Ну и об актуальном. Госпожа политолог Е.Ш. пишет, что дворец не может быть скрытым. Ведь стены дворца - грудная клетка для трепещущего сердца государства, часть символического тела суверена. Такой объект не может быть тайным, иначе он теряет свое символическое измерение. Однако в действительности, как умолчание является частью речи (порой более важной, чем слово), так и подобное изъятие - о котором, как и о умолчании, можно узнать лишь по косвенным проявлениям - не разрушает символическое, а, наоборот, вносит в него специфические черты, структурирует его. Грудная клетка, которую видно лишь в мерцающем свете луны определенной фазы и о которой ходят лишь слухи, остается грудной клеткой. Вопрос лишь в том, что такая оправа говорит о сердце, которое вмещает.

#Entwurf

https://news.1rj.ru/str/eschulmann/3089

МОТТО

Человек
все возможные варианты белого
от красного до синего

Человек
бесчисленные варианты мягкого
от твердого до жидкого

Человек
бесконечные варианты доброго
от насилия до самопожертвования

Все явления и предметы названы криком его горла
Величины длин частей его тела стали первым масштабом вселенной

#Бурич

Фотография из серии "Россия крупным планом", А. Ануфриев

Монолог Штрассера, представляющий собой панегирик революции, из пьесы "Мой друг Гитлер" Юкио Мисимы:

"Итак, революции больше нет. Вы стали министром, Гитлер стал рейхсканцлером, а я - я удалился от дел. Каждый занял определенную позицию. Предпосылки такого расклада имелись и прежде... Просто поразительно - никто ни сном ни духом не ожидал, что революция вдруг возьмет и кончится. (С балкона доносится воркование голубей.) Голубки воркуют... Я проходил по коридору, смотрю - стол стоит, неубранный после завтрака. Дай-ка, думаю, захвачу один тост - пташек покормлю. Где он тут у меня? (Шарит в кармане.)...Ах, черт, раскрошился. (Подходит к балконной двери и кормит голубей. Рем садится в кресло.) Ишь, накинулись... Как сияет солнце! Разве во время революции бывает такое утро? Да, не думал я, что доживу до этакого безмятежного, без всякого запаха крови, утра. (Штрассер говорит оперевшись спиной о балконную ограду. Время от времени подбрасывает голубям крошек.) Этого не могло, не должно было произойти. Но в один прекрасный день началось - и все, пошло-поехало. Голуби революции летали под свист пуль, к их лапкам были прикручены листки с боевыми донесениями. Круглую белую грудку в любую минуту могла запачкать алая кровь. А что мы видим теперь? Голубки что-то такое брюзжат, ворчат и мирно поклевывают хлебные крошки... Даже дым из трубы паровоза, мчащегося по путепроводу, напоминает уже не о пороховой гари, а о костерке на пикнике. А когда проходишь под окном, на подоконнике которого хозяйка выколачивает пестрый ковер, вниз сыпятся не засохшие комья крови, а только табачный пепел да грязь с подметок. Или, скажем, бьют часы. Раньше они отстукивали кому-то последний час жизни, а теперь лишь извещают о течении времени: и золотые часы, и даже мраморные, с башни, перестали быть твердыми, они разжижились. Было время, когда женщины носили в своих кошелках вино, чтобы поить раненных бойцов революции, и тогда оно искрилось почище любого рубина. Нынче же вино стало цвета кирпича. Изрытые осколками газоны расцветали роскошными синими цветами, но вот стальных удобрений больше нет, и распускаются сплошь одни паршивые анютины глазки. А песни? Где тот особый надрыв, делавший их похожими на крик отчаяния? Синее небо, отражаясь в широко раскрытых глазах убитых, предвещало новую жизнь, теперь оно похоже на подсиненную воду в корыте для стирки. И табак утратил сладковатый привкус неотвратимой разлуки... Природа, люди, вещи потеряли наполнявшую, питавшую их силу - она ускользает между пальцами. Как воздух, как вода. А сложное сплетение наших острых как бритва нервов как-то обвисло, поистрепалось... Зато в воздухе потянуло новыми ароматами. Знакомый по прошлым годам запашок гниения, когда пригреет солнце и из-под опавшей листвы в лесу вдруг шибанет такой мерзкой тухлятиной. Это падаль, оставшаяся с прошлогодней охоты, - не отыскали псы подстреленной добычи. Гнилостное зловоние распространилось повсюду, от него человеческие пальцы теряют чувствительность, словно их поразила проказа. А ведь было время, когда эти пальцы могли нащупать путь во тьме - безо всяких дорожных указателей и фонарей. Что они могут сегодня - только ставить подпись на чеке да баб тискать. Деградация. Да, каждодневная, невидимая глазу деградация. Не сомневаюсь, Рем, что и вы очень хорошо ее ощущаете. Если настал день, когда скрипка перестает по-настоящему выдавать тремоло, когда знамя больше не изгибается на древке леопардом, когда кофе перестает закипать с той неповторимой, клокочущей яростью, когда бойница в крепостной стене становится не орудийным жерлом, а бельмом, когда не запачканная кровью листовка превращается в рекламный листок, когда сапоги уже не пахнут звериной сыростью, когда звезда утрачивает магнетизм, когда стихи перестают быть паролем... Если такой день настал, Рем, это значит, что революции конец. Революция - время белоснежных клыков, свирепых и чистых. Ослепительно белого оскала молодых ртов - и гневе, и в улыбке. Эпоха сверкающей эмали... А потом наступает эпоха десен. Сначала они красные, но постепенно лиловеют, начинают гнить..."

#Мисима

Е.Фалев о некорректности выражения "учение о бытие" применительно к М.Хайдеггеру:

"Чтобы проиллюстрировать обманный характер такого наименования, можно привести пример индийского ведантиста начала ХХ века Шри Рамана Махариши, всё учение которого сводилось к задаванию одного-единственного вопроса: "кто я?", а также к осознанию того, что ни один ответ на этот вопрос не может быть ни окончательным, ни удовлетворительным. У Раманы Махариши нет никакого "учения о Я", да, пожалуй, вообще никакого учения, кроме практического обучения движению мысли, потому было бы большой ошибкой искать у него, скажем, некую "эгологию". Аналогичным образом, хотя вопрошание о "бытии" является центральной темой для Хайдеггера, тщетны попытки исследователей искать у него некую "онтологию", а если она не выражена явно, то искать между строк и реконструировать. Вопрошание о бытии у Хайдеггера не может приводить ни к каким удовлетворительным ответам, напротив, его роль состоит в том, чтобы пробудить мышление от удовлетворенности всеми имеющимися ответами. Одного лишь "онтологического различия" недостаточно, чтобы говорить об "учении о бытии" или теории бытия...

... Хайдеггер не принимает самого понятия "установка", так как оно подразумевает искусственную "остановку" мысли, но сам принцип перспективы сохраняет у него полную силу: на различных этапах истолкования значимыми являются совершенно разные положения, и грубейшей методологической ошибкой было бы брать любое положения, не учитывая той фазы истолкования, на которой оно появляется".

См. "Эволюция метода в философии Мартина Хайдеггера"

#Хайдеггер
#Фалев

Фотография казненной З.Космодемьянской, январь 1942. Автор - С.Струнников

"С этой фотографии началась "работа траура", связанная с образом Зои Космодемьянской – молодой советской партизанки, которую схватили, пытали и казнили немецкие солдаты во время наступления на Москву в 1941 году. Фотография, сделанная Сергеем Струнниковым, впервые появилась на третьей странице газеты "Правда" 27 января 1942 года и впоследствии множество раз перепечатывалась. Поразительная красота убитой девушки, а также тревожный эротизм ее мучительного образа сделали это изображение одним из самых запоминающихся за всю историю войны. Как истолковать его? Прежде всего обращает на себя внимание эротическое содержание – особенно если учесть пресловутое "пуританство" сталинской культуры, – но оно определенно выступает в амбивалентной роли. Прекрасная юная девушка зверски убита, ее тело чудовищно беззащитно как перед зверским насилием, так и перед зимним морозом. В то же время обнаженная грудь и запрокинутая голова вызывают иные ассоциации – со всепоглощающей страстью. Амбивалентность этих двух прочтений зловеще отражается в противопоставлении правой груди Космодемьянской – целой и притягивающей вожделеющий взгляд – и левой, отсутствующей, демонстрирующей куда большую телесную обнаженность и пресекающей полет эротической фантазии. Уцелевшая грудь манит, но к ней невозможно прикоснуться, что превращает Космодемьянскую в утраченный эротический объект; отрезанная грудь напоминает об обсценном удовольствии, которое получали нацисты. У статуй Космодемьянской часто левая грудь оказывается целой, а правая – прикрыта одеждой, как будто художники используют фантазии, чтобы маскировать рану. Но подобные интерпретации – это лишь половина истории. Отсутствующая грудь может восприниматься как след мучительной страсти самой Космодемьянской, jouissance (наслаждение) болью по ту сторону удовольствия".

См. статью "Зоя Космодемьянская между истреблением и жертвоприношением"

#Платт
#Кляйн
#Лакан

Памяти моего незабвенного единственного сына В. В. Нотенберг.

Вот и лег утихший, хороший -
Это ничего -
Нежный, смешной, верный, преданный -
Это ничего.

Сосны, сосны над тихой дюной
Чистые, гордые, как его мечта.
Облака да сосны, мечта, облако…

Он немного говорил. Войдет, прислонится.
Не умел сказать, как любил.

Дитя мое, дитя хорошее,
Неумелое, верное дитя!
Я жизни так не любила,
Как любила тебя.

И за ним жизнь, жизнь уходит -
Это ничего.
Он лежит такой хороший -
Это ничего.

Он о чем-то далеком измаялся...
Сосны, сосны!
Сосны над тихой и кроткой дюной
Ждут его.

Не ждите, не надо: он лежит спокойно -
Это ничего.

1912

"В 1912 г. в Петербурге была издана вторая книга Гуро — "Осенний сон" (в нее вошли одноименная пьеса, стихи и проза), в которой нашла отражение одна из главных тем ее творчества — миф о "незабвенном В.В. Нотенберге", ее "воздушном сыне", якобы умершем во младенчестве. Гуро настолько вжилась в этот миф, что заставила поверить в это многих из своего близкого окружения. Отголоски этого мифа слышны и до сих пор — в некоторых литературоведческих работах говорится о том, что Елена Гуро — всего лишь псевдоним, а настоящее имя поэтессы — Элеонора фон Нотенберг".

Только за счет инверсии Е.Гуро удается сконструировать образ Другого, к которому она может обратить свою речь. Сын, который никогда не рождался, по самой своей сути является продолжением, которое не запятнано словом и дистанцией. Такое продолжение для Гуро оказывается онтологически более возможным, чем способный на любовь мужчина.

#Гуро
#Entwurf

Сиоран о республике и тирании:

"Ей /республике/ это претит? Дело в том, что ослепленная своим будущим губителем, она больше не верит в свои институты и не видит смысла в своем существовании. Она путается в собственных законах, а законы, защищая ее врага, настраивают ее, вынуждают ее уйти в отставку. Изнемогая от избытка собственной терпимости, она щадит противника, который не пощадит ее, дозволяет формулировать подтачивающие и разрушающие ее мифы, поддается нежным уговорам своего палача. Имеет ли она право существовать дальше, если сами ее принципы приближают ее гибель? Вот трагический парадокс свободы: посредственности, которые только и делают возможными ее проявления, не могут гарантировать ей долгую жизнь. Мы всем обязаны их ничтожеству и всё теряем из-за нее. Стало быть, они никогда не в состоянии справиться со стоящими перед ними задачами. И вот эту посредственность я ненавидел в ту пору, когда безоговорочно любил тиранов, о которых, однако, нужно сказать, что, в отличие от их карикатур (а любой демократ — это опереточный тиран), у них есть судьба, и даже слишком много судьбы. И если я исповедовал культ тиранов, то происходило это потому, что, обладая инстинктом отдавать приказы, они не опускаются ни до диалога, ни до аргументов: они приказывают, издают декреты, не снисходя до оправдания своих поступков. Отсюда их цинизм, который я ставил выше всех добродетелей и всех пороков как признак превосходства и даже благородства, который, в моих глазах, выделял их из остальных смертных. Будучи не в силах возвыситься до них делами, я надеялся достичь этого словом, практикуя софизмы и невероятный вздор: стать столь же одиозным в духовной сфере, какими они были в сфере власти, создавать вакуум с помощью слова, взорвать глагол, а вместе с ним и мир, лопнуть одновременно с тем и другим и в конце концов оказаться под их обломками! Теперь же, обманутый этими сумасбродствами и всем, что красило мою жизнь, я дошел до мечтаний о городе, являющемся чудом умеренности, управляемом командой восьмидесятилетних, слегка маразматических старцев, машинально любезных и еще достаточно трезвомыслящих, чтобы плодотворно пользоваться своей немощью, свободных от желаний, сожалений, сомнений и настолько озабоченных всеобщим равновесием и благосостоянием, что даже в улыбке они признали бы знак беспорядка или подрывной деятельности. Ныне же моя деградация столь велика, что даже демократы представляются мне чересчур амбициозными и исступленными".

См. "В школе тиранов"

#Чоран
#Сиоран

Всем известная песня "Биография" группы "Кровосток" выстроена на выявлении монотонности, обычности, которая скрывает ужасное. Аудиоформат позволяет сгустить этот привычный для постмодернистской литературы прием до каплеобразного состояния. Трек Славы КПСС "Далеко за горизонт" построен в общем-то также, что делает его своеобразным оммажем "Кровостоку". Но обыденным в нем становится уже не просто страшное, а нечто гипертрофированно гротескное, напрочь ебанутое.

При этом "Биография" все равно воспринимается как более тяжелая. Она обрывается выстрелом: механизм просто внезапно останавливается и все повисает в пустоте. Герой трека "За горизонт" уродливее, но - может, потому - живее. Сама смерть его живее. Топя себя в параше, он вдохновляется образом смерти, в котором та слита с безграничной любовью. Смерть становится любовью, а любовь смертью - традиционное сочетание для русского модерна.

#Entwurf

Я разорву кустов кольцо,
Уйду с поляны.
Слепые ветки бьют в лицо,
Наносят раны.

Роса холодная течет
По жаркой коже,
Но остудить горячий рот
Она не может.

Всю жизнь шагал я без тропы,
Почти без света.
В лесу пути мои слепы
И неприметны.

Заплакать? Но такой вопрос
Решать же надо.
Текут потоком горьких слез
Все реки ада.

#Шаламов

"Я знаю уже - ползет слух, будто Лакан только-то и говорит, что король, мол, голый. Может быть, кстати говоря, имеется в виду я сам, но будем все же держаться предположения, что речь идет о моих семинарах. В них, правда, больше юмора, чем кажется моим критикам - но что именно они хотели сказать, мне знать не дано. Говоря, что король голый, я поступаю не как ребенок, рассеивающий, якобы, всеобщее заблуждение, а скорее как Альфонс Аллэ, который собирал толпы похожих на улице зычным криком: "Какой срам! Глядите на эту женщину! Она же под одеждой вся голая!". На самом деле, я не говорю даже этого.

Если король действительно голый, то как раз потому, что прикрыт одеждами - фиктивными разумеется, но для наготы его совершенно необходимыми. И по отношению к одеждам короля нагота его, как другая история Альфонса Аллэ показывает, так и останется, возможно, не вполне нагой. В конце концов, с короля можно, как с танцовщицы, содрать кожу"

См. "Этика психоанализа"

#Лакан

"Витгенштейн придумал странное слово: Vagheit. От англ.vague с немецким суффиксом –heit.. Перевести это слово крайне трудно: неясность, туманность? Всё не подходит. Японское "югэн" лучше передаёт смысл этого слова, но и сам "югэн" нелегко объяснить. Vagheit легко ощутить, если идешь по пустыне один и неясно, чем это закончится. Или, как та самая влюблённая парочка, просто приходишь посмотреть на приходящие и отходящие поезда. Верлен писал, что стихи должны быть "с хмельком". В состоянии Vagheit приоткрывается Wahrheit, истина".

1994

#Бибихин
#Витгенштейн

9

Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.

Смерть придет и найдет
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.

Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».

10

Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:
- Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.

См. "Натюрморт"

#Бродский

Ю. Кристева об атемпоральности прощения:

"Прощение аисторично. Оно разрывает связь следствий и причин, наказаний и преступлений, оно приостанавливает время поступков. В этой интемпоральности открывается странное пространство, которое не пространство дикого бессознательного (желающего и убийственного), а как раз его противоположность - его сублимация в познании причины, гармония любви, которая не отворачивается от связанного с ней насилия, а принимает его, хотя и из свой позиции. Столкнувшись с этой приостановкой времени и действий в атемпоральности прощения, мы можем понять тех, кто считает, что только Бог способен прощать. Но в христианстве приостановка преступлений и наказаний исходно является делом людей".

См. "Черное солнце"

#Кристева

"Когда Христос спустился в ад, ветхозаветные праведники — Авель, Енох, Ной — не признали его учения и не отозвались на его призыв. Они приняли его за посланца Искусителя, со стороны которого боялись подвоха. Лишь Каин и ему подобные примкнули — или же сделали вид, что примкнули, — к учению Христа, и последовали за ним, и вместе с ним вышли из ада... Так учил Маркион.

"Злодеям счастье" — кто лучше, чем этот ересиарх сумел подтвердить эту старую мысль, возражающую против идеи существования некоего милосердного или, по крайней мере, достойного уважения Творца, кто кроме Маркиона смог с такой остротой прозреть ее неопровержимость?"

См. "Признания и проклятия"

#Сиоран
#Чоран