​​Россия, которую мы потеряли: после нобелевского подкаста «Полки» прочитал давнюю статью Льва Данилкина о возможных последствиях вручения главной литературной премии мира Виктору Пелевину; дивная и, задним числом, особенно пронзительная фантазия о том, как ключевым событием российского десятилетия становится не первая Болотная и не Крым, а большой литературный праздник, — вместо которого мы получили нечитаемый роман «S.N.U.F.F.» и все остальное.

​​осенью в «Новом издательстве» выйдет новая книга Александра Долинина — надо полагать, снова в жанре «комментарии к классике». тизер первой страницы — сник, с позволения сказать, пик — из фейсбука издателя; ранний подступ ААД к теме — здесь

At a moment in which basic rights are once again imperilled, Olivia Laing conducts an ambitious investigation into the body and its discontents, using the life of the renegade psychoanalyst Wilhelm Reich to chart a daring course through the long struggle for bodily freedom, from gay rights and sexual liberation to feminism and the civil rights movement.

в издательстве Picador вышла новая книга Оливии Лэнг Everybody, и, по-моему, это удачный момент для того, чтобы почитать-уже-других-писателей; ну реально — притомила.

​​хайлайты Набоковских чтений-2021 — за организацию которых надо сказать спасибо Полине Бояркиной — по версии меня:

28 июня, 19:00: Валерий Шубинский читает лекцию о жизни и творчестве главного героя

1 июля, с 16:00: Доклад Михаила Вайскопфа о генезисе «Приглашения на казнь», Елены Толстой — о Набокове-читателе Андрея Белого, Лады Пановой — о двойной бухгалтерии «Дара»

2 июля, с 16:00: Доклад Валерия Тимофеева о Набокове и Алене Роб-Грийе и Эрика Вайскотта — о романах ВН, которые нельзя прочесть (или все же «нечитаемых»? в любом случае, мы «Аду» защищать не бросим)

2 июля, 20:00: Круглый стол «Набоков и неопределенность» с участием автора одноименной книги Присциллы Мейер, Александра Долинина, Михаила Мейлаха и Веры Полищук. работа мне совершенно не понравилась, но тема богатая

3 июля, 17:00: Евгений Белобудровский — «Набоков. 1970-е годы. Воспоминание» (что бы все это ни значило).

ну и в чем он неправ

​​если зайти сейчас в раздел «Скоро» на сайте издательства Corpus, можно увидеть кое-что вполне шокирующее: оказывается, в июле запускается серия «Весь Набоков», в рамках которой выйдут книги мастера, включая неопубликованные тексты. это не банальная републикация того, что издала в 2000-2010-е «Азбука», — ожидаем самый полных версий, истребления ошибок, а также примечаний. редактор серии — Андрей Бабиков; в его же переводе в начале 2022 года выйдет «Ада, или Отрада»; в ближайшие годы планируются новые переводы и других английских книг Набокова. будем внимательно следить за судьбой проекта: это еще не ПСС, но очень важный шаг на пути к тому, чтобы создать сколько возможно полное представление об одной грандиозной литературной карьере.

смешанные, по меньшей мере, чувства от трейлера полнометражного приквела «Сопрано». Майкл Гандольфини, уже видно, большая кастинговая удача: габитус, взгляд, мимика — отцовские. пристойный телевизионный режиссер Тейлор — не столько самостоятельная творческая единица, сколько умные пальцы при гениальном сценаристе; так и должно быть. вместе с тем по ролику складывается впечатление, что перед нами еще одно помпезное гангстерское кино — все то, что сериал Дэвида Чейза иронически деконструировал. в общем, игнорировать странно, но заранее как-то тревожно: хочется посмотреть еще несколько узорчатых снов, а не общие места почившего (будем считать, что последним выстрелил «Ирландец») жанра.

топ-уровень в литературе — это не когда автор обманывает читателя, а когда персонаж — своего создателя.

во второй главе «Поправок» Чип, только что потерпевший крах как преподаватель критической теории (лучшая ученица прямо спросила его, почему нельзя быть просто счастливым, богатым и довольным собой человеком, а не желчным интерпретатором поп-культурных знаков и символов), в одиночестве смотрит французский порнофильм Cent Ans de Cinéma Erotique, поедая подаренное студенткой печенье.

утро — самое страшное время дня для любого франзеновского протагониста: герой (обыкновенно мужчина) испытывает стыд и отчаянно борется со всем, что имеет отношение ко вчерашнему «падению»:

«Cent Ans de Cinéma Erotique он искупал в помоях, сделав, как говорится, «непожароопасным». (Так он поступал с сигаретами и немало пачек перевел, пока избавился от вредной привычки.)»

следующие несколько страниц показывают нам Чипа-победителя. он азартно проверяет рефераты и вроде бы безупречно ведет с влюбленной в него студенткой, уверенно отстраняясь от ее ласк. но потом, вернувшись домой, герой испытал сильную тоску и «вытащил Cent Ans de Cinéma Erotique из шкафа, куда именно на такой случай спрятал кассету после "купания" в раковине».

что произошло? внутри толстовского по-своему типу нарратива Франзен (доселе — автор-бог, безжалостно сканировавший прошлое Чипа, не пропуская ни одной позорной детали) позволил герою как бы втайне от себя совершить важное для сюжета действие; отвел глаза, спрятал сцену за склейкой. во фразе «на такой случай» время персонажа догояняет собственное время романа, и читатель слышит странный щелчок — не в последний раз в этой, прямо скажем, несовершенной, но очень мощной книге.

​​«Для меня Горький — такой гибрид Просперо из шекспировской "Бури" и Кончиса из "Волхва", я легко могу представить, что этот "синьор Алессио" — не просто "писатель-реалист", а маг и манипулятор, что все, что с ним самим, с его гостями и с его миром произошло — это он сам устроил, нарочно».

естественная остановка после подкаста «Полки» про главного «экшен-героя» русской литературы — трехлетней давности разговор Льва Данилкина и Павла Басинского о Горьком-медиаторе между властью и интеллигенцией и привлекательности «Матери».

есть у меня и два комментария к списку того, что у МГ особенно хорошо сохранилось сто лет спустя: да, грандиозные мемуары о Толстом (Набоков в письме Уилсону поставил им «пять с минусом» — редкая для него щедрость); с подачи покойного Н.А. Богомолова довелось прочесть горьковские рассказы 1920-х годов (в первую очередь, «Карамору» и «Голубую жизнь»), и это тоже очень хорошая, больная, параноидальная проза, прямой эфир из того же подполья, в котором жили персонажи Достоевского; умел, конечно.

​​Lost Highway, ну а, может, лучше Kashira Highway. грандиозный отчет о выходе в русский психоделический космос теперь доступен и для англоязычных читателей; автор иллюстраций — Павел Пепперштейн; требуйте в любимом московском книжном.

высокооплачиваемые американские сценаристы прознали, что «Нос», «на самом деле», не про нос, и давай неймдроппить. а «Белый лотос», в свою очередь, напоминает нам, что желчь по отношению к героям — плохое сюжетное топливо, а шарж, сведение персонажа к одной какой-то черте, — самая низкая, самая плоская форма литературы.

​​«Все сюжетные линии завершаются в конце книги с полной определенностью, но зато к финалу резко падает определенность в значении таких слов, как "любовь", "справедливость", "вина", "прощение", — точнее, падает уверенность читателя в том, что он точно понимает их значение. По ходу книги персонажи Патриции Хайсмит успевают внести свою зыбкость в самые, казалось бы, незыблемые слова; именно это ставит Хайсмит в ряд больших писателей и заставляет ее перечитывать».

из каких-то не вполне понятных мне самому видов перечитал недавнюю русскую хайсмитиану — в том числе рецензию Григория Дашевского на «Два лика января», опубликованную в 2012 году в «Коммерсанте». этот короткий текст — не манифест в том смысле, в каком им является знаменитое эссе Дашевского о «Благотворительницах» и экстремальной литературе; все тут максимально экономными средствами ведет к процитированному финальному абзацу, поднимающему обзор еще-одной-книжной-новинки на принципиально другую, зябкую высоту. не меньше последних строк в этой рецензии впечатляет, как походя, словно само собой разумеющееся, «Талантливый мистер Рипли» Энтони Мингеллы назван «неудачным фильмом»: сейчас более-менее очевидно, что это один из мастерписов «лучшего года в истории кино» — правда, совсем не в том смысле, в каком про него на днях написали.

​​«Несмотря на совершенное презрение свое к автору, Сергей Иванович с совершенным уважением приступил к чтению статьи. Статья была ужасна.

Очевидно, нарочно фельетонист понял всю книгу так, как невозможно было понять ее. Но он так ловко подобрал выписки, что для тех, которые не читали книги (а очевидно, почти никто не читал ее), совершенно было ясно, что вся книга была не что иное, как набор высокопарных слов, да еще некстати употребленных (что показывали вопросительные знаки), и что автор книги был человек совершенно невежественный. И все это было так остроумно, что Сергей Иванович сам бы не отказался от такого остроумия; но это-то было ужасно».

крякнул — как, должно быть, еще тысячи читателей, — узнав, что в новой экранизации «Анны Карениной» сыграет Александр Цыпкин, но немного подумав, готов денонсировать свою иронию. Сергей Кознышев — один из самых велеречивых персонажей романа; знаменитый на всю страну философ, отзывающийся на всякую новую тему; нелюбимый Толстым тип публичного интеллектуала, который сегодня не вылезал бы из фейсбука и распространял вокруг себя нестерпимо громкий звон. в этом смысле Цыпкин — идеальное кастинговое решение: одновременно лестное (не уверен, что он бы сдюжил тему «Опыт обзора основ и форм государственности в Европе и в России») и безжалостное — тем любопытнее, что писатель согласился сыграть ультимативного душнилу. впрочем, никто не гарантирует, что авторы адаптации сохранят смысловые акценты первоисточника.

про соцсети приходилось читать, писать и думать, что это мощнейший из созданных человеком усилитель негативных эмоций — ускоритель паники, разжигатель ненависти, — и только раз в год у тебя выдается возможность гарантированно почувствовать себя в центре теплого, ласкового торнадо: твои друзья получили уведомление о том, что сегодня твой день рождения, и есть примерно полтора дня, когда кажется, что весь мир смотрит в одну сторону. тем острее воспринимается всякое внеурочное внимание, неспрогнозированный, но, очевидно, поощряемый системой поток нежности, который забирает тебя, стоит объявить о чем-то большом и важном — например, о дитяте. можно цинично сказать, что синему монстру все равно чем питаться, и добросердечные, для разнообразия, чувства для него — что-то вроде деликатеса, но мне нравится видеть в этом абрис потенциального конфликта: одно и то же окошко в телефоне не может опустошать тебя и наполнять, и, может быть, однажды любви в нем станет много, слишком много, аварийно много, и мы услышим освобождающий хлопок.

​​радость, и слабость, и недосып, и вот это странное ощущение, что день длится 36 бесконечных часов, — у меня один только вопрос: незабвенный Николай Алексеевич Богомолов, который на семинарах рассказывал, что прочитал «В поисках утраченного времени», пока сидел с младенцем, — он это как сделал?

любимый, держись

горе тем, кто рассчитывал, что «Непобедимое солнце» станет финалом одной из самых противоречивых карьер в истории русской литературы. 26 августа, «Новая книга» (я бы, признаться, оставил название-плейсхолдер), десять как минимум текстов, которые откроются в разных местах в 00:00, — и, может быть, в этом хоре будет и наш полковник-бас.

​​новые издания «Лолиты» и «Камеры обскура» уже разъезжаются по домашним библиотекам, «Машенька», «Подвиг» и «Отчаяние» доступны для предзаказа, а куратор серии Андрей Бабиков написал подробное эссе о трудностях собирания «Набоковского корпуса». учитывая, что цель серии — опубликовать все созданное Набоковым, позволим себе составить короткий топ самых ожидаемых нами текстов — исключая совсем очевидные вещи вроде «Ады», или набросков сиквела «Память, говори», или ранних поэм.

6. Неизвестные лекции по литературе

Набоков, как известно, планировал сам опубликовать свои лекции по русской и европейской литературе, но, разбирая в 1970-е записи, остался ими крайне недоволен – что не помешало наследникам в начале 1980-х выпустить книги с дивными разборами «Госпожи Бовари», «Анны Карениной» и других шедевров. Между тем круг текстов, которым ВН посвящал свои публичные выступления, куда шире известного по трехтомнику канона. Несколько лекций о советской литературе вошли в бабиковское «Прочтение Набокова», но в архиве есть еще — как пишет Брайан Бойд, от жития святых до Ходасевича.

5. Новый перевод «Bend Sinister»

Первый после переезда в Америку роман Набокова — одно из самых сложных, темных и жестоких его сочинений, которое ставит перед переводчиком трудности уже на стадии заглавия: туманное «Под знаком незаконнорожденных» — начальное звено в цепочке неочевидных решений Сергея Ильина. Формально это политический роман о противостоянии человека и диктатуры, но гремевшие примерно в те же годы книги Кестлера или Оруэлла стоят на совсем другой полке: герои «Bend Sinister» говорят на вымышленном языке, состоящем из смеси русского и немецкого (не здесь ли Берджесс подсмотрел свой «надсат»?), ведут ученые диспуты о «Гамлете»; присутствует и типично набоковская гносеологическая ситуация, которая разрешается довольно эксцентричным образом — прямым вторжением автора в текст.

4. «Бабочки Набокова»

В 2000-м под редакцией Бойда вышла книга, содержащая незаконченную работу «Бабочки Европы», недописанный рассказ «Углокрылый адмирабль», «Второе добавление к «Дару», фрагменты набоковской прозы, посвященные бабочкам, статью профессионального лепидоптеролога Роберта Майкла Пайла, а также общий обзорный текст Бойда «Набоков, литература, лепидоптера». Русской версии «лепидоптерологического тома» необязательно следовать структуре этой книги — напротив, интересно было бы составить некий исчерпывающий волюм, в который вошла бы, кроме прочего, прорывная работа о голубянках, написанная в 1940-е.

​​3. Письма

Тут перед публикатором и редактором стоит задача обобщить сразу несколько корпусов набоковской переписки за 50 с лишним лет. Книгами вышли шесть — корреспонденция с женой, с сестрой Еленой Сикорской, с Эдмундом Уилсоном, с Иваном Буниным (внутри работы Максима Шраера об их соперничестве), с Михаилом Карповичем и «Selected Letters» 1990 года, в подготовке которой участвовал Дмитрий Набоков. Вместе с этими изданиями существует ряд важных журнальных публикаций — переписка с Ходасевичем и Берберовой, Романом Гринбергом, Глебом Струве, Мстиславом Добужинским и многими другими. Как работать с этой грудой: хронологически, тематически — или двигаться от собеседников? Каким бы ни было решение, оно создаст набоковедческий прецедент.

2. «Сквозняк из прошлого» — новый перевод «Transparent Things»

«Сквозняк...» — домашнее русское заглавие предпоследнего законченного романа Набокова; так его называют в своих работах и Бабиков с Геннадием Барабтарло. Мало кто относит эту новелетту, размером примерно с «Соглядятая», к числу лучших набоковских вещей — и мало кто готов оценить финальный этап эволюции набоковского стиля, ставшего — после искристого безумия «Бледного огня» и пышности «Ады» — очень экономным, стремительным и жаляще острым; при этом изощренность узора остается прежней, просто автору теперь хватает ста с небольшим страниц . «Transparent Things» переводили на русский Александр Долинин и Михаил Мейлах («Просвечивающие предметы»), Сергей Ильин («Прозрачные вещи») и Д. Чекалов («Просвечивающие вещи»). Автор нового подхода наверняка будет учитывать бабиковских «Арлекинов» и барабтарловскую «Лауру» — убедительно, на наш взгляд, доказавших состоятельность позднего ВН, который до самой смерти продолжал ставить смелые повествовательные эксперименты.

1. Перевод и комментарий к «Евгению Онегину»

Самый длинный и, может быть, самый скандальный набоковской текст, вызвавший в середине 1960-х замечательную межатлантическую свару и заставивший читающий по-английски мир погрузиться в тонкости величайшего русского романа в стихах. Ни над одним своим проектом Набоков не работал так интенсивно; ни один другой не шел к читателю так обескураживающе медленно. «Комментарий» вышел по-русски в 1999-м (коллективом переводчиков руководил Александр Николюкин), но назвать это издание удачным не представляется возможным — хотя бы потому что там нет самого текста перевода, этого шедевра авторского смирения: ради верности оригиналу Набоков пошел дальше, чем кто бы то ни было до него — и создал что-то замечательно угловатое и точное. Не то чтобы правильно изданный «Комментарий...» имеет шансы вытеснить Лотмана, но, может статься, в сотнях школьных и университетских сочинений наконец появятся ссылки и на этот вдохновенный, героический труд.

«Для выполнения сложных специфических чудес приходилось увеличивать число букв. Так, благодаря действию гексаграмматона «ГОЭЛРО», над Россией разлилось тусклое, но довольно устойчивое желтоватое сияние. Это один из немногих созидательных успехов — отчего-то каббалистическая магия оказалась бессильной перед экономическими задачами, что доказывает полный провал чудес, которые предполагалось совершить с помощью заклинаний типа ВСНХ, ВДНХ и тому подобных. Зато все, связанное с причинением страданий и зла, получалось великолепно — достаточно упомянуть НКВД, МГБ и КГБ».

главный текст к годовщине августовского путча — вот уже какое десятилетие.

соведу новый подкаст КиноПоиска — про все самое интересное, что появилось на видеосервисе за неделю и доступно по подписке. главный диаманд, понятно, Катя «cексуальная тварь» Карслиди. выпуски — что страшно важно в наши дни, очень короткие — будут выходить по пятницам. всем Адель Экзаркопулос!