Я говорю себе «С Новым Годом!», и, как Салтыков-Щедрин,
Страшно боюсь того, над чем смеялся всю жизнь

#Fetzen
#СлаваКПСС

В этом смысле в фильмах «Муха» Дэвида Кроненберга и «Терминатор 2: Судный день» Джеймса Кэмерона зрителю представлены два контрастирующих образа субъектности. Одна затухает, вот-вот окончательно растворится во мраке, вторая, наоборот, рождается, пробивается первым лучом рассвета.

Если для Брандла-Мухи немая просьба о смерти — последний проблеск затухающей человечности, то самоубийство Терминатора — жест, свидетельствующий об обретении полноты субъектности.

#Entwurf

здравствуй мишенька
тебе сегодня сорок
как и мне
то что умер ты неправда
это морок
это черный творог родины
в окне
влезем на рожон с тобой
любезный
райского потрогать карася
это нас уже
разучивает бездна
но еще
не выговаривает вся
мы пройдем обочиной истории
через чахлой речи пустыри
это ты
без легкого который и
это я
без тяжести внутри


Демьян Кудрявцев

Хлопуша:

Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.

Я три дня и три ночи искал ваш умёт,
Тучи с севера сыпались каменной грудой.
Слава ему! Пусть он даже не Пётр!
Чернь его любит за буйство и удаль.

Я три дня и три ночи блуждал по тропам,
В солонце рыл глазами удачу,
Ветер волосы мои, как солому, трепал
И цепами дождя обмолачивал.

Но озлобленное сердце никогда не заблудится,
Эту голову с шеи сшибить нелегко.
Оренбургская заря красношерстной верблюдицей
Рассветное роняла мне в рот молоко.

И холодное, корявое вымя сквозь тьму
Прижимал я, как хлеб, к истощённым векам.
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека.

#Есенин
#Entwurf
#проходящее

Мало, что лучше, чем начало монолога Хлопуши из поэмы «Пугачев» Есенина, иллюстрирует тезис, что насилию, чтобы быть желанным, не нужны какие-либо прагматические обоснования. Чаще всего в моменте оно ценно само по себе, а вся рационализация, если и происходит, то уже постфактум.

Почему-то именно эти мысли навевают новости из Казахстана.

Романс для Анны

Звякнет узда, заартачится конь.
Вспыхнет зарница степного пожара.
Лязгнет кольцо. Покачнется огонь.
Всхлипнет младенец, да вздрогнет гитара.

Ах, догоняй, догоняй, догоняй...
Чья-то повозка в степи запропала.
Что же ты, Анна, глядишь на меня?
Значит - не я... Что ж так смотришь устало?

Что же ты, Анна, - цыганская кровь! -
Плачешь раскрытыми настежь глазами?
Стол собери, да вина приготовь:
Будем смеяться и плакать над нами.

Боже мой, смейся. Я смех пригублю.
Горестный смех твой - единственный яд мой.
Плач, Боже мой. Я другую люблю.
Вечно, до смерти, всю смерть безвозвратно.

Боже мой, плачь, - это я отворял
В ночь ворота и гремел на пороге.
Что-то искал: что давно потерял,
И не в конце, а в начале дороги.

Ну, догоняй, догони мой фургон.
Что же ты, Анна, так смотришь ей-Богу?
Вознегодуй на постылый закон
И разверни за оглобли дорогу.

Боже мой, смейся - легла колея
Под колесо так привычно и странно...
Пыль в пол степи - это, видимо, я,
Женщина плачет - то, видимо, Анна.

#Жуков

Сам Геннадий Жуков исполнял свое стихотворение так. Еще есть кавер от Шыма из «Касты». Текст там несколько искажен, перестроен под другой ритмический рисунок, но общее настроение неизбежного прощания, разрыва с привычным и даже родным, удалось сохранить.

Геннадий Жуков был одним из организаторов поэтической «Заозерной школы». В 1989 году его стихи были опубликованы в культовом сборнике «Весть» — в том самом, в котором впервые была опубликована поэма «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева.

Хвои

Не надо.
Не просите.
Не будет елки.
Как же
в лес
отпустите папу?
К нему
из-за леса
ядер осколки
протянут, чтоб взять его,
хищную лапу.

Нельзя.
Сегодня
горящие блестки
не будут лежать
под елкой
в вате.
Там —
миллион смертоносных осок,
ужалят,
а раненым ваты не хватит.

Нет.
Не зажгут.
Свечей не будет.
В море
железные чудища лазят.
А с этих чудищ
злые люди
ждут:
не блеснет ли у окон в глазе.

Не говорите.
Глупые речь заводят:
чтоб дед пришел,
чтоб игрушек ворох.
Деда нет.
Дед на заводе.
Завод?
Это тот, кто делает порох.

Не будет музыки.
Рученек
где взять ему?
Не сядет, играя.
Ваш брат
теперь,
безрукий мученик,
идет, сияющий, в воротах рая.

Не плачьте.
Зачем?
Не хмурьте личек.
Не будет —
что же с того!
Скоро
все, в радостном кличе
голоса сплетая,
встретят новое Рождество.

Елка будет.
Да какая —
не обхватишь ствол.
Навесят на елку сиянья разного.
Будет стоять сплошное Рождество.
Так что
даже —
надоест его праздновать.

1916

#Маяковский

Контакты

Мы сидим
улыбаемся
улыбками юродивых
влюбленных

Как унизительно не понимать другого
Сидим улыбаемся
Говорим через вакуум
расстояние
стекло
эпоху

Начинаешь не верить что
рюмка — рюмка
лампа — лампа

Все безымянно

Сидим
улыбаемся

Я бессилен проникнуть в его микрокосм
и заметил
что начинаю его изучать как биолог
комиссионер
охотник

Я на концерте иностранной речи
Мне больно
Моя голова набита канцелярскими скрепками латинских литер

#Бурич
#Entwurf

Жак Лакан как-то заметил, что сексуальных отношений не существует. Но не стоит обольщаться: в этом смысле невозможен любой контакт, не только сексуальный. Именно об этом верлибр Владимира Бурича: говоря даже с самыми родными людьми, мы неизбежно отталкиваем или, если сказать грубее, насилуем — втискиваем их в пространство своих ожиданий, замещаем их собственными конструктами. И очень хорошо, если мы хотя бы держим этот факт в голове. В этом парадоксальность человеческих отношений: они конституируются отчуждением.

Как в прошедшем грядущее зреет,
Так в грядущем прошлое тлеет —
Страшный праздник мертвой листвы.           

#Fetzen
#Ахматова

«Формула гласила: любить – значит давать то, чего не имеешь, и не давать то, что имеешь. Я не буду возвращаться к причинам, по которым я эту формулу вам сообщил, но верьте, что это именно так, и пользуйтесь этой формулой как ключом, как маленькой подъемной площадкой, которая, стоит вам дотронуться до нее рукой, немедленно поднимает вас на нужный этаж, даже если вы в ней ничего не поняли — впрочем, оно и лучше, если вы в ней ничего не поняли. Любить — значит давать нечто кому-то, кто может то, о чем идет речь, как иметь, так и не иметь, но в любом случае даете вы то, чего у вас заведомо нет. В то время как собственно давать — тоже означает давать, но давать то, что у вас есть. В этом вся разница».

См. «Образования бессознательного»

#Лакан

Любовь ускользает от символизации/объективации. Потому приходиться буквально трахать язык, чтобы говорить о том, что по определению лежит по ту его сторону.

Дмитрий Ольшанский в статье для словаря психоанализа применительно к лакановскому определению любви приводит несколько цитат. Одна из них — Жан-Люка Нанси:

«Определение любви у Лакана — любить — значит давать то, чего не имеешь — это христианское определение, то есть определение невозможного. Мы хорошо понимаем это определение и можем согласить с ним, даже не будучи христианаными. Но что это значит, давать то, чего не имеешь? — Это, естественно, значит давать не то, что я могу иметь, то есть ничего из того, что может принадлежать мне, ничего из того, что можно взять и отдать другому. То есть давать ни какую-то вещь и ни самого себя. Опять же, если бы я мог отдать себя, это значило бы, что я сам принадлежу себе как вещь. То есть это определение говорит нам, что любовь состоит в том, чтобы отдавать ничто, то, что вообще не относится к вещам, не относится к объектам, если угодно, но относится к субъектам. Для меня это определение значит давать другому то, что ни при каких обстоятельствах не может стать моей собственностью, как, например, моя собственная персона, то есть давать то, что находится по ту сторону или за пределами самого субъекта. По-немецки можно сказать, что смысл любви в заброшенности самого себя. Любовь представляет нам всю невозможность быть самим собой».

#Нанси
#Лакан

Можно начинать с этого каждое утро.

И видел я: затеплил свечи
Плакучий вереск по сугорам,
И ангелы, златя убором
Лохмотья елей, ржавь коряжин,
В кошницу из лазурной пряжи
Слагали, как фиалки, души.
Их было тысяча на суше
И гатями в болотной води!..
О Господи, кому угоден
Моих ресниц улов зловещий?
А Выго сукровицей плещет
О пленный берег, где медведь
В недавном милом ладил сеть,
Чтобы словить луну на ужин!
Данилово — котел жемчужин,
Дамасских перлов, слезных смазней,
От поругания и казни
Укрылося под зыбкой схимой, —
То Китеж новый и незримый,
То беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал,
С Ветлуги Пров да тетка Фекла,
Великороссия промокла
Под красным ливнем до костей
И слезы скрыла от людей,
От глаз чужих в глухие топи.
В немеренном горючем скопе
От тачки, заступа и горстки
Они расплавом беломорским
В шлюзах и дамбах высят воды.
Их рассекают пароходы
От Повенца до Рыбьей Соли,—
То памятник великой боли,
Метла небесная за грех
Тому, кто, выпив сладкий мех
С напитком дедовским стоялым,
Не восхотел в бору опалом,
В напетой, кондовой избе
Баюкать солнце по судьбе,
По доле и по крестной страже...

См. «Разруха»

#Клюев

Николай Клюев многим отталкивает. Своей нарочитой народностью, из которой он вылепил бренд и степень пошлости которой отмечали еще современники, своим увлечением большевистской мутью, наконец, тем, что, как говорят, отказал Есенину в разговоре, когда тот прибежал к своему бывшему учителю в последний день своей жизни.

Однако Клюев умер поэтом. Когда редактор «Известий» и «Нового мира» Гронский лично выразил ему возмущение по поводу неформатности материала, тот ответил, что отказывается писать «нормальные» стихи. В октябре 1937 Клюева расстреляли под Томском.

Степень серьезности отношения к человеку в наше время выражается в том, дослушиваете ли вы до конца его голосовые.

#проходящее

В дополнение к письму.

#Дягилева

Напоминание о том, что от ужасного нас отделяет только очень тонкий ледок. И никогда не знаешь, когда именно и где он треснет. Реальность хрупка и обрушивается она именно тогда, когда этого совсем не ждешь. Например, в какой-нибудь обычный праздничный вечер.

#проходящее

«Напрасно говорить, что высота была только в прошлом. Если мы не видим ее в настоящем, то не увидим нигде и никогда».

См. «Возвращение отцов»

#Бибихин

Кристева отмечала, что у речи есть два измерения: символическое, связанное с грамматикой и логикой дискурса, и семиотическое, непосредственно раскрывающее аффективность через стилистику, ритмику и тональность.

Иными словами, речь находит свое выражение не столько в словах, сколько в сгущениях и смещениях, пунктуации — расстановке пауз.

Может быть, именно поэтому так раздражают те, кто не способен вовремя кончить — в всех значениях этого глагола. Они вносят еще больше диссонанса в этот и без того очень хрупкий мир.

#Entwurf

последние релизы группы Аигел не становились удачными исканиями, какими были первые два альбома электронного бэнда. кто-то уже несколько разочаровался и подскинул их со счетов, но по инерции все равно прослушивал то, что выходило под их именем. этот кто-то, очевидно, — я.

когда-то это была любимая моя группа и я ожидал, что ножи с обложки пластинки 'Музыка' перекочуют на мое тело в виде татуировки, как перекочевали строчки в голову. не так давно они выпустили саунд к сериалу 'Топи' по сценарию Глуховского, а теперь записали сингл 'Кожа', также являющейся иллюстрацией, правда теперь уже аудиосериала. в нем исполнители звучат, как в старые злые. и это чувствуется лучше с каждым последующем включением нового трека.

Для меня «Музыка» — это «Снег», «Ёк-ёк», и, в первую очередь, «Две недели».

Если сам текст колыбельной, несмотря на холодное звучание, еще оставляет какую-то надежду, то клип, вышедший спустя два года после релиза альбома, расставляет все по своим местам: освобождение и единение возможны, но не на пространствах этого мира.

…Кап-кап-кап-кап – капает время из крана.
Две недели. Две недели буду я без сна —
Не усну, пока не растает страшная Далёкая страна. 
Море подошло так близко к твоей темнице,  
Море брызгается, щекочет ей прутья-ресницы,
Море щиплет ей пустые глазницы,
Вот-вот сотрёт её с лица земли любви моей игривая волна…
Пока-пока, пока, Далекая страна! 
Все последние денёчки тебе в окна злые доплюю:
Тьфу! Тьфу! О тебе я больше не пою! 
Две недели… Две недели — и мы в раю.
Тапочки — у двери,
Платьишко примерю,
Мамочки, не верю…
— Мама, две недели – это сколько минут?
— Кабы, доченька, я знала… Сколько б ни было, все остальные — наши.


#АИГЕЛ

Ящерице отрывают хвост —
Я отрываюсь сам и отрастаю в пол.
Это темный, как дерьмо
И кровь, из слов плевок
На белое, как лист,
Лицо твое.

#Fetzen
#ТотСамый

Виктор Васнецов. «Сирин и Алконост. Птицы радости и печали»