Глобальная регуляция ИИ — классическая дилемма заключенного. Все понимают риски гонки вооружений в ИИ, но для каждого отдельного государства рациональная стратегия — наращивать свой потенциал, чтобы не проиграть. Проблему усугубляет двойное назначение любой технологии: один и тот же алгоритм может оптимизировать логистику или стать инструментом тотальной слежки. В результате вместо глобального договора мы видим фрагментацию на три блока: попытки регулирования в ЕС (которые зачастую сводятся к экстра-налогу на корпорации), рыночный подход США и модель госконтроля Китая. Грань между защитой и цензурой становится политической — взгляните на последние инициативы Великобритании.

Количественный прогноз в футурологии вытесняется качественной интерпретацией и формированием гипотез. Когда ИИ отвечает на вопрос «что возможно?», человек анализирует последствия второго и третьего порядка: социальные, экономические, политические и культурные сдвиги, которые запускает технология. Преимущество футуролога — его методологическая позиция: в отличие от ИИ, он не связан предвзятостью обучающей выборки. В идеале он не ангажирован интересами бенефициаров и стремится к позиции, где нет места ни технологическому оптимизму, ни пессимизму, — только анализу системных рисков и возможностей, поиску слабых сигналов в информационном шуме. Это требует уникальных человеческих качеств, недоступных для машин: фантазии для генерации радикально новых сценариев и серендипности для обнаружения неочевидных связей между дисциплинами.

Наконец, возникает неизбежный политический вопрос: если ИИ может смоделировать множество вариантов будущего, как мы контролируем выбор сценария? У каждого варианта есть мощные бенефициары — корпорации и государства, стремящиеся реализовать выгодный им образ будущего. Роль футуролога здесь — деконструировать эти сценарии, вскрывая, кто выигрывает и кто проигрывает. Так происходит переход от пассивного прогнозирования к активному содействию в осознанном выборе будущего, возвращению обществу агентности и контроля над своей траекторией развития в условиях борьбы интересов.

Технологический суверенитет становится центральной ареной геополитики. Контроль над стеком технологий (чипы, данные, платформы) формирует техно-империи, построенные как в слиянии технологического гиганта и власти, так и вследствие уверенного превращения бигтехов в квази-государства. В первом случае корпорации действуют как инструменты внешней политики (санкции через деплатформинг), государства — как лоббисты и гаранты безопасности своих технологических чемпионов. Во втором — у корпорации появляются частные военные компании для защиты цепочек поставок редкоземельных элементов, а миллиарды пользователей фактически становятся гражданами экосистем. Так что глобальная политика — игра гибридных акторов, где государственная и корпоративная власть неразделимы и с каждым годом будут появляться новые акторы, вплоть до самостоятельного сильного ИИ.

Импортеры и российские производители с каждой единицы товара. На первом этапе — за электронику: смартфоны, ноутбуки, светотехнику и другую аппаратуру. На втором этапе — за сами компоненты и модули, «техническую начинку». Новый сбор коснется тех категорий товаров, где доля отечественных производителей невысока, но конкретных цифр пока нет.

Средства планируется направлять на поддержку отечественной радио- и микроэлектроники для защиты и укрепления «технологического суверенитета». Сбор будет рассчитываться на единицу продукции; из неофициальных источников известно, что верхняя граница составит 5 тысяч рублей. Минфин внесет поправки в Налоговый кодекс, а администрировать и распределять средства будет Минпромторг через отдельного оператора.

В глобальном контексте Россия встраивается в текущий тренд: США, ЕС, Китай активно вкладываются в электронику и чипы через субсидии, налоговые льготы и прямые бюджетные программы. Однако если они в основном идут путем бюджетных субсидий и налоговых льгот, то Россия делает ставку на отдельный целевой сбор с рынка техники, из которого потом будут субсидироваться предприятия.

Экономически это будет специфический тарифный сбор, который одновременно повышает издержки бизнеса и конечные цены, а затем перераспределяет собранные средства в пользу выбранной отрасли. Причем это тариф, который будут платить и «свои», и «чужие». А получателем выплат от сбора частично станут те же предприятия, что его платят. То есть это еще и своеобразный налоговый вычет.

При такой конструкции значительная часть нагрузки неизбежно будет переложена на потребителя: даже при умеренных ставках рост цен на электронику может составить от 2-3% вплоть до 5-10%, особенно на смартфоны и ноутбуки средней ценовой категории. На макроуровне это означает дополнительный проинфляционный фактор, а на микро — сокращение спроса; потребители будут больше откладывать покупку новой техники, продолжать ходить со старыми устройствами, активнее ремонтировать их и покупать б/у-товары.

Для промышленности ситуация двоякая. Радиоэлектроника и микроэлектроника могут получить новый (потенциально) стабильный источник финансирования разработок и локализации производства. Но только если деньги будут распределяться согласно прозрачным критериям эффективности и экспортным результатам. Для остальных же отраслей, где электроника и компоненты являются «входом» в производственную цепочку (машиностроение, энергетика, связь), это приведет к удорожанию оборудования и технологий, а также рискам снижения конкурентоспособности, особенно на внешних рынках, пока импортную продукцию не заменят отечественные производители.