"Хмурая ночь окутала всю степь тяжёлым мраком, и в небе неподвижно стояли ещё серые облака. В одном месте их было белесоватое, странное пятно – это луна хотела пробиться сквозь тучи и не могла. Приехали к плотине.
– Стой! – сказал Тихон Павлович, вышел из телеги и посмотрел кругом. Шагах в сорока от него тёмной, угловатой кучей рисовался во мраке ночи хутор; справа, рядом с ним – запруда. Тёмная вода в ней была неподвижна и страшила этой неподвижностью. Всё кругом было так тихо и жутко. Густо одетые тенью ивы на плотине стояли прямо, строго и сурово. Где-то падали капли… Вдруг на запруду налетел ветер из рощи; вода испуганно всколыхнулась, и раздался тихий, жалобный плеск… И деревья, стряхивая сон, тоже зашумели.

Тихон Павлович посмотрел, как вода, тронутая ветром, снова засыпала, успокаиваясь постепенно, но ещё пока покрытая мелкой рябью и точно дрожавшая, посмотрел, глубоко вздохнул и пошёл к хутору, глухо бормоча:
– Жизнь… Колебание одно только… рябь.
Но его не успокаивало это, и, чувствуя себя виноватым пред всеми и пред самим собой, он остановился, взял в руки бороду, дёрнул себя за неё, качнул головой и громко произнёс:
– Старый ты чорт, Тишка!.."

М. Горький. Тоска

"Прошло лето, настала дождливая осень. Две недели лил дождь, почти не переставая, а когда на несколько часов затихал — отовсюду поднимались дымчатые холодные туманы. Прошел раз снег большими белыми хлопьями, прилег на минуту белым разорванным ковром на зеленой еще траве и тотчас же растаял, — и стало еще мокрее, еще холоднее. В больнице уже с пяти часов зажигали огонь, а весь день стоял холодный сумрак, и деревья за окном уныло размахивали ветвями, словно стряхивали с себя последние мокрые листья. От непрерывного шума дождя по железной крыше, от сумрака и отсутствия развлечений больные беспокоились, чаще страдали припадками и постоянно на что-нибудь жаловались..."

Л. Андреев. Призраки

Твои очи, сестра, остеклели:
Остеклели — глядят, не глядят.
Слушай! Ели, ветвистые ели
Непогодой студеной шумят.

Что уставилась в дальнюю просинь
Ты лицом, побелевшим, как снег.
Я спою про холодную осень,—
Про отважный спою я побег.

Как в испуге, схватившись за палку,
Крикнул доктор: «Держи их, держи!»
Как спугнули голодную галку,
Пробегая вдоль дальней межи —

Вдоль пустынных, заброшенных гумен. Исхлестали нас больно кусты.
Но, сестра: говорят, я безумен;
Говорят, что безумна и ты.

Про осеннюю мертвую скуку
На полях я тебе пропою.
Дай мне бледную, мертвую руку — Помертвевшую руку свою:

Мы опять убежим; и заплещут
Огневые твои лоскуты.
Закружатся, заплещут, заблещут, Затрепещут сухие листы. Я бегу… А ты?

А. Белый

"Видимо, именно эта бросающаяся в глаза связь со словом "кость" породила наиболее типичное представление о внешнем облике Кощея - крайне худого, скелетообразного человека. И мало кто знает, что в древнерусском языке слово "кощей" также имело значение "отрок" и "пленник". Кажется странным, что одним и тем же словом обозначались такие разные понятия. Существует ли между ними сходство? Да, оно состоит хотя бы в том, что оба - и отрок, и пленник - не являются полноценными членами общества".

"Можно так же предположить, что свойство бессмертия означает вечную молодость Кощея, то есть он вечный отрок, а вовсе не вечный старик. Об этом , кстати, говорит явно демонстрируемая в сказках его сексуальная активность..."

"О том, что Кощей во многих сказках не худосочный и слабосильный старик, а богатырь, обладающий огромной силой, свидетельствует то, что он способен поднимать меч в пятьсот пудов; от его дыхания герои-воины как комары летят; он может биться в течение целого дня. ...
В древнерусском языке "кош" ("куш", "кошт", "кощ") было связано не только с понятием худобы ("сух телом"), но также и судьбы - через бросание жребия для определения воли верховных божеств. Славянская богиня Макошь (Мокошь) - Мать Судьбы. Слово "кощуны" обозначало вид мифологических сказаний волхвов, посвященных богам и предкам - судьбоносных, пророческих вирш, которые с приходом христианства были объявлены дьявольскими. Отсюда происходит и "кощунствовать", т.е. говорить что-то, несоответствующее представлениям христианской церкви об истинах мира".

"Почему же этот персонаж одновременно еще и пленник? На этот вопрос тоже отвечают сказки: например, в "Марье Моревне" впервые мы встречаемся с ним в этом положении, т.е. прикованным крепкими цепями в чулане. Впрочем, этот "пленник" довольно быстро освобождается. Но Кощей ведь еще и Бессмертный. На первый взгляд тут содержится явный парадокс: будучи представителем царства мертвых - он сам смерти не подвластен. Для понимания сути воплощения в нем принципа жизни в сказочном мире следует вспомнить, что жизнь есть высшее, наиболее организованное состояние вещества с наименьшей энтропией. Но живое существо, уничтожающее порядок, сеющее смерть и разрушение, увеличивает энтропию, становится агентом неживого, при этом еще более страшным, чем просто мертвое. Являясь по внешним, формальным признакам живым, это существо по внутреннему содержанию таковым не является".

И.В. Вачков, А.Е. Наговицын, В.И. Пономарев. Жила-была Баба Яга: психологические и культурологические аспекты образа.