста, а действия почти всегда вызывающе бессмысленны. Любовь к ней иррациональна, она требует от любящего слишком многого, ничего не давая взамен. Потому весь комплекс этих отношений слишком часто обваливается в банальное садомахохистское месиво. Сейчас это видно, вероятно, настолько же ясно, как и век с лишним назад — во время написания «Апокалипсиса нашего времени».
Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: тушат пожар бензином.
#проходящее
#проходящее
Смерть страшна не неизбежностью, а, как заметил булгаковский Воланд, своей внезапностью. Еще драматичнее то, что эта внезапность необязательно локализована где-то в будущем. Событие смерти могло УЖЕ случиться. Омаева мо шиндеру: «Да ты уже мертв». Ты уже умер, просто еще не заметил этого. Продолжаешь существовать по инерции, в разрыве между символическим и реальным, как тот койот из американского мультика, который бежит в обрыв и падает только в тот момент, когда осознает, что под ним уже нет почвы. Но в какой-то — всегда неожиданный — момент символическое сблизится с реальным и все кончится.
Примерно это мы сейчас наблюдаем в России. Катастрофа УЖЕ случилась — и даже раньше, чем полгода назад. И ужас в том, что совершенно неважно, какая ситуация будет складываться на фронтах. Когда именно Украина вернет Херсон, сколько процентов Луганской области останется под контролем РФ, как далеко продвинутся ЧВК под Бахмутом, какие категории будут мобилизованы — все это уже частности, дающие позитивный или отрицательный коэффициент к скорости принятия события, которое УЖЕ наступило. Это катастрофа русского мира — того, каким он сформировался за века благодаря, а чаще вопреки российскому государству. Разрыв пространства, сотканного из мириад связей, потоков, судеб. Крах коммуникации. Россия в том или ином виде сохранится, но русского мира после всего этого уже не будет.
В этом нет ничего уникального. Совсем недавно похожую катастрофу пережил германский мир, Mitteleuropa. К 1914 году общность, связанная немецким языком, была одной из главных сил культурного влияния в Европе, раскинувшись от Рейна до Урала. Немецкий язык доминировал в городах Чехии, Венгрии, Трансильвании, Прибалтики. В одном только Поволжье были сотни немецких общин. На четверть немецким был торговый Архангельск. Германское государство предприняло две попытки превратить этот универсум в единую политическую общность. В результате этих попыток осталось лишь пепелище: Германия есть, но германского мира уже нет.
Могли ли мы сделать выводы из их катастрофы? Могли, но не сделали. Мы были слишком ослеплены победой, одержанной 77 лет назад. Позволив грезе о величии охватить нас, мы проебали то ценное, что у нас оставалось. Теперь деваться уже некуда: наступившая катастрофа пройдет по всем. Радуйтесь ей, целуйте ее в губы, воображая воскрешение и обновление, или плачьте и бегите — все это уже не имеет значения. Jedem das Seine — и свое придется пить до дна.
#проходящее
#Entwurf
Примерно это мы сейчас наблюдаем в России. Катастрофа УЖЕ случилась — и даже раньше, чем полгода назад. И ужас в том, что совершенно неважно, какая ситуация будет складываться на фронтах. Когда именно Украина вернет Херсон, сколько процентов Луганской области останется под контролем РФ, как далеко продвинутся ЧВК под Бахмутом, какие категории будут мобилизованы — все это уже частности, дающие позитивный или отрицательный коэффициент к скорости принятия события, которое УЖЕ наступило. Это катастрофа русского мира — того, каким он сформировался за века благодаря, а чаще вопреки российскому государству. Разрыв пространства, сотканного из мириад связей, потоков, судеб. Крах коммуникации. Россия в том или ином виде сохранится, но русского мира после всего этого уже не будет.
В этом нет ничего уникального. Совсем недавно похожую катастрофу пережил германский мир, Mitteleuropa. К 1914 году общность, связанная немецким языком, была одной из главных сил культурного влияния в Европе, раскинувшись от Рейна до Урала. Немецкий язык доминировал в городах Чехии, Венгрии, Трансильвании, Прибалтики. В одном только Поволжье были сотни немецких общин. На четверть немецким был торговый Архангельск. Германское государство предприняло две попытки превратить этот универсум в единую политическую общность. В результате этих попыток осталось лишь пепелище: Германия есть, но германского мира уже нет.
Могли ли мы сделать выводы из их катастрофы? Могли, но не сделали. Мы были слишком ослеплены победой, одержанной 77 лет назад. Позволив грезе о величии охватить нас, мы проебали то ценное, что у нас оставалось. Теперь деваться уже некуда: наступившая катастрофа пройдет по всем. Радуйтесь ей, целуйте ее в губы, воображая воскрешение и обновление, или плачьте и бегите — все это уже не имеет значения. Jedem das Seine — и свое придется пить до дна.
#проходящее
#Entwurf
Stoff
Смерть страшна не неизбежностью, а, как заметил булгаковский Воланд, своей внезапностью. Еще драматичнее то, что эта внезапность необязательно локализована где-то в будущем. Событие смерти могло УЖЕ случиться. Омаева мо шиндеру: «Да ты уже мертв». Ты уже умер…
В этом отношении особенно прекрасна реакция русских правых. Их занимает что угодно — злорадство над чудачествами леволибералов, нытье из-за клипа Оксимирона или поста Пугачевой, обмен азовцев, — но не разворачивающаяся на их глазах агония русского мира. Очень не люблю использовать психоаналитические термины для описания макропроцессов, но это сложно назвать чем-то кроме вытеснения. Именно вытеснения, а не отрицания: отрицание, как отмечал еще Фрейд, требует куда большей сознательности. Происходящая катастрофа просто выпадает из их поля зрения.
— Вот сейчас я у соседа комнатку отожму, перегородочку сделаю и как заживем!
— Долбоеб, у тебя квартира горит, беги ребенка спасай
#проходящее
— Вот сейчас я у соседа комнатку отожму, перегородочку сделаю и как заживем!
— Долбоеб, у тебя квартира горит, беги ребенка спасай
#проходящее