романное дыхание, фантастический талант забуриваться в самые неказистые вроде бы души, идеальная объективность повествования — достоинств «Сопрано» не счесть, но что насчет вот таких абсолютно непостижимых прозрений. как, объясните на милость, можно было произвольно сложить двадцать шесть букв английского алфавита — и составить имя будущего тренера московского «Спартака».
как могла бы выглядеть эта новость: популярный VOD-сервис Premier адаптировал один из лучших романов XXI века — «Каменный мост» Александра Терехова. «наконец-то», — ликующе добавляют поклонники этой книги.
как на самом деле выглядит эта новость: выдающийся русский текст о недоверии к истории, вязкости прошлого и тотальном скепсисе по отношению к «реальности» сделан по классическим НТВ-шным лекалам — лысые харизматики, прикрывающий рот Маковецкий, какой-то ни к селу ни к городу Афган. не брат ты мне, «Волк» позорный.
как на самом деле выглядит эта новость: выдающийся русский текст о недоверии к истории, вязкости прошлого и тотальном скепсисе по отношению к «реальности» сделан по классическим НТВ-шным лекалам — лысые харизматики, прикрывающий рот Маковецкий, какой-то ни к селу ни к городу Афган. не брат ты мне, «Волк» позорный.
YouTube
Волк | трейлер сериала | PREMIER
Смотри сериал c 7 декабря на PREMIER: https://bit.ly/36u459n
После неудачной спецоперации разведчик Александр Волк попадает в тюрьму арабского Востока. Спустя несколько лет генерал-майор КГБ в отставке Гольцман помогает ему выбраться из плена, но взамен…
После неудачной спецоперации разведчик Александр Волк попадает в тюрьму арабского Востока. Спустя несколько лет генерал-майор КГБ в отставке Гольцман помогает ему выбраться из плена, но взамен…
non/fiction в ближайшем от вас книжном: по приглашению «Полки» написал абзац про симпатичный сборник статей Бойда (не пропустите мощнейший биф с Долининым по поводу «американских лет»; рядом — меланхоличный, как всегда, Кобрин, непроходимый, как всегда, Ямпольский (у меня закружилась голова уже от содержания, и «...Льва» я покамест посадил на цепь), сразу две книги Левинга.
Полка
non/fiction 2020: выбор «Полки»
20 книг к концу 2020 года
ходили слухи, что для того, чтобы получить истинное удовольствие от «Манка», нужно предварительно сдать дифференцированный экзамен на знание старого Голливуда профессору Трофименкову, но я, странным образом, обошелся без этого. ну да, какие-то скандальные (и, признаться, мало кого сегодня трогающие) подробности создания одного из самых известных фильмов в истории, провокативное, должно быть, переосмысление образов знаменитых продюсеров и сценаристов, — Финчер обладает уникальной способностью подыматься над материалом (вместе с материалом) и заражать зрителя счастьем, тихим внутренним ликованием, которое он сам, вероятно, испытывает на съемках, решая перед собой же поставленные трудности и заставляя замечательных актеров сто раз кряду повторять необычайно куртуазные реплики.
выдающийся пример минус-маркетинга: Максим Немцов, за четыре с лишним месяца расправившийся с «Туннелем» Уильяма Гэсса, который екатеринбургское издательство «Гонзо» божилось выпустить до конца года, отправляет книгу на свалку литературной истории: вербиаж, упражнения из букваря для слабослышащих, критики как всегда ничего не поняли — и все-таки те, кто одолел этот талмуд, «вступают в личные отношения с текстом, негодуют, возмущаются, влюбляются в него»; не затем ли мы, в целом, и беремся за книги.
новость, от которой расширяются зрачки и учащается дыхание: Аня Тейлор-Джой сыграет в новой экранизации набоковского романа «Смех в темноте» (в девичестве — «Камера обскура»). мы вряд ли промахнемся, если предположим, что перед нами новая Марго/Магда Петерс. режиссер Скотт Фрэнк, к которому после «Гамбита» оставались серьезные довольно вопросы, обещает создать «фильм-нуар, кино внутри кино, очень непристойный замечательный триллер»; надеемся, что тень А.О. Балабанова — мечтавшего, как известно, перенести этот текст на экран, — где-то там, в потусторонности, заинтересовано хмыкнула.
I’m Writing a Novel — ну а, может, лучше I’ve Written A Short Story: самый странный год заканчивается тем, что в конце декабря выйдет сборник рассказов, один из которых написал автор этого канала; получается, беллетристический дебют, «мой первый гусь», инициация. спасибо внимательному редактору Сатеник Анастасян, которая предложила, прочитала, приняла и всей команде издательства Popcorn Books. предзаказ бумажной книги тут, электронная версия появится здесь, и, главное, не болейте.
у HBO в этом году были ужасные сериалы (дегенеративный «Отыграть назад»), сериалы, претендующие на стилистическую и тематическую радикальность («Я могу уничтожить тебя»), дорогие, но, кажется, мало кого всерьез трогающие шоу («Темные начала»-2), изобилие тревожных доков, но не было, пожалуй, ничего страннее «Индустрии».
вроде бы — uniform-драма, герои которой говорят на языке журнала The Economist. немного — фантазия о жизни молодых банкиров, которым приписывается неистощимая сексуальная энергия: нет, этих молодых людей и девушек не назовешь снежинкам, тающими от неосторожного слова в твиттере.
при этом чем дальше, тем миражнее становится основная интрига (кого из стажеров возьмут на постоянную работу): сюжетные пробуксовки забавно рифмуются с безуспешными попытками главных белых персонажей заняться сексом в традиционном понимании. собственно, на отсутствие символической пенетрации и жалуются зрители, которые добрались до финала: что хотели сказать авторы, оставив своих герои в странной полупозиции?
думается, в этой драматургической нерешительности и состоит депрессивная ирония создателей «Индустрии». банковский сектор, работники которого заняты торговлей абстракциями, — микромодель современного глобального мира. в этой логике «борьба с мужчинами в прокуренных кабинетах» — не более чем новый товар на финансово-идеологических рынке, но кто бенефициар этих сделок, остается загадкой — или, точнее, никакой загадкой не является.
все это не бог весть какое прозрение, но с точки зрения нынешних общих мест «Индустрия» — это почти диверсия: может быть, поэтому HBO в итоге ее так скомкано показал и поскорее поставил в сетку спецэпизод «Эйфории» — беззубую проповедь, одобрительное поглаживание по голове.
вроде бы — uniform-драма, герои которой говорят на языке журнала The Economist. немного — фантазия о жизни молодых банкиров, которым приписывается неистощимая сексуальная энергия: нет, этих молодых людей и девушек не назовешь снежинкам, тающими от неосторожного слова в твиттере.
при этом чем дальше, тем миражнее становится основная интрига (кого из стажеров возьмут на постоянную работу): сюжетные пробуксовки забавно рифмуются с безуспешными попытками главных белых персонажей заняться сексом в традиционном понимании. собственно, на отсутствие символической пенетрации и жалуются зрители, которые добрались до финала: что хотели сказать авторы, оставив своих герои в странной полупозиции?
думается, в этой драматургической нерешительности и состоит депрессивная ирония создателей «Индустрии». банковский сектор, работники которого заняты торговлей абстракциями, — микромодель современного глобального мира. в этой логике «борьба с мужчинами в прокуренных кабинетах» — не более чем новый товар на финансово-идеологических рынке, но кто бенефициар этих сделок, остается загадкой — или, точнее, никакой загадкой не является.
все это не бог весть какое прозрение, но с точки зрения нынешних общих мест «Индустрия» — это почти диверсия: может быть, поэтому HBO в итоге ее так скомкано показал и поскорее поставил в сетку спецэпизод «Эйфории» — беззубую проповедь, одобрительное поглаживание по голове.
удивительная — унизительная — история: Маша Нестеренко сообщает, что Леонид Юзефович попросил сайт «Горький» удалить ее рецензию на роман «Филэллин» из-за того, что она содержит — содержала — спойлеры.
текст, который помнит кэш.
титаны, так нельзя.
UPD: в итоге оригинальный пост удален из-за того, что комментаторы перешли на личности, конфликт, насколько можно судить, иссяк, и только ретранслятор чувствует себя, как русский писатель Олег Кашин, разглядывающий одно там свидетельство о смерти. выводов нет.
текст, который помнит кэш.
титаны, так нельзя.
UPD: в итоге оригинальный пост удален из-за того, что комментаторы перешли на личности, конфликт, насколько можно судить, иссяк, и только ретранслятор чувствует себя, как русский писатель Олег Кашин, разглядывающий одно там свидетельство о смерти. выводов нет.
«Горький»
Любитель греков в потоке истории
О новом романе Леонида Юзефовича «Филэллин»
кириенков
1931-2020. осиротели
1993 год, офицер британской разведки Дэвид Корн Уэлл (sic!) ревизует демократическую Россию; «как дорого тут быть богатым!».
via Татьяна Пономарева
via Татьяна Пономарева
на прошлой неделе издательница Саша Шадрина обнаружила, что всероссийски теперь известная Елизавета Кривоногих читает «I Love Dick» Крис Краус. сегодня— ДЕГ. если вскорости в инстаграме Елизаветы Владимировны (?) появится «Муравечество», «К философии» (О событии), ну или хотя бы Оушен Вуонг, даже последний, думается, скептик уверует — Россия будет свободной.
🤓1
в воспитательных целях следовало бы сказать, что спор Александра Иванова и Сергея Шаргунова о русской литературе (2013 году, The-Village, мелькнул недавно в «Утопии») совсем не устарел: издатель советует отечественным авторам подучиться думать и чувствовать, писатель говорит, что для него «книга Романа Сенчина «Елтышевы» дороже и важнее, чем сотни теоретических трудов тиражом в 100 экземпляров, которые можно приобрести в интеллектуальном магазине». за прошедшие семь лет — при, в целом, доминировании семейно-реалистического нормкора — по счастью, появилось несколько вполне популярных текстов второй, после «чем», категории, но изменения происходят недостаточно радикально. на смену Литтеллу пришла Лэнг (а вместо Терехова — видимо, проапгрейдивший себя Елизаров), и тем не менее дихотомия удручающе актуальна. три любимые цитаты из материала, которым время ничего не сделало — только пролило на них дивный пророческий свет.
«Это не вопрос смерти, это вопрос места в современной культуре. Разговоры от лица божественного, трансцендентного начала — это дикий олдфэшн. Это — к «деревенщикам», к покойникам. Там, среди великих мертвецов, можно затеять этот разговор. Но сегодня, когда писатели говорят, как Шишкин, «ко мне постучался роман» — просто хочется блевать, если честно. Какой к тебе роман постучался? Давай-ка без вот этой мути. Давай мы тебя будем сравнивать с тем, что творится на всей территории современной культуры».
«Для меня есть умная форма — ум, связанный с чувственно-ритмическим компонентом. Мне неинтересно читать русскую беллетристику не потому, что она Хайдеггера не знает, а потому, что она обращается ко мне как к глупому собеседнику. Она не хочет, чтобы я тоньше чувствовал или точнее что-то видел. Современная беллетристика не образована не только мозгом, но и телом. Бог с ним, с мозгом — мозг можно временно отключить. Но есть некая пластика тела, ритмичность, чувство формы. Это очень высокоинтеллектуальные вещи, на мой взгляд. И их, конечно, не хватает, потому что не ради них современная русская литература делает то, что она делает».
«Мне кажется, ситуация в русской литературе сейчас настолько утрамбована, что нужно ждать новых авторов с совершенно с другой территории. Все эти приборы, тарелки и блюда, которые называются современной русской прозой, — это все театральная инсталляция, бутафория, которая может быть сдвинута со стола одним талантливым жестом — на уровне раннего Саши Соколова или Венедикта Ерофеева».
«Это не вопрос смерти, это вопрос места в современной культуре. Разговоры от лица божественного, трансцендентного начала — это дикий олдфэшн. Это — к «деревенщикам», к покойникам. Там, среди великих мертвецов, можно затеять этот разговор. Но сегодня, когда писатели говорят, как Шишкин, «ко мне постучался роман» — просто хочется блевать, если честно. Какой к тебе роман постучался? Давай-ка без вот этой мути. Давай мы тебя будем сравнивать с тем, что творится на всей территории современной культуры».
«Для меня есть умная форма — ум, связанный с чувственно-ритмическим компонентом. Мне неинтересно читать русскую беллетристику не потому, что она Хайдеггера не знает, а потому, что она обращается ко мне как к глупому собеседнику. Она не хочет, чтобы я тоньше чувствовал или точнее что-то видел. Современная беллетристика не образована не только мозгом, но и телом. Бог с ним, с мозгом — мозг можно временно отключить. Но есть некая пластика тела, ритмичность, чувство формы. Это очень высокоинтеллектуальные вещи, на мой взгляд. И их, конечно, не хватает, потому что не ради них современная русская литература делает то, что она делает».
«Мне кажется, ситуация в русской литературе сейчас настолько утрамбована, что нужно ждать новых авторов с совершенно с другой территории. Все эти приборы, тарелки и блюда, которые называются современной русской прозой, — это все театральная инсталляция, бутафория, которая может быть сдвинута со стола одним талантливым жестом — на уровне раннего Саши Соколова или Венедикта Ерофеева».
пока ко мне едет, или плывет, или летит «Тоннель» Уильяма Гэсса (спасибо «Пыльце», которая в этом сюжете выступает в роли сводни), Издательство Ивана Лимбаха наконец назвало дату выхода «Я/сновидений Набокова» Геннадия Барабтарло: январь 2021 года. вопрос, доколе дизайнеры будут представлять чужое сознание как закрученную лестницу, едва ли получит удовлетворительный ответ, — но ведь не могут же Максим Балабин и Владимир Вертинский рисовать все книжные обложки в стране. от себя же добавим, что русская версия, по всей вероятности, не столько продукт механического автоперевода (со всеми, должно быть, умопомрачительными оборотами), сколько версия, еще один подход к теме; интересно будет сравнить Insomniac Dreams 2017 года — и это.
Сулим, Семеляк, Бекбулатова, Пронченко, Черных, Кириенков — с удивлением обнаружил свою фамилию в списке претендентов на звание журналиста года; тронут; учитывая, что номинирован за публикации на «Полке» — заслуга прежде всего их.
www.kp.ru
Лучший журналист 2020 года по версии Олега Кашина
Шубинский про ОБЭРИУтов, Бурас про Стругацких, Сенников про Бунина, Кашин про Леонова, Шаргунов про Рейна — вышла онлайн-версия спецпроект журнала «Юность» «История Русской Литературы», в которой есть и мой небольшой текст про позднего Толстого; хочется однажды привести эти идеи в более стройную форму.