письмо «Эксмо» о переиздании «S.N.U.F.F.» не позволяет с определенностью сказать, выйдет ли в этом году новая книга Пелевина. ее ожидание и должно, по замыслу авторов пиар-кампании, стать главным сюжетом ближайших месяцев; можно подумать, мы испытываем в них недостаток.
и все-таки — четыре сценария развития событий, от самого, на мой взгляд, желанного до самого противного.
1) пропуск хода. сатирик отдает себе отчет в том, что в этом сезоне у него нет достойной высмеивания темы; что притворяться, будто ничего не происходит, значит идти против художественной правды; что молчание и есть самый сильный его литературный жест. и если пауза между 1999 и 2003 годом была связана с поиском новой поэтики, пока обстраивалось новое культурно-политическое пространство, то невыход «свежего» в 2012-м выглядел как позиция (что, впрочем, не помешало выпустить в марте следующего года «Бэтмана Apollo», вещь куда менее обскурантистскую, чем принято считать, но отнюдь не отличавшуюся каким-то особенным тактом). кто из нас не хотел бы вернуться в 2012-й.
2) публикация книги вроде Relics — не привязанных к времени и месту рассказов; что-то адресованное прежде всего пелевиноманам. примерно так же в августе поступит ВГС с его фем-сборником короткой прозы — что бы это ни значило в случае автора афоризма про писательниц с зашитой вагиной.
3) сиквел «S.N.U.F.F.» — романа про враждующих друг с другом орков с целью производства военного порно для Офшара; как бы актуальной книги, которая в свое время ознаменовала переход Пелевина на более суконный язык. какую бы автор ни выбрал интонацию, ироничная милитари-проза про Уркаину — путь в федеральный эфир вслед за другим Пелевиным.
4) новый роман в прежней стилистике и со знакомым набором тем: нищета левой мысли, кризис капитализма, «не все так однозначно» — и несколько блесток депрессивного остроумия, из-за которых сентиментальные критики в конце августа пишут что-то сочувственное, а не пинают, пинают, пинают. не то чтобы кто-то ждет от писателей мгновенного и социально одобряемого отклика на происходящее (не за этим мы читаем художественную литературу), но в этот раз выступление в рутинном жанре будет выглядеть запредельно цинично.
и все-таки — четыре сценария развития событий, от самого, на мой взгляд, желанного до самого противного.
1) пропуск хода. сатирик отдает себе отчет в том, что в этом сезоне у него нет достойной высмеивания темы; что притворяться, будто ничего не происходит, значит идти против художественной правды; что молчание и есть самый сильный его литературный жест. и если пауза между 1999 и 2003 годом была связана с поиском новой поэтики, пока обстраивалось новое культурно-политическое пространство, то невыход «свежего» в 2012-м выглядел как позиция (что, впрочем, не помешало выпустить в марте следующего года «Бэтмана Apollo», вещь куда менее обскурантистскую, чем принято считать, но отнюдь не отличавшуюся каким-то особенным тактом). кто из нас не хотел бы вернуться в 2012-й.
2) публикация книги вроде Relics — не привязанных к времени и месту рассказов; что-то адресованное прежде всего пелевиноманам. примерно так же в августе поступит ВГС с его фем-сборником короткой прозы — что бы это ни значило в случае автора афоризма про писательниц с зашитой вагиной.
3) сиквел «S.N.U.F.F.» — романа про враждующих друг с другом орков с целью производства военного порно для Офшара; как бы актуальной книги, которая в свое время ознаменовала переход Пелевина на более суконный язык. какую бы автор ни выбрал интонацию, ироничная милитари-проза про Уркаину — путь в федеральный эфир вслед за другим Пелевиным.
4) новый роман в прежней стилистике и со знакомым набором тем: нищета левой мысли, кризис капитализма, «не все так однозначно» — и несколько блесток депрессивного остроумия, из-за которых сентиментальные критики в конце августа пишут что-то сочувственное, а не пинают, пинают, пинают. не то чтобы кто-то ждет от писателей мгновенного и социально одобряемого отклика на происходящее (не за этим мы читаем художественную литературу), но в этот раз выступление в рутинном жанре будет выглядеть запредельно цинично.
обсудили «перл американской литературы» и трудности его перевода на русский. все еще не верится, что проект состоялся — с чем мы всех причастных и поздравляем. неважно, сколько
у «Ады» будет читателей — как неважно, повлияет ли перевод Андрея Бабикова на «судьбы современного русского романа»: несколько на особенный лад настроенных умов, растревоженных этой грустной сказкой, уже достаточная аудитория.
и второй большой разговор на «Полке» на этой неделе: что нам делать с «колониальным» и «имперским» Бродским и как понимать то самое стихотворение про брехню Тараса. поэт, выступающий перед Госдепом с радикальными преложениями, как обустроить Советский Союз, — все еще идеальный питч для исторической кринж-комедии; для других времен, само собой.
у «Ады» будет читателей — как неважно, повлияет ли перевод Андрея Бабикова на «судьбы современного русского романа»: несколько на особенный лад настроенных умов, растревоженных этой грустной сказкой, уже достаточная аудитория.
и второй большой разговор на «Полке» на этой неделе: что нам делать с «колониальным» и «имперским» Бродским и как понимать то самое стихотворение про брехню Тараса. поэт, выступающий перед Госдепом с радикальными преложениями, как обустроить Советский Союз, — все еще идеальный питч для исторической кринж-комедии; для других времен, само собой.
YouTube
Подкаст «Полка» | Андрей Бабиков. Новая «Ада»
Большое событие в книжном мире: в издательстве Corpus выходит новый перевод самого объёмного и самого сложного романа Владимира Набокова «Ада, или Отрада» — результат многолетней работы набоковеда Андрея Бабикова. Лев Оборин и Игорь Кириенков поговорили с…
бывает: трейлер долгожданной «Блондинки» «тонкого и умного» Эндрю Доминика обещает очередной портрет на фоне мифа — что-то страшно консервативное по своим задачам (ах, никто не знает настоящую меня) и методам (крик в машине); закрадываются, кроме прочего, нехорошие мысли, что де Армас не очень подходит на роль Монро. а вот тизер «Оппенгеймера» «претенциозного пошляка без чувства юмора и меры» Кристофера Нолана, в котором мужчина тщательно надевает шляпу под громкую музыку, — и как-то сразу хочется переместиться в 21 июля 2023 года.
YouTube
BLONDE | From Writer and Director Andrew Dominik | Official Trailer | Netflix
Discover a life both known and unknown in this boldly imaginative film from Writer and Director Andrew Dominik that explores the complicated life of Hollywood icon Marilyn Monroe. Based on the novel of the same name by Joyce Carol Oates, Blonde, starring…
первая моя статья в «Викенде» — обзор девяти набоковских романов, написанных (или, как в случае с замечательной «Лаурой», недописанных) по-английски: один другого ярче, радикальнее, любимее; как, повторюсь, хорошо, что он не остался «пить морс в приморском сквере». был на этой неделе и отдельный текст про «Аду».
Коммерсантъ
От «Лолиты» до «Лауры»
Гид по англоязычным романам Владимира Набокова
какое упоительное кино новый «Топ Ган». не знаю, что за летную школу заканчивал Джозеф Косински (и как на получившийся продукт повлияли Круз и его постоянный сценарист/режиссер/продюсер Кристофер МакКуори), но ведь реально — высший пилотаж; фильм, который хочется взахлеб пересказывать: а как он на сверхзвуковом самолете, а вот на пляже, а какая красивая Дженнифер Коннелли, а как некринжово и трогательно сделана сцена с Килмером. неудивительно, что фильм собрал миллиард: первое желание после просмотра — купить билет на следующий сеанс. и занятно, как тут самоирония (на Мэверика орут, ставят на счетчик, выкидывают из бара, всячески подчеркивают его неадекватность моменту; обтекай, дедуля) переходит в высокий пафос: человек, который упал на Землю, не иначе. трейлер новой «Миссии» выглядит сумбурно, но давайте исходить из того, что все будет четко, — работают лучшие.
подождите. то есть вы хотите сказать, что один из переводчиков первого (советского еще, получается) издания In Cold Blood — Владимир Познер?
«Очень важный, по-моему, автор Лю Цысинь, не только для фантастики, но и для литературы в целом: до предела нестандартная, революционная философия человека, космоса и места человека в космосе. Впрочем, не читайте его в отечественных версиях, которые являются переложениями английских переложений. Читайте по-английски, а лучше выучите китайский, пригодится.
Меня поразил роман Алексея Сальникова “Оккульттрегер”. Он написан даже слишком хорошо по меркам нашего унылого момента. А главные русские прозаики из живущих, на мой взгляд, вовсе не Сорокин с Пелевиным, но Михаил Шишкин и Александр Терехов. Оба давно не публиковали ничего нового. Что с одной стороны печально, с другой же объяснимо».
не такое длинное, как хотелось бы, но все равно — занимательное интервью с Борисом Кузьминским. теги: бульдозер, Деля, обильная желтая пена.
Меня поразил роман Алексея Сальникова “Оккульттрегер”. Он написан даже слишком хорошо по меркам нашего унылого момента. А главные русские прозаики из живущих, на мой взгляд, вовсе не Сорокин с Пелевиным, но Михаил Шишкин и Александр Терехов. Оба давно не публиковали ничего нового. Что с одной стороны печально, с другой же объяснимо».
не такое длинное, как хотелось бы, но все равно — занимательное интервью с Борисом Кузьминским. теги: бульдозер, Деля, обильная желтая пена.
demagog.me
Борис Кузьминский: “Уничтожено всё живое. Остались руины и пепелище”
в 1989 году Василий Аксенов (90) написал по-английски Yolk of the Egg — роман об утраченном дневнике Достоевского, в котором описана встреча автора с Карлом Марксом за рулеткой и за которым теперь охотятся спецслужбы. Аксенов не смог найти издателя в США — собеседники нашли роман слишком сумасбродным, — и впервые книга вышла во Франции. в сентябре 1991-го вашингтонец Аксенов попал на страницы главной местной газеты: в интервью он
рассказал, как борется с соблазном автофикшена («не хочу подавать плохой пример молодым») и как решил стать «настоящим классиком» — то есть сочинить трилогию.
рассказал, как борется с соблазном автофикшена («не хочу подавать плохой пример молодым») и как решил стать «настоящим классиком» — то есть сочинить трилогию.
«Сугроб» хороший, а остальное как-то meh — на автопилоте, не приходя в сознание; категорически такое не одобряем. в первой редакции рецензия заканчивалась одой ПВО, который в этом году пропустил ход, но в понедельник оказалось, что и за этим столом идет своя партия. задача-минимум (и для Пелевина, и для всех нас) — не превратиться в шахматиста-людоеда.
Газданов, Хайсмит, Пинчон — собрал больших писателей, флиртовавших с жанром детектива и наложивших на него неповторимый отпечаток. члены небольшого, но преданного фан-клуба Александра Терехова на этой неделе узнали, что вместо нового великого русского романа сценарист «Матильды» и «Дылды» сочиняет кино про Шостаковича. что ж: может быть, вслушиваться в шум чужого времени — хороший способ пережить эпоху деградача.
Коммерсантъ
Жанр под подозрением
10 интеллектуальных детективов
Дэмьен Шазелл уже отправил человека на Луну (замечательный недооцененный фильм про мужскую депрессию, стоящую за одним из главных событий XX века), но его новое кино про Голливуд конца 1920-х выглядит эпичнее. ничего хорошего больше не ждем, но это ждем.
YouTube
BABYLON | Official Teaser Trailer (Uncensored) – Brad Pitt, Margot Robbie, Diego Calva
Always make a scene. Watch the new trailer for BABYLON starring Brad Pitt, Margot Robbie and Diego Calva. In theatres everywhere December 23. #BabylonMovie
From Damien Chazelle, Babylon is an original epic set in 1920s Los Angeles led by Brad Pitt, Margot…
From Damien Chazelle, Babylon is an original epic set in 1920s Los Angeles led by Brad Pitt, Margot…
Forwarded from зельвенский
Годар – один из нескольких человек (суеверно не стану называть остальных), про которых казалось, что они, может быть, как-то там наверху договорились; но нет.
Велик соблазн сформулировать что-то в формате его любимых лозунгов («Годар равно кино» и т.п.), но это, как любой лозунг, самообман, отказ думать дальше. Конечно, он был культурной (и поп-культурной) иконой XX века – наравне с Пикассо, Орсоном Уэллсом, Дэвидом Боуи. Конечно, он, тридцатилетний парень без формального образования, в одночасье изменил язык кино: французского, оттуда американского, оттуда везде. Но что делает его по-настоящему уникальной фигурой – то, что последовало за этим: 60 лет публичных раздумий, сомнений, покаяний. Он был Сэлинджером (который прожил те же 91), продолжившим писать не в стол.
В болдинскую осень 60-х, семь лет от «На последнем дыхании» до «Уикенда», Годар со скоростью два-три фильма в год наснимал весь свой народный канон. «Презрение», «Безумный Пьеро», «Две или три вещи...», «Банда аутсайдеров», «Маленький солдат», «Альфавилль» и т.д. – основа, понятно, программы любого киноклуба на планете. На вершине славы ушел в полуанонимный революционный агитпроп. После разочарований 70-х вернулся к более-менее «обычным» фильмам, но уже категорически не модным, регулярно освистываемым, попросту незамеченным. Параллельно его основным жанром высказывания становилось видеоэссе – формат, в котором Годар наконец чувствовал себя полностью свободным, работал до самой смерти и достиг таких глубин, где рыбы уже бесцветные. Его занимали в первую очередь история и кинематограф, две (или три – пусть третьей будет сам автор) вещи, которые для Годара слились в одну, как видно уже из названия его главной теоретической работы – восьмисерийной «Истории(й) кино».
Когда умирают великие, мы обычно грустим, что их наследие вдруг становится конечным – они не снимут, не сыграют, не напишут ничего нового. Можно утешаться тем, что в случае Годара это не так: весь корпус его работ знаком лишь горстке сектантов (а ведь остается еще Атлантида личных архивов), и даже у подкованных зрителей впереди, при желании, десятки вовсе несмотренных или виденных в полудреме часов.
Про Годара написана библиотека. По-английски рекомендую биографию-кирпич Ричарда Броуди («Everything is Cinema»). По-русски, помню, был смешной сборник под редакцией Ямпольского из начала 90-х; много писали в том же «Сеансе».
Он увлекался очень сомнительными политическими идеями, причем не только левыми, но и правыми, он был, судя по всему, довольно невыносим в частной жизни, он говорил гадости про коллег и не открывал дверь друзьям. Но он был титан, и без него будет иначе.
Еще Годар был, конечно, очень остроумным. Чтобы снизить пафос – удивительная короткометражка 1986 года, где он (весьма успешно) троллит Вуди Аллена.
Велик соблазн сформулировать что-то в формате его любимых лозунгов («Годар равно кино» и т.п.), но это, как любой лозунг, самообман, отказ думать дальше. Конечно, он был культурной (и поп-культурной) иконой XX века – наравне с Пикассо, Орсоном Уэллсом, Дэвидом Боуи. Конечно, он, тридцатилетний парень без формального образования, в одночасье изменил язык кино: французского, оттуда американского, оттуда везде. Но что делает его по-настоящему уникальной фигурой – то, что последовало за этим: 60 лет публичных раздумий, сомнений, покаяний. Он был Сэлинджером (который прожил те же 91), продолжившим писать не в стол.
В болдинскую осень 60-х, семь лет от «На последнем дыхании» до «Уикенда», Годар со скоростью два-три фильма в год наснимал весь свой народный канон. «Презрение», «Безумный Пьеро», «Две или три вещи...», «Банда аутсайдеров», «Маленький солдат», «Альфавилль» и т.д. – основа, понятно, программы любого киноклуба на планете. На вершине славы ушел в полуанонимный революционный агитпроп. После разочарований 70-х вернулся к более-менее «обычным» фильмам, но уже категорически не модным, регулярно освистываемым, попросту незамеченным. Параллельно его основным жанром высказывания становилось видеоэссе – формат, в котором Годар наконец чувствовал себя полностью свободным, работал до самой смерти и достиг таких глубин, где рыбы уже бесцветные. Его занимали в первую очередь история и кинематограф, две (или три – пусть третьей будет сам автор) вещи, которые для Годара слились в одну, как видно уже из названия его главной теоретической работы – восьмисерийной «Истории(й) кино».
Когда умирают великие, мы обычно грустим, что их наследие вдруг становится конечным – они не снимут, не сыграют, не напишут ничего нового. Можно утешаться тем, что в случае Годара это не так: весь корпус его работ знаком лишь горстке сектантов (а ведь остается еще Атлантида личных архивов), и даже у подкованных зрителей впереди, при желании, десятки вовсе несмотренных или виденных в полудреме часов.
Про Годара написана библиотека. По-английски рекомендую биографию-кирпич Ричарда Броуди («Everything is Cinema»). По-русски, помню, был смешной сборник под редакцией Ямпольского из начала 90-х; много писали в том же «Сеансе».
Он увлекался очень сомнительными политическими идеями, причем не только левыми, но и правыми, он был, судя по всему, довольно невыносим в частной жизни, он говорил гадости про коллег и не открывал дверь друзьям. Но он был титан, и без него будет иначе.
Еще Годар был, конечно, очень остроумным. Чтобы снизить пафос – удивительная короткометражка 1986 года, где он (весьма успешно) троллит Вуди Аллена.
кириенков
письмо «Эксмо» о переиздании «S.N.U.F.F.» не позволяет с определенностью сказать, выйдет ли в этом году новая книга Пелевина. ее ожидание и должно, по замыслу авторов пиар-кампании, стать главным сюжетом ближайших месяцев; можно подумать, мы испытываем в…
ну что: четвертый, похоже, вариант. не будем заламывать руки, крича «какой ужас» (но какой ужас, конечно). понятно, что «великий вбойщик» — очередной язвительный автопортрет, каким были протагонисты «S.N.U.F.F.» и «iPhuck 10». мы не знаем, кто держит автора в баночной тюрьме, но убеждены: при желании крышку можно сбить хлопком одной ладони.
ПВО и его альтернативная гражданская служба. ваш обозреватель много лет кряду искал в ежегодных положняках что-то хорошее, но в этот раз, по-моему, прямо ужасно. в конце рекомендую любимому автору перестать мучиться и завести Пелевин Плюс.
РБК.Стиль
Каким получился новый роман Пелевина «KGBT+» и стоит ли его читать
Осенью 2022 года Виктор Пелевин иронизирует над законодательством об иноагентах, атакует телеграм-каналы, которые попытались его деанонимизировать, и остро высказывается об СВО. О новом романе рассуждает Игорь Кириенков