у HBO в этом году были ужасные сериалы (дегенеративный «Отыграть назад»), сериалы, претендующие на стилистическую и тематическую радикальность («Я могу уничтожить тебя»), дорогие, но, кажется, мало кого всерьез трогающие шоу («Темные начала»-2), изобилие тревожных доков, но не было, пожалуй, ничего страннее «Индустрии».
вроде бы — uniform-драма, герои которой говорят на языке журнала The Economist. немного — фантазия о жизни молодых банкиров, которым приписывается неистощимая сексуальная энергия: нет, этих молодых людей и девушек не назовешь снежинкам, тающими от неосторожного слова в твиттере.
при этом чем дальше, тем миражнее становится основная интрига (кого из стажеров возьмут на постоянную работу): сюжетные пробуксовки забавно рифмуются с безуспешными попытками главных белых персонажей заняться сексом в традиционном понимании. собственно, на отсутствие символической пенетрации и жалуются зрители, которые добрались до финала: что хотели сказать авторы, оставив своих герои в странной полупозиции?
думается, в этой драматургической нерешительности и состоит депрессивная ирония создателей «Индустрии». банковский сектор, работники которого заняты торговлей абстракциями, — микромодель современного глобального мира. в этой логике «борьба с мужчинами в прокуренных кабинетах» — не более чем новый товар на финансово-идеологических рынке, но кто бенефициар этих сделок, остается загадкой — или, точнее, никакой загадкой не является.
все это не бог весть какое прозрение, но с точки зрения нынешних общих мест «Индустрия» — это почти диверсия: может быть, поэтому HBO в итоге ее так скомкано показал и поскорее поставил в сетку спецэпизод «Эйфории» — беззубую проповедь, одобрительное поглаживание по голове.
вроде бы — uniform-драма, герои которой говорят на языке журнала The Economist. немного — фантазия о жизни молодых банкиров, которым приписывается неистощимая сексуальная энергия: нет, этих молодых людей и девушек не назовешь снежинкам, тающими от неосторожного слова в твиттере.
при этом чем дальше, тем миражнее становится основная интрига (кого из стажеров возьмут на постоянную работу): сюжетные пробуксовки забавно рифмуются с безуспешными попытками главных белых персонажей заняться сексом в традиционном понимании. собственно, на отсутствие символической пенетрации и жалуются зрители, которые добрались до финала: что хотели сказать авторы, оставив своих герои в странной полупозиции?
думается, в этой драматургической нерешительности и состоит депрессивная ирония создателей «Индустрии». банковский сектор, работники которого заняты торговлей абстракциями, — микромодель современного глобального мира. в этой логике «борьба с мужчинами в прокуренных кабинетах» — не более чем новый товар на финансово-идеологических рынке, но кто бенефициар этих сделок, остается загадкой — или, точнее, никакой загадкой не является.
все это не бог весть какое прозрение, но с точки зрения нынешних общих мест «Индустрия» — это почти диверсия: может быть, поэтому HBO в итоге ее так скомкано показал и поскорее поставил в сетку спецэпизод «Эйфории» — беззубую проповедь, одобрительное поглаживание по голове.
удивительная — унизительная — история: Маша Нестеренко сообщает, что Леонид Юзефович попросил сайт «Горький» удалить ее рецензию на роман «Филэллин» из-за того, что она содержит — содержала — спойлеры.
текст, который помнит кэш.
титаны, так нельзя.
UPD: в итоге оригинальный пост удален из-за того, что комментаторы перешли на личности, конфликт, насколько можно судить, иссяк, и только ретранслятор чувствует себя, как русский писатель Олег Кашин, разглядывающий одно там свидетельство о смерти. выводов нет.
текст, который помнит кэш.
титаны, так нельзя.
UPD: в итоге оригинальный пост удален из-за того, что комментаторы перешли на личности, конфликт, насколько можно судить, иссяк, и только ретранслятор чувствует себя, как русский писатель Олег Кашин, разглядывающий одно там свидетельство о смерти. выводов нет.
«Горький»
Любитель греков в потоке истории
О новом романе Леонида Юзефовича «Филэллин»
кириенков
1931-2020. осиротели
1993 год, офицер британской разведки Дэвид Корн Уэлл (sic!) ревизует демократическую Россию; «как дорого тут быть богатым!».
via Татьяна Пономарева
via Татьяна Пономарева
на прошлой неделе издательница Саша Шадрина обнаружила, что всероссийски теперь известная Елизавета Кривоногих читает «I Love Dick» Крис Краус. сегодня— ДЕГ. если вскорости в инстаграме Елизаветы Владимировны (?) появится «Муравечество», «К философии» (О событии), ну или хотя бы Оушен Вуонг, даже последний, думается, скептик уверует — Россия будет свободной.
🤓1
в воспитательных целях следовало бы сказать, что спор Александра Иванова и Сергея Шаргунова о русской литературе (2013 году, The-Village, мелькнул недавно в «Утопии») совсем не устарел: издатель советует отечественным авторам подучиться думать и чувствовать, писатель говорит, что для него «книга Романа Сенчина «Елтышевы» дороже и важнее, чем сотни теоретических трудов тиражом в 100 экземпляров, которые можно приобрести в интеллектуальном магазине». за прошедшие семь лет — при, в целом, доминировании семейно-реалистического нормкора — по счастью, появилось несколько вполне популярных текстов второй, после «чем», категории, но изменения происходят недостаточно радикально. на смену Литтеллу пришла Лэнг (а вместо Терехова — видимо, проапгрейдивший себя Елизаров), и тем не менее дихотомия удручающе актуальна. три любимые цитаты из материала, которым время ничего не сделало — только пролило на них дивный пророческий свет.
«Это не вопрос смерти, это вопрос места в современной культуре. Разговоры от лица божественного, трансцендентного начала — это дикий олдфэшн. Это — к «деревенщикам», к покойникам. Там, среди великих мертвецов, можно затеять этот разговор. Но сегодня, когда писатели говорят, как Шишкин, «ко мне постучался роман» — просто хочется блевать, если честно. Какой к тебе роман постучался? Давай-ка без вот этой мути. Давай мы тебя будем сравнивать с тем, что творится на всей территории современной культуры».
«Для меня есть умная форма — ум, связанный с чувственно-ритмическим компонентом. Мне неинтересно читать русскую беллетристику не потому, что она Хайдеггера не знает, а потому, что она обращается ко мне как к глупому собеседнику. Она не хочет, чтобы я тоньше чувствовал или точнее что-то видел. Современная беллетристика не образована не только мозгом, но и телом. Бог с ним, с мозгом — мозг можно временно отключить. Но есть некая пластика тела, ритмичность, чувство формы. Это очень высокоинтеллектуальные вещи, на мой взгляд. И их, конечно, не хватает, потому что не ради них современная русская литература делает то, что она делает».
«Мне кажется, ситуация в русской литературе сейчас настолько утрамбована, что нужно ждать новых авторов с совершенно с другой территории. Все эти приборы, тарелки и блюда, которые называются современной русской прозой, — это все театральная инсталляция, бутафория, которая может быть сдвинута со стола одним талантливым жестом — на уровне раннего Саши Соколова или Венедикта Ерофеева».
«Это не вопрос смерти, это вопрос места в современной культуре. Разговоры от лица божественного, трансцендентного начала — это дикий олдфэшн. Это — к «деревенщикам», к покойникам. Там, среди великих мертвецов, можно затеять этот разговор. Но сегодня, когда писатели говорят, как Шишкин, «ко мне постучался роман» — просто хочется блевать, если честно. Какой к тебе роман постучался? Давай-ка без вот этой мути. Давай мы тебя будем сравнивать с тем, что творится на всей территории современной культуры».
«Для меня есть умная форма — ум, связанный с чувственно-ритмическим компонентом. Мне неинтересно читать русскую беллетристику не потому, что она Хайдеггера не знает, а потому, что она обращается ко мне как к глупому собеседнику. Она не хочет, чтобы я тоньше чувствовал или точнее что-то видел. Современная беллетристика не образована не только мозгом, но и телом. Бог с ним, с мозгом — мозг можно временно отключить. Но есть некая пластика тела, ритмичность, чувство формы. Это очень высокоинтеллектуальные вещи, на мой взгляд. И их, конечно, не хватает, потому что не ради них современная русская литература делает то, что она делает».
«Мне кажется, ситуация в русской литературе сейчас настолько утрамбована, что нужно ждать новых авторов с совершенно с другой территории. Все эти приборы, тарелки и блюда, которые называются современной русской прозой, — это все театральная инсталляция, бутафория, которая может быть сдвинута со стола одним талантливым жестом — на уровне раннего Саши Соколова или Венедикта Ерофеева».
пока ко мне едет, или плывет, или летит «Тоннель» Уильяма Гэсса (спасибо «Пыльце», которая в этом сюжете выступает в роли сводни), Издательство Ивана Лимбаха наконец назвало дату выхода «Я/сновидений Набокова» Геннадия Барабтарло: январь 2021 года. вопрос, доколе дизайнеры будут представлять чужое сознание как закрученную лестницу, едва ли получит удовлетворительный ответ, — но ведь не могут же Максим Балабин и Владимир Вертинский рисовать все книжные обложки в стране. от себя же добавим, что русская версия, по всей вероятности, не столько продукт механического автоперевода (со всеми, должно быть, умопомрачительными оборотами), сколько версия, еще один подход к теме; интересно будет сравнить Insomniac Dreams 2017 года — и это.
Сулим, Семеляк, Бекбулатова, Пронченко, Черных, Кириенков — с удивлением обнаружил свою фамилию в списке претендентов на звание журналиста года; тронут; учитывая, что номинирован за публикации на «Полке» — заслуга прежде всего их.
www.kp.ru
Лучший журналист 2020 года по версии Олега Кашина
Шубинский про ОБЭРИУтов, Бурас про Стругацких, Сенников про Бунина, Кашин про Леонова, Шаргунов про Рейна — вышла онлайн-версия спецпроект журнала «Юность» «История Русской Литературы», в которой есть и мой небольшой текст про позднего Толстого; хочется однажды привести эти идеи в более стройную форму.
нечто вроде итогов: несколько коротких замечаний о фильмах и сериалах, которые оставили после себя след или воронку; которые взволновали, разозлили, покорили. очень условно — по нарастающей.
«Довод»
Наиболее гармоничный фильм одного из самых претенциозных режиссеров XXI века. Выдающийся пролог, бессмысленная мешанина ближе к развязке, а между — два часа с Вашингтоном и Паттинсоном, которые штурмуют небоскреб в Мумбаи, гоняют по Таллину и в финале, кажется, застывают в шаге от поцелуя; чем не прогресс.
«Индустрия»
Стажеры крупного лондонского банка как призраки усталого капитализма. Сериал, в котором ничего не происходит, — потому что ровно так и выглядит вечное настоящее.
«Душа»
Первые сорок минут ты смотришь шедевр о том, как принимать смерть, потом — хороший мультфильм о том, зачем жить. Отсюда — легкое чувство досады: с такой грандиозной завязкой можно было улететь в космос, а в итоге остаешься на Земле — собирать осеннюю листву.
«Чики»
Бать, дай на каравай: сериал-молитва, сериал-заговор, сериал-стенание. Трагикомедия про глубинный народ, которому патриархат и собственное ротозейство мешают эх-прокатиться. Надеемся, Варвара Шмыкова уже заработала все деньги мира и скоро вернется на съемочные площадки.
«В чужой шкуре»
Компактный сай-фай о том, что сознание современного человека — проходной двор: сначала тебе туда закачивают баннеры с кнопкой «7 дней бесплатно», потом твоими руками непременно стиснут чье-то горло.
«Я могу уничтожить тебя»
Правильный, но не плоский, зычный, но не превращающийся в митинг — возможно, самый убедительный результат эксперимента по инкорпорации активистской повестки в тело «лондонского текста».
«Охота»
Голубая кровь против красного пояса: сеанс саморазоблачения либерального умника Дэймона Линделофа, для удобства аудитории представленный в виде хоррора. Наверное, это могло быть острее, точнее, смешнее, но, в принципе, и так — крайне поучительно.
«Лаверс Рок»
Танцевальный хит, приглянувшийся тем, кого раздражает поздний Ноэ и кто так и не может посмотреть последнего, вероятно, Кешиша. Фильм, который по понятным причинам нравится глобальной Марье Алексевне, — это бесит, но не отменяет его редких достоинств.
«Никогда редко иногда всегда»
Аккуратный, сдержанный фильм о старшекласснице и ее подруге, которые едут на аборт. Некоторую скупость интонации можно принять за отсутствие амбиций, но, может быть, эта экономность изобразительных средств и располагает к себе зрителя.
«Женщина, которая убежала»
Мой первый Сан-су. Гениальное равнодушие к правилам — и абсолютная завороженность чужой речью. Кино, которое обращается в слух.
«Маленькие женщины»
Инди-отличница Грета Гервиг экранизирует центральную книгу американского фем-канона так, что довольны и радикальные товарки, и те, кто не верит в то, что счастье можно построить по универсальным лекалам.
«Довод»
Наиболее гармоничный фильм одного из самых претенциозных режиссеров XXI века. Выдающийся пролог, бессмысленная мешанина ближе к развязке, а между — два часа с Вашингтоном и Паттинсоном, которые штурмуют небоскреб в Мумбаи, гоняют по Таллину и в финале, кажется, застывают в шаге от поцелуя; чем не прогресс.
«Индустрия»
Стажеры крупного лондонского банка как призраки усталого капитализма. Сериал, в котором ничего не происходит, — потому что ровно так и выглядит вечное настоящее.
«Душа»
Первые сорок минут ты смотришь шедевр о том, как принимать смерть, потом — хороший мультфильм о том, зачем жить. Отсюда — легкое чувство досады: с такой грандиозной завязкой можно было улететь в космос, а в итоге остаешься на Земле — собирать осеннюю листву.
«Чики»
Бать, дай на каравай: сериал-молитва, сериал-заговор, сериал-стенание. Трагикомедия про глубинный народ, которому патриархат и собственное ротозейство мешают эх-прокатиться. Надеемся, Варвара Шмыкова уже заработала все деньги мира и скоро вернется на съемочные площадки.
«В чужой шкуре»
Компактный сай-фай о том, что сознание современного человека — проходной двор: сначала тебе туда закачивают баннеры с кнопкой «7 дней бесплатно», потом твоими руками непременно стиснут чье-то горло.
«Я могу уничтожить тебя»
Правильный, но не плоский, зычный, но не превращающийся в митинг — возможно, самый убедительный результат эксперимента по инкорпорации активистской повестки в тело «лондонского текста».
«Охота»
Голубая кровь против красного пояса: сеанс саморазоблачения либерального умника Дэймона Линделофа, для удобства аудитории представленный в виде хоррора. Наверное, это могло быть острее, точнее, смешнее, но, в принципе, и так — крайне поучительно.
«Лаверс Рок»
Танцевальный хит, приглянувшийся тем, кого раздражает поздний Ноэ и кто так и не может посмотреть последнего, вероятно, Кешиша. Фильм, который по понятным причинам нравится глобальной Марье Алексевне, — это бесит, но не отменяет его редких достоинств.
«Никогда редко иногда всегда»
Аккуратный, сдержанный фильм о старшекласснице и ее подруге, которые едут на аборт. Некоторую скупость интонации можно принять за отсутствие амбиций, но, может быть, эта экономность изобразительных средств и располагает к себе зрителя.
«Женщина, которая убежала»
Мой первый Сан-су. Гениальное равнодушие к правилам — и абсолютная завороженность чужой речью. Кино, которое обращается в слух.
«Маленькие женщины»
Инди-отличница Грета Гервиг экранизирует центральную книгу американского фем-канона так, что довольны и радикальные товарки, и те, кто не верит в то, что счастье можно построить по универсальным лекалам.
«Эмма.»
Фильм, который начинается как еще одна утомительная британская экстраваганца (Билл Найи в откровенной цирковой роли), а заканчивается так, что заказываешь ПСС Джей Остин. Лучшая роль Ани Тейлор-Джой в этом году.
«Рами»
Миллениал казнит миллениалов, которые вечно ищут себя, когда это уже неприлично. С «Рами» я стал чуть меньше тосковать по «Мастеру не на все руки».
«Тайная жизнь»
Раз в несколько лет Терренс Малик доказывает существование Бога с помощью дорогой видеоаппаратуры. Когда-нибудь его причислят к лику святых — во всяком случае, с KPI у классика явно получше, чем у РПЦ/РКЦ.
«Корона», 4-й сезон
Еще десять часов с Виндзорами — несчастными и малоприятными, в целом, людьми, которые не слышат ни страну, ни друг друга. Андерсон в роли Тэтчер, пожалуй, слишком старается, а вот Коррин — Диана прямо идеальная.
«Манк»
Самый личный — и самый политический — проект Финчера, в котором чудится борьба не с конкретными государственными деятелями и информационными практиками, а с киноиндустрией, левеющей и правеющей в зависимости от конъюнктуры. Кажется, именно поэтому этот удивительный фильм получит только утешительно-технические награды на «Оскаре».
«Король Стейтен-Айленда»
Вроде бы — классический, по знакомым уже шаблонам, Апатоу: чудила со странной мечтой и резкими шутками учится брать на себя ответственность. Внутри — нежный фильм про то, что у душевных проблем можешь быть и географическое решение. Сцена ограбления — истерика года.
«Лучше звоните Солу», 5-й сезон
Лучшее новое телевидение в этом году, которое позволило тысячам людей по всему миру пережить Первый Карантин. Серия в пустыне — шедевр, Рэй Сихорн — официально великая.
«Неограненные алмазы»
Главный фильм эпохи беттингов и капперов. Кино, которое отказывается жить на ренту и каждые десять минут двигает все свои фишки в центр стола.
«Безумцы»
Ретроспектива года: 100 примерно серий о том, как река времен в своем стремленьи — нет, не уносит, конечно, а меняет, обтачивает, придает свою собственную форму всем делам людей. Лучшая экранизация прозы Джона Чивера из возможных.
«Сопрано»
Запоздалое открытие года: драма про чувствительного борова, вырождающуюся нью-йоркскую мафию и нацию прозака. Телеэпос, за который Дэвид Чейз достоин Нобелевской премии по литературе.
Фильм, который начинается как еще одна утомительная британская экстраваганца (Билл Найи в откровенной цирковой роли), а заканчивается так, что заказываешь ПСС Джей Остин. Лучшая роль Ани Тейлор-Джой в этом году.
«Рами»
Миллениал казнит миллениалов, которые вечно ищут себя, когда это уже неприлично. С «Рами» я стал чуть меньше тосковать по «Мастеру не на все руки».
«Тайная жизнь»
Раз в несколько лет Терренс Малик доказывает существование Бога с помощью дорогой видеоаппаратуры. Когда-нибудь его причислят к лику святых — во всяком случае, с KPI у классика явно получше, чем у РПЦ/РКЦ.
«Корона», 4-й сезон
Еще десять часов с Виндзорами — несчастными и малоприятными, в целом, людьми, которые не слышат ни страну, ни друг друга. Андерсон в роли Тэтчер, пожалуй, слишком старается, а вот Коррин — Диана прямо идеальная.
«Манк»
Самый личный — и самый политический — проект Финчера, в котором чудится борьба не с конкретными государственными деятелями и информационными практиками, а с киноиндустрией, левеющей и правеющей в зависимости от конъюнктуры. Кажется, именно поэтому этот удивительный фильм получит только утешительно-технические награды на «Оскаре».
«Король Стейтен-Айленда»
Вроде бы — классический, по знакомым уже шаблонам, Апатоу: чудила со странной мечтой и резкими шутками учится брать на себя ответственность. Внутри — нежный фильм про то, что у душевных проблем можешь быть и географическое решение. Сцена ограбления — истерика года.
«Лучше звоните Солу», 5-й сезон
Лучшее новое телевидение в этом году, которое позволило тысячам людей по всему миру пережить Первый Карантин. Серия в пустыне — шедевр, Рэй Сихорн — официально великая.
«Неограненные алмазы»
Главный фильм эпохи беттингов и капперов. Кино, которое отказывается жить на ренту и каждые десять минут двигает все свои фишки в центр стола.
«Безумцы»
Ретроспектива года: 100 примерно серий о том, как река времен в своем стремленьи — нет, не уносит, конечно, а меняет, обтачивает, придает свою собственную форму всем делам людей. Лучшая экранизация прозы Джона Чивера из возможных.
«Сопрано»
Запоздалое открытие года: драма про чувствительного борова, вырождающуюся нью-йоркскую мафию и нацию прозака. Телеэпос, за который Дэвид Чейз достоин Нобелевской премии по литературе.
let them all talk: совершенно не понимаю, как можно, согласившись участвовать в затее «Полки» по составлению списка списков русской литературы XXI века, всерьез сетовать на результаты, иронизировать над «адмятиной», переживать из-за того, какая в итоге сложилась картина. единственная и важнейшая, по-моему, задача этого материала — попробовать составить карту смерчей, все более и более широких воронок, которые засасывали квалифицированных читателей совсем разного склада; наложить друг на друга частные пристрастия — и посмотреть, в каких местах они совпадают.
разбирая получившуюся сотню, можно прийти к нескольким противоположным выводам. что эти двадцать лет — эра «Шубиной». или — что «НЛО». что все современные романы написали Сорокин и Иванов. что русский роман — ничто в сравнении с русским рассказом (Байтов, Горбунова), филологией и критикой (Барскова, Дашевский) или твитом (Ильянен, Гаспаров). что русскую литературу пишут либералы. что русскую литературу пишут сталинисты. что русская литература живет в Москве. что русская литература бежит из Москвы. что в русской литературе нет женщин. что лучший русский писатель — женщина. что бы я ни думал про топ-10, топ-5, топ-3, у меня нет ощущения гомогенности, какого-то единого, отрицающего другие прочтения нарратива, который предлагает «Полка». точнее, не она, а буквально те, кто ответил на предложение редакции своим списком. или — и это тоже фактор — не ответил ничего.
ну и любопытно сравнить этот материал с сотней лучших романов по версии «Афиши», опубликованной в 2014 году. набор экспертов местами совпадает; тем интереснее обозначить казусы — то, чего мы недосчитались в версии 2020 года. выносим за скобки Ильянена, Лимонова, Улицкую, Петрушевскую (представленных другими текстами) — и записываем: «Аномалия Камлаева» и «Блуждающее время» (номинировал Феликс Сандалов), «Воскресенье в Третьем Риме» (номинировала Катя Морозова), «Грачи улетели» и «Синяя кровь» (номинировал Евгений Водолазкин), «Дорога обратно» (номинировал Александр Архангельский), «Каменные клены» (номинировал Кирилл Кобрин), «Мрак твоих глаз» и «Огненное погребение» (номинировал Георгий Мхеидзе), «Плясать до смерти» (номинировал Дмитрий Быков), «Румянцевский сквер» (номинировал Михаил Котомин), «Я — чеченец!» (номинировал Алексей Цветков).
означает ли это, что тексты не прошли проверку временем, а их авторы — упустили шанс попасть в вечность? или что та же судьба ждет тех, кого (команда знатоков уже публикует свои частные списки, но, как я понимаю, будет и отдельный материал) выбрали Степанова, Скидан или Горбачев и кто не пробился в сотню? конечно, нет — но сама эта яростная реакция показывает, что список «Полки» воспринимается не как всего-лишь-медиана, но как рескрипт, некоторое окончательное высказывание, которому будто бы нечего противопоставить на страницах других медиа или блогов — ну, кроме ернических комментариев про «фикшн фаллологомосковской выдержки». с чем редакцию, наверное, можно поздравить.
разбирая получившуюся сотню, можно прийти к нескольким противоположным выводам. что эти двадцать лет — эра «Шубиной». или — что «НЛО». что все современные романы написали Сорокин и Иванов. что русский роман — ничто в сравнении с русским рассказом (Байтов, Горбунова), филологией и критикой (Барскова, Дашевский) или твитом (Ильянен, Гаспаров). что русскую литературу пишут либералы. что русскую литературу пишут сталинисты. что русская литература живет в Москве. что русская литература бежит из Москвы. что в русской литературе нет женщин. что лучший русский писатель — женщина. что бы я ни думал про топ-10, топ-5, топ-3, у меня нет ощущения гомогенности, какого-то единого, отрицающего другие прочтения нарратива, который предлагает «Полка». точнее, не она, а буквально те, кто ответил на предложение редакции своим списком. или — и это тоже фактор — не ответил ничего.
ну и любопытно сравнить этот материал с сотней лучших романов по версии «Афиши», опубликованной в 2014 году. набор экспертов местами совпадает; тем интереснее обозначить казусы — то, чего мы недосчитались в версии 2020 года. выносим за скобки Ильянена, Лимонова, Улицкую, Петрушевскую (представленных другими текстами) — и записываем: «Аномалия Камлаева» и «Блуждающее время» (номинировал Феликс Сандалов), «Воскресенье в Третьем Риме» (номинировала Катя Морозова), «Грачи улетели» и «Синяя кровь» (номинировал Евгений Водолазкин), «Дорога обратно» (номинировал Александр Архангельский), «Каменные клены» (номинировал Кирилл Кобрин), «Мрак твоих глаз» и «Огненное погребение» (номинировал Георгий Мхеидзе), «Плясать до смерти» (номинировал Дмитрий Быков), «Румянцевский сквер» (номинировал Михаил Котомин), «Я — чеченец!» (номинировал Алексей Цветков).
означает ли это, что тексты не прошли проверку временем, а их авторы — упустили шанс попасть в вечность? или что та же судьба ждет тех, кого (команда знатоков уже публикует свои частные списки, но, как я понимаю, будет и отдельный материал) выбрали Степанова, Скидан или Горбачев и кто не пробился в сотню? конечно, нет — но сама эта яростная реакция показывает, что список «Полки» воспринимается не как всего-лишь-медиана, но как рескрипт, некоторое окончательное высказывание, которому будто бы нечего противопоставить на страницах других медиа или блогов — ну, кроме ернических комментариев про «фикшн фаллологомосковской выдержки». с чем редакцию, наверное, можно поздравить.
структурная параллель, у которой не может быть ни одного разумного объяснения — ну, кроме того, что историй на свете всего четыре: соседствующие сейчас в прокате и стриминге «Душа» и «Фестиваль Рифкина» (спойлеры, спойлеры, спойлеры) заканчиваются буквально одинаково — раздираемый художественными амбициями протагонист (учитель Джо; кинокритик Морт) переживает пограничный опыт (путешествие по загробному миру; встречу со Смертью) и решает отказаться от несбыточной, очевидно, мечты (игры в джаз-бенде; сочинения достойного Джойса романа) в пользу преподавания (музыки; истории кино).
«Пусть говорят» в январе, «Ход королевы» и «Манк» (дважды) в марте, «Полночное небо» за месяц до премьеры, новые романы Хилари Мантел, Дэвида Митчелла и Таны Френч, спешлы Луи Си Кея и Ханны Гэдсби, «Берлин, Александерплац» и все, что вокруг, док про Джеффри Эпстайна, «Познание плоти», «Отравления в Солсбери», брошенная после пилота «Бортпроводница», «Чудо-женщина» 1975 года в день, когда Америка смотрела версию 2020-го, — Стивен Содерберг опубликовал традиционный список всего увиденного, прочитанного, послушанного за прошлый год, и как же хочется обнять этого зануду, который словно и не заметил окружающего хаоса — и делал то же, что и всегда: пересматривал отцов, следил за коллегами, безо всякой спеси вглядывался в то, из чего сделана современность.
а ведь, наверное, Кельвин Кранц — писатель-индустрия, сочиняющий бестселлеры за три месяца; профессионал легкого жанра, способный вместе с тем оценить и так называемую высокую прозу; ни секунды не сноб, а очень даже симпатичный, щедрый человек — это и есть представитель автора в содерберговском «Пусть говорят»? и если так — кто знает, вдруг перед нами, вот в этой буквально сцене, тизер будущего проекта СС, не чурающегося, как известно, черпать вдохновение из новостной ленты.